иявкой.  И  между прочим,  это оказалось серьезным
просчетом,  поскольку все уловили его присутствие и насторожились. И вот
результат:  девушка,  на  которую они  при ином раскладе не  обратили бы
внимания, теперь стала их заложницей. Каким бы непредсказуемым и опасным
ни был враг, видно, что он все же допускает ошибки...
     Найл так был поглощен своими мыслями,  что удивился,  увидев, что они
уже входят на главную площадь.  Солнце садилось за крыши западной части,
лишь  верхотура Белой башни отражала золотистый свет.  Снега на  площади
считай что не было; уцелел он только на траве, окружающей Белую башню.
     Когда  остановились внизу  возле лестницы,  Найл  обратил внимание на
двух бойцовых пауков, застывших истуканами по обе стороны двери.
     - Что они здесь делают?
     - Смертоносец-Повелитель велел им встать на стражу, - пояснил Дравиг.
     - Он опасается, как бы кто-нибудь из друзей Скорбо не затаил чего против
тебя.
     - Пожалуйста,  поблагодари его за работу, - несколькими часами раньше
мысль о  страже у  дворца показалась бы  ему нелепой;  теперь она давала
ощущение безопасности.
     Когда  вошли  в  центральную парадную,  с  лестницы  навстречу  стала
спускаться  Нефтис.  Приветливая ее  улыбка  сменилась  замешательством,
когда в дверь втащился Дравиг, неся во второй паре лап девушку, а следом
вошла еще и Сидония с ребенком на руках.
     - Кухарка Нира еще здесь?- спросил Найл.
     - Да, мой господин.
     - Скажи ей, пусть подойдет.
     Дравиг  опустил  девушку  на  половик неподалеку от  камина,  Сидония
положила рядом с  ней  ребенка.  Не  прошло и  минуты,  как в  комнату с
тревожно-выжидательным видом вошла Нира.
     - Это твой брат? - поспешно спросил Найл.
     Девушка вскрикнула и упала возле братишки на колени.  Увидев,  что он
дышит,  она схватила его и  стала жадно нацеловывать.  Затем подлетела к
Найлу (он  даже  смутился),  схватила за  обе  руки  и  стала поочередно
припадать к  ним губами.  Найл высвободил одну из них и ласково погладил
девушке волосы.
     - Ладно, ладно. Теперь надо думать, как его оживить,- он повернулся к
Симеону.- Ты что посоветуешь?
     - Неплохо бы его в теплую ванну,  и помассировать руки и ноги,- голос
у него звучал не очень обнадеживающе,  но Нира была так взволнована, что
не обратила на это внимания.
     Нефтис  с  любопытством  посматривала и  на  девушку,  грудь  которой
тихонько поднималась и опадала.
     - Она тоже предназначалась Сксрбо на обед,  -  сказал Найл. Нефтис от
таких слов поежилась,  но  Найл из-за  усталости уже не  очень следил за
своей речью.-  Постели ей в соседней комнате, - распорядился он, - пусть
спит в тепле. Дверь закрыть, запереть на засов и не открывать.
     Вид бледного лица напомнил ему о  кулоне.  Наспех откашлявшись,  Найл
спустился в подвал. Стояла темнота, но света из дверного проема хватало,
чтобы  пробраться к  сосуду в  углу.  Когда он  вынул кулон из  кармана,
кончики пальцев безошибочно дали понять, что тот перестал быть инертным,
зашевелились,  заизвивались,  будто  живой сучок.  Сдвинув обеими руками
тяжелую крышку,  Найл уронил кулон в  горловину.  Стоило задвинуть ее на
место, как всем телом овладела необычная, светлая легкость.
     Через час он лежал,  вольготно раскинувшись на подушках,  и закусывал
речными креветками,  которые только что сварила Джарита.  Симеон помогал
Нире купать ребенка.  Судя по отдаленным взволнованные голосам,  прибыли
родители Ниры:  их  вызвали во дворец.  Найл подумал было,  собравшись с
силами,  сходить и  посмотреть,  как там обстоят дела,  но  вместо этого
решил выпить стакан меда. Через десять минут, когда Джарита накрывала на
стол ужин, в комнату, лучась от радости, вошла Нира.
     - Он только что открыл глаза...
     Резкий взгляд и  вскинутый к губам палец Джариты осек ее.  Найл лежал
на спине и глубоко спал.



        Колин Уилсон.
        Живые Мертвые

     Мир Пауков 7. Фантастический роман

     ""ЖИВЫЕ МЕРТВЫЕ""
     перевод с английского АЛЕКСАНДРА ШАБРИНА
     "ОРИС" Санкт-Петербург 1992

        "ЖИВЫЕ МЕРТВЫЕ"

     Та ночь запомнилась еще одним странным ощущением. Найл очнулся от сна
в темноте,  такой же удушающе теплой и тяжелой,  как одеяло.  На секунду
подумалось,  что он снова у  себя в  пещере,  затем тлеющие в  печи угли
заставили осознать,  что он у  себя в комнате.  Он лежал,  совершенно не
чувствуя сонливости,  и  озадаченно прикидывал,  уж  не  разбудил ли его
какой-нибудь шум.  Уловив,  наконец,  шестым чувством, что он один, Найл
откинул одеяло и  повернулся в  бархатистом мраке на спину,  недоумевая,
отчего вдруг так теснит дыхание.  Сердце гулко стучало,  а тело покрывал
пот.
     Он  вновь  возвратился памятью  в  бункер  с  подвешенными телами,  и
представил их так ясно, что, кажется, вглядишься, и можно различить, как
они болтаются сверху в темноте. Даже при свете дня картина была довольно
неприглядная,  а  уж  теперь,  посреди ночи,  воображение стало невольно
живописать,  как чувствует себя добыча, когда сверху сваливается паук и,
обездвижив волей,  вонзает ей  в  плоть клыки и  вводит яд,  от которого
наступает полный паралич.  Можно было представить ощущения жертвы, когда
ее в  полном сознании затаскивают в бункер,  завернув в кокон из липкого
паучьего шелка,  и там подвешивают вверх ногами,  причем она великолепно
сознает,  что  ее  съедят живьем.  Мысль  вселяла такой ужас,  что  Найл
скорчился от нее как от боли.
     Он вообще-то понимал,  что глупо травить душу такими мыслями,  и  что
при свете дня все это растает, как кошмарный сон. Тем не менее даже сама
догадка становилась своего рода  пыткой,  ведь  понятно,  что  этот ужас
существует на самом деле.  Наконец,  сплотив силу воли, чтобы расслабить
мышцы и умерить биение сердца, он смог восстановить в себе умиротворение
и  покой.  Когда  в  комнату мало-помалу стали  просачиваться серые лучи
рассвета, Найл почувствовал, что отходит обратно ко сну.
     Последовавший за  тем  сон имел странное сходство с  явью.  Он  стоял
перед дворцом,  а  вокруг вовсю шел снегопад,  на  щеках таяли снежинки.
Найл  попытался толчком открыть дверь,  но  она,  судя  по  всему,  была
заперта. Затем изнутри послышались шаги, и кто-то отодвинул засов. Дверь
отворилась,  и  на  пороге  он  увидел отца.  Через  балюстраду лестницы
перегнулась мать и спросила: "Кто там?", и отец ответил: "Это всего лишь
Найл.   Он  разыскивает  мага".   До  Найла  как-то  сразу  дошло,   что
прозвучавший ответ  никак не  сообразуется с  действительностью.  Откуда
отец знает про мага,  если погиб еще до  того,  как Найл пришел в  город
пауков? Вспомнив, что отец умер, Найл внезапно осознал, что все это ему,
должно быть,  снится.  Он  тщательно вгляделся в  отца,  пытаясь выявить
какой-нибудь явный признак того,  что все это только сон,  но отец, надо
сказать,  выглядел совершенно достоверно,  как  при жизни.  Взять те  же
седые волоски в  бороде и  усах,  что стали появляться на последнем году
жизни,  или  потасканную одежду из  шкуры гусеницы,  что была на  нем во
время похода в Диру.
     Передняя,  где они стояли,  тоже ничем не отличалась от настоящей,  а
когда Найл,  вытянув палец, коснулся серого крапчатого мрамора стены, то
как и ожидал,  почувствовал холодность и твердость. Тогда он глянул себе
под ноги на пол,  который должен был состоять из такого же материала,  и
чуть  ли  не  с  победным  восторгом  обнаружил,   что  тот  состоит  из
треугольных  каменных  плит,   смахивающих  на   гранитные.   Это   было
неопровержимое свидетельство того,  что это сон.  Но в таком случае, где
же Найл находится? Ответ был один: лежит и спит у себя в постели. Однако
когда он пошевелил плечами убедиться, что под ним действительно постель,
то понял,  что стоит в передней.  Тут Найла осенило:  раз его тело лежит
сейчас и спит наверху, то проще всего - это подняться и посмотреть.
     Найл сделал шаг к лестнице,  и тут подумал,  что уж коли он спит,  то
можно  заодно и  полетать.  Он  поднял руки  и  тихонько снялся с  пола,
направляясь вверх  через балюстраду,  где  стояла мать.  Пролетев второй
пролет ступеней,  Найл легко снизился на пол у себя перед дверью. Внутри
он застал Джариту, накрывающую стол к завтраку; она была так занята, что
даже его не заметила.
     Найл открыл дверь в спальню и вошел;  себя он, как и ожидал, застал в
постели, левой рукой на покрывале, а правой под подушкой. Найл подошел и
остановился возле кровати,  с приятным недоумением оглядывая свое тело и
прикидывая,  что будет,  если сейчас нагнуться и потрясти себя за плечо;
проснется ли  этот,  другой Найл,  и  заговорит ли?  Тут он  понял,  что
произойдет:  он сам очнется и окажется у себя в кровати.  Но просыпаться
желания пока не было, уж очень интересно все складывалось. А потому Найл
тихонько,  на цыпочках отошел и выбрался из спальни. Джарита по-прежнему
была  поглощена своим  занятием и  не  замечала его,  так  что  Найлу из
любопытства захотелось ее ущипнуть. Но сдержался: чего доброго, ойкнет и
разбудит. Он на цыпочках вышел в коридор.
     Тут он вспомнил,  что приказал уложить в  соседней комнате девушку из
кладовой Скорбо.  Найл толкнул дверь и вошел. В комнате возле кровати, у
окна,  стоял  Симеон и  срезал с  тела  паучий шелк,  орудуя большущими,
сантиметров в  шестьдесят,  ножницами.  При работе стальные ножницы чуть
поскрипывали;  дойдя  до  ног,  оставшуюся кисею Симеон разорвал руками.
Башмаков на девушке не было,  поэтому от взгляда не укрылось, что вокруг
щиколоток у нее имеются отметины, напоминающий след от веревки.
     - Что это такое?  -  спросил Найл у  Симеона,  а  тот покачав головой
ответил: "А пес его знает", - ответ, совершенно не вяжущийся с Симеоном,
и соответственно, свидетельство, что все это сон.
     И тут Симеон неожиданно начал разрезать рубище,  начав сверху от шеи.
Ножницы распороли грубую серую ткань,  и  когда дошли до  подола,  стало
ясно, что кроме этой одежды, на девушке ничего нет. Первым делом в глаза
бросалось,   что  кожа  у  нее  необычайно  бледная  -   вон  как  жилки
просвечивают на  изящных бедрах.  Но  что  удивляло,  так  это  лоскутки
какого-то бурого вещества,  липнущего к маленьким плоским грудям.  Следы
этой  же  дряни  виднелись на  животе  и  на  бедрах.  Найл  потянулся и
сколупнул один из лоскутков покрупнее - что-то сухое, похожее на ошметок
листвяной плесени. Он посмотрел на неподвижное лицо.
     - Интересно, как ее зовут?
     - Чарис.
     - Откуда ты знаешь?
     Ответ Симеона прозвучал загадочно:
     - Это выведено у нее на сердце.
     Внимание Найла привлек шум на улице,  и он посмотрел в окно. Внизу на
площади бригада работяг под  присмотром Диона тянула здоровенную телегу,
на которой стоял деревянный ящик -  один из тех, понял Найл, что лежал в
хранилище. Он повернулся к Симеону:
     - Один из твоих сундуков привезли.
     - Прекрасно!  -  с  живостью воскликнул Симеон,  поглядев из окна.  -
Пойдем, вскроем.
     - И что ты думаешь найти? - поинтересовался Найл.
     - Да какая разница? Обязательно будет что-нибудь интересное.
     Симеон прикрыл обнаженную девушку простынью и заспешил к двери. Когда
выходили в  коридор,  Найл  повернул ключ в  замке и  затем кинул его  в
карман. Симеон слегка удивился.
     - Дверь-то зачем запирать? Она же никуда не сбежит.
     - Я  Джарите теперь верю не больше,  чем Скорбо,  -  негромко ответил
Нейл.
     Случайно  взглянув  через  приоткрытую  дверь  на  свою  комнату,  он
заметил,  что там стоит Джарита и видит все происходящее.  Она наверняка
расслышала;  Найлу стало неуютно,  совестно.  А  Джарита -  вот те  раз,
состроила рожицу и показала ему язык. Найл так опешил, что проснулся.
     Через задернутые занавески пробивалось солнце;  судя по его положению
на стене,  сейчас около семи. За окном звонко перекликались птицы. И тут
Найл ошеломленно понял,  что  левая рука у  него лежит на  покрывале,  а
правая под подушкой, точно как во сне. Понял и ошеломленно замер: обычно
он  спал  на  левом  или  на  правом  боку.  Неужели  странный этот  сон
действительно каким-то образом перекликается с явью?
     Он зевнул и  потянулся,  затем вылез из постели.  Случайно коснувшись
красного пятнышка на середине груди -  ожог от медальона, полученный при
схватке с  быковиком -  Найл  болезненно поморщился;  кожа в  этом месте
шелушилась,  как от настоящего ожога.  Тут он невольно осознал еще и то,
что  мышцы все  так  же  побаливают от  утомления.  Он  накинул подбитый
овчиной плащ,  и  вышел  в  коридор,  аккуратно прикрыв дверь,  чтобы не
разбудить Джариту в  смежной комнате.  Бесчувственное тело,  еще недавно
служившее провизией для пауков,  лежало в комнате,  примыкающей к покоям
Найла с  другой стороны.  Протягивая руку к  дверной ручке,  он  обратил
внимание,  что торчащий в скважине медный ключ точь в точь похож на тот,
который видел во сне.
     Однако сама комната выглядела иначе:  больше мебели,  и  кровать не у
окна, а возле правой стены. Открывая дверь, он уже готов был застать там
Симеона и,  откровенно говоря,  почувствовал облегчение, увидев, что там
никого нет.  Даже сейчас усталость придавала комнате иллюзорный вид, так
что в голове на секунду мелькнула нелепая мысль,  а не происходит ли все
это по-прежнему во сне.
     Девушка лежала на  кровати,  накрытая одеялом до  подбородка.  Стянув
одеяло, Найл убедился, что она все так же завернута в шелковистый кокон.
Дыхание было еле  уловимо,  лоб холодный на  ощупь.  При взгляде на  нее
Найлу опять почудилось,  что все это сон,  и  появилось смутное чувство,
что он  находится на  пороге какого-то интересного открытия.  Спящий ум,
подобно пустующему дому,  как бы приглашал исследовать свои закоулки. Но
когда  он  уже  поместил  руку  на  ее  холодный лоб,  возникло странное
ощущение, что за ним наблюдают.
     Найл подошел к  окну,  которое было закрыто (во  сне  было наоборот).
Открыть его оказалось не  так-то  просто -  медный язычок шпингалета был
толстым от пыли,  шарниры заржавлены.  Прежде чем с  силой рвануть раму,
Найл обратил внимание,  что  сон  расходится с  явью еще в  одном:  окно
выходило не на площадь, а на пустующее соседнее здание.
     Уголок площади перед дворцом открылся лишь тогда, когда он, распахнув
раму до  отказа,  выглянул из окна.  Найл глубоко вздохнул,  наслаждаясь
свежим ветерком,  и тут заслышал на площади голоса и смех. В этот миг он
без тени сомнения понял, что именно сейчас увидит. Минуты не прошло, как
в  поле зрения появились четверо человек,  волочащих из  оглобли тяжелую
телегу.  Когда та  очутилась на  виду полностью,  оказалось,  что на ней
стоит один большой ящик из хранилища.  Сзади телегу толкали еще четверо,
а сбоку размашисто шагал надсмотрщик Дмон.  На миг вес опять подернулось
дремотной дымкой,  и  Найл  яростно мотнул головой,  чтобы избавиться от
этого ощущения, запахиваясь при этом плотнее в плащ.
     Дверь  сзади отворилась;  на  пороге стояла Джарита в  полупрозрачной
ночной тунике до колен.  Вид у нее был смущенный:  понимает, что застала
хозяина в неловком положении.
     - Мой  господин готов принимать ванну?  -  спросила она опустив глаза
(хотя от  Найла не укрылось:  успела украдкой глянуть на кровать;  слава
богу, что девушка накрыта одеялом).
     Площадь была пуста, в этот час по ней мало кто ходит. Несвоевременное
появление  Джариты  как-то  развеяло  любопытное  предвкушение.  Мельком
взглянув  еще  раз  на  бесчувственное  тело,   он  понял,  что  желание
прощупывать спящий ум  пропало.  Закрыв за собой дверь,  Найл повернул в
замке ключ и бросил его в карман.
     Ванная комната Найла была скромнее чем во дворце у  Каззака.  У  того
она  была  облицована белой  фарфоровой плиткой  и  размером  напоминала
небольшой бассейн. Здесь же просто ванна как ванна - квадратное каменное
углубление в полу,  на пару метров в поперечнике; размещенная внизу печь
обеспечивала постоянные подогрев воды.  И вода в ней, кстати сказать, не
была умащена благовониями;  непонятно почему,  к недоумению женщин, Найл
предпочитал простую воду.
     Когда он медленно сходил в ванную (вода почти горячая - перестарались
с  подогревом),  появилась с  банным  полотенцем Джарита.  Полотенца она
положила на деревянную скамью и встала,  ожидая.  Ей, понятно, хотелось,
чтобы он поманил ее к себе в ванну, но Найлу хотелось побыть одному.
     - Принести розового масла, мой господин?
     - Спасибо, не надо.
     Когда дверь за служанкой закрылась, Найл сел в теплой воде, доходящей
почти до плеч, и оперся спиной о стенку ванны. Достаточно расслабившись,
он  принялся вспоминать свой сон.  Сон  не  был  размыт,  как обычно это
бывает,  и  можно  было  проследовать через него  заново шаг  за  шагом,
начиная с  того  момента,  как  Найл застал себя перед дворцом во  время
снегопада.  Совершенно четко помнилось,  как он  зависает над лестницей,
как стоит и недоуменно смотрит на свое объятое сном тело. Картина что-то
смутно ему напоминала,  только что имменно,  никак не  удавалось взять в
толк.  Припомнились и  те здоровенные ножницы,  которым Симеон вспарывал
одежду девушки -  такие,  что даже смешно.  А когда вспомнил,  как стоял
около окна, глядя на проезжающую мимо телегу, то обратил внимание на то,
что на земле нет снега.
     Получается,  что  это  действительно был не  более чем сон.  В  таком
случае что значат все эти странные символы?  Что за бурые,  напоминающие
листы лоскутья на теле девушки? Почему Симеон сказал, что имя выведено у
нее на сердце?  (Найл напрягся,  пытаясь вспомнить,  что там за имя,  но
ничего не вышло).  И  почему он сказал Симеону,  что доверяет Джарите не
более,  чем  Скорбо?  Это действительно напоминало дурацкие,  нелогичные
выкладки,  характерные для  снов.  Вместе с  тега,  несмотря на  внешнюю
абсурдность,  Найл никак не мог избавиться от ощущения, что за всем этим
кроется какой-то более глубокий смысл.
     Найл сдержал зевок. Эта усталость вызывала беспокойство. Просто вздор
     - откуда такая сонливость, если проснулся всего с полчаса назад? Пытаясь
ее  прогнать,  он  зажал  нос  большим  и  указательным пальцем и  резко
окунулся в  воду.  Вода  грянула в  ушах громовым раскатом.  Почти сразу
наступило облегчение,  словно лопнул какой-то стискивающий голову обруч.
Эта  же  отрадная легкость продолжалась и  тогда,  когда  Найл  вынырнул
отдышаться.  Но стоило,  закрыв глаза, прислониться к стенке ванный, как
опять  стала  наваливаться усталость.  Он  снова  зажал  себе  ноздри  и
окунулся под воду.  Облегчение такое,  будто в  голове отворилось окно и
повеяло свежим ветерком.  Найл плавно соскользнул на дно ванны и  лежал,
чувствуя над собой укромный уют глубины.  На этот раз он держался,  пока
полностью не вышел запас дыхания.
     Вынырнув на поверхность,  он вздрогнул от неожиданности: кто-то стоял
возле ванны. Проморгавшись, разобрал: Джарита.
     - Извините, мой господин. Я дважды стучалась.
     - Да,   что   такое?   -   Найла  начинала  выводить  из   себя   эта
бесцеремонность.
     - Там доктор. Просит узнать, можно ли ему взглянуть на топор.
     - Топор?  Зачем он ему?  А  впрочем,  пусть берет.  И попроси,  пусть
останется к завтраку.
     Только после того как она скрылась,  Найл почувствовал, что усталость
исчезла окончательно.
     Войдя в комнату через пять минут,  он застал Симеона сидящим у стола,
на который доктор положил топор.  Лезвие лежало на чистой белой тряпице,
и  Симеон сосредоточенно скоблил его ножом.  Он был так увлечен,  что не
заметил,  как Найл вошел,  и  глаза поднял только тогда,  когда хлопнула
дверь.
     - Что такое ты делаешь?
     - Делаю соскоб.  -  Он  указал на дорожку бурых,  почти черных мелких
опилок на белой тряпице.  -  Хочу попытаться выяснить,  действительно ли
лезвие отравлено.
     - Моему брату лучше?
     - Хуже. Сильный жар.
     Сердце у Найла тревожно екнуло.