то твердого гладкого  вещества,  напоминающего
бесконечно длинный пласт камня.
   За стеной порта стоял ряд повозок, похожих на подводы (одну из них  юноша
уже видел), но меньших размеров. Поодаль, явно скучая,  толклись  с  десяток
мужчин. Стоило Одине щелкнуть пальцем, как от  стайки  отделились  несколько
человек и услужливо склонились перед ней. В одну из повозок залезли Одина  и
еще две служительницы. Мужчины тотчас взялись за оглобли, по двое  с  каждой
стороны, и замерли в ожидании приказаний. Одина указала на  другую  повозку,
жестом веля Найлу, Сайрис и Вайгу лезть туда.
   Когда они устраивались, один из тянувших повозку вдруг выдохнул:
   - Найл!
   - Массиг! - Юноша мгновенно  узнал  того,  кто  встречал  их  на  пути  в
подземный город Каззака.
   Они хотели было  коснуться  друг  друга  предплечьями,  но  тут  одна  из
служительниц сердито рявкнула:
   - Этого еще не хватало!
   Массиг, побледнев, отскочил в сторону и замер. Одина приказала трогаться.
Ее "четверка" пошла бойкой рысцой, вторая повозка  покатилась  следом.  Найл
поглядывал сзади на Массига с жалостью и  участием.  Волосы  парня,  некогда
чистые, опрятно уложенные, засалились, свалялись.
   Местность вокруг была блеклой, невзрачной. По обе стороны  дороги  унылой
вереницей тянулись  остатки  строений,  по  большей  части  высотой  лишь  в
несколько локтей. Тянулась впереди  дорога  -  прямехонькая!  -  уходящая  к
невысоким холмам. По сравнению с  разоренным  побережьем  окраины  выглядели
отраднее - зелень полей, деревья; но и те какие-то безрадостные.
   Переплетение диких трав и древесной поросли, отдельная покосившаяся стена
или  развалившийся  амбар  -  как  будто  здесь  пронесся  жестокий  ураган,
перекалечивший все на своем пути.
   Пока дорога была ровной, мужчины бежали бодрой, уверенной рысцой. Но  вот
она постепенно  начала  подниматься  к  холмам,  и  их  шаг  замедлился.  По
движениям Массига можно было догадаться, что он притомился, и мысль об  этом
огорчала Найла, но и помочь он не мог. В конце  концов,  когда  подъем  стал
настолько крутым, что  бедолагам  пришлось  замедлить  ход  до  шага,  юноша
наклонился вперед и похлопал по плечу того, который поближе:
   - Может, мы лучше слезем и пойдем пешком? Он так изумился,  что  невольно
встал, и остальные вместе с ним.
   - Пешком? - Он в растерянности покачал головой. - Это зачем?
   - Чтобы вам было легче. Тот мотнул головой:
   - Да что ты! Нам тогда несдобровать!
   - Ну почему?
   - Потому что возить вас - наша прямая обязанность. Если мы не будем с ней
справляться, хозяева строго с нас спросят.
   Он повернулся спиной и снова  взялся  за  оглобли.  Массиг  бросил  Найлу
теплый, признательный взгляд мол, посочувствовал, и на том спасибо.
   Спустя  полчаса  повозка  достигла  вершины  холма.  Внизу,  в  чаше   из
окружающих холмов, лежал город  пауков,  явившийся  Найлу  в  видении  возле
колодца. Город огромных башен (в действительности они  оказались  еще  выше,
чем в видении).
   И даже с такого расстояния можно было различить гигантские  паучьи  сети,
натянутые между ними. Здания - в основном серого цвета, встречались и  почти
черные. Многие напоминали,  скорее,  руины,  но  все  равно  были  выше  тех
красных, изъязвленных ветром каменных столбов в пустыне,  неподалеку  от  их
пещеры. Найл отродясь не видел зрелища более захватывающего, чем этот город,
возведенный, казалось, великанами.
   А в центре этого грандиозного скопища зданий,  стоя  особняком  посредине
небольшого лоскута зеленого пространства, возвышалась Белая  башня.  Высотой
она уступала многим из окружающих строений, но резко  выделялась  среди  них
чистой,  ослепительной  белизной.  Под  залитым   солнцем   небосводом   она
искрилась, словно сама излучала свет. В отличие от башен-прямоугольников она
была круглой, с вершиной чуть уже основания. Точно изящный перст,  указующий
в небеса.
   Найл оглянулся на мать и брата: судя по их лицам, они тоже  испытывали  и
восторг, и изумление. Вот уже несколько дней они  шли,  зная,  что  в  конце
концов прибудут именно сюда. И вместе с  тем  город  пауков  казался  чем-то
бесконечно далеким, мифическим.  Они  и  страха  перед  ним  не  испытывали,
настолько иллюзорным он им представлялся.
   А вот теперь нежданно-негаданно он перед ними наяву - и  ощущение  такое,
будто они пробудились от дремы. Город выглядел гораздо более устрашающе, чем
в воображении Найла. Мрачные башни  чем-то  напоминали  изъеденные  временем
гнилые зубы черепа. Не будь даже этих огромных  раскидистых  тенет,  он  все
равно бы казался отталкивающим и зловещим.
   Вместе с тем Белая башня в зеленом  обрамлении  словно  высказывала  всем
своим видом надменное равнодушие к неприглядной окружающей панораме.
   Любопытно, но, взглянув  на  нее,  Найл  почувствовал,  как  в  его  душе
засветилась ответная искорка чистой, незамутненной радости. То же самое,  он
догадывался, ощущают Вайг и Сайрис. Башня  почему-то  казалась  ему  странно
знакомой, словно он не раз видел ее во сне.
   Тянувшие повозку люди, переведя дух, начали  спускаться  к  городу.  Хотя
дорога здесь была круче, чем путь  наверх,  тем  не  менее  могла  считаться
довольно сносной.
   У повозки имелись тормоза, которые можно было пускать в  ход,  не  бросая
оглобель - так что  ход  ее  успешно  сдерживался.  Убедившись,  что  Массиг
движется  сравнительно  легко,  Найл  постепенно  успокоился  и  стал  более
внимательно смотреть по сторонам. Все-таки здесь было на удивление красиво.
   Вдали, очевидно, шел дождь: космы  мохнатых  туч  нависали  над  холмами,
трава и кусты влажно поблескивали.
   На  полпути  вниз  по  склону  дорога  углублялась  в  лес  и  все  более
погружалась в тень. Да,  растительность  здесь  совершенно  не  походила  на
скудную, чахленькую поросль пустыни.  Стволы  некоторых  деревьев  достигали
трех метров в обхвате, кроны образовывали над дорогой тенистую зеленую арку.
   Иные деревья вздымались так высоко, что через путаницу ветвей и сучьев не
различалось снизу и небо. Трава между стволами была ярко-зеленой, напоминая,
скорее, вьющиеся водоросли задумчиво текущего ручья.
   Когда  проезжали  между  двумя  высокими   травянистыми   холмами,   Найл
изловчился  отщипнуть  и   сжевать   несколько   травинок.   Они   оказались
сладковатыми, сочными.
   Неожиданно лес кончился, и в глаза снова брызнул свет -  предвечерний,  и
темно-серый город открылся впереди.
   Переход был таким внезапным, что казалось, все происходит во сне,  то  ли
лес, то ли город - на самом деле ничего нет, это только  воображение  рисует
удивительные картины. Поля по обе стороны дороги явно  были  ухоженными,  на
них трудились люди.
   Затем дорога, все такая же гладкая, как мрамор, стала виться вдоль берега
реки  с  глубокой  темной  водой.  Одолев  полмили,  они  пересекли  мост  с
железными, изъеденными ржавчиной опорами.
   Под мостом висела паутина метров тридцати в поперечнике, а в темном  углу
каменной кладки, изукрашенном разводами ржавчины, Найл уловил  блеск  черных
глаз, пристально следящих за путниками.
   И вот они уже в паучьем городе. По обе стороны тянулись в ряд  неимоверно
высокие башни. Приходилось  запрокидывать  голову,  чтобы  различить  вверху
полоску синего вечернего неба.
   Многие здания наполовину уже  разрушились.  Сквозь  зияющие  проемы  окон
виднелись голые комнаты с давшими крен стенами. Во многих местах  вровень  с
улицей - в основном, там, где вдоль дороги стояли проржавевшие ограждения, -
начинались ступени, ведущие вниз, в невидимые снаружи помещения.  Там,  судя
по всему, и обитали люди. Уже от одного многолюдства захватывало дух.
   Найлу казалось, что люди спешили одновременно во всех  направлениях,  как
муравьи под каменистым покровом пустыни. В основном это  были  мужчины,  все
как один  рослые,  сильные,  мускулистые.  Иногда,  впрочем,  встречались  и
женщины различного возраста. Большинство из них носило  одеяния,  скрывающие
грудь, но оставляющие открытыми руки, но некоторые были в платьях с длинными
рукавами. Одна рослая, с обнаженным бюстом женщина, перешедшая  улицу  перед
самой повозкой, так походила на  Одину,  что  Найл  изумленно  посмотрел  на
повозку трех служительниц - та катила в доброй четверти мили впереди.
   Вечер постепенно сгущался, здания застилали свет. По  мере  того  как  на
улицах темнело, людей становилось все меньше.
   Когда повозка наконец остановилась, улицы почти совсем обезлюдели.
   Возницы, положив оглобли на землю, помогли пассажирам сойти.  Из  темноты
возникла Одина, которая положила ладонь Найлу на плечо:
   - Они покажут вам, где спать. Будете жить у колесничих.
   - Спасибо, - откликнулся Найл. Что еще он мог сказать?
   - Благодари не меня. Скажи спасибо Кролу.
   - Что еще за Крол?
   - Хозяин, которого ты спас.
   - А, тот паук...
   - Тс-с! - Одина прикрыла Найлу рот ладонью и  огляделась.  -  Никогда  не
произноси  этого  слова.  Они  здесь  хозяева.  Если   кто-нибудь   из   них
приближается, спеши поклониться, выкажи почтение. Иначе быстро  окажешься  в
счастливом крае...
   - Где?
   - Слишком много вопросов. Любопытство мышь сгубило. - Она  повернулась  к
одному из возниц. - Тебя как кличут?
   - Дарол.
   - Ты теперь отвечаешь за них, Дарол. Их жизнь  -  твоя  жизнь,  понял?  -
Мужчина почтительно склонил голову. - Распоряжения получишь утром. - Ухватив
Найла за ухо, женщина дружески его потрепала (у юноши аж  слезы  навернулись
на глаза). - Спокойной ночи, дикаренок.
   - Благодарю.
   Одина скрылась в темноте.
   Дарол был тем самым, кому Найл предложил помочь.
   Колесничий заметил, что служительница относится к пареньку  вроде  как  с
расположением, потому и сам стал держаться более приязненно.
   - Ступайте за мной, все трое. Осторожнее на ступеньках, чтоб  не  разбить
физиономию, - сломаны, как и все тут.
   Найла взял за руку Массиг:
   - Я пособлю.
   По ступенькам спустились в  какой-то  темный  полуподвал.  Кто-то  широко
раскрыл дверь,  немилосердно  при  этом  скрипнувшую.  В  нос  ударил  запах
паленого масла. В большом, тускло освещенном помещении,  похоже,  находились
одни мужчины. Кто-то лежал, кто-то сидел на низких скамьях.
   Увидев Сайрис, многие вскочили, а один попытался опуститься на колено.
   - Кончайте мельтешить, - остановил их Дарол. - Это же  просто  дикари  из
пустыни. - В его голосе не было презрения, он просто объяснял, что к чему.
   - Тогда зачем они пришли? - озадаченно опросил кто-то.
   - А я почем знаю? Приказ сверху.
   Стоявшие навытяжку разошлись с явным облегчением и больше не обращали  на
вошедших внимания. Кто-то хлебал из чашки, кто-то штопал  одежду  или  чинил
сандалии. В комнате было жарко и пахло потом.
   Локтя Дарола коснулся Массиг:
   - Если не возражаешь, я присмотрю за ними  и  найду  им  место.  -  Дарол
взглянул на Массига с таким же непробиваемым изумлением,  как  тогда,  когда
Найл вызвался сойти с повозки. - Это мой друг. Нам бы хотелось поговорить.
   - О чем? - еще больше удивился Дарол.
   - Найдется о чем. Как мы сюда добрались, например.
   Дарол пожал плечами:
   - Странные какие-то! Да делайте что хотите.
   Найл сразу понял, что Дарол, как, видимо, и все остальные здесь, не нажил
большого ума, впрочем, и враждебности в нем тоже не было.
   Следующие полчаса  Найл  искал,  где  можно  прилечь.  Неся  перед  собой
масляный светильник, Массиг провел его по темному коридору в какой-то глухой
закоулок подвала. Там, оказалось, навалены сомнительного вида лежаки.
   К счастью, ножки у них, вставленные в деревянные пазы, можно было менять,
так что в конце концов удалось собрать три сравнительно целых. Их  перенесли
в жилую часть. В другом закутке обнаружились груды древних пыльных  тюфяков,
набитых тряпьем. По соседству нашлась куча одеял, из которых многие отсырели
и, стоило их поднять, расползались от ветхости.
   Найл за день так вымотался, что ему было все равно, чем укрываться.
   Сайрис зевала не переставая, и отправившись за подушками, ее  уложили  на
лежак  Массига  (подушки  на  поверку  оказались  обыкновенными   поленьями,
обтянутыми тонким слоем кожи).
   Когда юноши возвратились, она уже спала.
   Затем Массиг отвел их на кухню. Там стоял плотный жар от большой железной
печи, куда постоянно подкладывали дрова. Овощей, судя по всему, здесь было в
изобилии. Стояла и большая металлическая чаша с мясом.
   Найл не терял времени: он ухватил жесткую краюху черного  хлеба  и  налил
себе чашку зеленого почему-то супа, зачерпнув его прямо из стоящего на  печи
котла.
   Ели в общей комнате. Вкус у пищи оказался куда приятнее, чем вид; да это,
по сути, был целый букет вкусовых ощущений! Найл не удержался, сходил еще  и
за добавкой.
   Лежаки стояли в углу комнаты, и юноши  ели,  сидя  на  них  и  прислонясь
спинами к стене. Верзила, отдыхавший на соседнем лежаке, дружелюбно поглядел
на Найла:
   - Тощий ты какой. - И затем посулил:
   - Мы тебя скоро откормим.
   Эту фразу Найлу приходилось выслушивать без малого весь день. Кстати, она
была не просто Шуткой, чтобы завязать  разговор.  Люди  говорили  совершенно
искренне: еда у колесничих явно была предметом культа.
   Пока ели, Найл втихомолку прислушивался к журчащему вокруг  неторопливому
говору. Ему хотелось как следует вникнуть в мысли людей, обитающих в паучьем
городе. Но вскоре это наскучило. Простенькие мысли  у  всех  были  заняты  в
основном одним  и  тем  же  -  какими-то  играми.  Многие  здесь  увлекались
выкладыванием резных деревянных палочек, другие без конца мусолили одну и ту
же тему: предстоящее состязание между колесничими и сборщиками урожая -  дня
через два, - к которому приурочен еще и праздник с танцами.
   Порой у Найла возникало  чувство,  что  он  подключился  к  коллективному
разуму муравьев.
   Вместе с тем  несмотря  на  явный  недостаток  смекалки  эти  люди  были,
очевидно, добродушны и приветливы, и, быстро привыкнув к присутствию Найла и
его близких, перестали относиться к ним как к чужакам, те будто бы влились в
одно большое семейство.
   За едой Массиг поведал, как пал город Каззака. История вышла короткая.
   Через два дня после  того  как  Найл  с  отцом  отправились  к  себе,  не
вернулись вечером муравьиные пастухи.  Не  возвратился  и  поисковый  отряд,
который возглавил Хамна. А поутру, проснувшись, Массиг обнаружил, что  не  в
силах пошевелиться. Дальше все оказалось очень просто. Пауки  попали  внутрь
дворца, пустив впереди перепуганного насмерть пастуха.  Шансов  спастись  не
было.
   Многие  погибли.  Не  потому,  считал   Массиг,   что   пытались   как-то
сопротивляться, просто твари проголодались. Не пощадили и детей. Кое-кого не
увели сразу, их  оставили  до  поры  в  подземном  городище  под  присмотром
надзирателей.
   Пауков, очевидно, было тьма-тьмущая, в основном, бурые  бойцовые  (Массиг
называл их волками). Это они сопровождали  пленников  в  долгом  переходе  к
морю. По словам Массига, тяготы пути на деле оказались не  такими  суровыми,
как люди ожидали. Кормили неплохо, а  когда  кто-нибудь  выбивался  из  сил,
пауки давали им отдых или велели другим тащить их на носилках, сделанных  из
ветвей деревьев. Так  что  по  прибытии  в  паучий  город  все  оказались  в
сравнительно добром здравии.
   Массиг рассказывал, как их торжественно провели по главной площади  перед
Белой башней, и матери воссоединились со своими детьми. Но ненадолго.
   Мужчин  разделили  на  группы  и  разбили   соответственно   предписанным
обязанностям.
   Одни стали сборщиками урожая, другие земледельцами,  третьи  портовиками,
четвертые - как сам Массиг - колесничими. Женщин разделять не стали. Их всех
забрали в центральную часть  города,  специально  для  них  отведенную.  Все
потому, объяснил Массиг, что женщины в паучьем городе  на  особом  счету.  У
пауков самка считается главнее самца, после брачной  церемонии  она  нередко
его  съедает.  Уклад  жизни  людей,  где  женщине  зачастую  отводится  роль
привязанной к хозяйству рабыни, глубоко противоречит  инстинктам  насекомых.
Поэтому женщина у пауков  становится  хозяйкой  мужчины-слуги.  Поскольку  в
городе Каззака было наоборот, им придется привыкать к  новой  роли.  До  тех
пор, пока они с ней не свыкнутся, их будут содержать отдельно от мужчин.
   - А дети как же? - спросил Найл, вспомнив о сестренках.
   - Они в детской, поближе к женщинам. Но матерям, пока не перевоспитаются,
посещать их запрещено.
   Сам Массиг находился здесь вот уже около месяца. Работа у него была не из
легких, но причин жаловаться тоже не было. Каждое  утро  колесничие  обязаны
являться на службу в женский квартал. В  их  обязанности  входила  перевозка
надсмотрщиц - кого в поле, кого в порт, кого в другие районы города.
   Хорошо, если удавалось пристроиться в самом городе.
   Самая тяжелая - дорога в порт. Массиг подозревал, что его прислали сюда в
наказание: одна из служительниц как-то услышала, что он -  тут  сын  Каззака
понизил голос до шепота - назвал хозяев пауками.
   - Ну и что с того? - простодушно удивился Найл.
   - Они считают, что это непочтительно - говорить о них как  о  какихнибудь
насекомых.
   -  А  вот  я  встречал   в   порту   человека,   так   тот   называл   их
раскоряками,вспомнил Найл.
   - Тс-с-с! - Массиг испуганно оглянулся: никто вроде не расслышал.  -  Кто
это мог быть, разрази меня гром?
   - У него было забавное имя... Кажется, назвался Биллом.
   - А-а, так это не наш. Он служит у жуков. Его звать Билл Доггинз.
   Массиг  произнес  это  с  чуть  заметным  пренебрежением.  Забавно   было
подмечать, что юноша уже научился  делить  здешних  обитателей  на  своих  и
чужих.
   - Билдогинз?
   - Билл Доггинз! У него почему-то два  имени.  Те,  кто  служит  у  жуков,
говорят, что у них издавна так заведено.
   Вайг наклонился вперед и тихонько спросил:
   - Как ты считаешь, отсюда можно при случае удрать?
   Массиг даже в лице переменился:
   - Ты что! Никак. Куда? Схватят, вот и все. Да и зачем бежать-то?
   Живется здесь неплохо, сытно.
   - Зачем? Затем хотя бы, что мне не нравится быть рабом.
   - Рабом? Но мы не рабы.
   - Да ну? - удивился Вайг. - А кто же вы такие?
   - Слуги. Это совсем не одно и то же. Настоящие рабы живут на  том  берегу
реки. Вот те уж действительно идиоты, все поголовно.
   - В каком смысле?
   -  Говорю  же:  идиоты.  В  голове  свист  один.  Массиг  скорчил   рожу:
вылупленные глаза, перекошенная челюсть, оттопыренные губы.
   - А зачем им рабы, если у них есть слуги? - поинтересовался Найл.
   - Для самой черной работы. Чистить выгребные ямы, например. Они же идут и
на корм. Найл и Вайг крикнули в один голос:
   - На корм?! - да так громко, что Сайрис на секунду приоткрыла глаза.
   - Да. Хозяева специально разводят их.
   - А сами-то рабы об этом знают? - ужаснулся Найл.
   Массиг пожал плечами:
   - Думаю, да. Они принимают это как должное. Умишка-то у  них  не  больше,
чем у муравьев.
   Найл мельком оглянулся на сидящих и лежащих вокруг людей,  но  ничего  не
сказал.
   - Я вот насчет слуг. Случается так, что и их съедают? - спросил Вайг.
   Массиг отчаянно тряхнул головой:
   - Ни в коем случае! Если не что-нибудь из ряда вон выходящее.
   - Что именно?
   - Ну, например, никому не разрешается с наступлением темноты выходить  на
улицу. Хозяева могут слопать любого, кто попадется им в ночное  время.  -  И
добавил поспешно:
   - Понятное дело, такого не происходит, у наших людей все же  есть  голова
на плечах! Каким болваном надо быть, чтобы пойти прогуляться ночью?
   - И почему они запрещают людям выходить ночью?
   - Следят, наверное, чтобы мужья по ночам не бегали  к  женам,  или  чтобы
матери не ходили к своим детям.
   - И ты еще говоришь, что тебе здесь нравится? - усмехнулся Вайг.
   - Я же не говорил, что мне так уж нравится, но... -  пробормотал  Массиг,
оправдываясь. - Я просто о том, ч