уемную,  что  терялся
даже  страх  смерти  (сразу  вспомнились человеко-лягушки,  напиравшие и
тогда,  когда  у  них  на  глазах луч  жнеца  косил  сородичей).  Многие
насекомые  разрослись до  невиданных размеров:  они  оказались  наиболее
восприимчивы к  этим  волнам  жизненности.  Даже  простой гриб-трутовик,
родственник поганки,  переродился и  обрел  подвижность.  Многие обычные
растения стали плотоядными -  змей-трава,  например, или дерево-душегуб.
Обыкновенный слизень-пилильщик -  извечная напасть  садов  -  развился в
фунгуса, скрытно сидящего в земле, как спрут на дне океана.
     Но самая невероятная удача,  безусловно,  выпала на долю пауков.  Они
всегда отличались приспособляемостью,  от самого крохотного, похожего на
креветку,  до большущего птицееда,  обитателя джунглей.  Пауки оказались
высокочувствительны к  вибрациям "властителей".  Их клеточное строение -
как  у  того  же  головонога -  наилучшим  образом  проводило  жизненную
энергию.  Им  во многом было свойственно то,  что свойственно растениям:
терпеливость, осторожность, приверженность цели. По мере же того как они
разрастались, у них вдобавок прорезались еще и зловещая смекалистость, и
сила воли.
     На  ранней  той  поре  злейшим  врагом  пауков  был  человек.   Когда
радиоактивный хвост  кометы  Опик  омахнул  Землю,  девяносто  процентов
оставшихся людей  погибло.  Из  уцелевших  многие  страдали  от  лучевой
болезни и уродливых мутаций (у одной среднеазиатской народности на руках
и  ногах  начали расти  когти).  Так  и  не  оправившись от  потрясения,
вызванного   катаклизмом,    люди   начали   постепенно   деградировать,
возвращаясь к варварству.  Оставив города, человек переселился обратно в
сельскую местность.  Вышел запас у атомных бластеров,  жнецов и лазерных
пистолетов, и человек возвратился к дротику, луку и стрелам. Но даже при
всем при этом он остался злейшим их врагом. Один выдающийся вождь, Айвар
Сильный,   завоевав  и  обратив  в  -рабство  соседние  племена,  возвел
окруженный стенами город Корш -  цитадель, не уступающая древним Фивам и
Вавилону  Он   полностью  очистил  от  пауков  землю  Двуречья  и   стал
единственным правителем аграрной деспотии.  Его внук Скапта Хитрый, зама
нив паучье воинство в засаду, устроенную в ущелье Мурсат, вызвал обвал и
перебил около восьми тысяч пауков. После этого он пошел на их городище в
прибрежной зоне и  спалил его дотла.  Однако Скапта выделялся не  только
хитростью, но и непомерной жестокостью, подданных своих погубил столько,
что, в конце концов, сам поплатился жизнью, пав от руки своего советника
Гроддина из Коса,  вверившего затем престол своему сыну Триффигу.  Вслед
за Триффигом к власти пришел самый видный из венценосцев-воинов -  Вакен
Мудрый,  сын  бедного  землепашца,  жившего  на  краю  пустыни.  Человек
колоссальной физической силы,  он  попался на  глаза  дочери  правителя,
Массии,  во время охотничего выезда.  Массия воспылала к нему страстью и
женила на  себе.  В  правление Бакена,  длившееся шестьдесят восемь лет,
человек,  по  сути,  одержал верх над пауками.  Их  отогнали за  пределы
земель Бакена. Люди даже охотились на них из-за яда: долгой зимой, когда
пищу приходится экономить, можно было держать парализованной живность.
     События  потекли  вспять   после   смерти  Бакена,   в   царствование
Смертоносца-Повелителя Хеба.  По преданию, Хеб постиг тайны человеческой
души от отступника Галлата, предавшего своих собратьев людей из-за любви
к принцессе Туроол.  На деле все было прозаичнее. Научены горьким опытом
поражения при Бакене Мудром,  пауки сделали вывод, что подлинный их враг
     - не  дерзость или агрессивность человека,  а  его ум.  Среди советников
Смертоносца-Повелителя был старый паук по  имени Квизиб,  также слывущий
среди своих Сородичей "мудрым" (Найл с невольным удивлением подумал, что
и  у  пауков есть  свои мыслители и  "мудрецы").  Квизибу запало изучить
секреты человеческих повадок,  и  он начал посвящать свои дни наблюдению
за горсткой людей-узников. Великое открытие произошло случайно, когда он
взял к  себе в  хозяйство новорожденного сына умершей при родах женщины.
Младенец -  звали его Джарак - попал к одной из дочерей Квизиба, которая
холила  его,  как  ручную зверушку.  Изумительно -  ребенок со  временем
оказался глубоко привязан к  этой дочери и  к самому Квизибу и,  похоже,
сам  считал себя скорее пауком,  чем  человеком.  Как  раз через Джарака
Квизиб начал чувствовать человеческое сердце и душу,  осознав, как легко
можно  помыкать людьми через  их  душевную привязанность и  стремление к
безопасности.
     Тут пауки взялись за  дело.  Новорожденные младенцы стали изыматься у
матерей  и   взращиваться  среди   паучат.   Так   постепенно  скопилось
первоначальное число  слуг,  полностью  преданных паукам  и  презирающих
своих  сородичей-людей.  Вакен Мудрый использовал в  качестве лазутчиков
серых пауков-пустынников;  теперь смертоносцы засылали для  той же  цели
своих  слуг-людей.   Те  поселения,  что  все  еще  противились  паукам,
становились жертвами предательства.  За несколько поколений от населения
Бакена Мудрого не  осталось ничего,  все люди в  Двуречьи оказались либо
убиты, либо ввергнуты в кабалу.
     Потрясало то,  что  своей победой пауки,  оказывается,  обязаны своим
слугам-людям.  Но и это еще не все, худшее было дальше. Найлу открылось,
что во время преемника Квизиба -  Грииба -  и вспыхнуло восстание рабов.
Оно  было четко продумано,  и  прежде чем  его удалось подавить,  тысячи
пауков и  их  приспешников лишились жизни.  Смертоносец-Повелитель велел
Гриибу измыслить какой-нибудь способ,  чтобы  этого не  случилось больше
никогда. Грииб вначале предложил умертвить всех рабов, оставив лишь тех,
что служат паукам верой и правдой.  Подумав,  решили: непрактично, рабов
слишком много.  Кроме  того,  восьмилапые были  не  против определенного
поголовья,  так  как человечья плоть пришлась им  по  вкусу,  а  поедать
верных слуг  все  же  не  хотелось.  Выход предложил один из  слуг-людей
Грииба.  Имени изменника не сохранилось; известно лишь, что он имел опыт
в  разведении  скота.  Вот  он  и  сообразил,  что  смертоносцам следует
разводить рабов тем  же  методом,  что и  скот,  тщательно отбирая самых
жирных и  тупых,  чтобы плодили себе подобных.  Любого,  кто  выказывает
признаки умственной одаренности,  надо загодя умерщвлять, пока не достиг
он  зрелости.  Идея была взята на вооружение,  и  лишь за одно поколение
смертоносцы достигли  того,  к  чему  стремились:  опаснейший  враг  был
разгромлен наголову. Люди стали относиться к паукам, как к повелителям и
полновластным хозяевам;  неповиновение -  куда там,  даже недовольство -
сделались немыслимы.
     Выслушивая  все   это,   Найл  наливался  тяжелым  гневом,   пока  не
почувствовал нечто близкое к удушью.  Гнев в равной мере был направлен и
на  растения-властителей:  это  Они  в  ответе за  то,  что  смертоносцы
воцарились на  земле.  Живо  представив себе  ядовитые  паучьи  клыки  и
злобные глаза,  Найл содрогнулся от  гадливости и  неприязни.  Как можно
сознательно ублажать тварей, которые убивают, пожирают и держат в кабале
собратьев!
     Реакцией на  вспышку  гнева  был  неожиданно четкий  ответный импульс
растения,  внятный,  как  человеческая речь.  Пришелец обращался к  нему
напрямую, словно произнося слова вслух. Получалось нечто вроде:
     - А как бы ты сам отнесся к своим собратьям?  Они убивали, порабощали
и пожирали себе подобных еще задолго до пауков.  Умертвляли и ввергали в
кабалу тех,  кого считали недругом, разводили на пищу животных. И ты при
этом еще твердишь, что они лучше пауков?
     Найл на секунду струхнул от своей безрассудной горячности,  но тут же
сообразил,  что  лебезить глупо.  Растение-властитель по  своей сущности
стоит над людьми,  так что его не уязвишь ни словом,  ни чувством. Кроме
того,  размышляй он  молча или  вслух,  мысли все  равно как на  ладони.
Придавало смелости и то,  что в какой-то степени он все же прав;  стоило
подумать о пауках, о том, что они могут сделать с его семьей, как в душе
снова очнулась глухая ярость.
     - Люди,  по крайней мере,  всегда чтили разум.  Паукам известно,  что
люди в этом смысле не уступают им, и все равно мечтают их извести.
     - Как и ты мечтал бы извести пауков.
     - Да, как и я, - упрямо подтвердил Найл.
     И тут гнев в секунду испарился.  Заглянув растению-властителю в душу,
он уяснил,  что тому нет особо дела ни до тех,  ни до других.  Пришельцы
радели не  за  отдельные виды живых существ,  как  таковые,  а  за  саму
эволюцию. Им было безразлично, кто при этом хозяин, а кто раб.
     Кроме того,  рассказ еще не подошел к  концу.  Прошло столетие с  той
поры,  как человек оказался в рабстве,  и властителям стало ясно: что-то
здесь  не  так.   Развитие  пауков  шло  на  убыль.  Они  обленились,  и
день-деньской беспечно просиживали у  себя в тенетах,  таская для забавы
мух и  жируя на  людской да  животной плоти.  Пробовали усилить подпитку
жизненной  силой  -  без  толку;  пауки,  видно,  воспринимали это,  как
подарок.
     Мало-помалу пришельцы сделали для себя вывод.  На  их  родной планете
жизнь была так  неимоверно трудна,  что борьба за  развитие стала второй
натурой.  Земля,  в  сравнении,  была исполнена разнообразия.  Вот так и
сложилось,  что ее создания совершенствовались лишь тогда,  когда у  них
было против чего бороться. В первый десяток миллионов лет своей эволюции
пауки не изменились почти никак;  а  тут считанные столетия,  и  они уже
хозяева планеты.  Такое положение их,  безусловно, устраивает, опасности
ждать неоткуда - к чему еще стремиться?
     Властители решили пойти на эксперимент.  Жуки-бомбардиры относились к
паукам, как к всегдашним соперникам. Своих естественных врагов бомбардир
осаживает,  в  основном,  жгучим выхлопом газа.  Но  если  сам  случайно
увязает  в   паучьих  тенетах,   где   восьмилапый  начинает  обматывать
шелковистой нитью,  то безропотно позволяет обратить себя в  беспомощный
кокон.
     Тогда   растения-властители  решили  сосредоточить  свои   усилия  на
жуках-бомбардирах.  Они  с  точностью определили длину  волны,  наиболее
жукам  соответствующую,  и  принялись передавать энергию  с  нарастающей
интенсивностью.  Едва  "зарядившись",  жуки стали изживать свой извечный
недостаток.  Теперь они уже не  давались,  жгучий выхлоп разом отшибал у
охотника желание связываться.
     Пауки,  привыкшие к неоспоримому господству,  были вне себя от такого
открытого неповиновения. Терпение, наконец, лопнуло, и они решили: жуков
     - наглецов -  извести всех до  единого (Найл мрачно усмехнулся:  иного и
быть не могло).  Жукам же обретенный иммунитет прибавил стойкости, и они
боролись храбро и  решительно.  Пауки  давили с  удвоенной силой -  жуки
упирались  вдвое  против  прежнего.   Противостояние  длилось  не   одно
столетие,  причем  обе  стороны  успели  развить  в  себе  силу  воли  и
смекалистость   до   более   высокого   уровня.    В    конечном   итоге
рассудительность и  здравый смысл возобладали.  Когда Хозяин со  стороны
жуков предложил примирение,  пауки с  охотой согласились.  Но  когда обе
стороны утихомирились и  впали в  приятную безмятежность довольных собой
победителей, эволюция и тех и других начала в очередной раз давать сбой.
     Эксперимент подтвердил то, что пришельцам было уже известно: существа
на  Земле развиваются лишь до  тех пор,  пока им приходится работать.  В
таком  случае  попытка  создать  сверхсущество,  очевидно,  обретена  на
неудачу.
     Вместе с тем не опробованным оставался еще один вариант...
     Смертоносцы-Повелители допустили серьезный просчет. Они были уверены,
что  человек им  больше не  угрожает.  Понятно,  в  пустыне еще прячутся
недобитки,  считающие себя свободными. Но они годятся на расплод, и уж в
любом случае не представляют реальной угрозы.
     И вот теперь,  непростительно поздно,  смертоносцам стало ясно, какую
они  допустили оплошность.  Все  это  безжалостно им  открылось назавтра
после налета людей на казармы.  Погибло больше трех тысяч пауков; многие
корчились в  муках,  наполняя  болью  каждого  сородича поблизости и  на
расстоянии.  Это был день, когда Смертоносец-Повелитель понял: борьба за
господство на планете проиграна.
     Эта  мысль  наполнила Найла  мрачным торжеством.  Вспомнилась вспышка
самозабвенного восторга,  когда сам он навел жнец на мохнатое туловище и
нажал спуск. Ощутив неприязнь пришельца, Найл будто опомнился и смутился
как  ребенок,  которого застали за  каким-нибудь запретным занятием.  Он
попытался "зашторить" свои  мысли.  Но,  в  конце концов,  удержаться не
хватило сил, и он спросил:
     - Как ты думаешь поступить? Ответ удивил неожиданностью:
     - Теперь это зависит от тебя.
     У  Найла  ушло  несколько секунд,  чтобы это  как-то  усвоить.  Мысли
смешались, дыхание стеснило от волнения. Растение имело в виду, что...?
     - Ты хочешь сказать, - спросил он, - что дашь нам поступить по своему
усмотрению?
     - Мы не можем вам помешать. Что за абсурд!
     - В твоих силах не дать мне уйти. В твоих силах... - мысль невозможно
было утаить, - убить меня.
     - Нет.  Ты явился сюда по-доброму,  поэтому считай,  что мы заключили
мир.
     Найл оторопело покачал головой.
     - Но что я,  по-твоему,  должен сделать? Ответ прозвучал четко, будто
сказан был вслух:
     - Подумай сам и прими решение. Ты свободен.
     На  минуту Найлом овладело беспокойство,  близкое к  раздражению.  Не
может быть, чтобы так, разом - и полную свободу. Ум растения, между тем,
проглядывался насквозь, обмана быть не могло.
     - Мы сможем, в случае чего, использовать против пауков жнецы?
     - Если вы изберете такой путь.
     Найл вообразил: вот он возвращается в город жуков и поднимает местных
на борьбу.  Представился штурм паучьего города,  и как рушится обиталище
Смертоносца-Повелителя.  Пауки -  врассыпную, улепетывают кто куда, и их
потом по  одному вылавливают.  А  затем люди  объединяются,  отстраивают
город заново.  С помощью Белой башни заново выявляются секреты прошлого,
чтобы  людям  никогда уже  не  приходилось держать перед пауками страха.
Заблестят огнями  высотные  здания,  счастливые дети  будут  резвиться в
парках.  Заспешат по  улицам  мужчины и  женщины,  направляясь по  своим
каждодневным делам,  и  уже никаких зловещих тенет над головой.  Человек
возвратит то,  что  принадлежит ему  по  праву:  быть  хозяином Земли...
Головокружительное видение, наполнившее едва ли не экстазом.
     - А что потом?
     Вопрос прервал ход мыслей, Найл на секунду смешался.
     - Что потом? - машинально повторил он.
     - Что станут делать люди, когда окажутся хозяевами Земли?
     Вопрос  показался бессмысленным.  Неужели  и  так  неясно?  Создадут,
разумеется, новую цивилизацию и станут жить-поживать.
     - Как в былые времена?
     Странноватые какие-то,  неуютные вопросы. Зачем вызнавать, если мысли
Найла и так как на ладони?
     - Чтобы  заставить тебя  поразмыслить.  Когда  ты  отсюда уйдешь,  ты
будешь  волен  поступать  как  вздумается.  Но  прежде,  пока  есть  еще
возможность, мне хочется, чтобы ты подумал о последствиях.
     Найл качнул головой.
     - Да, действительно, в былые времена люди постоянно воевали. Но в тот
век, когда они оставили Землю, войн не было.
     Наступила тишина;  человек  ждал  следующего вопроса.  Но  пауза  все
тянулась,  и  Найл поймал себя на  том,  что  раздумывает над только что
сказанным. Войн и в самом деле не было, старец в Белой башне ему об этом
поведал.  Но он же еще и сказал, что когда человек оставил Землю, он так
и не овладел тайной счастья.  Память работала так четко,  будто те слова
Найл  слышал только вчера.  Кстати,  вспомнилось,  что  "один знаменитый
биолог написал книгу,  где утверждал,  что человечество в конечном итоге
изойдет со скуки".
     - Я не изойду со скуки,  - встрепенулся Найл. - С помощью медальона я
постепенно освою, как можно управлять своим умом.
     - Ты - да. А как насчет остальных?
     Параллельно вопросу очертился образ Доггинза.  В  эту минуту до Найла
дошло,  для чего растение донимает вопросами. Не для того, чтобы уяснить
его слова, а затем, чтобы он сам задумался над своими мыслями.
     - Но как же они смогут научиться? - не то сказал, не то спросил Найл,
однако в словах чувствовалась слабинка.
     - Ты полагаешь,  они научатся быстрее, если станут хозяевами Земли? -
Найл молчал.-  Ты видел, что произошло, когда пауки с жуками зажили сыто
и спокойно. Почему ты так уверен, что люди не поведут себя точно так же?
     - Люди - нет, -сказал Найл.- Они не так ленивы, как пауки.
     - Может быть. Но это потому, что их свобода ограничена. Ты никогда не
обращал внимания,  что с лучшей стороны люди проявляют себя тогда, когда
их  свободу что-нибудь притесняет?  Тогда они  идут  за  нее  на  бой  и
сражаются. Когда вы живее всего - когда желаемое достигается с боем, или
когда достается даром?  Если людям взять вдруг и  дать непомерно большую
свободу, они растеряются и не будут знать, что с ней делать.
     Найл не сказал ничего; что правда, то правда.
     - Как,  думаешь,  все будет складываться, если люди уничтожат пауков?
Попробуй представить себе картину.
     Они  отстроят заново свои города,  спалят до  единого паучьи тенета и
будут  закатывать грандиозные празднества.  Затем начнут обучаться всему
тому,  что при пауках было под запретом: как делать аэропланы, океанские
лайнеры  и  космические транспорты.  Но  уже  через  несколько  лет  они
позабудут,  что значит быть в рабстве у пауков.  Свою свободу они начнут
воспринимать как должное. Их внуки снова начнут искать себе приключений,
так как мало-помалу начнет одолевать скука.  Тебе известно,  что все это
когда-то уже имело место.  Ты хочешь,  чтобы пошло на второй круг?  Найл
покачал головой, от внутренней уверенности уже мало что осталось.
     - Не все же такие.
     - Хорошо, назови хотя бы одного.
     Найл подумал; действительно, некого. Вспомнился Каззак с его неуемным
властолюбием,  и Ингельд - заносчивая, тщеславная; Мерлью? Эгоистка, все
должно быть  по  ее.  Очевидно,  пришелец прав.  Даже  добрый по  натуре
Доггинз,   и   тот   безнадежно  ограничен   -   собственной  грубоватой
напористостью и полной слепотой в отношении собственных недостатков.
     - Тогда чего ты  от  нас ждешь?  Что мы должны сделать?  Не успев еще
спросить, он знал, какой последует ответ.
     - Тебе надо решить самому.
     - Но ты говоришь, мы должны научиться уживаться с пауками?
     Ответа не последовало, и Найл истолковал это как молчаливое согласие.
Подумал, и в голове вдруг мелькнула мысль.
     - Может,  если  выживем  их  из  города,  то  заставим заключить мир,
примерно так, как получилось с жуками?
     - Нет. Не выйдет.
     - Почему?
     - Чтобы выжить из  города,  вам непременно понадобится пустить в  ход
жнецы.  А уж если вы примените оружие,  процесс станет неуправляемым. Вы
невольно будете  продолжать стрельбу,  пока  не  уничтожите их  всех  до
единого.
     Найл понимал,  что  так  оно  и  будет.  Вооруженный жнецом человек в
глазах пауков подобен опаснейшей из  ядовитых змей,  он будет вызывать у
них  страх  и  отвращение.  Рано  или  поздно  это  неизбежно увенчается
вылазкой, и тогда люди так или иначе полностью с ними покончат.
     - Но без жнецов как мы вырвем у пауков свободу?
     - Не могу на это ответить. Размышляй, пока сам не отыщешь ответ.
     Найл почувствовал волну гневливого отчаянья.  Он  словно был загнан в
лабиринт логики:  куда  не  сунься,  везде тупик.  Больше всего он  чаял
истребления пауков.  Если это сделать, человек сделается хозяином Земли.
Но человек к такой власти еще не готов.  Ему сперва нужно гораздо полнее
овладеть собственным умом.  А придет он к этому гораздо раньше,  если на
земле останутся пауки