зуму к  нам,
нежели к насекомым. И конечно, трудно чувствовать расположение  к  тем,  кто
поедает человеческую плоть. Тут я с тобой согласен. Однако, если  они  будут
доверять тебе, ты сможешь похлопотать о своих близких. И тогда будешь за них
спокоен.
   - Как быть с моей матерью и братом? Ты посвятишь их в тайну?
   Каззак задумчиво прищурился:
   - Не знаю. Во всяком случае не сейчас. Надо подумать,  посмотреть,  можно
ли им доверять. Понимаешь, сейчас мы раскроем им все карты,  а  потом  вдруг
выяснится, что этого делать не стоило. Мы же просто подставим их под удар. Я
не сказал ничего  даже  собственным  сыновьям.  Им  лучше  не  знать.  -  Он
посмотрел Найлу в глаза. - Надеюсь, тебе не надо объяснять, что  все  должно
остаться между нами. Господа пауки не щадят тех, кто обманул их доверие.
   - Понимаю, - кивнул Найл.
   -  Прекрасно,   -   Каззак,   подавшись   вперед,   похлопал   юношу   по
плечу.Чувствую, у нас все получится. - Он хлопнул в ладоши. -  Ну  что,  еще
музыки, а?
   Вошли девушки. Одна из них держала лютню. Не  дожидаясь  приказания,  она
начала  выводить  мелодию.  Другие  девушки  подхватили  ее  проникновенными
голосами. Пели удивительно слаженно, стройно. Видно было, что старались.  Но
Найл не мог  расслабиться.  Мысль  о  вверенной  тайне  наполняла  волнующим
трепетом. Он уже наперед знал,  что  Вайг  откажется  пособничать.  У  брата
слишком прямая натура, к паукам он не чувствует ничего, кроме  неприязни.  А
мать - разве простит она смертоносцам гибель своего мужа?
   Однако, если теперь отказаться  от  содействия  управителя,  то  всем  им
конец...
   Его плеча коснулся Каззак.
   - Тебя, я вижу, совсем разморило.  -  И  вправду,  глаза  слипались  сами
собой. - Может, пойдешь в опочивальню? - Найл благодарно кивнул.  -  Миррис,
отведи-ка его  в  покой.  Тот,  что  напротив  опочивальни  Мерлью...  -  Он
многозначительно улыбнулся  Найлу.  -  Отоспись  вволю.  Завтра  день  будет
долгим. И вот, не забудь... - Он протянул парню металлическую трубку.
   Миррис была одной из тех двух девушек, что  водили  его  купаться.  Когда
поднимались по лестнице, она обернулась через плечо и посмотрела  с  веселой
дерзостью.
   - Управитель к тебе, похоже, благоволит.
   - Неужели?
   - Заруби себе на носу, я точно говорю. Она повела его коридором  -  звуки
шагов глушились мягким ковром - и  распахнула  большую  дверь.  Найл  прошел
следом за ней в  комнату  -  такую  роскошную,  что  на  миг  усомнился,  не
перепутали ли дверь.
   - Ты уверена, что это моя?
   - Абсолютно.
   Балдахин над кроватью был  высотой  по  меньшей  мере  метра  полтора,  а
кровать покрывала золотистая ткань. Ковер  под  ногами  был  мягким,  словно
молодая трава. Испуская  цветочный  аромат,  млели  в  хрустальных  вазочках
огоньки курильниц. Девушка отогнула краешек покрывала.
   - А вон твоя одежда на ночь. - Она указала на голубой халат,  наброшенный
на спинку невысокой кушетки. - Тебе помочь раздеться?
   Найл  подумал,  что  она  шутит.  Ничего  подобного:   глаза   совершенно
серьезные.
   - Ты чего? - тревожно спросил он. - Не стоит. Сам как-нибудь справлюсь.
   Служанка пристально посмотрела  на  него.  Найл,  можно  сказать,  ощутил
тепло, лучащееся от ее тела.
   - Между прочим, ты теперь живешь во дворце,  так  что  необязательно  все
делать самому. На это есть мы. Я бы могла быть твоей  личной  служанкой.  Ты
как, не против?
   - Мне кажется, управитель скорее всего будет против.
   - Нет-нет, я точно знаю. Хочешь, я его попрошу?
   Тут до Найла неожиданно дошло: он же  читает  ее  мысли.  Произошло  это,
похоже,  оттого,  что  они  смотрели  друг  другу  в  глаза,  и  между  ними
установилась непроизвольная связь. В одно мгновение стало ясно, что  девушка
навязывается  потому,  что  так  велел  управитель.  Понял  и  то,  что  она
действительно рада ловить любые прихоти Найла и в мыслях у нее  нет  ничего,
кроме  желания  ему  прислуживать.  Стоит  сейчас  вымолвить  слово,  и  она
добровольно станет его собственностью, выполнит  какое  угодно  желание.  Но
подумалось о Мерлью, и Найл покачал головой.
   - Это, пожалуй, будет не совсем разумно. По лицу девушки скользнула тень.
   - Но почему? Тебе ведь нужна прислуга.
   - Дочь управителя может не согласиться.
   - С чего это? - удивилась девушка. - Я же всего-навсего служанка.  У  нее
нет причины меня ревновать.
   То, что Найл прочел в уме  Миррис,  его  всерьез  озадачило.  Впечатление
такое,  будто  они  сейчас  рассуждают  о  двух  разных  Мерлью.  Неприятное
предчувствие наводило тоску. В голову закралась  мысль,  которой  прежде  не
было, и лучше бы она не появлялась вовсе.
   Найл вымучил из себя улыбку.
   - Давай-ка, я вначале сам спрошу у нее.
   - Хорошо. - Румянец вернулся на щеки. - Тебе принести  чего-нибудь  перед
сном? Выпить, поесть чего-нибудь?
   - Спасибо, не надо, - Найл мотнул  головой.  Прежде  чем  выйти,  девушка
легонько поклонилась. Понятно, уже считает себя его личной служанкой.
   Найл сидел на краю податливо упругой  постели  и  рассеянным,  немигающим
взором глядел на свое отражение  в  настенном  зеркале.  Впечатление  такое,
будто оттуда смотрит  кто-то  посторонний,  с  шевелюрой,  охваченной  белой
лентой. Однако подозрения возникли не от этого. Причина иная: он понял,  что
не очень-то стоит обольщаться чужими заверениями.
   Пару часов назад Найл был на седьмом небе от того, что Мерлью оценила его
внешность. Он и думать не смел, что она к нему питает какие-то чувства.
   Но когда она поцеловала его там, в ванной, Найл поверил в это.
   Теперь  уверенность  испарилась.  Именно  в  тот  миг,   когда   служанка
посмотрела ему в глаза, до Найла  внезапно  дошло,  что  это  не  более  чем
подкуп. Так же, как и апартаменты. Все здесь  для  того,  чтобы  он  по  уши
окунулся в мнимое блаженство. Служанка не призналась, что  управитель  велел
стать ей личной служанкой Найла. Она представила  дело  так,  будто  желание
исходит от нее самой и придется спрашивать разрешения  у  управителя.  Юношу
лестью пытались втянуть в пособничество.
   Видно, и Мерлью было приказано  подкупить  его:  ласками,  заверениями  в
любви.
   И тут в ушах, словно эхом, зазвучало: "Приглянулся? Этот, тщедушный?
   Да ты шутишь..." Внутри словно все оборвалось.
   Щемящее  чувство  растерянности  казалось  невыносимым.  Вынув  ноги   из
сандалий, Найл прошел через комнату. Дверь опочивальни отворилась бесшумно.
   От двери напротив - вельможного зеленого цвета - отделял лишь коридор; ее
ручка была сделана в виде змейки. Протягивая руку, Найл мучительно надеялся,
что она окажется запертой, но не успев еще коснуться, понял, что раскроется.
Ручка легко поддалась, и дверь таки приотворилась.
   Комната, как и у него, была освещена лишь розоватыми огоньками курильниц.
Мерлью сидела у изголовья кровати возле ночного  столика,  расчесывая  перед
зеркалом волосы. Сидела босиком, в длинном шелковистом халате  молочнобелого
цвета. Золотистым потоком струились по плечам волосы.
   Девушка целиком была поглощена собой. Посмотри  она  чуть  в  сторону,  и
через приоткрытую дверь ей неизбежно стало  бы  видно  лицо  Найла.  Но  она
смотрела лишь в собственные глаза и думала о своем.
   Еще миг, и Найл совершенно неожиданно очутился в теле Мерлью, устремляясь
по руслу ее чувств и переживаний. Вместе с тем полностью исчезла болезненная
неуверенность  и  ревность  (нелепо  испытывать  ревность  к  тому,  с   кем
сливаешься воедино).
   Он  сознавал  всю  ее  сущность.  Несколько  секунд  назад  Мерлью   была
ненастоящей,   воображаемой   -   миражом,   сотканным   его   желанием    и
неискушенностью. А тут неожиданно раскрылся человек - таким, каков он  есть,
- и стало стыдно за свое недоумение. До этого момента он смотрел  на  Мерлью
глазами ее сверстницы Миррис - знающей Мерлью с детства. В  действительности
сущность девушки оказалась и сложнее, и вместе с  тем  обыденнее,  чем  плод
воображения, хотя бы и женского.
   Настоящая Мерлью была щедрой, добродушной, не очень взыскательной.
   Властность и своеволие тоже на  месте:  как  ни  решу,  все  должно  быть
по-моему, и никак не иначе.
   Сейчас она неспешно размышляла, что же такое произошло с Найлом.  Он  был
ей симпатичен. За те месяцы,  что  они  не  виделись,  худенький  паренек  -
занятный, но какой-то нескладный - удивительно изменился.  Вырос,  окреп,  в
суждениях стала чувствоваться зрелость. Ей приятно было  завлекать  Найла  в
любовные сети, пусть даже по наущению отца.  Славный  парень,  ей  такие  по
душе. Дома они стаями увивались за ней; здесь же, в паучьем  городе,  ей  не
хватало их общества. Конечно, с женщинами он робок  и  неопытен,  это  сразу
чувствуется, но делу легко помочь. Во всяком случае, она не прочь стать  его
наставницей: обучать мужчин искусству любви так приятно...
   Найл, притворив дверь, вернулся к себе в  комнату.  Хотелось  смеяться  в
голос. Казалось невероятным, что такая глыба неуверенности и ревности  могла
истаять так быстро и окончательно.
   Для него Мерлью оставалась такой же красивой и желанной,  как  и  прежде,
только теперь это чувство освободилось от смятения и мучительных раздумий.
   Словно они с принцессой женаты уже добрых лет  десять;  да  и  разницы  в
возрасте теперь почти не чувствовалось.
   Он думал о Мерлью, о будущем... и в груди разливалось тепло.



    Колин УИЛСОН
    МИР ПАУКОВ III
    БАШНЯ



   Найла мучила бессонница. Он подошел к окну и выглянул на улицу.
   Проспект внизу был залит призрачным лунным светом.
   Вокруг не было ни души. А вдалеке, если встать в угол комнаты,  виднелась
Белая башня, словно светящаяся изнутри таинственным ровным сиянием.
   Юношей вдруг овладело невыразимое, смутно влекущее чувство. Подобно луне,
она казалась отдаленной, недосягаемой, неприкосновенной.
   Сейчас он не думал ни о Мерлью, ни о ком бы то ни было еще; все  внимание
замкнулось на башне.
   Найл поднял лежавшую на стуле металлическую трубку и потянулся к  кнопке.
Удивительно: нажимать ее на этот раз не понадобилось, она раздвинулась сама.
   Наконечник вызывал пощипывание в пальцах; ощущение такое  же,  как  нынче
утром, когда приложился ладонями к башне.
   Юноша ступил в коридор, прикрыв за собой дверь.
   Кто-то в дальнем конце коридора прошелестел вверх по  лестнице  -  должно
быть, одна из служанок.
   Найл остановился, переждал, пока она не поднимется, и прошел  на  верхнюю
площадку. Едва начав спускаться, он услышал, как чуть слышно щелкнул  язычок
дверного замка.
   В коридоре показалась Мерлью.
   Найл видел,  как  она  тихонько  постучала  в  дверь  его  комнаты;  чуть
подождав, повернула ручку и вошла. Найл решил спускаться дальше.
   В огромной парадной было пусто. Попробовал главную дверь - заперта.
   А вот выход во внутренний двор оказался открыт, равно как  и  ведущие  на
улицу ворота.
   Найл не пытался укрываться.
   Он знал, что смертоносцы охотятся с помощью воли, а не зрения, и странное
внутреннее спокойствие давало ощущение неуязвимости.
   Башня с надменной безучастностью  возвышалась  в  конце  проспекта.  Даже
исполинские соседние здания в сравнении с ней как бы мельчали, а  свет  луны
будто увеличивал ее в размерах.
   Взгляд идущего по проспекту  юноши  был  прикован  к  белому  светящемуся
столпу.
   Выйдя к площади, он увидел двух бойцовых пауков, недвижно караулящих вход
в здание с черным фасадом. Они безо всякой агрессивности наблюдали, как Найл
пересекает  площадь:  видно,  у  двуногого  действительно  есть   неотложное
поручение, коли он безо всякой опаски вышагивает по площади в запретный час.
   В непосредственной близости от башни воздух все еще попахивал порохом.
   Земля под ногами в том месте, где сегодня спешно  подсыпали  грунт,  была
мягкой и податливой.
   Найл медленно тронулся вокруг подножия башни,  неотрывно  всматриваясь  в
молочно-белую поверхность.
   Вблизи  свечение  даже  перекрывало  лунный  свет,  словно  действительно
сочилось изнутри.
   А тело постепенно наводнялось странным, крепнущим предчувствием.
   Трубка  ощутимо  покалывала  повлажневшую  ладонь,   словно   выстреливая
крохотные округлые искорки незримого света. Нечто подобное  он  испытывал  в
прошлом, когда выискивал воду в пустыне, а  теперь  неуловимая  тяга  словно
сама влекла его к определенному месту на северной стороне башни.
   По мере приближения, потаенная уверенность крепла.
   Найл обеими руками взялся за концы трубки. И едва он сделал это, как тело
его словно пробило разрядом.
   Голова закружилась,  закачалась  под  ногами  земля.  Найл  пьяно  поднял
непокорную голову. Башня  была  непередаваемо  огромной,  ум  заходился  при
попытке осмыслить, где у нее вершина.
   Трубка  нечаянно  чиркнула  о  поверхность,   и   головокружение,   резко
усилившись, стало невыносимым.
   Ноги подкосились, и он, тяжело покачнувшись, начал безудержно валиться  в
темный, бездонный омут.
   Но муть рассеялась, и не было уже темноты, а только свет.
   Найл стоял внутри башни.
   Ощущение, что он находится именно  в  башне,  продлилось  ровно  столько,
сколько требуется глазам, чтобы привыкнуть к свету.
   Молнией полыхнуло осознание происшедшего, и у Найла перехватило  дыхание.
Оказалось, он стоит на отлогом морском берегу.
   Секунду думалось, что  все  это  ему  лишь  снится.  Но  невозможно  было
усомниться  в  достоверности  волн,  бьющихся  в  десятке  метров,   или   в
скользковатых на вид, покрытых водорослями острых камнях, уступом  вдающихся
в море.
   В том, что именно произошло, сомнения не было. Уж сколько сказок и легенд
доводилось  слышать  от  деда;  невозможно  было  не   распознать   искусные
колдовские чары.
   Распахнутыми глазами юноша оглядывал влажно-голубые небеса,  нескончаемую
цепь утесов, теряющуюся вдали, и все пытался как-то освоиться в  создавшемся
положении.
   Прохладное дыхание свежего  ветра,  белые  облака,  бороздящие  небосвод,
указывали, что его занесло далеко от пустыни. Деревья, оторачивающие вершину
утеса, откровением не стали. Правда, были они выше, и зелень темнее, гуще.
   Вода имела угрюмо свинцовый цвет и казалась студенее на вид, чем море, по
которому довелось плыть два дня назад.
   Найл принялся снова озирать берег, и неожиданно заметил старца,  сидящего
на камне.
   Юноша вздрогнул: он мог бы поклясться, что несколько секунд  назад  берег
был совершенно безлюден.
   Теперь уж сомнения насчет колдовства развеялись окончательно.
   Когда старец поднял голову, пришлось поневоле вздрогнуть  еще  раз:  Найл
узнал своего деда Джомара. Лишь подойдя ближе, он стал замечать различия.
   Этот человек выше, и взгляд совершенно иной, чужеземный какой-то.
   Вместе с тем сходство было поразительное, он вполне мог  сойти  за  брата
Джомара.
   Когда Найл приблизился достаточно, тот встал.
   Его одеяние изумляло своей  нездешностью.  Сероватое,  вплотную  облегает
тело от шеи до самых ступней.
   Штанины внизу переходят в блестящие черные башмаки.
   Найл поднял руку ладонью наружу -  так  приветствуют  друг  друга  жители
пустыни.
   Поскольку незнакомец был гораздо старше, невежливо было затевать разговор
первым.
   Старец улыбнулся. Глаза у него были светлые, серо-голубые.
   - Тебя зовут Найл. - Это был не вопрос, а скорее утверждение.
   - Да, господин.
   - Не стоит называть меня господином. Мое имя Стииг. Уж  лучше  зови  меня
так. Здравствуй.
   Старец  неуловимо  отстранился,   упредив   движение   Найла,   думавшего
дотронуться до него предплечьем в знак приветствия.
   - Касаться меня не нужно, ни к чему. - Старец улыбнулся,  явно  не  желая
обидеть юношу. Указал на камень:
   - Не желаешь присесть?
   Найл опустился на покрытый путаницей водорослей камень.
   Старец опустился на прежнее место и  несколько  секунд  молча  глядел  на
юношу. Затем спросил:
   - Знаешь, где ты находишься?
   - Я... я был внутри Белой башни.
   - Ты и сейчас в ней. Закрой-ка глаза. Найл повиновался.
   - А теперь проведи рукой по камню, на котором сидишь.
   Найл провел и с удивлением почувствовал,  что  у  камня  гладкая  плоская
поверхность.
   Открыв глаза, он глянул  вниз:  зеленая  паутина  водорослей,  изъеденный
гранит. Коснувшись, он убедился, что очертания  обманчивы;  кончики  пальцев
ощущали что-то, напоминающее отполированное дерево.
   - Сними сандалии и прикоснись ногами к песку, - велел старец.
   Найл так и сделал.
   Надо же! Ноги ступили на идеально ровную поверхность.
   Когда он по ней ходил, у него и  тени  сомнения  не  возникало,  что  это
песок, настолько натурально тот смотрелся.
   - Ты, наверное, великий чародей, - произнес негромко Найл.
   Собеседник покачал головой.
   - Никакой я не чародей. - Он кивком указал на берег. -  И  это  вовсе  не
колдовские чары. Все это называлось в свое время панорамной голограммой.
   Когда люди еще жили на  Земле,  это  был  обычный  аттракцион  в  детских
парках.
   - Ты знаешь что-то о той поре, когда люди были хозяевами Земли? -  затаив
дыхание спросил Найл.
   - Я знаю о ней все.
   - А сам ты один из древних людей? Старец покачал головой.
   - Нет. По  сути,  меня  здесь  нет  вообще,  в  чем  ты  убедишься,  если
попробуешь до меня дотронуться.
   Он протянул руку. Когда Найл попытался ее сжать, пальцы прошли  насквозь,
ничего не ощутив.
   Однако  юноша  ничуть  не  встревожился.  Улыбка  у  старца  была   такой
располагающей, а манеры такие открытые  и  естественные,  что  бояться  его,
очевидно, совершенно не было причины.
   - Но ты, наверное, очень стар?
   - Отнюдь. Я гораздо младше тебя. По сути,  мне  от  роду  лишь  несколько
минут.  -  Старец  улыбнулся  растерянности  юноши.  -  Не  беспокойся.  Все
разъяснится по порядку, должным образом. Хотя думаю, прежде чем начать,  нам
надо будет перейти наверх.
   Найл бросил смятенный взгляд на небо. А оно истаивало на глазах.
   Вместо него проступили очертания белого, слабо фосфоресцирующего купола.
   Там, где виднелись уходящие вдаль утесы, теперь плавно  круглились  стены
башни. Не было уже и покрытого морскими травами камня, а был просто  гладкий
табуретик из светлого дерева. Старец сидел на таком же.
   В остальном, это  округлое  помещение  казалось  пустым,  за  исключением
столпа в самом центре, устремленного из пола в потолок.  Однако  поверхность
колонны была не ровной, а плавно переливающейся, словно там, внутри неспешно
клубился дым.
   Старец поднялся.
   - Ну, что, хочешь, пойдем со мной? Он приблизился к столпу и исчез в нем,
попросту истаял. Но откуда-то изнутри, из-под дымчатой  поверхности  донесся
его голос:
   - Шагай, как я.
   Послушавшись, молодой человек почувствовал, как белый туман окутал его  и
повлек вверх. Секунда, и Найл с легким толчком остановился.
   - Теперь еще раз шаг вперед, - послышался голос.
   На миг Найлу показалось, что он стоит под ночным небом.
   Над головой виднелась луна, звезды,  вокруг  безмолвно  раскинулся  город
пауков.
   Вон  оно,  метрах  в  двухстах,  здание  с  черным  фасадом  -  обиталище
Смертоносца-Повелителя.
   Различались даже бойцовые пауки, застывшие  на  страже  возле  входа.  Но
когда, шагнув вперед, Найл протянул руку, то наткнулся на стекло.
   Оно было таким прозрачным, что совершенно не отражало света, наполняющего
помещение. Найл указал на бойцовых пауков.
   - А им нас оттуда видно?
   - Нет. Свет может проникать в эти стены, но обратно не выходит.
   Помещение было уютно обставлено мебелью, в целом похожей на  ту,  что  во
дворце у Каззака.
   Кресло и диван обтянуты гладким черным покрытием,  похожим  на  кожу,  на
полу мягкий черный ковер. Необычным было лишь устройство  -  большой  черный
короб, стоящий возле  прозрачной  стены.  На  его  скошенной  лицевой  части
находилось подобие окошка из матово-белого стекла.
   Многочисленные кнопки,  рядком  идущие  сверху  вниз,  чем-то  напоминали
загад