Найл поплыл вверх (блаженство,  и  только,  так  вот  летел бы  и
летел).  Спустя несколько минут  полет  прекратился легким толчком.  Шаг
вперед,  и  Найл  вышел  на  плоскую кровлю под  голубоватым небосводом.
Вокруг расстилался город  пауков -  вид  с  дворцовой крыши,  такой  уже
привычный.
     На деле,  в общем-то, эта была не плоская крыша, а комната, состоящая
из силового поля в форме стеклянного купола. Только оконное стекло можно
видеть,  поскольку  на  нем  скапливается слой  пыли;  силовое  поле,  к
которому пыль не пристает, по сути невидимо.
     Комната  была  удобно  обставлена:  мебель  с  опорами из  трубчатого
металла,  обтянутыми черным,  под кожу,  материалом,  теплым и  упругим.
Толстый  черный  ковер,   мягкий,   как  весенняя  трава.   Единственным
предметом,  не  вписывающимся в  интерьер,  был  большой черный ящик  со
скошенной панелью из  матового стекла и  расположенными в  ряд  кнопками
пульта.  Это был Стигмастер,  творение Торвальда Стиига,  контролирующий
эту башню и почти все, что находится в ней.
     Озирая  задумчиво  площадь,  возле  Стигмастера стоял  старец  веером
одеянии.  Рослая  фигура  была  стройна,  осаниста,  лишь  седые  волосы
выдавали в нем старика.
     - Ты узнал пейзаж? - поинтересовался он.
     - Наверное, Гималаи?
     - Делаешь успехи в географии.  Ты стоял на вершине Джомолунгмы, глядя
к югу на Непал. А та вершина на расстоянии - Канченджанга.
     В  эту игру они играли всякий раз,  когда Найл входил в  Белую башню.
Вчера это был Южный полюс,  два дня тому назад - кратер Этны в самый пик
извержении. Оба те раза Найл ошибся.
     Подойдя,  он остановился возле окна рядом со старцем и  с  удивлением
обнаружил,  что площадь оживает на глазах.  Через считанные минуты после
того,  как  он  вошел в  башню,  перед обиталищем Смертоносца-Повелителя
выстроилось множество людей,  никак не меньше сотни. На глазах у Найла к
ним пристроился еще один отряд,  вышедший из  боковой улицы.  По приказу
одетой  в  черное  служительницы все  застыли навытяжку.  Через  секунду
отворились двери обиталища,  и  начали появляться смертоносцы и "бойцы".
Они  шествовали в  одной колонне,  во  главе которой Найл узнал Дравига.
Пауки пересекли западную сторону площади и  двинулись на север к  реке -
квартал рабов лежал на том ее берегу.  Пауки все выкатывались из здания,
трудно было  поверить,  что  их  там  такая прорва.  Когда двери наконец
закрылись,  колонна  насчитывала по  меньшей  мере  сотни  три.  Впереди
двигались люди, с двумя служительницами во главе.
     - Ты догадываешься, в чем дело? - осведомился Найл у старца.
     - Я полагаю, это связано с гибелью паука?
     - Тебе известно, кто его убил?
     Старец покачал головой.
     - Ты   преувеличиваешь  возможности  Стигмастера.   Единственное  его
назначение - это собирать и сопоставлять информацию.
     И  правда,  у  Найла  было  самое  смутное представление о  том,  что
Стигмастер может,  а  чего нет;  уже  привык как-то  считать его  эдаким
всеведущим разумом.
     - Но ты же узнал о гибели паука?
     - А  ты  как думал,  если все это произошло в  какой-то  сотне метров
отсюда?
     - И ты совсем не представляешь, кто мог его убить?
     - Я  бы с  удовольствием тебе помог.  Но у меня не хватает информации
для полноценного анализа.
     - Мне казалось, Стигмастер может читать умы.
     - Не умы. Мысли, - терпеливо поправил старец. - Это достаточно разные
понятия.  Считывающее  устройство  может  обрабатывать  информацию,  что
накапливается в клетках памяти мозга,  но лучше всего это удается тогда,
когда человек спит. Когда объект бодрствует, считывать почти невозможно.
Мыслительные процессы чересчур сложны, многие из них действуют на уровне
подсознания.  Стигмастер не может читать чувства и интуиции,  их частоты
совершенно  не  укладываются в  его  диапазон.  Для  эффективной  работы
Стигмастеру нужна особая информация.
     Найл  вынул из  кармана кулон на  золотой цепочке и  протянул его  на
ладони символом вверх.
     - Что ты на это скажешь? Догадываешься вообще о чем-нибудь?
     Старец некоторое время изучал предмет.
     - Я бы сказал, что это магический сигал.
     - Сигал?- Найл никогда такого слова не слышал.
     - Тип символа, использовавшийся в магии и алхимии.
     - А что он означает?
     Старец улыбнулся.
     - Давай посмотрим, можно ли выяснить.
     Сказав это,  старец растаял в  воздухе.  Найл,  уже  заранее уловив в
улыбке лукавинку,  исчезновению не  удивился.  Давно он  уже понял,  что
фактически общается с компьютером.  Как и панорама гор,  представшая при
входе в башню, старец был голограммой, созданной компьютером; вот почему
Найл временами обращался к нему по имени его создателя, ученого двадцать
первого века  Торвальда Стиига.  Ясно  было и  то,  почему старец именно
растворился,  а  не  ушел  из  комнаты обычным образом.  Стииг стремился
утвердить в Найле новый комплекс рефлексов и реакций;  это было попыткой
заставить его доверяться рассудку, а не чувствам.
     Теперь  рассудок  подсказывал,  что  старца  можно  будет  отыскать в
библиотеке.  Найл  снова  ступил в  столп по  центру комнаты.  Когда его
обволок  туман,   вновь  почувствовалась  невесомость;   тело   казалось
перышком, тихо кружащим на ласковом ветру. Легкий толчок обозначил конец
спуска; Найл вышел из столпа.
     Из всех помещений башни библиотека была для Найла самым любимым.  Ему
нравилось  вдыхать  запах  книжной  пыли,  переплетного клея  и  кожаных
обложек.  Относиться к  этому  как  к  оптическому обману казалось неким
кощунством.  Судя во всему,  библиотеку сотворил тоже Стигмастер, однако
само творение по  своей сложности казалось в  каком-то  смысле еще более
достоверным,  чем  простая физическая реальность.  В  конце концов,  что
такое сама реальность, как не силовое поле субатомных энергий?
     Библиотека  представляла  собой  шестиугольное  помещение  шириной  с
полсотню метров, а высоты такой, что ее купол-потолок едва был различим.
Стены  -  сплошные  книжные  полки,  идущие  по  периметру вокруг  всего
помещения и  формирующие расположенные друг под другом ярусы,  окованные
железом; как-то раз Найл взялся их пересчитывать и насчитал ровно сотню.
В  некоторых местах ярусы  размежевывались черными железными лестницами,
ступени которых,  а  также  стояки,  были  украшены чеканным орнаментом;
хитросплетением листьев и  цветов.  Пообе  стороны помещения,  снизу  до
самого верхнего яруса, бегало по старомодному лифту-клетушке.
     Эти  полки,  судя  по  золоченой табличке  над  дверью,  содержали по
экземпляру каждой  изданной на  свете  книги,  общим  числом 30.819.731.
Каждая  книга  была  страница  за  страницей  отснята  на  микропленку и
занесена в  память компьютера -  работа,  занимавшая армию  ученых более
полувека.  Праотцом этого замысла был  писатель двадцатого века  Герберт
Уэллс,  описавший в  одном из  романов некую энциклопедию,  охватывающую
весь объем человеческого знания.  Эта библиотека, кстати сказать, давала
еще  и  фору  "мировому мозгу" Уэллса;  говоря попросту,  она  содержала
всякую мысль, воплощенную в форме книги.
     Интерьер  помещения  объединял  в   себе   элементы  читального  зала
Британского музея, "Библиотек Насиональ" и библиотеки Ватикана. Середину
занимал служебный стол;  от  него как спицы в  колесе расходились обитые
синей кожей столы с настольными лампами. Найл никогда не приглядывался к
людям,  сидящим за этими столами или неслышно ступающим вдоль ярусов; уж
так  хотелось верить,  что  это всамделишные мужчины и  женщины двадцать
третьего века, перенесенные сюда волшебной силой Стигмастера.
     Старец стоял за центральным столом,  беседуя с одним из служащих; вот
он повернулся и поманил к себе Найла,  указывая на ближайший лифт.  Найл
подошел и  потянул на  себя  скрипнувшую дверцу,  зайдя следом за  своим
провожатым в  обитую деревянными панелями кабину с  табличкой на  задней
стенке "Максимальная загрузка - трое человек". Он открыл и закрыл дверцу
лифта снова,  на этот раз подъемник мягко взвыл,  и  лифт начал медленно
подниматься. Каким образом достигается такая достоверность, Найл понятия
не имел, да и не пытался особо вникать; ему больше по душе было нежиться
в  этой иллюзии -  гляди-ка,  будто в  самом деле переносишься в прошлые
столетия!
     Они вышли на  двадцать восьмом ярусе (у каждого впереди на ограждении
имелся свой  порядковый номер).  По  ярусу Найл продвигался с  некоторой
опаской: чеканка пола и полуметрового балкона казалась сплошным решетом.
Вниз, понятно, не сорвешься, но все-таки чувствовалось бы уютнее, если б
пол и стенки были сплошные.
     Ступая по ярусу следом за Стиигом,  Найл обратил внимание, что многие
книги  имеют  латинские  названия:   "Turba  Philosophorum",   "Speculum
Alchimiae",  "De  Occulta Philosophia",  "Aureum Vellas" ,  иные были на
греческом и  арабском.  Они остановились перед полкой,  на металлической
табличке которой значилось: "Герметика, КУ - Л О".

     1  "Смятения философов",  "Зерцало алхимии",  "Оккультная философия",
"Золотое руно" (лат.)

     - Герметика - это что?
     - Магические  учения,  названные  по  имени  легендарного  основателя
магии, Гермеса Трисмегиста - Трижды Великого Гермеса.
     Он потянулся к полке и выдвинул,  с некоторым усилием, большущий том,
обитый черной кожей (Найл улучил момент прочесть название: "Энциклопедия
герметики и  алхимические сигилы",  прежде чем  фолиант лег  на  один из
столов,  стоящих на каждом из углов шестиугольной галереи). Углы у книги
были неразрезаны,  бумага ручной выделки -  толстая,  нелощеная.  Старец
четко знал,  где  что  искать;  он  быстро нашел страницу ближе к  концу
фолианта.
     - Я думаю, вот то, что ты ищешь.
     Символ,  на который он поместил палец,  был безошибочно тот же, что и
на кулоне, разве что форма чуть отличалась:
     Найл живо,  с  интересом нагнулся над страницей,  затем поднял глаза,
кисло сморщившись от разочарования:
     - Это что, на чужом языке?
     - На немецком.
     - А что означает "rache"?
     - Месть.   Из  текста  следует,  что  это  сигал,  берущий  начало  в
тринадцатом веке,  и  означает  "отмщение".  Нижняя  часть  представляет
крылья хищной птицы.  Верхняя часть-  рога "der Teufel", дьявола. Хищная
птица на крыльях несется к своей добыче, неся на себе страшную месть.
     Разглядывая изображение,  Найл почувствовал неуютный холод в  темени,
словно  кто-то   плеснул  на  голову  холодной  воды;   ощущение  чем-то
напоминало ожидание опасности.  Он напряженно изучал символ,  словно мог
таким образом выведать его зловещую тайну.
     - Здесь говорится, насколько широко был распространен этот символ?
     - Нет,  но  ответ почти однозначный.  Этот  символ был  известен лишь
изучающим герметику.
     - Тогда как, по-твоему, могли про него проведать убийцы Скорбо?
     - На это я ответить не могу, - он вернул книгу на полку. - Может, они
и вправду изучали магию.
     Идя за  старцем обратно к  лифту,  Найл испытывал гневливое отчаяние.
Казалось нелепым,  находясь в окружении такой уймы знания,  теряться при
ответе на один незамысловатый вопрос.
     - И зачем изучать магию?
     - Потому что она гораздо древнее естествознания.
     - Да, но... но ведь это, наверное, одно и то же, что суеверие?
     - Так многие считали в  девятнадцатом и двадцатом веке.  А в двадцать
первом  антропологи пришли  к  иному  выводу.  Они  изучали  примитивные
племена  и  сделали вывод,  что  некоторые из  них  добиваются реального
воплощения определенных магических обрядов - вызывают дождь, например.
     Найл покачал головой.
     - Ты этому веришь? Старец виновато улыбнулся:
     - Ни  да,  ни  нет.  Я  всего лишь машина.  А  вот Торвйльд Стииг был
рационалистом, и верить в это отказывался.
     Когда вошли в лифт, Найл произнес:
     - А как она, магия, действует?
     - Все  примитивные народы говорят одно  и  то  же:  магия действует с
помощью духов.
     - Но ведь духов не бывает, разве не так? Старец улыбнулся.
     - Торвальд Стииг, безусловно, считал именно так.
     На спуске почему-то опять затошнило, жар поднимался волнами как бы из
самого желудка.  Найл отогнул от  стены откидное сиденье и  опустился на
него.
     - Тебе нехорошо?
     - Устал просто,  - Найл закрыл глаза и прислонился головой к стене. -
Один из убийц Скорбо ударил меня силой воли, как паук.
     - Хотя по виду он был человек? Найл унял в себе глухое раздражение.
     - Разумеется.
     - Понятно, - временами, вот например сейчас, становилось заметно, что
старик -  машина:  он нечувствителен к человеческому удивлению.  -  Если
так, то я могу предложить кое-что полезное.
     Лифт,  скорготнув, остановился. Когда выходили наружу, старец вежливо
придержал дверцу для женщины средних лет,  в твидовой юбке;  проходя, та
натянуто улыбнулась.  Реагируя на  деловую тишину вокруг,  Найл невольно
понизил голос:
     - Что именно? Прежде чем заговорить, старец дождался, пока они выйдут
из кабины окончательно.
     - Если  ум  у   тебя  находился  в  контакте  с  умом  убийцы,   есть
определенная возможность узнать, кто он такой.
     - Как?
     - Всякое   событие  неминуемо  влечет  следствие  -   это   один   из
основополагающих научных принципов.  Причем это относится одновременно к
событиям и в физическом, и в умственном плане.
     Найл недоуменно повел Головой из стороны в сторону.
     - Но как можно увидеть умственное последствие...
     В темени опять кольнуло,  на этот раз, правда, от приятного волнения.
Нечто  сродни  чувству,  которое возникает всякий раз  по  приближении к
башне;  волнение  ребенка,  заслышавшего слова:  "Как-то  раз  на  белом
свете...".
     Найла, очевидно, выдало выражение лица.
     - Не  обнадеживайся  сверх  меры,   -   сказал  старец.  -  Искусство
самоотражения трудное и  опасное.  Но  рано  или  поздно  тебе  придется
постигать его. Пойдем.
     На этот раз он повел в столп.  Через несколько секунд они вошли в зал
машины мира.
     Эта  комната была еще одним из  чудодейственных творений Стигмастера.
Как и библиотека, для башни она была чрезмерно велика. Это была широкая,
длиной в  полкилометра галерея,  со  стенами,  покрытыми богатой парчой,
вдоль них тянулся ряд бюстов и  статуй.  Но  открывавшийся из  сводчатых
окон город не был городом пауков;  этот, начать с того, купался в солнце
таком неистовом,  что  над крышами домов стояло марево.  На  площади под
окнами  находился рынок,  над  торговыми рядами  -  яркие,  разноцветные
навесы, и теснящийся под ними люд тоже весь был ярко разодет; у многих -
мечи.  Город окружали зубчатые стены,  за  которыми расстилались зеленые
долы и холмы с террасами я виноградниками.
     Впрочем,  Найл теперь так уже свыкся с  этой картиной жизни Флоренции
пятнадцатого века,  что не очень обращал на нее внимание.  Глаза у  него
были сосредоточены на машине из голубоватого металла,  стоящей по центру
галереи.  Машина  состояла из  напоминающего кушетку  ложа  под  голубым
металлическим пологом,  облицованным снизу  матовым стеклом.  При  одном
лишь  взгляде на  машину Найл  испытал вожделенную расслабленность.  Это
была  машина  мира,   изобретенная  в  середине  двадцать  первого  века
Освальдом  Чэтером  и  Мином  Такахаси  -  аппарат,  способный  вызывать
контролируемую сознанием релаксацию, нечто, подобное сну без сновидений.
     Когда Найл уже собрался укладываться, старец поднял руку.
     - Постой.  Прежде чем  приступим,  важно,  чтобы  ты  уяснил принципы
управляемого самоотражения.  Сядь,  пожалуйста,- он указал на скамью меж
бюстами  Аристотеля  и   Вольтера.-   Вступать  в  такое  состояние  без
подготовки может оказаться крайне опасным.
     Тебе  известно,  что  первая  машина  считывания  была  изобретена  в
последней  декаде  двадцать  первого  века   группой  исследователей  из
Альбукеркского университета,  возглавляемой Ч.С.К.Сойером.  Именно Сойер
открыл, что моторная память имеет молекулярную структуру, сходную с ДНК,
и  что  электрический ток  может  приводить к  тому,  что  та  или  иная
молекулярная цепочка  разряжается.  Когда  человек  безуспешно  пытается
что-либо  вспомнить,  то  значит,  он  слишком устал и  потому не  может
заставить молекулу памяти разрядиться.
     Сложилось так,  что  ассистент Сойера -  звали его  Карл  Майклджон -
взялся усиливать центры памяти белой  крысы,  соединяя их  электродами с
височными долями собственного мозга.  И внезапно обратил внимание на то,
что  у  крысы  появилась сильная привязанность к  хорошенькой лаборантке
Аннет Ларсен.  Дело обстояло так,  что  сам Майклджон был неравнодушен к
Аннет,  но из стеснительности не решался ей в  этом признаться.  Так что
его,  понятно,  увлекало  наблюдение за  излияниями симпатии со  стороны
зверька.   Это  увлекло  его,  по  сути,  настолько,  что  он  частенько
задерживался в  лаборатории,  снова и  снова забавляясь игрой с центрами
памяти.  Как-то  раз,  вечером,  изрядно  уставший,  он  во  время  игры
задремал.  И  в этом состоянии ему с необычайной достоверностью явилось,
что якобы он  сам симпатичен той девушке ничуть не меньше,  чем она ему.
Придя в  себя,  он  подумал,  что  все это пригрезилось.  Но  находясь в
полусне, он обнаружил и кое-что еще: что вроде бы у девушки на шее между
лопаток имеется родинка.  Назавтра он  незаметно приблизился к  Аннет со
спины,  когда та сидела склонившись над микроскопами, и приметил как раз
ту   самую  родинку,   что  привиделась  накануне.   Это  так  на   него
подействовало,  что он  пригласил девушку поужинать вдвоем.  Приглашение
было принято, и в тот же вечер они обручились.
     Между  тем  Майклджон много  раздумывал над  этим  происшествием.  Он
спросил свою нареченную, не пускала ли она зверька гулять себе по плечам
и  шее;  та  ответила:  конечно же,  нет,  она и  из клетки-то редко его
вынимала. Тогда как же в памяти у животного могла запечатлеться родинка?
     И  вот Майклджон приходит к важному выводу.  Он кстати вспоминает и о
том,  как ему вдруг показалось, будто Аннет к нему неравнодушна, а потом
это подтвердилось.  Поэтому не могло ли случиться так,  что память крысы
запечатлела гораздо больше, нежели просто внешность девушки? Не могло ли
статься  так,  что  будучи  к  ней  привязанной,  она  каким-то  образом
считывала ее мысли!  А  Майклджон в  полусне считывал в  свою очередь ум
крысы, чему способствовала глубокая расслабленность?
     Эти выводы были,  конечно же,  революционными. Ведь это означало, что
память   крысы   может   фиксировать  "оттиски"  небывалой  сложности  -
информацию, которую она в силу собственной скудости неспособна понять. И
вдобавок к  тому,  сам Майклджон,  пока бодрствует,  уяснить эту сложную
информацию  неспособен;   для   этого   надо   полностью   расслабиться,
погрузиться в сон.
     Майклджону теперь  было  ясно,  что  он  сделал  открытие грандиозной
важности,  достойное,  по всей вероятности,  Нобелевской премии. Поэтому
свое открытие он  решил до  поры до времени придержать,  и  провести ряд
дополнительных исследований. И оказалось, допустил ошибку.
     Однажды  утром  его  застали  рыщущим по  университетскому коридору в
одной  рубашке  и  страшно  взвинченным.  Пришлось вызвать  санитаров из
местной психбольницы и  надеть на беднягу смирительную рубашку.  Наконец
после большой дозы  успокоительного Майклджон пришел в  себя и  поведал,
что произошло.  Используя машину мира,  он  решил провести эксперимент с
центрами памяти дворняги.  Глубоко расслабившись, он вступил с ее мозгом
в  контакт,  и  это подействовало так,  что из  него моментально вышибло
рассудок.
     Конец у  рассказа счастливый.  Майклджон женился на Аннет Ларсен,  от
помешательства не  осталось и  следа;  получил он и  Нобелевскую премию.
Продвигаясь шаг за  шагом,  он изобрел устройство для усиления импульсов
памяти,