Одного
взгляда было достаточно,  чтобы понять:  это не живые люди,  а призраки.
Смертоносцу-Повелителю  не   хватало  тонкости,   чтобы   воссоздать  на
человеческом лице еще и человеческую душу.  Потому он и лица позакрывал,
и рты позатыкал,  чтобы не издавали звуков.  Теперь,  понимая, что перед
ним  наваждение,  Найл видел,  что  эта  сторона продумана недостаточно.
Человек даже с кляпом во рту способен издавать какие-то звуки,  призраки
же были абсолютно безмолвны.
     Смертоносец-Повелитель:
     - Поскольку желающих нет,  тебе придется сделать выбор самому. Кто из
них умрет первым?
     Найл почувствовал, как рука поднимается и указывает на Вайга.
     - Очень  хорошо,  -  произнес Смертоносец-Повелитель.  -  Выбрал  так
выбрал.
     От удара Вайга качнуло вперед,  он чуть не упал на колени. Затем тело
его поднялось и оторвалось от пола.  Конечности судорожно зашевелились в
агонии одновременно с  тем,  как  невидимый железный кулак сдавил грудь.
Сухо хрустнули кости. Секунду спустя ребра вдавились внутрь, и очертания
тела начали искажаться. Приглушенные вопли оборвались. С изломленных рук
и ног начала капать кровь -  словно выжатая до отказа губка,  из которой
перестает уже течь.  Кровь лужей скопилась на полу.  Тут опущенное тело,
глухо стукнувшись,  недвижно распласталось на  полу.  Ни  дать ни  взять
тряпичная кукла;  голова на  сломанной шее  откинута под  неестественным
углом.  Еще не  утратившие блеска глаза отрешенно смотрят из  прорези на
маске.
     Голос Смертоносца-Повелителя насмешливо спросил:
     - Ну что, кто будет следующим?
     Найла обуяли ужас и гнев:  даром что обман,  сцена все равно потрясла
своей  жестокостью.  Сейчас  бы  силы  -  изничтожил,  испепелил бы  всю
восьмилапую нечисть  в  городе!  Нет  худа  без  добра:  гнев  подкрепил
решимость, что волю Найл не даст сломить ни за что. Беспомощность тела -
это   наносное;   пока  не   сломлена  воля,   он   несокрушим,   пускай
Смертоносец-Повелитель бьется хоть  столетие.  Жизненные силы сплотились
внутри, словно кулак, произведя доподлинный взрыв гнева и презрения.
     Неуловимый миг,  и  внутренняя сущность Найла  сжалась словно  бы  до
точки.    Ярость   высвободила   нервную   систему   из   железных   пут
Смертоносца-Повелителя,   и  сердце  уподобилось  мощной  динамо-машине,
прогоняющей кровь по  жилам.  Дальше было то,  что уже случалось раз или
два.  Вспышка восприимчивости, осознания свободы - того, что он свободен
здесь, сию минуту, за чем последовал порыв необузданного восторга. Затем
в  очередной раз иная сила,  похоже,  поднялась из  сокровенной глубины,
размывая привычные границы  сущности и  вновь  привнося абсурдную мысль,
что Найл -  это не Найл.  Сила эта рассосала паралич в конечностях,  так
что юноша снова обрел способность двигаться.  Он почувствовал,  как воля
Смертоносца-Повелителя   опасливо   подается   назад,   словно   пытаясь
уклониться от удара.  Губы у  Найла были плотно сжаты,  вместе с тем вся
его сущность словно исходила криком триумфа, отчего помещение наливалось
светом. И тут его взгляд впервые проник через завесу тенет.
     От  увиденного он  невольно перестал дышать,  не веря глазам.  Взгляд
упал  не  на  грозный силуэт Смертоносца-Повелителя,  опоясанного сотней
глаз, а на стайку сравнительно мелких пауков, утонувших черными брюшками
в  тенета,  словно запутавшиеся мухи.  Некоторые из  них  уже  судорожно
смещались поближе к углам, отчего паутина сотрясалась и дрожала. Найл на
секунду   заподозрил,   что   это   какое-нибудь   очередное  наваждение
Смертоносца-Повелителя.  Между тем, пока он не веря глазам всматривался,
свет  становился все  ярче,  было  уже  возможно разглядеть самые глухие
дебри  паутины.   Тогда  пауки,  словно  сознавая,  что  игра  в  прятки
бессмысленна,  замерли и  уставились на  него  черными глазами-бусинами.
Почувствовав страх и  смятение насекомых,  Найл уже не  мог усомниться в
достоверности происходящего.
     Он  сделал шаг  в  сторону паутины,  и  начальник стражи настороженно
шевельнулся.  Но  когда Найл  с  грозным видом обернулся,  тот  трусливо
попятился.  Юноша словно был освещен голубоватым светом,  отчего волоски
на теле казались присыпанными мучнистой пылью. Найл сделал еще шага два,
пока не оказался на месте, где несколько секунд назад лежало тело брата.
Отсюда  паутина просматривалась насквозь,  переплетенные волокна как  бы
обрели прозрачность.  В  центре тенет,  передом к  Найлу,  сидел  совсем
небольшой квелый на вид паук, сморщенное туловище которого было серым от
возраста -  к тому же, судя по размерам, самка. В отличие от прочих, она
упорствовала,  глядя  на  двуногого с  эдакой  нервозной запальчивостью.
Возрастом  она  несомненно превосходила всех  остальных,  что  сидели  в
тенетах (кстати,  присмотревшись поближе,  Найл разглядел, что остальные
тоже самки). Не веря своим глазам, Найл спросил:
     - Так ты и есть Смертоносец-Повелитель?
     Самка не  ответила,  а  когда Найл  подступил еще  на  шаг,  боязливо
моргнула  и   подняла   сведенные  передние  лапы,   загораживая  глаза:
нестерпимый свет причинял ей  боль.  Найл огляделся,  выискивая источник
света,  но бледное ровное свечение наводняло,  казалось,  все помещение,
оно же, казалось, наполняет помещение и необычайной тишиной; безмолвием,
порождающим гнетущее изнеможение.  Все  равно что  весь мир остановился,
подобно часам.  И  тут,  поглядев вниз на свое тело,  Найл с  изумлением
обнаружил,  что источником голубоватого свечения является он сам -  даже
руки вон светятся, будто состоят из добела раскаленного железа. И только
тут дошло,  отчего свечение кажется знакомым.  Это был свет,  который он
наблюдал на  планете растений-властителей,  свет  звезды  под  названием
Вега.
     Свет пошел на убыль,  и помещение будто сократилось в размерах. В тот
момент,  когда Найл все осознал,  свечение стало понемногу гаснуть.  Вот
оно  сошло  на  нет,  и  время словно возобновило свое  обычное течение.
Гнетущее безмолвие исчезло,  воздух снова наполнился жизнью и движением.
Тут  до  Найла  дошло,   что  породило  удушье:   пока  мрело  свечение,
прекратилась  вибрация  Дельты.  Одновременно сделалась  понятной  и  та
странноватая уверенность,  что владела им в течение нескольких прошедших
часов,  отчего  действия  у  него  обретали заученность сомнамбулы.  Его
движения направлялись и управлялись богиней.
     Найл вгляделся в паутину -  она была совершенно неподвижна. Оглянулся
на жука-посланника и  с замешательством обнаружил,  что тот распростерся
на  полу,  равно  как  и  начальник паучьей  стражи.  Когда,  наклонясь,
поместил руку на его глянцевитый панцирь, посланник шевельнулся.
     - С тобой все в порядке?  -  спросил Найл.  Тот на удивление сбивчиво
ответил:
     - Да, повелитель.
     Начальник стражи лежал  подогнув ноги;  Найл,  мысленно прощупав его,
определил, что он оглушен шоком. Когда Найл приказал ему встать, паук не
шевельнулся.  Тогда  человек носком башмака ткнул восьмилапого в  мягкое
подбрюшье,  и  тот  резво  поднялся на  ноги.  Найл  вернулся обратно  к
тенетам.
     - А ну-ка все, выйдите оттуда.
     В ответ -  пауза, затем паутина начала вибрировать. Первой показалась
дряхлая  морщинистая самка,  медленно  ковыляющая  на  негнущихся ногах.
Другие пауки  один  за  другим потянулись следом,  колонной,  как  взвод
солдат.  Под последним из них паутина трепетала сильнее; ноги, казалось,
сгибаются под тяжестью грузного тела.  Это был Дра-виг, главный советник
Смертоносца-Повелителя.
     Найл,  подойдя,  остановился перед дряхлой паучихой.  Ростом она была
лишь чуть выше его самого,  и вблизи становилось заметно, что кожа у нее
глянцевитая и  вся в трещинках,  как обивка старого дивана.  Найл хотя и
понимал,  что она может расправиться с  ним одним ударом клыков,  но  не
ощущал ни малейшего намека на опасность.  Чувствовалось,  что она сильно
потрясена и  подавлена.  Ясно было и  то,  что  к  нему она  относится с
суеверным ужасом.
     - Прикажи всем выйти, - сказал он. - Я хочу говорить с тобой наедине.
     - Дравиг тоже сделал шаг к двери,  но Найл остановил его: - Нет, ты тоже
останься.
     Прочие пауки один  за  другим стали вытискиваться из  залы.  В  общей
сложности выползло двенадцать;  Найл  между тем  вкрадчиво прощупывал их
мысли.  Они отчетливо это чувствовали,  но  безропотно все сносили.  Как
выяснилось,  двенадцать самок  сообща правили городом пауков.  Все  были
гораздо моложе этой,  древней;  самую молодую по  людским понятиям можно
было  сравнить с  женщиной средних  лет.  По  иерархии каждая  считалась
советницей, но по сути была правительницей на свой лад, поскольку их умы
обладали способностью смыкаться воедино.  Такое бесцеремонное выдворение
впору бы счесть унизительным,  но они воспринимали его без вопросов: еще
бы, желание богини.
     Смертоносец-Повелитель (Найл никак не  мог отвыкнуть именно от такого
названия) была  среди прочих куда старше,  по  людским понятиям,  просто
долгожительница.  Теперь,  когда ум этого существа лежал перед ним, было
заметно,   что,   ей  свойственны  и  недостатки  старухи:   властность,
своенравность и безоглядное упрямство,  но вместе с тем хитрость, сметка
и прозорливость -  куда большая,  чем у любого из подчиненных.  Даже при
всем при  этом она бы  не  смогла сосредоточить силу,  способную стянуть
тело Найла стальными путами; это далось совокупным усилием всего совета,
который  координировался  Дравигом,   чей   ум   мог  действовать,   как
катализатор, объединяющий всех остальных.
     Более  прочих Найла  заинтересовал Дравиг.  Было  в  его  уме  нечто,
роднящее  их   с   Хозяином:   эдакая  пространственность  и   некоторая
отрешенность.  Ум паучихи был целиком направлен вовнутрь, одержим чем-то
сугубо своим; у Дравига же, похоже, он устремлен был в мир извне. Вместе
с  тем  отдельные элементы его мыслительного процесса казались настолько
чуждыми, что просто невозможно взять в толк.
     Кстати,  именно Дравиг и  подал  голос,  когда  затворилась дверь  за
начальником стражи. В голосе чувствовалась нервозность:
     - Ты бог или человек? Найл рассмеялся.
     - Человек, вестимо.
     - Но ты посланник богини, - не спросил - декларировал Дравиг.
     - Да. - В некотором смысле это было действительно так.
     Оба  восьмилапых как-то  по-особому взняли сведенные наискось щупики,
одновременно пригнув к  полу подбрюшье,  не сгибая ног.  Как понял Найл,
так они выражают преклонение.
     - Каково ее пожелание?- спросила Смертоносец-Повелитель.
     - Прежде всего,  -  ответил Найл,  - чтобы все мои сородичи перестали
быть рабами.  Люди должны быть удостоены такой же  свободы,  что пауки и
жуки. Если кому-то из них по нраву прислуживать вам, это их дело. Но все
должны иметь право выбирать. Ну?- потребовал он, не дождавшись ответа.
     - Будет исполнено,- ответила Смертоносец-Повелитель.
     Только  тут   Найл   понял,   что   их   ответное  молчание  -   знак
безоговорочного  согласия.   Отвечать   было   бы   неуважением:   можно
заподозрить скрытое пререкание.
     - Следующее желание  богини  -  чтобы  между  пауками  и  людьми  был
заключен  договор  о  примирении.  Примерно  такой,  как  между  вами  и
жуками-бомбардирами. Договор должен строго соблюдаться обеими сторонами,
нарушивший его навлечет суровую кару на себя и своих сородичей.
     Выдержав почтительную паузу, Смертоносец-Повелитель ответила:
     - Будет исполнено.
     Даже  скучновато как-то.  Найл ожидал хоть какого-нибудь противления,
пусть хоть намек на неохоту или недовольство.  Безоговорочное подчинение
вызывало  некоторую  растерянность:   а   дальше   что?   Чтобы   скрыть
неуверенность,  Найл  подошел  к  окну  и  отодрал  несколько толстенных
волокон,  крепящихся к пыльному стеклу и не дающих проникать свету.  При
виде  пробившегося луча  оба  паука  боязливо  пригнулись.  Когда  глаза
освоились,  Найл  заметил  обильную  шапку  дыма,  зависшую над  большим
костром. На площади внизу царила сутолока; вон еще одна груженая книгами
подвода пытается пробиться через толпу.  И вон там тоже книги, свалены в
большую кучу возле Белой башни, сейчас полетят в огонь.
     Найл резко повернулся к Смертоносцу-Повелителю:
     - Прикажи, чтобы перестали жечь книги.
     Дравиг,  не  сказав  ни  слова,  вышел  из  двери.  Возвратился через
несколько секунд и  тихо  занял место возле Смертоносца-Повелителя.  Тут
Найла  неожиданно озарило,  почему  они  с  полуслова,  без  рассуждений
повинуются любому его приказу. Им только что явилось чудо. Они лицезрели
богиню  и  общались с  ней  напрямую.  Отныне  этой  зале  суждено стать
святилищем.  В  сравнении  с  явлением  божества  все  остальное  просто
тускнело.  Думать о  себе в эту минуту было бы нелепо и богохульно.  Так
как Найл для них -  орудие откровения,  все, что он говорит и делает, не
должно вызывать вопросов.
     Но  они  еще  и  недострйно обошлись с  посланцем богини -  настолько
недостойно,  что  по  варварской своей шкале ценностей заслуживают самой
лютой смерти.  Вот  почему и  стоят теперь,  с  тяжелым смирением ожидая
участи.
     Найл встал перед Смертоносцем-Повелителем.
     - Ждешь, что сейчас свершится месть?
     - Да, - ответила она, не дрогнув.
     - А ты?
     Дравиг замешкался, затем, к удивлению, ответил:
     - Нет.
     - Почему?
     - Ты бы не стал спрашивать,  если бы думал мстить,  -  сухо отозвался
он.
     Найл рассмеялся,  его уважение к Дравигу возросло. В самом деле, даже
ненависть к паукам совсем сошла на нет,  стоило перестать зависеть от их
милости.
     - Ты прав.  Что толку мстить?  -  Чувствовалось их облегчение. Они не
пытались укрыться от мысленного прощупывания,  будто считая это законным
правом Найла.
     - Да,  действительно, я в ответе за гибель многих ваших сородичей. Но
и вы повинны в гибели многих моих.  Настало время положить конец вражде.
Смертей больше быть не должно,  как и  рабства.  Вы должны уяснить,  что
человек алчет не только пищи,  но точно так же и  знаний.  Глубочайшее и
сильнейшее его  желание -  быть  свободным,  чтобы использовать свой ум,
ведь он  инстинктивно сознает,  что вся сила происходит от ума,  и  надо
изучить его возможности.  И  врагами он  вас считает потому,  что вы  не
даете ему утолить свой голод,- Найл приумолк, ожидая, что они что-нибудь
скажут,  но пауки молчали,  и он добавил:- А теперь скажите, что думаете
вы, только начистоту.
     Ответил Дравиг:
     - Пауки извечно желали мира.  Как  раз  человек и  вынудил нас  стать
хозяевами,  потому что никак не давал нам пожить спокойно.  Пока человек
был свободен, он все время только и делал, что устраивал на нас набеги и
пытался извести. Вот почему нам пришлось подмять его под себя.
     Смертоносец-Повелитель дополнила:
     - И за прошедшие два столетия войны не случалось ни разу.
     Найл молчал; да, против ничего не скажешь. Наконец, он произнес:
     - А  теперь воля  богини такова,  что  людям и  паукам надо научиться
жить,  не  причиняя друг  другу вреда.  Если  добьемся этого,  воцарится
прочный мир под покровительством богини.
     Говоря это, он чувствовал, что в словах звучит авторитет больший, чем
его  собственный.   Пауки  в  очередной  раз  забавно  присели,  выражая
преклонение.
     Найл чувствовал, что сказал достаточно. Он повернулся к двери.
     - Теперь я должен возвратиться к своим сородичам.  Но будьте готовы к
моему  возвращению.   С  собой  я  приведу  совет  из  свободных  людей,
выработать условия договора о примирении,  поскольку договор должен быть
равно справедлив как для ваших,  так и для моих сородичей. Отныне люди и
пауки должны быть равными.
     - Да будет так,- сказала Смертоносец-Повелитель.
     Дравиг распахнул перед ним дверь. Ступив на лестничную площадку, Найл
с   легким  замешательством  увидел,   как   два   смертоносца-стражника
опустились на пол,  подогнув под собой ноги; движение было таким резким,
будто оба попадали в обморок. Найл повернулся к Дравигу:
     - Что это с ними?
     - Выказывают благоговение перед посланником богини.
     Когда спускались по  пролету,  Найл с  непривычки дивился.  На каждой
площадке в  одной и  той же  позе лежали паучьи стражи.  Внизу,  на полу
парадной,  вообще  насчитывалось несколько  десятков;  прямо  мертвецкая
какая-то.  Когда случалось задевать,  они лежали без движения;  даже умы
казались оцепеневшими и неподвижными, словно сама жизнь в них застыла.
     Было облегчением выйти обратно на свет; после холодной темноты здания
он  казался  поистине даром  небес.  Площадь  перед  зданием была  полна
народа.  При  появлении Найла  по  людскому  морю  пронесся возбужденный
рокот.  Затем по властной команде Дравига все попадали ниц и почтительно
застыли.  Даже Мерлью, стоящая внизу на ступенях, опустилась на колени и
склонила голову.
     Найл чувствовал, что краснеет от смущения. Он повернулся к Дравигу:
     - Прошу тебя, вели им встать.
     - Это  будет  против  закона,-   почтительно  заметил  Дравиг.-   Как
правитель города,  ты должен почитаться с таким же благоговением,  что и
Смертоносец-Повелитель.
     - Правитель? - вопросительно Найл взглянул на Дравига.
     - Разумеется.  Как посланник богини,  ты распоряжаешься жизнями всех,
кто зависит от нее.
     Найл   окинул   взором   коленопреклоненную   толпу,   неподвижностью
напоминающую пауков;  все показалось ужасно нелепым.  Затем посмотрел на
Дравига и  отказался от  мысли  велеть  им  подняться.  Вместо этого  он
поспешил по ступеням к  ожидающим внизу колесничим.  Когда проходил мимо
Мерлью,  та  приподняла голову;  в  глазах  озорная  усмешка.  Найл  был
благодарен ей за это.
     Через шесть недель после того, как был заключен договор о примирении,
Найл отплыл из  бухты на  судне под командой Манефона;  сопровождали его
Симеон и брат Вайг. Главной целью было выполнить зарок, что он дал себе,
покидая  родную  пещеру:  возвратиться и  похоронить  отца  с  воинскими
почестями.  Когда о своем намерении он заявил на Совете Свободных Людей,
те  тотчас высказались за то,  чтобы прах Улфа был погребен в  мраморном
мавзолее  на   главной   площади  города.   Найл   же   выступил  против
предложенного (отплыть с  флотилией кораблей,  а по возвращении устроить
факельное шествие).  Не  желая  лишний  раз  спорить,  он  ускользнул на
рассвете, о конечной цели путешествия предупредив лишь мать.
     Утро выдалось яркое и безоблачное,  но в стойком северозападном ветре
неуловимо  присутствовал  запах   осени.   Подвижный  треугольный  парус
позволял идти  строго на  юг  -  курс,  по  словам Манефона,  непременно
ведущий к тому месту, от которого Найл отплыл три месяца назад.
     Он  стоял,  опершись руками  о  планшир,  и  пристально вглядывался в
морскую даль -  барашки волн,  отражали солнечный свет.  Вновь он ощущал
неизъяснимый восторг при  виде  воды,  словно  она  сама  по  себе  была
волшебным  веществом,   скрывающим  в   себе  тайну  счастья.   Созерцая
постепенно тающую линию берега, он уютно, как бы со вздохом расслабился;
душу пополнила восторженная уверенность,  что  жизнь бесконечно богата и
щедра на воздаяния.
     Кстати, такое, чтобы расслабиться и подумать о своем, случилось с ним
впервые за много недель.  Правителем, оказывается, быть ох как непросто;
совсем не  то,  что  думалось раньше.  Три дня после принятия договора о
примирении город  ходуном ходил от  шумных вакханалий -  ночи  напролет!
Впервые  за  два  столетия мужчинам и  женщинам дозволялось быть  вместе
открыто,  и детей выпускали из детских, чтобы приобщились к празднеству.
Руну,  Мару и  Дону носило где-то ровно сутки,  во дворец возвратились с
гирляндами цветов на шее,  мордашки размалеваны.  Вайг так набрался, что
весь третий день провалялся в  бесчувствии,  а наутро очнулся с головной
болью - такой, что думал, не выживет. Сам Найл в гуляньях не у