ом увертлив, чтобы попадаться в  неуклюжие
лапы местных тюремщиков. Вспомни,  как  здорово  ты  ускользнул  от  этого
одержимого жаждой убийства легавого. Неуловимый Джимми ди Гриз, вот кто я!
И я снова смогу ускользнуть от них. Но как? Действительно, как?  Я  открыл
пиво, залпом осушил бутылку и вновь опустился на стул. Затем посмотрел  на
часы. Было уже слишком поздно появляться на улице. Рестораны уже опустели,
кинотеатры выпроводили  последних  зрителей,  и  парочки  одна  за  другой
расходились по домам. Любая одинокая фигура тут же бы  привлекла  внимание
правоохранительных органов. Тогда до утра. Я бы осмелился  выйти  на  свет
божий лучше днем, а еще лучше под дождь! Я  справился  о  прогнозе  погоды
моментально - и тут  же  опустился  на  стул.  99%  ясной  погоды.  Я  бы,
наверное, с большей радостью предпочел землетрясение или ураган.
     В конторе был ужасный беспорядок; все в  ней  выглядело  так,  словно
отражало последствия взрыва на бойне. Нужно было все прибрать.
     - Нет, Джим, тебе не нужно ничего убирать. Потому  что  полиция  рано
или поздно найдет твою контору,  и  скорее  всего  рано.  Отпечатки  твоих
пальцев присутствуют тут повсюду, и им известна твоя группа крови.  У  них
будет достаточно времени, чтобы сообразить, что с тобой произошло.
     Это по крайней мере даст им пищу для размышлений. А может,  обернется
неприятностями  для  какого-нибудь  чересчур  горячего   полицейского.   Я
развернулся на стуле, повернувшись лицом к терминалу, и набрал на мониторе
записку.  Зашелестел  принтер,  и  я  вытащил  из  него   листок   бумаги.
Замечательно!

            ДЛЯ ПОЛИЦИИ. Я БЫЛ ЗАСТРЕЛЕН ВАШИМ ОФИЦЕРОМ-УБИЙЦЕЙ,
              КОТОРОГО ВЫ НАШЛИ БЕЗ СОЗНАНИЯ. ОН ПОПАЛ В МЕНЯ.
            Я ИСТЕКАЮ КРОВЬЮ И СКОРО УМРУ. ПРОЩАЙ, ЖЕСТОКИЙ МИР.
                      Я ПОЙДУ И БРОШУ МОЕ ТЕЛО В РЕКУ.

     Я очень сомневался, что эта уловка сработает, но, может, она поставит
этого  сумасшедшего  полицейского  в  неприятное  положение.  А  остальных
привлечет к перекапыванию речного русла. На записку капнула капля крови, и
я намазал на нее еще со своих бинтов. Затем аккуратно положил ее на стол.
     Зта небольшая шалость немного взбодрила меня. Я  уселся  на  стул  и,
прикончив пиво, стал составлять план. Не оставил ли я чего  лишнего?  Нет,
все документы, которые здесь хранились, не понадобятся мне  в  будущем.  Я
отыскал одному мне известную клавишу  и  нажал  ее,  запуская  разрушающую
программу. В один миг память компьютера превратилась в бессмысленный набор
символов. Все  остальное  -  инструменты,  снаряжение,  оборудование  -  я
оставлял здесь, надеясь перенести в другое место, если потребуется.  Но  я
не собирался оставлять здесь денег. Все это очень утомляло, но  я  не  мог
позволить себе отдых, пока не будут  сделаны  последние  приготовления.  Я
натянул на забинтованные руки тонкие пластиковые перчатки и сел за работу.
Деньги находились в сейфе, так как я грабил банки и не думал  поддерживать
их открытием там своего счета. Я сложил их все  в  портфель  обыкновенного
делового человека. Он оказался только наполовину  заполненным,  поэтому  я
доложил его  микроинструментами,  которые  мне  могли  понадобиться.  И  в
оставшееся свободным место я запихнул столько одежды, сколько смог,  затем
встал на него коленом и, поднажав чуть-чуть, закрыл  его  и  защелкнул  на
замок. Теперь переодевание и маскировка. Черный  костюм-четверка  делового
человека, ткань которого была украшена крошечным узором  белых  долларовых
купюр. Оранжевый шейный платок, который носят все молодые банкиры, а также
характерные сапоги из кожи свинобраза с хвалеными каблуками. Что  прибавит
мне роста - это кстати. Когда я выйду, на мне будут усы и очки  в  золотой
оправе. А сейчас мне нужно было покрасить волосы в темный цвет и  добавить
лицу загара. Закончив все приготовления, накачанный пивом,  обезболивающим
и смертельной усталостью, я раскрыл свою кровать-архив, завел будильник  и
провалился в вечность.
     Вокруг моей головы роились гигантские комары,  все  больше  и  больше
комаров, жаждущих моей крови...
     Я открыл глаза и отогнал остатки сна. Будильник, который я до сих пор
не отключил, жужжал голосами тысяч насекомых, они становились все громче и
громче и наконец зазвучали, как целое полчище, готовое к атаке. Я  надавил
на кнопку, облизал сухие губы и, шатаясь, заковылял за стаканом  воды.  За
окном было уже совсем светло, и стали появляться первые ранние пташки.
     Все было готово. Я тщательно умылся и  оделся.  Щегольские  оранжевые
перчатки очень подходили к моему шейному платку и  скрывали  забинтованные
руки. Дождавшись часа пик, когда улицы были заполнены народом, я подхватил
свой портфель и, убедившись, что в холле никого нет, вышел из кабинета  и,
не оглядываясь, закрыл за собой дверь. Эта  часть  моей  жизни  закончена.
Сегодня первый день моей новой жизни.  Я  надеялся  на  это.  Я  прошел  к
лестничной клетке очень похожей, как мне казалось,  на  деловую  походкой,
мимо  первых  посетителей,  вниз,  на  улицу.   И   увидел   на   повороте
полицейского, внимательно разглядывающего каждого прохожего. Я не  смотрел
на него и обнаружил впереди себя привлекательную девушку  с  очень  милыми
ножками. Я наблюдал за их  семенящими  движениями  и  попытался  забыть  о
присутствии стража закона. Подошел к нему, прошел мимо, зашагал  прочь  от
него. Ожидая, что он окликнет меня, опознав. Но он не окликнул. Может,  он
тоже засмотрелся на очаровательные ножки. Один есть - но скольких мне  еще
предстоит миновать?
     Это была самая долгая прогулка, которую я когда-либо  предпринимал  в
своей жизни. Или так по крайней мере мне казалось. Не слишком  торопливая,
но и не очень медленная. Я старался слиться с толпой, просто один из  этих
подневольных трудяг, спешащих на работу и  думающих  только  о  доходах  и
расходах, а также об акциях своей компании. Что бы эти акции  из  себя  ни
представляли. Еще одна улица - пока все в порядке.
     Вот поворот. Служебный подъездной путь к торговому центру.  Здесь  не
место такому бизнесмену, как ты. Поэтому пошевеливайся и  не  околачивайся
тут зря. Скорее за угол, и ты спасен. Спасен? Я остановился как вкопанный.
У входа стоял служебный  фургон  Максвиниз,  и  неуклюжий  скотина-механик
входил в помещение.
     Я посмотрел на  часы,  щелкнув  пальцами,  затем  повернул  прочь  со
служебной дорожки на случай, если за мной наблюдали. И быстро  зашагал  по
улице  до  первого  Спидидайн  [Спидидайн  -  ресторан   (кафе)   быстрого
обслуживания]. Словно в довершение сегодняшнего дня, под первым же грибком
сидели двое полицейских. И конечно же, глазели на  меня.  Я  прошел  мимо,
глядя строго перед собой, и сел за самый дальний от  них  столик.  У  меня
вдруг ужасно зачесалось между лопатками, но я  не  смел  двинуться.  Я  не
видел их, но прекрасно знал, что они делают. Они смотрят на  меня,  что-то
говорят друг другу, решив, наверное, что я совсем не  тот,  за  кого  себя
выдаю. Лучше проверить и выяснить это. Встают, идут ко мне, наклоняются  к
моему грибку... Я увидел ноги в  голубых  брюках  краешком  глаза,  и  мое
сердце вдруг начало громко стучать в груди, так что я был уверен, что  его
стук слышен  всему  ресторану.  Я  ждал  обвинительных  слов.  Подождал...
пробежал глазами по голубым штанам и выше... Я увидел, что  напротив  меня
усаживается водитель воздушного лайнера, одетый в форму.
     - Кофе, - сказал он  в  микрофон,  развернул  газету  и  углубился  в
чтение.
     Стук моего сердца поутих и стал напоминать нормальный, и я  беззвучно
отругал себя за излишнюю подозрительность и трусость. Затем произнес вслух
в свой микрофон  самым  низким  голосом,  на  который  были  способны  мои
голосовые связки:
     - Черный кофе и малигатони [густой острый суп с пряностями (инд.)]  с
клецками.
     - Опустите шесть долларов, если вам не трудно.
     Я сбросил монетки. Сбоку от меня послышалось громыхание оборудования,
и на стол выскользнул заказанный завтрак. Я ел неторопливо, поглядывая  на
часы, затем принялся потихоньку цедить кофе. Я  хорошо  знал,  отсиживаясь
как-то в морозильной камере, что  на  профилактику  у  механика  уйдет  не
меньше тридцати минут. Я просидел за столиком сорок, и только потом  вышел
из-за него. Я старался не думать о том, что обнаружу, когда наконец попаду
в подсобное помещение Максвиниз. Я хорошо помнил свои прощальные слова - я
буду следующим человеком, который войдет в эту дверь. Хо -  хо.  Следующим
человеком оказался механик. Поймал ли он Слона? Я вспотел от одной  мысли.
Скоро я сам это узнал. Я прошел мимо того грибка, где сидели  полицейские.
Их не было - ушли обыскивать другую часть улицы - меня, наверное, ищут.  Я
снова направился к торговому  центру.  И  повстречался  с  отъезжающим  от
служебного входа славным фургончиком Максвиниз.
     Я держал ключи наготове. Когда я подходил к двери, дорога была  пуста
- затем я услышал позади себя чьи-то шаги. Полиция? Все с той же заученной
настойчивостью мое сердце заколотилось вновь. Я замедлил шаги,  подходя  к
двери. Остановившись и наклонившись вперед, я мял ключи в  ладони,  словно
выбирая нужный мне. Рассматривая ключ, я слышал, как  кто-то  прошел  мимо
меня. Молодой человек, который не обратил ни  малейшего  внимания  на  мое
присутствие. Он продолжал вышагивать по дороге и вошел  в  дальние  ворота
рынка. Я оглянулся через плечо - затем прыгнул к двери, пока  не  появился
еще кто-нибудь. Повернул ключ, толкнул дверь  -  и  она,  конечно  же,  не
открылась. Запирающий механизм, который я туда вставил, сработал  отлично.
Он разблокируется через минуту.  Шестьдесят  коротких  секунд.  Шестьдесят
невыносимо долго тянущихся секунд. Я стоял  у  двери  в  своем  прекрасном
деловом костюме, который был здесь так же неуместен, как и соски на  брюхе
борова-свинобраза, как было принято говорить  у  нас  на  ранчо.  Стоял  и
покрывался испариной, и ждал появления  полиции  или  опять  какого-нибудь
прохожего. Ждал и терпел.  Пока  наконец  ключ  не  повернулся,  дверь  не
открылась - и я ввалился внутрь. Пусто! На дальней стене стучало и визжало
автоматическое  оборудование.  Булькал  раздатчик  напитков,   наполняющий
контейнер  просвистел  вниз  и  исчез.  Зато  появился   дымящийся   паром
поджаристый бургер. И это продолжалось день и ночь. Но среди  всего  этого
механического движения не  появлялась  никакая  человеческая  фигура.  Они
схватили его - полиция нашла Слона. А теперь они схватят меня.
     - Ах, мой мальчик, должно быть, на этот раз это ты...
     Из морозильника возник Слон, необъятный в своих изоляционных одеждах,
держа в руке все свои  пожитки  и  прижимая  под  мышкой  раскладушку.  Он
захлопнул за собой дверь, и тут силы  покинули  меня,  и  я  сел  на  пол,
прислонившись к стене спиной.
     - С тобой все в порядке? - спросил он с тревогой в голосе. Я  помахал
слабой рукой.
     - В порядке, в порядке - дай мне только перевести дух.  Я  испугался,
что тебя забрали.
     -  Тебе  не  стоило  беспокоиться.  Когда  ты   не   появился   через
определенное время, я рассудил, что в  нашем  плане,  наверное,  появились
кое-какие дополнения. Или небольшая заминка. Поэтому я отрепетировал  свой
отход на случай, если сегодня объявятся законные  пользователи.  И  они  и
вправду объявились.  А  там  действительно  холодно.  Не  могу  сказать  с
уверенностью, сколько они тут пробыли, но я был уверен,  что  ты  придумал
какой-нибудь способ, чтобы узнать, когда они уйдут...
     - Я же хотел тебе сказать!
     - В этом нет необходимости. Я  нашел  спрятанный  громкоговоритель  и
включил его, и слушал, как кто-то бормотал свои проклятия, пока  ковырялся
с машинами. Через некоторое  время  стук  захлопнувшейся  двери  и  тишина
сообщили мне все, что требовалось. А теперь расскажи о себе. Были какие-то
проблемы?
     - Проблемы! - я рассмеялся  от  облегчения.  Перестав  только  тогда,
когда услышал в своем смехе  истерические  нотки.  Я  рассказал  ему  все,
опуская кое-какие самые отвратительные  моменты.  Он  шумно  реагировал  в
нужных местах и внимательно слушал меня до самого конца.
     - Ты слишком строг к себе, Джим. Одно маленькое упущение после такого
напряженного дня нельзя считать слишком уж неожиданным.
     - Зато непростительным! Я был настолько глуп, что чуть не  обрек  нас
двоих на провал. Этого больше не повторится.
     - А вот в этом ты не прав, - сказал он, покачав  толстым  пальцем.  -
Это может случиться в любое время - пока ты не обретешь навыков в  работе.
Тебе нужно тренироваться и тренироваться с пользой для дела...
     - Конечно!
     - ...пока оплошность вроде этой не станет невозможной. Ты сделал  все
невероятно хорошо  для  человека  с  твоим  опытом.  Теперь  нужно  только
совершенствоваться.
     - А ты будешь учить меня, как стать таким преуспевающим жуликом,  как
ты!
     В ответ на мои слова он сдвинул  брови  и  помрачнел.  Что  я  сказал
такого неподходящего? Я с беспокойством жевал свою больную губу,  пока  он
молча раскладывал кровать на колесиках, а затем уселся  на  ней,  скрестив
ноги. Когда же он снова заговорил, я хватал на лету каждое его слово.
     - Вот твой первый урок, Джим. Я не жулик. Ты не жулик.  Мы  не  хотим
быть преступниками, потому что все они глупы и  неквалифицированны.  Очень
важно понимать и принимать во внимание, что мы стоим в стороне от общества
и следуем своим строгим правилам, некоторые из них даже  строже,  чем  те,
что существуют в обществе, которое мы отвергаем. Эта жизнь может оказаться
одинокой - но ты должен сам выбрать свою дорогу и идти по ней с  открытыми
глазами. А раз уж путь выбран, ты должен быть верным ему. Ты  должен  быть
более высоконравственным человеком, чем они, потому что тебе придется жить
по более строгим моральным законам. И его нормы не содержат слово "жулик".
Это слово из их мира, и ты не должен употреблять его.
     - Но я хочу быть преступником...
     - Оставь эту мысль - как и название. Это, и ты должен  простыть  меня
за такие слова, просто юношеские амбиции. Это  только  твое  эмоциональное
неприятие мира, в котором  ты  живешь  и  который  тебе  не  нравится.  Ты
отвергаешь его - но вместе с тем принимаешь его описание того, кто ты есть
- "жулик". Но ты не жулик, и я не жулик.
     - Тогда - кто же мы? - спросил я  с  необычайной  прилежностью.  Слон
сложил пальцы пирамидой, нараспев произнося слова.
     - Мы - граждане  Объективной  Реальности.  Мы  отвергаем  упрощенные,
скучные, строго регламентированные, бюрократические, нравственные  и  даже
древние библейские истины, по которым они живут. На  их  место  мы  ставим
свои собственные и гораздо более качественные правила. Мы можем  физически
двигаться среди них - но мы не они. Там, где они ленивы - мы  трудолюбивы.
Там, где они безнравственны - мы сама добродетель. Там, где они лгут -  мы
говорим правду. И может быть,  мы  являемся  главной  силой  добра  в  том
обществе, от которого мы отказались.
     Я не совсем понял, о чем он говорит, но терпеливо  ждал,  потому  что
знал, что вскоре все прояснится. И он пояснил.
     - Что это за галактика, в которой мы  живем?  Посмотри  вокруг  себя.
Жители этой планеты, как и жители других планет, входящих в неопределенную
организацию,  известную  под  названием  Галактической  Лиги,  это  жители
обеспеченного, богатого союза миров, в котором  слово  "преступление"  уже
почти забыто. Ты был в тюрьме и видел этих угрюмых  недоделанных,  которых
они считают преступниками. И это называется прогрессивным миром! На других
планетах,  населенных  нашими   поселенцами,   уже   почти   не   осталось
недовольных, а уж социально опасных и того меньше. Из этого  следует,  что
как только появляется человек, доставляющий обществу беспокойство,  а  они
все еще рождаются, несмотря на строгий  генетический  отбор,  его  тут  же
ловят и исправляют все его отклонения от нормы. Я как-то  летал  в  космос
единственный раз в жизни, путешествие к недалеким мирам. Это было  ужасно!
Жизнь там похожа на разноцветный и удивительный кусок мокрого картона. И я
поспешил назад на Бит О'Хэвен, так как по сравнению  с  другими  планетами
Бит О'Хэвен, отвратительная по временам, все-таки райский уголок.
     - Когда-нибудь мне бы тоже хотелось посмотреть на эти миры.
     - Посмотришь, дорогой мой мальчик, вполне  достойное  стремление.  Но
изучи сначала досконально этот мир. И скажи спасибо, что у них  нет  здесь
до сих пор полного генетического контроля  -  или  машин  для  умственного
регулирования, которые борются с обществом. На других планетах дети  точно
такие же, как и  у  нас.  Кроткие,  мягкие  и  социально  приспособленные.
Конечно, некоторые из них не проявляют своих  генетических  недостатков  -
или преимуществ, как мы  бы  сказали  -  пока  не  станут  взрослыми.  Эти
бедняжки преуспели по  части  мелких  правонарушений  -  ночные  кражи  со
взломом, ограбления магазинов, кража скота  и  тому  подобное.  Они  могут
избавить их от дурных наклонностей за неделю или две, ну, может, за  месяц
или два, в зависимости  от  степени  умственного  развития  той  или  иной
цивилизации. И то, что полиция их в конце концов  достанет  и  засадит  за
решетку, так же неотвратимо, как и распад атомов или осенний листопад.
     Я переварил эту информацию, затем задал  очевидный  в  таких  случаях
вопрос.
     - Но если преступление заключается именно в этом - в протесте  против
системы - куда это нас заведет?
     - Ты не должен задавать таких вопросов.  Те  отверженные,  которых  я
тебе обрисовал и которых ты встречал в тюрьме, составляют 99,9% уголовного
мира в нашем хорошо организованном  и  принаряженном  обществе.  И  только
оставшаяся и самая значительная 0,1%, которую  мы  представляем,  является
самой существенной в структуре того же общества. Без нас  начнется  гибель
населения от перегрева. Без нас жизнь этого овечьего стада будет настолько
пуста, что начнется массовое самоубийство. Вместо того, чтобы преследовать
нас и называть нас преступниками,  они  должны  почитать  нас,  как  своих
благодетелей!
     Когда он говорил, глаза его возбужденно искрились.  Мне  не  хотелось
прерывать его взволнованную речь, но у меня появились кое-какие вопросы.
     - Извини, пожалуйста, но будь добр, объясни мне, почему это так?
     - Потому что  мы  задаем  полиции  работу,  им  же  надо  кого-нибудь
преследовать, иметь какой-нибудь повод,  чтобы  рыскать  повсюду  в  своих
дорогих машинах. Ну  а  публика  -  как  они  смотрят  новости  и  слушают
сообщения о наших последних подвигах, как они рассказывают  об  этом  друг
другу и смакуют каждую деталь! Ну а какова же цена этого  представления  и
его общественная польза? Да никакой. Бесплатное обслуживание, даже если мы
рискуем своей жизнью, головой и свободой, чтобы доставить им удовольствие.
А  что  мы  получаем  от  них?  Да  ничего.  Просто  деньги  -  бумагу   и
металлические символы. Все это  застраховано.  Если  мы  выпотрошим  банк,
деньги им вернет страховая контора, которая в конце года  недосчитается  в
своем ежегодном доходе микроскопической суммы. Каждый вкладчик недополучит
миллионную  долю  своей  прибыли.  Никаких  убытков,  абсолютно   никаких.
Благодетели, мой мальчик, мы просто благодетели и  никто  больше.  Но  для
того, чтобы мы могли совершать для них это благо,  мы  должны  действовать
вопреки тем барьерам и правилам, которые они  нам  выставляют.  Мы  должны
быть  такими  же  скрытными  и  бесшумными,  как  и  крысы  за  деревянной
перегородкой. Конечно, в прежние времена это было гораздо легче сделать, и
в обществе было намного больше крыс, когда правила были не так строги. Так
же как в старых деревянных зданиях больше  крыс,  чем  в  бетонных.  Но  и
сейчас крысы приживаются в домах. Теперь, когда общество сплошь состоит из
железобетона и нержавеющей стали, между стыками  о