убежище, а они дознаются, будет война. А мы на это пойти не  можем.  Я  даже
сейчас разговаривать с тобой не буду.
   Найл встал.
   - Прости, пожалуйста, Я не хочу создавать хлопот. Я уйду.
   Взгляд Доггинза утратил занозистость.
   - Ну, и куда ты пойдешь?
   - Пересижу где-нибудь, пока не настанет время возвращаться.
   Доггинз просто фыркнул.
   - А смысл? Обратно за тобой они сюда  не  пойдут.  Тебе  лучше  сшиваться
здесь и не высовываться. А если кто спросит, я тебя не знаю. Идет?
   - Идет, - кивнул Найл. Доггинз долгое время глядел ему в самые глаза.
   -  Значит,  раскрыли  они  тебя,  -  промолвил  он  наконец.  -  Да...  Я
предупреждал. - Он прикусил нижнюю губу. - Они тебя убьют, если отыщут.
   - Я знаю.
   Еще одна долгая пауза. Затем Доггинз промолвил:
   - Единственная для тебя надежда - это возвратиться в  свои  края.  Мы  бы
помогли тебе переправиться тайком на одной из лодок.
   - Очень признателен, - сказал Найл. - Но возвращаться я не хочу. Не  могу
оставить мать и брата.
   - От мертвого тебя, конечно, много будет толку!
   - Я попробую укрыться в квартале рабов.
   - Рано или поздно все равно отыщут.
   - Может быть. Но нельзя опускать руки. Надо пытаться.
   Доггинз раздраженно мотнул головой.
   - Что пытаться? Чего ты хочешь добиться? Их взгляды встретились.
   - Свергнуть пауков.
   Доггинз улыбнулся жалостливо.
   - И с какого боку, интересно, ты думаешь за это взяться?
   - Телом пауки не крепче людей, просто у них сильнее развита воля. А  это,
по сути, то же самое, что и мышцы. Мы могли бы  бороться  с  ними,  если  бы
использовали свой разум.
   Доггинз задумчиво поглядел на Найла.
   - Да, теперь я вижу, почему они считают тебя опасным.
   До Найла дошло, что  он,  по  случайности,  забыл  перевернуть  медальон,
поэтому вся его сосредоточенность передавалась  наружу,  в  результате  чего
доводы звучали с небывалой убедительностью.
   Найл сделал упор на мысль:
   - Вы со своим порохом могли бы поднять на воздух весь паучий город.
   - Бесспорно, если бы нам его хватило.  Но  мы  этого  делать  не  станем,
причем они об этом знают.
   - Почему?
   - Потому что мы слуги жуков, а жуки никогда не дадут нам такого приказа.
   - Но зачем вам быть слугами? Люди же когда-то правили всей планетой!
   - Вот-вот, именно, - Доггинз насмешливо  фыркнул,  -  и  сделали  из  нее
дурдом! Хочешь знать на самом деле, почему раскоряки так не любят людей?
   Пойдем, покажу.
   Он поднялся и вывел Найла в зал. Там было совершенно пусто.
   Поднявшись  по  короткой  лестнице,  они  остановились  перед  дверью  из
золотистого металла. Доггинз открыл и кивнул Найлу:  мол,  тоже  проходи.  В
открывшемся глазам помещении царил полумрак.
   Секунда, и вдруг раздался оглушительный треск, сопровождаемый  просверком
слепящего света. Отшатнувшись назад, Найл врезался в Доггинза.
   Тот крепко ухватил юношу за локоть.
   - Тихо, все в порядке. Просто стой тихо и все.
   Все  еще  не  успокоившись  до  конца,  Найл  с  мрачной  зачарованностью
наблюдал.
   Стена напротив превратилась в  широкую  ленту  голубого  неба  с  тонкими
полосками белых облаков. По пространству этой ленты с оглушительным,  ноющим
звуком метались машины (Найл узнал, самолеты).
   Внезапно картина сменилась. Он смотрел как бы из самолета, наблюдая,  как
в сторону земли уносятся яйцеобразные предметы. Они падали и падали, пока не
уменьшились до точек и не исчезли.
   Затем с находящейся далеко внизу земли пошли взрастать  белые  султанчики
дыма - один за другим, в ряд.
   Звуки разрывов на этот раз были далекие, приглушенные.
   Когда глаза привыкли к темноте, Найл разглядел, что  находится  в  другом
зале, тоже не маленьком.
   В зале, застыв, стояли  зрители  -  жуки-бомбардиры;  чувствовалось,  что
картина эта - не какое-нибудь чародейство. Конус колеблющегося света наверху
указывал, что это просто движущееся  изображение,  которое  проецируется  на
экран.
   Доггинз взял Найла за локоть, завел в полумрак и указал на стул. Найл сел
на ощупь, не отрывая  от  экрана  глаз.  Там  разворачивалась  бомбардировка
большого города. От такой разрушительной мощи захватывало дух.
   Видно было, как высоченные здания  сначала  содрогаются,  затем  медленно
начинают  осыпаться  на  землю,  взметая  тучи  пыли.  Рыжеватыми  змеистыми
сполохами прорывался огонь, сливаясь затем  с  тяжелым  водоворотом  черного
дыма.
   До смешного крохотные фигурки пожарников направляли в пламя  тугие  спицы
водяных струй.
   Вот обрушилось соседнее здание и погребло их под собой.
   Доггинз шептал на ухо:
   - Это просто  старый  фильм,  здесь  все  ненастоящее.  Настоящее  пойдет
дальше.
   - Ужас! - выговорил Найл.
   - Не вздумай говорить это при них. Они считают, что это чудесно.
   На секунду экран погас. Но вот раздались бравурные звуки маршевой музыки,
и чей-то глубокий голос за экраном солидно произнес:
   "Разрушить!"
   Со стороны  зрителей  раздался  одобрительное  сипение;  судя  по  всему,
демонстрировался коронный номер.
   На экране появилось громадное, напоминающее башню  здание,  снятое  снизу
так, что стены вздымались вверх величаво, как утес.
   Затем  (и  как  оператор  ухитрился?)  камера  медленно  поползла  вверх,
поднимаясь на  крышу  здания;  ушедшее  на  это  время  лишний  раз  как  бы
подчеркивало огромную высоту стен. В конце концов, камера зависла над  самым
зданием, открывая вид сверху; отодвинулась на безопасное расстояние.
   Найл затаил дыхание. Вот на углу здания взвихрился чубчик  дыма,  за  ним
другой. Когда выявился  третий,  здание  начало  осыпаться,  стены  медленно
трескались, корежились, от основания здания вверх взрастала туча пыли.
   Само здание начало грузно оседать внутрь себя, обнажив  каменную  кладку,
затем рассыпалось в прах.
   Ничего не скажешь, было во всем этом что-то величавое.
   Весь оставшийся фильм шел о том же: небоскребы, стройплощадки,  фабричные
трубы, даже соборы - все оседало в то же облако вихрящейся пыли.
   И всякий  раз,  когда  что-нибудь  с  грохотом  рушилось,  жуки  издавали
одобрительный сип - терлись щупиками что ли?
   На Найла картины действовали сокрушающе. Повернув медальон  к  груди,  он
мог усваивать их в полном объеме и воспринимать как явь.
   Видения в Белой башне дали ему возможность в  какой-то  степени  уяснить,
насколько сильна в человеке тяга к разрушению.
   Однако вся эта нескончаемая панорама насилия давала понять, что подлинную
ее неохватность он не в силах себе даже и представить.
   Показали хронику  Первой  мировой  войны,  артобстрелы,  следом  за  ними
неистовые атаки; обрубки тел, распяленные на колючей проволоке.
   Дальше  -  Вторая  мировая:  пикирующие  бомбардировщики,  до   основания
разрушающие беззащитные города.
   Архивные  съемки  взрыва  первой  атомной  бомбы  над  Хиросимой,   затем
испытание водородной на атолле Бикини.
   Даже жуки  притихли,  забыв  выразить  восторг,  когда  поднявшийся  гриб
показал, что атолла больше нет.
   Доггинз пихнул Найла по ребрам:
   - Ну что, насмотрелся!?
   - Да уж.
   Однако  Найл  так  и  не  отводил  от  экрана  глаз,  когда  они   вдвоем
возвращались под голубой свет стен;  было  что-то  гипнотически  чарующее  в
картине насилия.
   Очнувшись в пустом зале, Найл словно очнулся от сна.
   Когда вышли на дневной свет, он невольно заслонился от солнца.
   В сравнении с прохладой здания, улица напоминала горячую ванну.
   - И как долго такое длится?
   - Чуть ли не до вечера. У нас без малого двести часов материалов.
   - Целиком их посмотреть они еще не успели?
   - Смотрели десятки раз. Но им никогда не надоедает.
   Аккуратные,  симметрично  расположенные  здания  в   обрамлении   зеленых
газончиков казались игрушечными.  Мирная  тишина  после  немолчного  грохота
взрывов нависала, словно угроза.
   Пройдя наискосок через площадь, они стали приближаться к угловому дому.
   Этот дом был заметно крупнее, чем обступающие  его  другие,  а  в  центре
газона игриво струился фонтан.
   Стайка  из  десятка  ребятишек  болтала  ножонками  в  зеленоватой   воде
бассейна, у некоторых нос имел явное сходство с Доггинзовским.
   Завидев Доггинза, с полдесятка детишек побежали через  газон  к  нему  и,
обвив ручонками, стали проситься ему на руки.
   Из дома вышла миловидная темноволосая девушка.
   - Не приставайте, папа занят.
   Ребятишки неохотно возвратились к своему бассейну.
   К  удивлению,  девушка  схватила  Доггинза  за  обе  руки  и   поочередно
поцеловала их. Доггинз, судя по лицу, несколько смутился.
   - Это Селима, моя жена, - сказал он. Найл почувствовал нечто  похожее  на
зависть: девушка была едва ли старше Доны.
   Он  хотел,  как  заведено,  сомкнуться  предплечьем,  но  та   неожиданно
опустилась на одно колено, взяла его руку и  поцеловала  в  ладонь.  Доггинз
сдавленно кашлянул.
   - Нам бы чего-нибудь поесть.
   - Да, Билл.
   Девушка исчезла внутри дома.
   - Она очень славная девушка, - проговорил Доггинз смущенно.
   Когда вошли, женский голос спросил откуда-то из-за стены.
   - Кто там?
   - Это я, моя прелесть.
   Из-за двери выглянула симпатичная женщина  с  золотистыми  волосами.  Она
также взяла Доггинза за руку и приложилась к ним губами.
   - Это моя жена Лукреция,  -  представил  Доггинз  Женщина  одарила  Найла
вальяжной улыбкой, зубы в голубом свете прихожей  поблескивали  драгоценными
каменьями.
   - Его первая жена,  -  добавила  она.  Найл,  пытаясь  скрыть  удивление,
неловко улыбнулся.
   - Как его зовут? - поинтересовалась Лукреция.
   - Его? Э-э-э... мистер Риверс.
   - Он Билл?
   - Нет, просто мистер.
   - Какая жалость, - вздохнула женщина, исчезая за соседней дверью.
   Найл мимоходом оглядел кухню, где несколько девушек занимались  стряпней.
Найл терялся в догадках.
   - Что за вопрос, Билл я или нет? Доггинз коротко хохотнул.
   - Я им говорил, что "Билл" означает "богатый и любимый". Они хотели  тебе
польстить.
   Он завел Найла в уютную, удобно обставленную комнату.
   Сидящая там на диванчике стройная девушка с обнаженными руками  поспешила
встать и поцеловать ему руки. Когда Доггинз сел, она опустилась на колени  и
стала снимать с него сандалии.
   - Это Гизела, - представил Доггинз, - номер восьмой.
   Девушка застенчиво взглянула на Найла, отвела  глаза  и  зарделась.  Эта,
пожалуй, была младше Доны.
   - Ноги тебе помыть сейчас? - спросила она у мужа.
   - Не надо, кисонька. Принеси-ка нам лучше холодного пива.
   - Да. Билл.
   Чувствовалось, что имя она произносит так  напыщенно,  действительно  как
"господин".
   Когда остались одни, Доггинз лукаво, заговорщически улыбнулся.
   - Теперь понимаешь, почему я не желаю ввязываться  ни  в  какую  войну  с
нашими раскоряками?
   - Да, - печально ответил Найл.
   - Не то, чтобы я вовсе не хотел тебе помочь.  Просто  у  тебя  все  равно
ничего не выйдет.
   Найл воздержался от ответа. Доггинз продолжал:
   - Пауков миллионы. Что мы сделаем при таком раскладе?
   Найл упрямо покачал головой.
   - Должен быть какой-то способ. Иначе бы они нас не боялись. Почему  тогда
они боятся нас?
   Доггинз пожал плечами.
   - Да потому что мы, сволочи, зациклились на разрушениях, вот почему.
   Ты же видел фильм.
   - Тогда вас  почему  они  не  боятся,  даром  что  вам  известны  секреты
взрывчатки?
   - Им до нас дела нет. Я вот несу службу, и все  тут.  Лет  через  десять,
может, дослужусь до главного управляющего.
   В  комнату  вошла  златоволосая  женщина,  за  ней  несколько  девушек  с
подносами.
   Она поместила между Найлом и мужем низенький  столик  и  постелила  белую
льняную скатерть. Когда наливала пиво, Доггинз спросил:
   - Как прошло утро, дорогая?
   - Так себе. Ты же знаешь, как оно в канун большого Грохота.
   - Чего надо было этим восьмипалым?
   - Кажется, разыскивали какого-то беглого раба.
   - Раба? Пауки, всем скопом? Что же он такого натворил?
   Доггинз избегал смотреть Найлу в глаза.
   - Не знаю. Они не сказали.
   Теперь на столик было наставлено большое количество блюд: устрицы, мидии,
перепелиные  яйца,  жареные  птички,  разные  салаты,   овощи.   Пиво   было
темно-коричневое, со сладчинкой и - как понял Найл, от  жажды  выпивший,  не
отрываясь, полстакана, - крепкое. Прежде чем хозяин с гостем взялись за еду,
девушки протянули им кувшин с теплой водой, помыть руки, а затем обтерли  их
мягкими, как пух, полотенцами.
   После этого все женщины неслышно удалились.
   Следующие пять минут мужчины занимались исключительно едой.
   Найл чувствовал взвешенную, не лишенную приятности душевную истому.
   Вид стольких молодых девушек напомнило о Доне; Найл лишний раз  убедился,
что скучает по ней.
   Очевидно, на Доггинза нашла задумчивость.  Во  всяком  случае,  когда  он
справлялся с перепелиными яйцами в  густом  белом  соусе,  вид  у  него  был
отсутствующий.
   Время от времени из-под приспущенных век он  поглядывал  на  Найла.  И  в
конце концов сказал:
   - Послушай...  А  если  бы,  скажем,  у  нас  получилось  договориться  с
пауками... Я ничего не обещаю, но - если бы? Это бы решило твою проблему?
   - Договориться насчет чего?
   - Ну, скажем, чтобы они разрешили тебе остаться и трудиться у нас?
   - Откуда ты знаешь, согласятся они или нет? - осторожно спросил Найл.
   - Они нам кое-чем обязаны. - Доггинз отщипнул кусочек жареного жаворонка.
- Как я понимаю, они чуют в тебе опасность, и это не  дает  им  успокоиться,
так? А если бы мы гарантировали, - он особенно подчеркнул последнее слово, -
что ты не дашь повода для беспокойства, они, вероятно, и пошли бы на это.
   - А я бы жил здесь... и служил жукам?
   - Нет, ты служил бы у меня. Мне нужен новый помощник.  Ты  во  взрывчатке
что-нибудь смыслишь?
   - Боюсь, что нет.
   - Неважно, научишься.  -  Доггинз  сделался  добродушным,  простым.  -  В
составе пороха нет ничего сложного: селитра, фосфор  и  уголь.  Надо  просто
соблюдать  пропорцию.  С  динамитом  посложнее:   последний   мой   помощник
подорвался, когда делал нитроглицерин. Но ты этим заниматься не будешь.
   Твоей основной работой будет очищать продукт от угольных примесей.
   Он начал с полным ртом бубнить принципы фракционной очистки. Найл  слушал
с участливым лицом, а у самого мысли бродили в другом месте.
   Не очень-то верилось, что пауки позволят ему остаться у жуков.  Хотя  кто
знает: голос у Доггинза звучал уверенно.
   Понятное дело, идея соблазнительная. Более отрадную жизнь,  чем  в  таком
доме, трудно и представить.
   Одного  этого  было  бы  достаточно,  чтобы  голова   юноши   наполнилась
романтическими грезами.
   Доггинз допил свое пиво; оттолкнув стул встал. Похлопал Найла по плечу.
   - Не переживай, малый. "Богатый и любимый"  Билл  имеет  здесь  кое-какой
вес. Пошел переодеваться. Наливай еще пива.
   Найл рад был остаться наедине с собой,  это  давало  возможность  собрать
мысли воедино.
   Беспокоило сейчас то, как  отреагируют  пауки,  когда  узнают,  где  Найл
находится. Если схватят во второй раз, придется трудно: коли не убьют, то уж
наверняка позаботятся, чтобы никуда не улизнул. Так что можно ли рискнуть  и
позволить Доггинзу договориться от своего имени?
   Даже если жуки согласятся и отпустят, какой здесь выигрыш?
   Они же союзники смертоносцев, так что,  служа  им,  Найл  невольно  будет
услуживать паукам.
   Чем больше он об этом думал, тем больше терялся.
   Стараясь успокоиться,  он  начал  слоняться  по  комнате,  сунув  руки  в
карманы, и всякий раз останавливался перед окном поглядеть на фонтан.
   Детей, видно, зазвали в  дом,  и  фонтан  теперь  казался  до  странности
одиноким. Брызги, сеясь, жемчужно сияли на солнце. Струя взметалась,  словно
в  попытке  достать  до  неба,  но  неминуемо  опадала  обратно  к  земле  -
безысходно, как мысли самого Найла.
   Внимание отвлекло легкое  покалывание  в  пальцах  правой  руки;  кончики
пальцев касались раздвижной трубки. Он  вынул  ее  и  задумчиво  взвесил  на
ладони, проникаясь необычным, глубоким умиротворением. Чуть помедлив,  нажав
на  кнопку,  раздвинул  трубку.   Покалывание   было   неожиданно   сильным,
влажноватую кожу так и щипало - чтобы так сильно, он и припомнить не мог.
   Держа трубку между большим и указательным  пальцами.  Найл  все  внимание
сосредоточил на вибрации.
   И тут с громкостью и отчетливостью, от которой Найл чуть не подпрыгнул, в
груди прозвучал голос Стигмастера: "Расскажи ему о Крепости".
   На  секунду  разум  Найла  просто  оцепенел.  "Крепость?"  -  подумал  он
растерянно. Он уже успел забыть, что означает это слово.
   Однако не успел о том и заикнуться, как покалывание исчезло.
   С растерянностью и унынием Найл смотрел на трубку, думая, не повторить ли
попытку выйти на контакт.
   В этот момент из коридора послышался голос  Доггинза,  и  юноша  поспешил
нажать на кнопку.
   Когда Доггинз вошел, Найл уже засовывал трубку в карман.
   Доггинз выглядел неожиданно солидно.
   Потасканную желтую тунику сменила черная тога с  золоченой  цепью  вокруг
пояса.
   Кожаные сандалии тоже черные, на голове  уже  не  видавший  виды  зеленый
козырек, а остроконечный колпак, что придавало Доггинзу сходство с монахом.
   - Готов? Все, пора трогаться.
   В коридоре дожидались жены и дети, все в веселых цветастых нарядах.
   Лишь Лукреция, в отличие от других, была одета  в  черную  льняную  тогу,
очевидно, подчеркивая, что среди жен  она  здесь  первая.  Когда  Доггинз  с
Найлом вышли на улицу семейство тронулось следом ровным "крокодильчиком", по
росту...
   Прошли через зеленую лужайку перед залом собраний и свернули  на  главную
улицу. Похоже было, что каждый житель города  движется  примерно  в  том  же
направлении.
   Сипло  посвистывали  (очевидно,   переговаривались   меж   собой)   жуки,
возвышаясь над слугами-людьми изумрудными спинами и ярко-желтыми головами.
   Всюду царил дух бесшабашного веселья, и, если  кто-нибудь  из  ребятишек,
расшалившись, со всего хода ударялся о лапу жука, никто  даже  не  одергивал
проказника.
   Найл не мог надивиться на такую свойскость и дружелюбие между хозяевами и
слугами; в противоположность  паукам,  эти  большие,  закованные  в  панцирь
существа не вызывали ни страха, ни мрачного восхищения  -  просто  открытое,
дружеское чувство.
   Когда площадь осталась позади,  внезапно  ему  вспомнилось  слово,  смысл
которого Найл тщетно пытался восстановить.
   - Что такое казармы? - спросил он у Доггинза.
   - Место, где живут военные. А что?
   - Я видел это слово на старой карте.
   Доггинз резко обернулся к нему.
   - На плане паучьего города?
   - Да.
   - Оно, то место, случайно не "крепостью" называлось? - спросил Доггинз  с
деланным равнодушием.
   - Да. А ты откуда знаешь? Тот пожал плечами.
   - Всякие слухи ходят. А ты, интересно, сумел бы описать, где примерно она
расположена?
   - Наверное, да. Она в квартале рабов. Они уже, по сути, вышли на окраину.
Найл с любопытством заметил, что  одна  из  красных  башен  как  раз  сейчас
строится, а на недовершенных стенах с жужжанием  роится  сонмище  золотистых
насекомых.
   - Что они такое делают? - спросил он.
   - Строят.
   - Строят насекомые? - не поверил Найл.
   - Точно. Их тут называют клейковинными мушками.
   Когда они поравнялись  с  усеченным  конусом  башни,  жужжание  сделалось
просто оглушительным.
   - Они строят ее для себя?! - с трудом перекрывая шум, прокричал Найл.
   - Нет, нет! - Доггинз остановился, а за ним и кортеж из жен  и  детей.  -
Они живут в гнездах из склеенных меж собой листьев.
   - Тогда как же вы заставляете их строить дома?
   - Их специально дрессируют. Вот, смотри.
   Доггинз сосредоточенно нахмурился, насупил  брови  и  впился  прищуренным
взглядом в роящихся золотистых насекомых.
   Секунду спустя они начали оседать на стены, через полминуты шум  утих,  а
насекомые стали карабкаться друг другу на спину. Бисеринк