е  виси  над  ним
зловещая  угроза  пауков;  мир,  где  люди,  не  таясь,  живут   на   земной
поверхности, идут куда хотят. Когда пастух  свернул  с  извилистой  тропы  в
окаймляющий ручей кустарник, Найл спросил у нового знакомого:
   - Слушай, а если бы смертоносцы пронюхали о вашем убежище, что тогда?
   - Да уж жить стало бы поопаснее. Но мы бы им дали!
   - И что, прям одолели бы?
   - Отчего нет? Видишь ли, мы сделали все, чтоб убежище стало неприступным.
Тут только два входа, причем настолько узкие, что их запросто может защищать
один человек. Так что если им нас брать, то только осадой, измором. У нас же
запасов еды на полгода, если не больше. Кроме  того,  я  слышал,  что  пауки
терпеть не могут жары, а здешние места превращаются летом в печку. В  общем,
уцелеть, я думаю, нам не так уж и сложно.
   - Выходит, смертоносцев вы не боитесь?
   - Спрашиваешь! Чего нам их бояться! Голос парня звучал так твердо, что не
возникало сомнения в том, что он не кривит душой. Между тем вышли  к  самому
берегу озера. На той стороне, как раз напротив, всходили к небу горы, словно
окаменевшие волны: величавые, пологие  валы,  переходящие  в  крутые  гребни
высотой с плато.
   Ширина озера в этом месте была с десяток миль, не  меньше,  и  отливающая
серебром светло-серая гладь ошеломляла своей красотой. Глаза Найла  привычно
высматривали на утреннем небе паучьи шары:  красота  в  его  понимании  была
извечно связана с опасностью. Небо было ясным  и  наливалось  уже  лазоревой
голубизной.
   - О-па! - зычно крикнул Хамна,  резким  движением  скидывая  одежду.  Три
пружинистых прыжка - и он уже по плечи в воде. Минуты не прошло, как он  уже
возвратился на берег, неся в руках крупную квелую рыбину. -  Вот,  заплывают
из ручья, а в соленой воде жить не могут. Их обычно склевывают  птицы,  если
мы не успеваем перехватить. - Хамна положил добычу на берег, насыпав  сверху
горку камней, и побежал к воде:
   - Давай за мной!
   - Да я, в общем-то, плавать не умею.
   - Научишься! В такой воде любой поплывет.
   Хамна  оказался  прав.  Зайдя  в  озеро   по   грудь,   Найл   неожиданно
почувствовал, что какая-то сила поднимает его.
   Секунда - и он уже всем телом  толкался  вперед,  тесня  плечами  упругую
воду. Хамна показал, как надо плыть - в такт, разом, двигая руками и ногами,
и вскоре Найл уже разрезал гладь как заправский пловец. Вкус у озерной  воды
был неприятный, как у воды из колодца в их пещере, даже резче.
   Неожиданно что-то задело ногу Найла, и юноша тревожно вскрикнул. Плывущий
рядом Хамна проворно нырнул и вскоре появился на поверхности, держа  в  руке
рыбу, а в течение получаса наловил еще штук пять.
   Прошлепав затем на берег, они завернули рыбин в  кусок  материи,  которую
Хамна извлек из своей сумки, и пошли  песчаным  пляжем  туда,  где  в  озеро
втекает река. К этому времени вода на теле высохла, и Найл почувствовал, как
она неприятно стягивает кожу. Но не беда, осадок скоро смыли в ручье и после
этого - блаженство! -  улеглись  в  тени  пальмы  под  еще  не  озлобившимся
солнцем.
   Найлу еще о многом хотелось расспросить.
   - А почему ты говоришь, что вы все сыновья Каззака?
   - Потому, что у всех в нашем городе равные права. Кроме того,  у  владыки
много детей.
   - А сколько?
   - Ну... Примерно с полсотни.
   - Ого! Так сколько у него тогда жен?
   Хамна прикинул, прежде чем ответить:
   - С полтораста, не меньше. Найл подумал, что ослышался:
   - И где они все живут?
   - Как положено, с мужьями.
   - Но ты же вроде сказал, что их муж - Каззак?
   Хамна терпеливо, как какому-нибудь малолетнему оболтусу, разъяснил:
   - Само собой, есть у них мужья. А заодно они принадлежат еще  и  владыке,
все. Кто ему понравится, ту он и выбирает.
   Найл оторопел:
   - И мужья-то что, не возражают?
   - Выходит, что нет. Если они не хотят здесь жить, могут  уйти.  Но  никто
никуда не уходят.
   Найл ненадолго задумался, а потом все же спросил:
   - А если б мы перебрались жить сюда, моя  мать  тоже  стала  бы  женщиной
Каззака?
   - А как же. Если бы приглянулась.
   Юноша тяжело вздохнул. Все ясно. Нечего и  думать,  что  отец  согласится
здесь жить. Он снова помолчал, а потом задал вопрос, который  не  давал  ему
покоя с самого их прибытия в город:
   - А у Мерлью есть муж?
   - Пока нет. Ей всего семнадцать. К тому же у нее дел невпроворот.  С  той
поры как умерла ее мать, она заправляет всем хозяйством владыки.
   Найл едва заметно улыбнулся: хоть это его не огорчило. Может, все еще  не
так плохо?
   Хамна, широко зевнув, сел:
   - Пора двигать обратно. Скоро наведаются смертоносцы.
   - Они прилетают сюда каждый день?
   - Нет, что ты! Тем более в это время года. Сейчас время песчаных бурь.
   По сравнению со вчерашним в убежище было  совсем  сумрачно.  В  коридорах
горело лишь по несколько светильников. Вчера-то в честь гостей все осветили,
а нынче был обычный день.
   В жилище Стефны сидела за вышиванием лишь одна Дона. Мать  ее,  вероятно,
находилась на работе в  швейном  цеху.  Все,  кому  исполнилось  двенадцать,
обязаны были по несколько часов в день отдавать труду.
   Завидев Найла, девочка засияла от радости и тут же спросила, не желает ли
он с ней сыграть.
   - Во что?
   Вместо ответа Дона достала горшочек, в котором лежало  несколько  цветных
камешков, и показала, что нужно с ними делать.
   Вот камешки лежат на ладони, а надо их подбросить  и  изловчиться,  чтобы
все до единого упали на тыльную сторону ладони, и чем дальше, тем сложнее.
   Потом играли в отгадки - кто точнее угадает, сколько камешков спрятано  в
руке. Чуть позже, глянув на водяные часы, Дона спросила:
   - Хочешь пойти на общую игру в большом зале?
   Найла клонило в сон.
   - Я б лучше вздремнул. А что за игра?
   - После десяти часов ребята играют вместе. В прятки, жмурки, чехарду.
   - Там, наверное, все младше меня?
   - Нет, что ты! Мерлью часто играет, а ведь ей уже семнадцать.
   - Ладно, схожу. - Найл удивился сам себе: голос-то даже не дрогнул.
   В большом зале теснилось тридцать-сорок  ребят,  примерно  от  десяти  до
пятнадцати лет. Водил Айрек, паренек бойкого вида,  лет  одиннадцати.  Найлу
стало неловко. Заводилу, по словам Доны, выбирают всякий раз нового,  сроком
на неделю. Это делается, чтобы развивать у  ребят  самостоятельность.  Когда
мальчиков познакомили, Айрек спросил:
   - Тебе сколько лет?
   - Шестнадцать.
   - Что-то не больно похоже. Вон Клесу только  четырнадцать,  а  он  повыше
тебя будет.
   - Пожил бы ты там, где я живу, тоже не больно бы вымахал. Кормежка у  нас
не сытная, понял?
   - А здесь кроме еды и заняться толком нечем, - вздохнул Айрек.
   Найл призадумался, а Айрек хлопнул в ладоши:
   - Ну ладно, давайте начнем с "флейты". Дона, ты у нас будешь флейтисткой,
остальные рассаживайтесь.
   Ребята начали располагаться на полу рядами, Дона -  особняком,  спиной  к
остальным.  Найлу,  сидящему  в  переднем  ряду  с  краю,  протянули  гладко
обструганную палочку сантиметров десяти в длину.
   - Палочка передается из рук в  руки,  пока  играет  флейта,  -  разъяснял
Айрек. - Как она замолкнет, тот, у кого в руках палочка,  должен  поцеловать
соседа. И тот выбывает из игры.
   Возле  Найла  сидела  голубоглазая  девчушка   лет   десяти,   застенчиво
потупившаяся под его взором.
   Едва Дона начала играть, как заводила неожиданно крикнул:
   - Стоп! Мерлью, будешь играть? Сердце у Найла подскочило к горлу. Девушка
вошла в зал незаметно,  через  боковой  проход.  Наряд  из  пятнистого  меха
оставлял руки и стройные длинные ноги открытыми.
   - Прошу прощения, припозднилась, - извинилась она.
   Айрек милостиво кивнул:
   - Ничего. Усаживайся вон посередине. Найл сумел сдержаться и не  повернул
головы в ее сторону. Мерлью села возле него так близко, что он  почувствовал
тепло ее плеча-Дона приступила к игре. Найла удивило ее мастерство:  девочка
куплет за куплетом выводила веселый наигрыш. Мелодия звучала все  быстрее  и
быстрее, и участники в такт перекидывали палочку друг другу.
   Иногда Дона неожиданно замолкала. Тогда зал  взрывался  громким  хохотом:
держащему палочку участнику полагалось поцеловать соседа. Постепенно в рядах
возникали свободные места: участники один за одним выбывали из игры.
   Нередко  складывалось  так,  что  мальчику   приходилось   целоваться   с
мальчиком, а девочке с  девочкой.  В  таких  случаях  неминуемо  раздавались
смешливые возгласы, лица смущенно  вспыхивали.  Найл  веселился  наравне  со
всеми.
   Через несколько минут в игре остался лишь считанный десяток участников, и
Айрек велел им собраться в круг. Теперь палочка просто мелькала по кругу.
   Дона нарочно не спешила с паузами,  нагнетая  азарт.  Всякий  раз,  когда
палочка  оказывалась  у  Мерлью,  Найл   втайне   заклинал,   чтобы   музыка
остановилась.
   И надо же, вскоре, когда она протянула руку  в  его  сторону,  мелодия  и
правда оборвалась.
   Чтобы как-то скрыть распирающее грудь волнение, Найл широко улыбнулся.
   Мерлью без тени смущения обхватила голову юноши руками и, приблизившись к
его  лицу,  уверенно  прижалась  к  губам.   Стоящие   вокруг   одобрительно
рассмеялись.
   На какой-то миг их взоры  встретились:  в  глазах  Мерлью  была  холодная
насмешка. Секунду спустя девушка встала и присоединилась к тем, кто выбыл.
   Когда шел следующий круг, Найлу выпало целовать сидящую  рядом  девчушку.
Та, подняв личико навстречу,  не  отрывалась  от  его  губ  довольно  долго.
"0-о-о!"
   - со смешливым одобрением затянули зрители. Покидая круг,  Найл  заметил,
что девчушка густо покраснела.
   Утренние часы пронеслись  как  один  миг.  Внезапно  Найл  с  недоуменным
восторгом понял, что вызывает живой интерес, особенно у девчонок,  а  ребята
настроены не заносчиво, а очень  дружески.  Когда  заводила  велел  девочкам
выбирать себе напарника для бега в "три ноги", Найла пригласили одновременно
сразу трое. Победила темноволосая девица по имени Найрис.
   Они прибежали первыми, чуть опередив Мерлью и ее напарника.  После  этого
ребята помладше сели отдыхать, а  Айрек  объявил,  что  последней  игрой  на
сегодня будет состязание по борьбе для тех, кому уже есть  тринадцать.  Найл
удивился, но вовсе не расстроился, узнав, что  к  состязанию  допускаются  и
девочки.
   Пол застелили мягкими, набитыми  травой  тюфяками.  Выбор  снова  был  за
девочками, и опять получилось так, что Найл оказался в паре с Найрис.
   Поединок всякий раз начинался с того,  что  соперники,  усевшись  друг  к
другу лицом, вплотную  сводили  предплечья  и  сцеплялись  пальцами.  Затем,
сомкнувшись по команде  ногами,  соперники  пытались  наклонить  друг  друга
назад.
   Когда  один  отодвигался  настолько,  что  предплечья  трудно  было   уже
удерживать вместе, другой набрасывался и, обхватив руками и ногами,  силился
опрокинуть соперника. И уже лежа борцы барахтались до тех пор,  пока  одному
не удавалось взобраться на поверженного и прижать обе  его  руки  к  тюфяку.
Судьи - ребята помладше - давали очки, бдительно следя за поединком.
   Найрис, будучи поплотнее своего соперника, без труда выиграла первый  тур
состязания. Однако когда дело дошло до  самой  борьбы,  Найл  легко  одержал
победу.
   Поднимаясь, он с радостью заметил, что Мерлью одолела своего  противника,
широкоплечего, но не совсем  расторопного  юнца,  которого  сумела  прижать,
навалившись всем телом. Было ясно, что силы в ней куда больше, чем  казалось
на первый взгляд.
   Следующие  двое  соперников  Найла  оказались  мальчиками,   причем   оба
превосходили его и ростом,  и  весом.  Но,  как  и  Найрис,  им  недоставало
ловкости, так что он одолел их без особого труда.
   И вот надежда сбылась. Они с  Мерлью  остались  один  на  один.  Оба  уже
устали, так что, прежде чем дать сигнал к  началу  поединка,  Айрек  дал  им
отдышаться. Затем они сели друг к другу лицом и сдвинули предплечья.  Волосы
у  Мерлью  разметались,  к  влажному  лбу  пристала  одна  прядка  -  просто
загляденье!
   Айрек дал команду начинать. Мерлью, проявив неожиданную прыть,  бросилась
на Найла. Он подался назад под одобрительный гул зрителей.
   Девушка, мгновенно оседлав соперника, пыталась свалить его,  пока  он  не
успел опомниться. Но подловить Найла второй раз  было  невозможно.  Их  руки
сомкнулись, ноги тесно переплелись - кто кого.
   Мерлью прижалась щекой к щеке Найла, жарко дыша ему в самое ухо. Ощущение
оказалось настолько приятным, что юноша даже ослабил натиск и,  вместо  того
чтобы одолевать соперницу, просто наслаждался тем, что держал ее в объятиях.
Мерлью пошла на хитрость: ослабила натиск, а затем навалилась вновь, но Найл
оказался проворней.
   В этот миг он мимолетом заметил/что к зрителям прибавились еще двое.
   Из  примыкающего  к  залу  внутреннего  покоя  вышел  Каззак,  а   следом
показалась Ингельд.
   Найл, на секунду замешкавшись (не прогневается ли владыка, увидев дочь  в
объятиях  гостя),  чуть  ослабил  хватку.  Мерлью,   отчаянно   крутнувшись,
выскользнула из-под соперника и повалила его на тюфяк. Несколько  минут  они
возились, пока девушка наконец не сумела прижать одну его руку к полу.
   Тут Найл пошел на ту же хитрость, что только что использовала  соперница:
неожиданно расслабившись, он якобы решил сдаться. Мерлью уже не  сомневалась
в победе, когда, резко выгнувшись, Найл отбросил соперницу в сторону, прижал
ее руки к полу, а сам улегся сверху.
   - Так нечестно! - выдавила она.
   Но Найл крепко держал ее. Теперь оставалось совладать с  руками  девушки.
Судя по всему, они находились в положении,  когда  шансы  у  обоих  примерно
равныСейчас соперницу можно было вполне одолеть грубой силой, но юноше  было
как-то неловко, что это будет победа мускулов, а не умения.
   И он тут ощутил влажное прикосновение ее губ возле  уха,  словно  девушка
собиралась что-то прошептать.
   Вот губы приоткрылись, и мочку уха игриво коснулись зубки. Юноша замер от
нового чувства, нахлынувшего на него, такого сильного, острого и  невыразимо
сладостного. Прежде чем он осознал,  что  произошло,  красотка  выскользнула
из-под него и резким движением высвободила руки. Спустя миг  она  уже  цепко
держала его за запястья, силясь закрутить ему руки за спину.
   - Ну плутовка! - рассмеялся Найл.
   - Как ты, так и я, - отозвалась она шепотом.
   Слабея от смеха, он позволил Мерлью прижать свои ладони к  тюфяку.  Желая
всем показать, что ее победа полная и окончательная, девушка  взобралась  на
поверженного соперника и уселась ему на живот.
   Зал огласился  громким  радостным  гомоном.  Губы  Ингельд  скривились  в
насмешливой улыбке. Каззак, выйдя вперед, ласково потрепал дочь по волосам.
   Мерлью легко вскочила на ноги, не взглянув на юношу.
   - Теперь видишь, почему  я  доверил  ей  заправлять  всем  хозяйством?  -
повернулся владыка к Ингельд.
   Та усмехнулась:
   - Просто замечательная юная госпожа. - И легонько ткнув Найла  под  ребра
босой ногой, добавила:
   - Поднимайся, мальчонка.
   Когда позже Найл и Дона шли по коридору, девочка заметила:
   - Зря ты ей поддался.
   - А что я мог сделать?
   - Я видела, как она словчила. Укусила тебя за ухо. - Потянувшись, девочка
коснулась мочки его уха. - Больно было?
   - Да нет, что ты, - ответил он негромко.
   - Она хитрованка, каких поискать, - сказала Дона.
   Найл отчего-то почувствовал себя виноватым:
   - Я, вероятно, тоже.
   - Ты? Скажешь тоже! - Девочка взяла Найла за руку и склонила  ему  голову
на плечо.
   В тот вечер, когда укладывались спать, отец сказал:
   - Завтра отправляемся домой.
   - Завтра?! - В голосе Найла звучали удивление и разочарование.
   - Ты что, не хочешь домой?
   - Почему? Хочу... А может, задержимся еще на денек-другой?
   Улф положил ладонь на голову сына:
   - Думаешь, тогда ты будешь готов?
   - Д-да, - неуверенно промямлил Найл. Отец, насупив  брови,  посмотрел  на
него и покачал головой:
   - Ты хотел бы остаться здесь?
   - А то нет! - воскликнул юноша. - Если бы все наши перешли сюда вместе  с
нами. Улф покачал головой:
   - Это невозможно.
   - Но почему, отец? Тебе здесь что, так уж худо?
   - Да нет. Просто я не думаю, что смог бы здесь прижиться.
   - Почему?
   - Не так просто это объяснить.  -  Отец  со  вздохом  лег  на  постель  и
закутался в одеяло. - Но если хочешь, оставайся, я пойду один.
   - Ну зачем уж так!
   - А что? Обратную  дорогу  я  знаю.  Хамна  вызвался  меня  проводить  до
дальнего конца плато. А там до дома уж рукой подать.
   - А я что, останусь здесь?
   - Тебя можно будет забрать позднее. Стефна говорит,  что  очень  была  бы
рада, если б ты погостил.
   Соблазн был велик.  Остаться  в  доме,  где  живет  милая  Дона  -  почти
сестренка, каждый день видеть Мерлью.
   - А что Каззак?
   - Как раз он это и предложил.
   - А что ты об этом думаешь?
   - Я б хотел, чтобы у сына была своя голова на плечах.
   Через несколько минут дыхание Улфа стало ровным и глубоким: он заснул.
   А у Найла всякое желание спать пропало. Через прикрывающую дверной  проем
занавеску проникал свет единственного светильника, словно живые, разгуливали
по потолку тени.  Откуда-то  со  стороны  коридора  доносились  приглушенные
голоса, долетали звуки шагов: мимо проходили по своим делам люди.
   До полуночи оставалось еще часа два, а в целом  дворец  Казэака,  похоже,
вообще не утихал до  самого  рассвета.  При  отсутствии  дневного  освещения
чувство времени как-то смещается, а с ним и часы, отведенные для сна.
   Остаться-то как хочется! В пещере он, по сути дела, и не нужен.
   С той поры, как Вайг выдрессировал муравьев и осу, охота  стала,  скорее,
развлечением, чем необходимостью. В нескольких милях от  пещеры  -  изобилие
пищи.
   Сам Найл, как сказал Улф, может возвратиться сразу, как захочет. Почему б
не задержаться здесь на несколько недель или месяцев, а то и дольше?
   Очень хотелось найти какую-нибудь достаточно вескую причину. Но не давала
покоя мысль, что семья без него осиротеет. Тогда юноша  задумался  над  тем,
что именно его здесь держит.
   Первый довод, и совершенно неоспоримый - Мерлью. Найлу вспомнилось жаркое
прикосновение ее губ и то, как покусывают  ухо  беленькие  зубки,  и  сердце
зашлось от неуемной беспричинной радости.
   Юноша позволил себе помечтать о том, как, может, возьмет Мерлью в жены, а
то еще и усядется  со  временем  на  трон  Каззака.  И  вот  тут-то  в  душе
шевельнулось вдруг сомнение. Вспомнились слова Айрека: "А здесь кроме еды  и
заняться толком нечем".
   И Найл всерьез задумался: а каково это, год за годом сидеть  под  землей?
Дома  он,  по  крайней  мере,  волен  покидать  жилище  и  приходить   когда
вздумается. Там, наверху, ждал целый мир. Мир  чудес  наподобие  той  страны
муравьев или исполинской крепости на плато.
   Здесь же только тем и живут, что трусливо прячутся от смертоносцев.
   Картина вырисовывалась совершенно ясная.  Живи  он  в  этом  городе,  дни
протекали бы в сытости и благополучии.
   Родившийся здесь ребенок мог вырасти, состариться и  умереть,  так  и  не
испытав бередящего чувства постижения нового. Отчего Дона так  набрасывалась
на него с расспросами о жизни в  пустыне,  путешествии  в  страну  муравьев?
Потому что для нее все это олицетворяет  мир,  исполненный  и  опасности,  и
захватывающих возможностей. Для детей подземного города  каждый  день  жизни
здесь - лишь нудное, неизменное повторение предыдущего, привычка.
   Вот в чем дело, внезапно уяснил Найл. Вот оно что: привычка.  Привычка  -
тяжелое теплое одеяло, грозящее удушьем. Убаюкивает ум, нагнетая  неизбывное
чувство смутного недовольства. Сдаться во власть привычки -  значит  застыть
на месте, утратить способность к изменению, развитию.
   Донесшийся из-за стены приглушенный смех отвлек юношу от  раздумий  -  по
коридору гонялись друг за другом двое ребятишек. Снова  ему  вспомнилось  об
играх  в  большом  зале,