л на одном месте.  Найл опустился на колени и
силился ползти, но будто чьи-то руки упирались в плечи, сводя на нет все
усилия. Они оба сели, широко разбросав ноги, и переглянулись. Оба тяжело
отдувались, истекая потом. Доггинз неунывающе осклабился.
     - Что,  не хотят нас пускать? - он поднял глаза на верхушки деревьев,
но холма уже не было видно под ними.
     - Это все деревья, - знающе сказал Найл.
     - Ты уверен? - недоверчиво посмотрел Доггинз.
     - Абсолютно,  -  Найл  чувствовал,  что  силовое давление нагнетается
неким образом тесно переплетенными ветками.  Доггинз покосился на стволы
с дерзким любопытством.
     - Они,  наверно, используют какую-то форму ВУРа, - он взялся за жнец.
     - Выяснить можно достаточно просто.
     На этот раз Найл не делал попытки его остановить - противоборствующая
сила  вызывала в  нем  встречное чувство злого азарта.  Доггинз поставил
ограничитель на минимальную отметку.  Затем направил оружие на ближайшие
деревья и нажал на спуск. Тонкий луч пронзил чащобу, словно был таким же
бесплотным,  как  воздух.  Одно  движение  ствола,  и  деревья  повисли,
спиленные под корень,  но и тут удержались на месте: переплетение ветвей
не давало им упасть.  Доггинз поднял оружие выше и прибавил мощности. На
этот раз стволы попросту разметало,  спалив многие дотла. Одни падали на
землю,  другие,  так  и  не  отцепившись,  остались висеть.  С  верхушек
деревьев посыпалась обильная желтая пыль -  мелкая, напоминавшая пыльцу.
А вот напор встречной силы ничуть не ослабел, а то и стал сильнее.
     - Ты уверен, что это именно деревья? - повернулся Доггинз.
     - Скорее  всего,   -   Найл   даже  сейчас  чувствовал  исходящую  от
хитросплетения ветвей упругую силу.
     - Ладно,  давай еще раз, - он снова подбавил мощности, поведя на этот
раз стволом почти над самой землей. Взревел тугой жгут синего пламени, и
древесные стволы попросту сгинули.  Через лес  в  мгновение ока пролегла
просека,  и  тут  сопротивление неожиданно исчезло.  Все  произошло  так
внезапно,  что оба,  сорвавшись,  кубарем скатились по  склону.  Доггинз
воззрился на Найла (лицо все в бисеринках пота).
     - Ты в самом деле прав!
     Отдельные деревья пламенели; в воздухе пахло древесным соком и дымом.
Дождем  сеялась мелкая  желтая пыльца,  покрывая почерневшую землю.  Вид
выжженного коридора вызывал у Найла странную жалость и огорчение. В моще
жнеца было что-то, вселяющее тревогу: она была чересчур непререкаема.
     Доггинз, поднявшись, картинно взмахнул рукой:
     - Ну-с, прошу!
     Однако Найл остановился в нерешительности.
     - Меня беспокоит вот это, желтое. Давай подождем, пока осыплется.
     Доггинз подошел к деревьям поближе, нюхнул.
     - Ничего,  просто пыльца...-  и  тут  как  чихнул!  И  еще,  и  еще -
несколько минут кряду.-  Боже ты мой,  твоя правда. Она, как перец. - Из
глаз у него текло в три ручья.
     Сели,  выжидая;  Доггинз то и дело снова чихал.  Когда разошелся дым,
стало видно,  что жнец прорубил чащу насквозь,  из конца в конец. На том
краю  из-под  нависающих ветвей проглядывала поблескивающая под  солнцем
вода.
     Доггинз развязал горловину своего  мешка  и  со  смаком  приложился к
фляжке с вином; крякнул от удовольствия.
     - Рад  буду,  когда вылезем из  этого места.  Здесь все  так и  дышит
чем-то... злым.
     - Злым?-  мысль  показалась Найлу  странной.-  Мне  так  не  кажется.
Скорее, равнодушным к людям.
     - Одно  и  то  же,-  Доггинз еще  разок  приложился и  упрятал фляжку
обратно в мешок.-  Пошли, хватит рассиживаться. А то так и не выберемся,
если будем день-деньской здесь куковать.
     Найл неохотно поднялся.
     - Не забывай, что сказал Симеон: никогда не спеши в Дельте.
     Они приблизились к кромке леса. Проделанная жнецом тропа была шириной
около четырех метров.  Заглянув в  глубину выжженного туннеля,  Найл еще
раз  ужаснулся  бездушной  мощи,   за  секунду  пробившей  дорогу  через
непроходимый  лес.  Отдельные  стволы  были  разделаны  повдоль,  словно
расщеплены топором;  иные подбросило вверх, где они висели, вцепившись в
ветви.  Жнец  пропахал борозду и  в  земле -  получилось гладко,  словно
рукотворная дорога. Как и обугленные стволы, землю покрывал толстый слой
желтой пыльцы.
     Не  успели ступить,  как  выяснилось,  что  слой этот скользкий,  как
слякоть.  Найл чуть не  шлепнулся;  пришлось ухватиться за ствол дерева,
чтобы удержаться на  ногах.  От  взнявшейся пыльцы немилосердно защипало
нос и глаза.  Спустя секунду оба безудержно чихали. В местах, где пыльца
присыпала влажную кожу, тотчас начинался зуд, до боли.
     Найл отошел назад на склон и снова сел.
     - Наверное, надо отыскать другой путь для прохода.
     - Другой?
     - Другого пути  нет!  -  Доггинз повел рукой вдоль безнадежно длинной
листвяной стены, простирающейся в обоих направлениях.
     - А  если  на  север?  Зашли бы  со  стороны болот.  Доггинз со  злым
упорством мотнул головой.
     - Я не собираюсь пасовать перед горсткой пыльцы, - он яростно поскреб
щеку.- Пусть меня хоть лихорадка замучит.
     Найл,  покопавшись,  вынул из мешка запасную тунику - хороший, тонкий
хлопок -  и оторвал от полы полосу. Материю он смочил в воде из фляжки и
отер пыльцу с рук.
     - Кажется,  придумал,-  прикинул что-то Доггинз.  Он также оторвал от
туники  широкую полосу  и  смочил водой.  Затем  обмотал ее  вокруг лица
(получилось наподобие  маски),  оставив  открытыми только  глаза.-  Все,
считай что обезопасил.
     Найл  сделал  то  же  самое.  Влажная  материя приятно холодила лицо.
Затем,  подумав,  он  вынул из кармана трубку с  металлической одежиной.
Когда развернул, Доггинз поглядел на него с деликатным удивлением.
     - Для чего это?
     - Чтобы пыльца не попадала на кожу.
     - При тебе вода,  -  указал Доггинз.  -  Ты можешь ее удалить за пять
минут.
     - Пусть уж лучше этой пакости вообще не будет на коже. Она жжется.
     Он  расстегнул замок-молнию и  забрался внутрь.  Для  носки  одежина,
безусловно,   была  громоздкой  и  неуклюжей.  Небольшие  остатки  возле
запястий и  щиколоток оказались на поверку чехлами под ладони и  ступни,
но, увы - не по размеру. Застегнув, наконец, одежину под шеей, Найл стал
походить на  серебристую летучую  мышь.  В  одежине держалось неприятное
вязкое тепло, от обильной испарины тонкая материя липла к коже.
     - Ну, готов? - насмешливо поинтересовался Доггинз.
     Найл  кивнул,  натягивая капюшон.  Продеть руки в  л  ямки заплечного
мешка не удалось, пришлось тащить его в одной руке, в другой держа жнец.
     - Взял бы да надел плащ,  -  посоветовал он Доггинзу.  -  Руки и ноги
будут прикрыты.
     - Обойдусь. Рискну, - буркнул Доггинз.
     Передвигаться было непросто. Получалось как-то боком, на манер краба,
меж ног тяжело хлопали складки.  Доггинз нет-нет да  поглядывал искоса с
усмешкой, но ничего не говорил.
     Так и шагали,  взметая ногами клубы желтой пыльцы.  Доггинз, несмотря
на маску, начал покашливать. Повернулся к Найлу:
     - Я пошел вперед. Свидимся на том конце.
     Он начал удаляться быстрыми шагами, пыль облаком окутывала его. Найл,
неловко шевеля вдетыми в перчатки пальцами, тщательнее подоткнул влажную
материю под подбородок.  Все равно от пыльцы ело глаза и жгло вспотевший
лоб. Попробовал сдвинуть маску, чтобы прикрыла глаза и лоб. Вот здорово:
оказывается,  через  нее  видно,  тонкая ткань от  воды  сделалась почти
прозрачной.  Дышал Найл ртом -  так сподручнее,  чем носом;  материя при
вдохе  плотно  прилегает к  губам  и  не  дает  проникать желтой  пыли..
Скопляющийся в  одежде жар удушал,  подкатываясь волнами к шее,  но Найл
отгонял соблазн спешить, даже когда глаза от жжения заслезились так, что
все  вокруг  расплылось и  потеряло очертания.  И  тут,  ориентируясь по
хлынывшему внезапно свету, понял: лес позади.
     - Ты как, в порядке? - спросил Доггинз.
     - Да, а ты?
     - Сейчас, только смою с себя всю эту пакость.
     Найл  совлек с  себя  маску;  оказывается,  снаружи она  вся  покрыта
толстым  слоем  пыльцы.  С  трудом  подавил соблазн протереть истекающие
слезами глаза; видно было, что одетые в перчатки пальцы тоже припорошены
пыльцой.  Чихая  и  кашляя,  он  расстегнул одежду  и  с  грехом пополам
выбрался из нее. Щеки и лоб от жары так и щиплет, так и щиплет.
     Они стояли на полосе сходящегося к  реке глинистого спекшегося берега
     - вода  бурая,  медлительная.  На  той  стороне подножие холма окаймляла
полоса  пышной растительности.  Особенно впечатляли своим  видом  лианы,
толстые,  будто  питоны.  Сам  холм  возвышался над  окружающей равниной
эдаким невиданным валуном; впечатление такое, будто свалился с неба.
     Найл с тревожным замешательством вгляделся в лицо Доггинза.  Оно было
красным и  набрякшим,  словно от сильного солнечного ожога.  Сам Доггинз
яростно царапал себе предплечия, и ногти оставляли кровоточащие полоски.
     - Ты  был  прав,  -  болезненно  морщась,  сказал  он.-  Эта  сволочь
действительно жжется,-  он скинул жнец на землю возле заплечного мешка и
заспешил к реке. Найл кинулся следом.
     - Стой,  куда!  Там, может, прячется не весть что! - он успел поймать
Доггинза за  тунику,  невольно вспахав  пятками  землю,  не  то  Доггинз
сиганул бы прямо в воду. - Да стой же!
     Пока Доггинз, превозмогая себя, топтался нашесте, ругаясь на чем свет
стоит и  натирая глаза,  Найл вынул из  мешка запасную тунику,  смочил в
воде и  подал ему.  Тот со  стоном наслаждения прижал тунику к  лицу.  У
самого Найла лоб горел как ошпаренный,  так что он  представлял,  каково
сейчас бедняге.  Со  дна  мешка  он  достал парусиновое ведерко,  ударом
кулака выпрямил его  и  черпнул воды.  В  эту секунду мутная поверхность
невдалеке коротко взыграла: ясно, кто-то их уже учуял. Он велел Доггинзу
пригнуться и окатил ему голову и плечи бурой тепловатой водой.
     - Да что ты мне это!  -  не сказал,  простонал Доггинз.  - Мне в реку
сейчас надо! Руки-ноги огнем жжет!
     - Ты погоди пока, там кто-то нас караулит.
     Он поднял оружие,  удостоверился,  что оно на минимальной мощности, и
выстрелил в завихрение на воде.  Пар резко зашипел,  заставив отпрыгнуть
назад.  Когда развеялось,  в воде мелькнули широко разведенные челюсти с
острыми зубьями.  Найл  выстрелил еще  раз,  медленно поведя  стволом из
стороны в  сторону.  Шипение пара едва не оглушило.  На несколько секунд
Найла окутал жаркий влажный туман.  Когда он рассеялся, поверхность реки
была гладкой и безмятежной.
     - Теперь, пожалуй, можно. Полезай.
     Доггинз,  радостно замычав,  ринулся в  воду,  и  тотчас на  колени в
мягкий ил.  Найл чутко следил за поверхностью,  готовый в  любую секунду
выстрелить,  а  Доггинз знай  себе окунался в  воду по  самые плечи.  Не
прошло и десяти секунд,  как сверху по реке опять взыграло;  что-то явно
направлялось в их сторону. Найл без промедления пальнул. Через несколько
секунд Доггинз взвыл от боли:
     - Кипяток!
     Найл схватил его за руки и выдернул из воды.
     - Лучше свариться заживо,  чем оказаться заживо сожранными,  - мрачно
пошутил он.
     С  Доггинза  стекала  бурая  грязь.  Вглядевшись  как  следует,  Найл
заметил,  что  она  самопроизвольно шевелится.  Оттерев  товарищу  спину
влажной тканью, он разглядел сонмище приставших к ней крохотных козявок,
льдисто  прозрачных.  Кожа  у  Доггинза  кровянилась  от  многочисленных
укусов,  но  он  их  дажее замечал из-за нестерпимого жжения.  Найл стал
начерпывать и  выливать на  Доггинза ведро за ведром,  пока полностью не
смыл грязь. Едва он с этим управился, поотлеплялись и козявки.
     Следующие полчаса Доггинз с закрытыми глазами лежал на земле, стиснув
зубы,  а Найл терпеливо его отливал -  ведро за ведром, ведро за ведром.
Покрасневшая кожа начала опухать.  Доггинз заметался, кроя всех и вся, и
вдруг замер.  Найл  поспешно опустился на  колени и  припал ухом  к  его
груди.  Ничего,  сердце  бьется  нормально -  очевидно,  просто обморок.
Только тут Найл поймал себя на том,  что ведь и ему самому несладко: вон
как лоб горит. Да еще и обрызганная ядом той гадины левая щека дает себя
знать. Впрочем, сейчас не до этого.
     Очнулся Доггинз в бреду.  Найла он принимал за Симеона,  и все просил
позвать Лукасту и Селиму.  Когда Найл,  пытаясь успокоить, стал поливать
ему руки,  тот надсадно завопил,  что его хотят ошпарить, стал дергаться
из стороны в сторону.  В уголках губ выступила пена,  а глаза напоминали
глаза   перепуганного  животного.   Трижды  Найлу   пришлось  сдерживать
Доггинза,  чтобы не скатился в  реку.  В  конце концов,  он снова обмяк.
Через  некоторое время дыхание более-менее выравнялось.  У  самого Найла
лоб теперь горел не так сильно -  видно,  и Доггинзу стало чуть полегче.
Через  полчаса  товарищ  угомонился  окончательно,  лишь  иногда  крупно
вздрагивал.  А  вот руки и ноги у него вспухли вдвое против прежнего,  а
лицо - просто шар какой-то.
     До Найла внезапно дошло, что уже вечереет. Удивительно - он-то думал,
что  все  еще  белый день,  а,  оказывается,  вон  оно как.  Он  впервые
задумался  над  тем,   как  им  быть.  Оставаться  здесь  на  ночь  явно
небезопасно:  в реке чего только не водится. Совершенно очевидно, что за
ними неотступно наблюдают.  Впрочем, это хотя бы не дает расслабится. Но
даже имея жнец,  идти решительно некуда. Позади в сотне метров находится
лес с толстым ковром желтой пыльцы.  Двадцать шагов вперед, и начинается
река с  ее невидимыми хищниками.  Но даже хищники не сравнятся с  желтой
пыльцой. Их, по крайней мере, можно перебить из жнеца, а вот пыльцу поди
истреби.  К  югу река терялась в мангровых болотах и сельве.  В северной
части она  блуждала среди болот,  приближаясь постепенно к  морю.  Иного
выхода, кроме как остаться здесь, нет.
     Когда  сумерки  сгустились,   с  моря  задул  прохладный  бриз.  Найл
расстелил на  земле одеяла и,  затащив на  них  Доггинза,  заботливо его
укутал.  Управившись, отправился за его мешком и металлической одежиной,
которые все  еще  лежали  вблизи деревьев.  Повинуясь некоему инстинкту,
жнец он  держал наготове.  Влажной тканью оттер от  пыльцы мешок,  затем
взялся за  одежину.  Не отрываясь от этого занятия,  мельком обернулся в
сторону Доггинза и тут с изумлением увидел,  что тот медленно,  но верно
соскальзывает в сторону реки.  Какую-то секунду он не верил своим глазам
(думал,  мерещится в  обманчивом полумраке),  но  тут понял,  что спящий
действительно движется,  и  побежал к нему.  Стрелять из этого положения
было никак нельзя -  Доггинз как раз лежал к  нему головой.  От воды его
отделяли теперь считанные метры;  казалось, что он движется сам по себе,
плавно  сползая  по  пологому  глинистому  берегу.   Найл  поднял  жнец,
тщательно нацелился и полоснул по воде.  Сердито зашипел пар,  и Доггинз
замер на месте.  Подоспев через несколько секунд, Найл обнаружил, что он
даже  не  проснулся.   Дыхание  оставалось  ровным.  Доггинз  ничего  не
почувствовал,  настолько вкрадчивым было движение.  В нескольких метрах,
возле  самой  воды  сиротливо  лежало  отсеченное щупальце,  удивительно
тонкое,  метра три длиной,  лоснящееся от  слизи.  Прежде чем спихнуть в
воду, Найл попробовал его на ощупь: гибкое и жесткое, как хлыст.
     Посреди реки взыграло, послышался всплеск. Найл, переполненный слепым
гневом и  отчаяньем,  вскинул жнец  и  стал  неистово стегать выстрелами
реку,  не обращая внимание на раскаленный пар. Поверхность воды булькала
и пузырилась, всякое живое тело в глубине неминуемо сварилось бы заживо.
Стиснув  зубы,  Найл  яростно  уставился  на  темную  воду,  высматривая
милейшие признаки движения.  Его  обуревало желание  разрушать,  губить;
руки чесались сдвинуть ограничитель на максимум и пальнуть прямо в холм,
вздымающийся впереди.  Рука уже двинулась сама собой, но тут вспомнилось
о  товарище.  Если за решающим выстрелом последует какой-нибудь ответный
удар,  Доггинз обречен. Все еще не до конца унявшись, он опустил оружие.
Гнев истаивал медленно, восполняясь интересным ощущением потаенной мощи,
гулко бьющейся сейчас в крови.
     Забравшись в  металлическое одеяние,  он,  скрестив ноги,  сел  возле
Доггинза,  баюкая на  сгибе руки  жнец.  Спать не  хотелось,  есть тоже;
острота   положения,   похоже,   разбередила  некий   глубинный   резерв
выносливости.  Вечер окончательно остыл в ночь,  над северным горизонтом
зажглась первая  звезда.  Найл  чутко  вслушивался в  шум  реки,  силясь
различить среди бега воды всплеск, выдающий присутствие живого существа.
Биение сердца унялось,  став,  в конце концов,  таким тихим,  что едва и
различишь.  Найл в  очередной раз  ошутил себя эдаким пауком,  сидящим в
центре  паутины и  чувствующим вибрацию каждой ее  нити.  Погрузившись в
глубинное внутреннее спокойствие, он будто оказывался среди незыблемого,
необъятного безмолвия.
     Вместе с  тем  было  в  этой тишине нечто,  вызывающее растерянность.
Прошло некоторое время,  прежде чем  Найл уяснил,  что  именно.  За  ним
перестали наблюдать. С того самого момента, как они высадились в Дельте,
Найл ощущал на  себе неусыпное бдение.  Не то ноющее,  гнетущее чувство,
что возникает порой,  когда следит невидимый враг;  просто ощущение, что
Дельта сознает их присутствие. И вот это ощущение неожиданно исчезло.
     Найл потянулся под тунику и  медленно повернул медальон.  На этот раз
не  возникло  и  болезненной  вспышки  -   лишь  ровная  глубокая  сила,
безупречно уживающаяся с безмолвием.  Когда сосредоточенность отстоялась
и  чувства слились с  окружающей темнотой,  он  осознал,  что произошло.
Безмолвие -  это реакция на его необузданный гнев.  Дельта боялась. Сидя
настороже со жнецом наизготовку,  он напоминал ядовитую змею,  угрожающе
собравшуюся в тугое кольцо и готовую прянуть.  Дельта затаила дыхание, с
ужасом ожидая, что же сейчас будет.
     И  тут стало ясно,  как надо поступить.  Поднявшись,  Найл расстегнул
молнию на металлическом одеянии,  и оно свободно упало к ногам. Затем он
направился к реке. В эту минуту трезвое человеческое "я" восстало в нем:
возникшая идея равносильна самоубийству. Но какая-то другая сила - более
глубокая -  превозмогла. Тогда он остановился на кромке берега и один за
другим пошвырял оба жнеца как можно дальше.  В  странной тишине всплески
прозвучали удивительно громко. Найл выпрямился, ожидая, что произойдет.
     Получилось неожиданно и  банально.  С  реки  донесся булькающий звук,
будто потревожено какое-то  крупное существо;  на  лицо  упало несколько
капель.  Затем ночь,  казалось, возвратилась на круги своя, наполнившись
присущими ей звуками:  шум воды,  шелест листьев на ветру,  повизгивание
летучих мышей,  время от  времени отдаленный крик  какого-нибудь ночного
животного.  Внешне ничего не  изменилось,  Найл по-прежнему был одиноким
человеком в  сердцевине дельты.  Но  чувствовалось,  что он  не является
больше незваным гостем. Его жест доброй воли был воспринят одобрительно.
Дельта приняла его.
     Пробравшись ощупью обратно, Найл снова сел возле Доггинза. Любопытно:
им владело безмятежное терпеливое спокойствие. Он сделал то, что от него
зависело,  теперь оставалось только ждать.  Найл  сидел  сложа  руки  на
коленях и вдумчиво,  без трепета слушал звуки ночи.  Дельта выказала ему
доверие, так что нет причины тревожится.
     Через полчаса взошла луна, и Найл смог оглядеться.
     Небо  было безоблачно,  звезды необычайно ярки -  света столько,  что
можно различить дремлющие в  лунном свете болота к  северу,  и  сельву к
югу.  Отчетливо был  виден  южный  склон  холма,  под  этим  углом опять
напоминающий лицо.  Созерцая его,  Найл  нутром почувствовал то,  о  чем
смутно догадывался последние сутки.  Перед ним не  холм,  а  исполинское
растение. Вот оно, то самое, что Симеон называл Нуадой, богиней Дельты.
     Зов прозвучал где-то часом позже,  когда луна была уже выс