етил Найл сбивчиво.
     - Правитель в этом городе - ты. Тебе можно все.
     - Тогда я  хотел бы поговорить с теми пауками,  которые знают историю
вашего рода.
     Асмак присел в  почтительном полупоклоне.  Затем повернулся к  двери,
жестом указывая Найлу идти следом.
     Когда спускались по лестнице в прихожую, Найл испытывал опасение, что
привел  своими  расспросами к  какому-то  недопониманию,  суть  которого
самому неясна.  Тем  не  менее,  в  поведении Асмака было что-то  крайне
любопытное.  Любопытство усилилось,  когда вместо того,  чтобы пройти по
плитам пола к выходу,  Асмак повернул направо и начал спускаться дальше.
Найл  очутился в  полной  темноте и,  совершенно растерявшись,  невольно
схватился за  стену.  Спустя секунду,  когда  лестница сделала очередной
поворот направо,  он сделал шаг не в ту сторону и споткнулся;  упасть не
дал  Грель,  уцепив Найла  передней лапой за  пояс.  Асмак,  моментально
смекнув в  чем беда,  пришел на помощь.  Темнота как бы растаяла,  мягко
осветившись; стало видно лестницу впереди.
     Прошло несколько секунд,  прежде чем до  Найла дошло,  что темень как
была,  так и осталась,  просто паук передает мысленную картину того, что
вокруг, как и при "полете" над горами.
     Найл ожидал,  что  его заведут в  какой-нибудь подвал или подземелье,
вместо  этого  провожатые несколько раз  свернули направо  и  продолжали
спускаться.  Когда  спуск,  наконец,  закончился,  над  головами  у  них
пролегала толща высотой, пожалуй, с саму башню.
     Коридор,  в котором очутились, был около двух метров в ширину и три в
высоту;   сводчатый  потолок  и  стены  из  неотесанного  камня,   грубо
вделанного в раствор.  Асмаку из-за роста приходилось идти подобравшись,
чтобы не  задеть стену или потолок;  было ясно,  что коридор построен не
пауками и не для пауков.
     В десяти метрах по ходу коридор перегораживала массивная дверь, доски
которой стягивали полосы кованого железа.  При  их  приближении лязгнули
засовы, и дверь распахнулась. За ней стоял бойцовый паук, который тут же
распростерся перед  Асмаком.  Тот  тоже  ответил  каким-то  приветствием
(пауки всегда в этом отношении очень скрупулезны),  затем "боец" сунулся
в  стенную нишу,  давая  место для  прохода.  Найл  на  секунду проникся
жалостью к  восьмилапому,  час за часом неотлучно простаивающему в  этой
холодной темноте,  и только тут вспомнилось, что все пауки в этом городе
так  или иначе связаны между собой,  так что никто из  них не  бывает ни
забыт, ни заброшен. Это люди, наоборот, заслуживают жалости.
     Воздух был застоявшийся и отдавал плесенью.  Кроме того, стоял жуткий
холод. Впрочем, Найлу он не доставлял неудобства - от контакта с Асмаком
по телу разливалось приятное тепло,  как после хорошей разминки в зимний
день.
     И  не  только это:  несмотря на  то,  что  туловище паука  фактически
загораживало вид,  все  равно  коридор "просматривался" на  существенное
расстояние.  Впечатляло то,  насколько хорошо  Асмаку известен буквально
каждый  сантиметр  коридора:  картина  передавалась с  такой  точностью,
словно коридор в  самом деле был  освещен.  Кое-где  стены уже требовали
основательного ремонта,  на  полу  лежали каменные глыбы.  На  одном  из
участков проседал потолок,  и  его подпирали деревянные балки,  а  их  -
плотно вбитая меж  стен лесина,  лежащая на  полу.  Подобные препятствия
Асмак огибал без малейших колебаний.  В одном месте коридор пресекался с
ходом помельче,  идущим под  наклоном вниз.  Пол  возле него был  покрыт
слизью  с  неприятным гнилостным запахом.  Асмак  мгновенно  предупредил
"скользко!",  Найл  двинулся  осторожнее  и  благополучно  миновал  этот
пятачок.
     До  поры  Найл  разделял  умственное состояние  паука  как  сторонний
наблюдатель.  Передаваясь напрямую,  ментальность Асмака  воспринималась
четче,  чем человеческий голос,  но,  в  принципе,  таким же образом.  А
теперь,  расслабившись,  Найл  почувствовал,  что  собственное  сознание
смешалось с  паучьим настолько,  что теперь трудно определить и границу.
Не  совсем обычное ощущение.  Сознание Асмака было  настолько "прочнее",
чем  его  собственное,  что  с  невольной  обостренностью  чувствовались
уязвимые  места  человеческого  ума.   Вспомнилось  состояние,   которое
возникает от использования медальона, усиливающего волю. Но от медальона
наступает истощение,  он  забирает  энергию.  Паучье  же  сознание имело
грандиозную,  неистощимую  силу,  обновляющуюся каким-то  образом  через
живую увлеченность.  Все это вызывало светлую радость,  но  тем не менее
Найл ею не обольщался. Было что-то жесткое и своекорыстное в этом цепком
сознании,  оно никак не  утоляло некую потаенную жажду по утонченности и
сложности...
     Из  этих размышлений Найла вывело неожиданное осознание,  что они уже
не идут больше по рукотворному коридору.  Тот расширился, а стены по обе
стороны были теперь вроде бы  из  скальной породы -  не  то  мел,  не то
известняк.  Пол под ногами неровный, хотя во многих местах видно, что он
специально нивелировался инструментом.  Еще  через сотню метров это  был
уже  по  сути  не  коридор,  а  широкая галерея,  свод которой подпирали
неровные колонны все  из  той же  белой породы.  Очевидно,  галерея была
проточена водой в какую-нибудь отдаленную геологическую эпоху.  Неровный
пол по-прежнему покрывали мелкие лужицы.  Прошли по  одной -  глубина по
щиколотку,  а вода холодная как лед.  Сверху размеренно шлепались капли,
звук в тишине расходился необычайно гулко.
     Они шли уже с полчаса и одолели,  наверное, не меньше двух миль. Найл
стал невольно прикидывать,  в каком направлении они сейчас движутся. Его
немой вопрос "подслушал" Асмак и сразу же выдал,  что идут они строго на
восток.   Найл   прикинул:   значит,   должны   находиться  где-то   под
"индустриальной зоной", к востоку от главной площади.
     Через десять минут до слуха донесся странный отдаленный гул.  По мере
того как  звук нарастал,  становилось ясно,  что это шум несущейся воды.
Несмотря на  повышенный тонус,  не так-то просто было подавлять растущую
взвинченность.  Не из-за какого-то недоверия к Асмаку,  от которого Найл
теперь  зависел  полностью,  но  просто  из  инстинктивной боязни  перед
неизведанным. Стоило прямо-таки большого усилия сдерживать опасения, что
Асмак не задумал какой-то каверзы.
     Через  несколько секунд  воздух  затопил шум  бегущей воды,  ровный и
непрерывный.  Они,  замедлив шаг,  остановились на  берегу широкой реки.
Темная  вода  неслась  стремительно,   но  настолько  гладко,  что  лишь
отдельные взвихрения поверхности выдавали  недюжинную скорость.  Найл  с
облегчением увидел,  что  через  реку  переброшен металлический мостик с
перильцами по  обе  стороны реки.  Вода,  когда переходили,  неслась под
самыми ногами.  На середине моста, сделанного из сварных листов металла,
шум был просто оглушающим; впечатление такое, что где-то в четверти мили
вниз по течению бушует водопад.  Асмак, видно, тоже нервничал: он, как и
все смертоносцы, испытывал естественную неприязнь к воде.
     По  ту сторону вид менялся,  белую породу сменила темная,  похожая на
гранит.  Теперь они пробирались уже не по коридору, а по какой-то щели в
скальной породе;  которая образовалась,  вероятно,  от землетрясения или
извержения вулкана.  И  тут сердце Найла сжалось от безотчетного страха.
Плоскость  под   ногами  кренилась  влево  и   идти  приходилось  крайне
осторожно,  чтобы не поскользнуться.  Эта "дорога" петляла и  изгибалась
меж двумя совершенно отвесными стенами.  Шум воды вскоре стих позади,  и
они  снова пробирались в  тишине,  в  которой шаги Найла звучали зловеще
гулко (пауки, не в пример ему, ступали мягко как кошки).
     Судя по благоговейному предощущению,  пробудившемуся у  Асмака,  цель
была  уже  недалеко.  Природа этого  чувства легко  угадывалась,  стоило
проникнуть на  более глубокий уровень сознания Асмака,  но Найл понимал,
что  такое  бесцеремонное  вторжение  вызовет  определенное  неодобрение
паука.
     Высота прохода между отвесными стенами все сужалась,  пока,  наконец,
не  образовалась эдакая стреловидная арка.  Камень под  ногами,  судя по
всему,  пытались сровнять,  но  его твердость сводила все усилия на нет,
поэтому  ступать приходилось осторожно,  чтобы  ненароком не  подвернуть
ногу.  У  Греля  и  Асмака такой  проблемы не  было:  лап  столько,  что
споткнуться никак  невозможно.  Между  тем  проход все  сужался и  обоим
приходилось подгибать ноги,  а брюхом прижиматься к самому полу. В одном
месте зазор составлял от силы полтора метра,  надо было нагибать голову,
чтобы не стукнуться о свод.  Асмаку,  чтобы протиснуть свое внушительное
туловище  между  стен,  приходилось  двигаться  очень  медленно.  Стены,
казалось,  давили,  становилось  страшно,  и  тут  вдруг  проход,  резко
расширившись, подошел к концу, Найл очутился в большой пещере, с высотой
свода,  пожалуй,  метров двадцать. Какой-нибудь другой выход на глаза не
попадался,  стены были  абсолютно глухие.  Но  пещеру Найл сознавал лишь
постольку,  поскольку "видел"  ее  через  ум  Асмака;  как  и  в  логове
Смертоносца-Повелителя,   здесь  было  столько  тенет,   что   через  их
хитросплетение не проник бы и самый яркий свет. Тенета широким занавесом
свисали со свода к полу, отдельные волокна, толстые как канаты, тянулись
через свод горизонтально.  Но  это были не те тенета,  какие часто можно
видеть над  городскими улицами,  эти -  сразу бросалось в  глаза -  были
созданы проницательным разумом высшего порядка,  и  странная симметрия в
них имела некое чрезвычайно важное значение для паучьего ума.  В отличие
от пыльных тенет обиталища Смертоносца-Повелителя, эти выглядели свежими
и  эластичными.  Был даже намек на  запах -  какой-то  растительный -  и
влажное поблескивание.  Эта пещера, понял Найл, была своего рода паучьим
святилищем,   а  паутина  -  некими  ритуальными  гобеленами,  постоянно
подновляющимися в знак поклонения,
     Чуть  слышные звуки  сверху дали  понять,  что  в  глубине притаились
пауки.  В  пещере  стояла  кромешная тьма,  но  Асмак  был  знаком с  ее
расположением  так  хорошо  и  так  устойчиво  контактировал  с  другими
пауками,  что  все  вокруг как  бы  освещалось тусклым сумраком,  отчего
видимость была вполне сносная.  Чувствовалось,  что  пауки все  как один
юного возраста - иные даже младше Греля - и что в общей сложности их там
примерно дюжина. Что это юнцы, было видно сразу: вон как разволновались,
возбудились,  стоило нарушить их уединение;  паук постарше,  безусловно,
сдерживал  бы  свои  эмоции.   Ясно  было  и  то,  что  они  сгорают  от
любопытства, видя перед собой человека.
     Асмак несколько минут стоял неподвижно,  ожидая, когда улягутся суета
и  волнение.  У  пауков  не  бывает такого,  чтобы  обмен  приветствиями
проходил торопливо или  скомкано -  у  них  это и  дело чести,  и  часть
природного инстинкта.  А Найл тем временем получил возможность подробнее
разглядеть пещеру.
     Осматривая дальнюю  стену,  он  различал  уступчатый скат,  отдаленно
напоминающий высеченную  из  скалы  лестницу.  Не  исключено,  что  этой
пещерой  когда-то  пользовались  люди.   Паукам,  несмотря  на  вес,  не
составляло труда взбираться по этим уступам. Еще в стенах на уровне пола
смутно виднелся ряд глубоких ниш,  похоже, пустых. Так как все ниши были
примерно  одного  размера  и  находились друг  от  друга  на  одинаковом
расстоянии, было ясно, что продолблены они руками людей.
     Найл  был  несколько обескуражен.  Он  ожидал  увидеть  какого-нибудь
пожилого паука,  который мог бы ответить на вопросы о  Большой стене.  А
тут  -  сплошь  мелкота,  не  достигшая,  выражаясь человеческим языком,
половой зрелости.
     Наконец Асмак заговорил.  Его  обращение прозвучало как  приветствие.
Паучки после  приличной паузы отозвались хором.  Любопытство по-прежнему
владело молодыми паучками,  но коллективный импульс помог его пригасить.
Приветствие как  Асмака,  так и  паучков представляло собой моментальный
обмен импульсами,  что были сродни поклону или рукопожатию у людей.  Тут
Асмак намеренно перешел на  человеческий язык -  то есть на частоту,  на
которой паучки обычно общаются с людьми.
     - Персона,  которую я  с  собой  привел,  -  почетный паук.  -  Асмак
произнес именно "персона",  а не "человек": "человек" для пауков - слово
уничижительное,  все равно что "свинья" у людей.- К тому же он правитель
нашего  города.-   Последняя  фраза  вызвала  среди  паучков  изумленное
шушуканье,  и  Найл сделал вывод,  что  они ничего не  знают о  событиях
прошедших шести месяцев.  Из чего, в свою очередь, следовало, что паучки
живут в этой промозглой темени со времен рабства. Что это - заточение за
провинности  или   некое   схимничество?   Последнее  казалось  наиболее
вероятным.
     - Наряду с  этим,  -  заключил Асмак,  -  он  -  избранник богини,  а
следовательно, наш хозяин.
     Несколько  секунд  стояла  полнейшая  тишина,   не  прерываемая  даже
сбивчивыми  импульсами  изумления.   Затем  до   слуха  донеслось  тихое
шуршание:  по  волокнам паутины спускались на  пол лохматые тела.  Через
несколько секунд Найл был окружен пауками, церемонно пригибающими животы
к земле в знак повиновения.  Найл стоял смущенный и растерянный, понимая
вместе с  тем,  что ничего не поделаешь:  ритуал есть ритуал и ни в коем
случае  нельзя проявить намека на  сконфуженность,  будет  расценено как
неуважение.  Пока  все  это  шло,  Найл  понял,  что  какой-нибудь ответ
ожидается и от него самого. И тогда он произнес вслух:
     - Приветствую,  -  мысленно  сопроводив слова  образом  великодушия и
щедрости.
     - Приветствуем,  повелитель,  -  словно эхо донеслось в ответ. Тотчас
послышалось   сухое   шуршание:   паучки,   вбирая   шелковистые   нити,
возвращались к себе в тенета.  Вместе с тем Найл почувствовал,  как тело
окутало приятное тепло,  будто дыхание весеннего ветерка,  и понял,  что
так  отражается на  самочувствии изъявление любви  и  уважения  паучков.
Растерянность прошла,  уступив место ответном чувству приязни и теплоты.
Словно некий барьер в душе рухнул, и Найл впервые понял, что значит быть
доподлинно "почетным пауком".
     Асмак вновь заговорил:
     - Знает ли кто-нибудь из вас историю Большой стены в Долине Мертвых?
     Найл несказанно удивился такому вопросу.  Что могут знать эти юнцы об
истории своего древнего рода? Сами паучки сразу же озадаченно притихли -
видно,  стушевались.  Но  вот  после  долгой  паузы  сверху  из  темноты
послышался голос:
     - Мне кажется, ее могли воздвигнуть в эпоху Хеба Могучего.
     - Очень хорошо,  -  сказал Асмак.  -  Давайте сообщим,  что можем. Ты
хранитель Хеба?
     - Нет, господин, я,- послышалось из другой части пещеры.
     - Ладно. Возьмите нас к нему.
     Найл  был  попросту ошарашен.  Чувствительность к  ауре живых существ
однозначно свидетельствовала,  что кроме них в пещере никого нет. На пол
с  тихим шуршанием спустился совсем небольшой паучок.  Когда он присел в
ритуальном  поклоне,   Найл  разобрал,  что  это  совсем  еще  ребенок,-
семилетка,  по человеческим меркам.  В  силу возраста у него даже еще не
развились ядовитые клыки. С Найлом он говорил сбивчиво, видно, не привык
еще к человеческой речи.
     - Прошу следовать за мной, господин.
     Паучок двинулся в сторону одного из ниш-альковов,  которые Найл успел
уже  заметить.  Асмак  посторонился,  давая Найлу пройти,  сам  двинулся
следом.  Идущий впереди паучок,  демонстрируя почтительность, "управлял"
ногами Найла,  чутко предупреждая,  куда  ступить меж  толстых крепежных
тенет,  натянутых вдоль пола.  Сам  альков был скрыт за  заграждением из
тенет,  представляющих собой миниатюрный лабиринт.  Пробравшись через их
хитросплетения,  Найл  оказался перед  входом  в  пещеру глубиной метров
восемь.  Почти  дойдя до  противоположной стены,  он  почувствовал,  что
сворачивает за угол.  Проход здесь сужался,  и  потолок становился ниже.
Еще один поворот, и открылся зев невысокой ниши, не больше пяти метров в
ширину.  Грубо отесанные стены поблескивали от  влаги.  У  дальней стены
стоял  невысокий каменный алтарь,  на  котором лежало  что-то  округлое.
Перед алтарем,  подогнув ноги под туловище, лежал паук. Мелькнула мысль,
что это и есть тот самый,  кто ответит на вопрос, но когда паук поднялся
на ноги, стало видно, что это вообще ребенок.
     Подойдя к середине алькова,  они остановились.  На секунду провожатый
прервал телепатический контакт, и свет моментально померк. Через секунду
контакт возобновился,  в  альков забрался Асмак.  В  эту  секунду Найл с
изумлением осознал,  что округлый предмет на алтаре -  не что иное,  как
усохшие останки мертвого паука.  Они лежали на  некоей подушке из тенет,
ссохшиеся лапки напоминали сломанные стебли,  а  лишенное волос кожистое
туловище  испещрено  было   трещинами  и   лоснилось  от   возраста  как
выскобленная кожа.
     - Ты  находишься в  присутствии Хеба  Могучего,  -  произнес Асмак  и
согнулся до  самого пола.  Найл после секундного колебания сделал то  же
самое.
     Найл пребывал в  растерянности.  Он  и  представить себе не мог,  что
великий Смертоносец-Повелитель мог,  оказывается,  быть таким маленьким.
По  преданию,  Хеб  был  стооким чудищем,  способным перекусить человека
пополам одним ударом громадных челюстей.  Этот же,  фактически, был чуть
больше домашней кошки;  даже если распрямить ему лапы, и то едва дотянет
до метрового роста.
     Через несколько секунд Асмак выпрямился,  то же самое сделал и  Найл.
Вид Смертоносца-Повелителя попросту зачаровывал. Ребенком Найл частенько
вздрагивал от страха,  когда дед Джомар рассказывал легенды о жестокости
и  кровожадности  Хеба,  о  том,  как  тот  однажды  устроил  ритуальную
казнь-пиршество,  на  котором  была  парализована  паучьим  ядом  тысяча
человек,  которых потом пауки поедали несколько дней.  В  другой раз Хеб
лично  обезглавил челюстями сотню узников.  Сейчас было  видно,  что  по
крайней мере  эта  история -  чистый вымысел:  в  клыках Хеба,  если  их
выпустить, длины было от силы сантиметров пять.
     - Ты  желаешь говорить с  Великим напрямую или от  твоего имени лучше
изъясняться  мне?   -   спросил  Асмак.   Найл   посмотрел  на   него  с
замешательством.
     - Но  как...  -  Найлу  пришлось сделать над  собой усилие,  чтобы не
заикаться,- ведь Великий же, ясное дело, мертв?
     - Нет,  повелитель,  он  не  мертв.  Равно как и  не  жив.  Найл,  не
отрываясь, смотрел на округлую мумию.
     - Ни жив, ни мертв? Но разве такое в самом деле бывает?
     В  ответ  Асмак метнул еще  один  просверк информации,  калейдоскопом
развернувшийся у  Найла в  уме.  Заключенная в  нем мысль была настолько
невероятной,   что  Найлу  пришлось  осваивать  ее   нарочито  медленно.
Оказывается,  Асмак,  говоря,  что Хеб Могучий ни жив,  ни мертв, имел в
виду именно это, ни больше ни меньше. Да, действительно, тело его мертво
вот уже многие столетия,  как и большая часть его мозга. Однако та часть
мозга,  в которой сохраняется информация,  подпитывается жизнью. Поэтому
память  Хеба  -  своего  рода  архив,  упрятанный в  иссохшую оболочку,-
доступна сородичам.  Следить,  чтобы в  клетках памяти у  Хеба теплилась
жизнь,  поручено молодой поросли,  и те не дают ему умереть,  подпитывая
своей  жизненной  силой.   Вот  почему,   оказывается,   Найл  ощущал  в
присутствии паучков  теплоту  и  бодрость;  природа  этого  -  усиленное
чувство почтения и  любви.  Именно таким образом паучки и не давали Хебу
захиреть окончательно.
     У  Найла  на  глазах  паучок вживился в  мозг  Хеба  Могучего и  стал
нагнетать туда живительную энергию. Впервые в жизни Найл воочию убедился
в "животворящей силе" любви.  До сих пор он,  естественно,  предполагал,
что любовь не  что иное,  как взаимно разделяемая эмоция.  Теперь же она
воспринималась