ей мечте, не требуя награды, просто по велению сердца. И в этом
особая красота их подвига.
  Единое богочеловечество дробится в историческом процессе на миллионы
отдельных личностей - так единое тело состоит из множества клеток. И
каждая "клетка" - монада, каждое человеческое "Я" нес„т свою неповторимую
функцию, появляется в мир в определ„нное время, в определенном месте, с
определ„нным цветом кожи, принадлежащим к той или иной нации, с набором
склонностей, талантов, со своей судьбой.
  В каждой личности-судьбе - Замысел Божий, что и определяет в ней набор
характеристик и качеств. Каждая нес„т свою сверхзадачу, миссию, работающую
на единую общую соборную душу БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВА, на е„ восстановление в
ином бытии в новом, преображ„нном виде. На Второго Адама.
  Эта миссия начинается на земле и продолжится там, за чертой. Поэтому про
личность, оправдывающую в земной жизни сво„ предназначение, сказано
"Царствие Божье внутри вас есть". И что "Царство уже наступило" для
избранных. Это - особое состояние души, практически не ведающей смерти.
  СВЯТОСТЬ - преображ„нное личным подвигом и благодатью Неба состояние души
(не только избранного, но и избравшего) прозревает исполнить свою
сверхзадачу в едином Целом Богочеловечества. Общую соборную (все за
одного, один за всех) задачу преображения, восхождения Целого и каждого в
связке с этим Целым - к Небу. По дороге "к солнцу от червя"...
Необходимость служения этому Целому, этому восхождению всеми своими
способностями, возможностями, духом, временем, самой жизнью.
  Это высокое предназначение человека прозрел и "красный мученик" Николай
Островский. "Чтобы не ж„г позор за подленькое и мелочное прошлое"... Не
гнить, не коснеть в "лежащем во зле" мире, а преодолевать его, освобождая
себя и других от его гн„та, от власти князя тьмы - вот где подлинная
свобода, подлинный смысл жизни, интуитивно осознанный "правоверными"
коммунистами. Необходимость "выкладываться", сгореть до конца, став,
образно говоря, тем горючим, которое поднимет Целое к Небу. Лишь в этом
подвиге - личное спасение и преображение, дорога в Царствие. Таков Замысел
Творца. Каждая часть Целого в единении, слаженности с другими частями,
должна максимально "выкладываться", исполняя сво„ предназначение в общей
работе на Целое - таков залог успешной работы не только любого механизма,
но, прежде всего, живых организмов. Каждая часть, орган, клетка,
обеспечивая необходимо-достаточным, с максимальной отдачей и
добросовестностью исполняет сво„ предназначение, получая в награду
воистину бесценное - ЖИЗНЬ.
  На земле - земную, временную. В вечности - бессмертие в Боге. Лишь несущее
жизнь получает жизнь. Вс„, что "само по себе", противопоставляющее себя
Целому, несущее заболевание, гибель, просто бесполезное - всякие
бородавки, опухоли, разрастания - отсекаются, отторгаются. Не по причине
жестокости Творца - просто они не годятся для жизни. Тем более для
Царства, ибо в восхождении к нему Богочеловечества /без восхождения
человечество превращается в муравейник/ - необходимо качественное
преображение, индивидуальное и соборное "рождение свыше".
  В отличие от статичного социального "муравейника", не имеющего выхода в
вечность, являющегося САМОЦЕЛЬЮ, - принцип единого Целого, по Замыслу,
является СРЕДСТВОМ, ПУТ‚М, помогающим вечно восходить к непостижимой
Истине.
  Это и есть великий Замысел Любви, сплавляющий индивидуальности ради жизни
во взаимопроникновении и взаимопомощи. Замысел Троицы, Единосущной и
нераздельной... Земной образ - Солнце, сжигающее себя во имя света и
тепла, то есть жизни. Как временной, так и вечной. Животворящей вс„
мироздание. Максимальное "выкладывание", самосжигание каждой части во имя
преображения и восхождения, соборного и личного, то есть апофеоз Любви,
имеющий причиной и результатом преобразующую Любовь Святой Троицы к каждой
живой части.
  "Не в конвентах, не в парламентах, не в декларациях прав человека, не в
построениях, или утопиях всех коммунистов и социалистов, а отцами церкви
выработан этот образец бессмертного общества. В представлении лиц Св.
Троицы "нераздельными", т. е. неотчуждающимися, не отделяющимися друг от
друга, не вступающимися в борьбу, которая сама по себе вед„т к разрушению
общества и смерти, в таком представлении союз Божественных лиц является
неразрушимым, бессмертным. Представлением же лиц Св. Троицы "неслиянными"
устранялась их смерть, потому что неслиянность означает устранение
поглощения одним лицом всех прочих, которые при н„м теряют свою личность,
делаются его бессознательными орудиями и, наконец, вполне с ним сливаются,
обращаясь вместе с ним в полное безразличие, в ничто "

  Н.
Ф„доров "Философия общего дела"

  Мир единый и нераздельный, спаянный любовью. Замысел Святой Троицы,
единого и нераздельного триединства в одном. Свободная жертвенная любовь
твари к Творцу и Творца к твари, имеющие результатом воссоединение в Доме
Отца. В этом - смысл исторического временного процесса, конец врем„н и
начало Будущего Века. Если можно говорить о "начале" в вечности.
  "Мудрость века сего - безумие пред Богом," - сказано в Писании. Советская
власть в глазах "века сего" была порождением безумия.
  Историческая функция русского народа в российской империи, а впоследствии
и в Советском Союзе - миссионерская, цементирующая, служение большего
меньшим. Интуитивно прозрев эту миссию, Иосиф взял курс на Великодержавную
Антивампирию. Он вообще часто следовал Замыслу интуитивно, хотя порой
варварскими методами.
  Революционное соборное сознание. Это - революция СОЗНАНИЯ, то самое
"рождение свыше", которого требует от нас Творец как необходимого условия
вхождения в Царство. Каждое "Я" - бессмертная частица будущей
Богочеловеческой полноты бытия Нового Адама. Каждый из людей - лишь ЧАСТЬ,
не обладающая полнотой бытия и дарований. Она жаждет этой ПОЛНОТЫ,
прозревает е„ в Грядущем царствии, в Богочеловечестве и Творце. В Новом
Адаме, нетленном, свободной любовью послушном Творцу, призванном жить в
Царстве, где вс„ пронизано "Светом Невечерним", вс„ спаяно воедино Великой
жертвенной Любовью во имя Жизни.
  Каждая личность, не готовая свободной волей принять, выстрадать Замысел,
просто неспособна существовать в Доме Отца, ибо утверждающая себя вне
Замысла "самость", имеет, как говорят медики, "нарушения, несовместимые с
жизнью".
  Именно за "несовместимость с жизнью" Творец изгнал человека из рая,
разрушил Вавилонскую башню, карабкающуюся во грехе на Небо, осудив
единение в страстях.
  Иосиф понял самую суть Замысла - взаимодополнение, взаимопроникновение,
взаимопомощь народов, создав на этой основе сво„ царство, тоже "не от мира
сего", ненавидимое противостоящей цивилизацией.
  "Носите тяготы друг друга, и так исполните закон Христов." /Гал. 6:2/
Мистический смысл терпения: мы все - одно во Христе. До поры до времени
народ терпел беззакония князей, как бы покрывая их грех. Но ведь и нищий
Лазарь терпел пирующего богача, однако богач вс„-таки попал в ад! Есть,
видимо, степень допустимости зла, когда терпение "во благо" превращается в
попустительство. Тогда и свершаются революции.
  Людям дан разум, чтобы понять; сердце - свободно избрать и полюбить.
  Таланты - реализовать и послужить. Воля и время - начать восхождение. И
успеть определиться за земную жизнь. Потому что "сейчас позже, чем тебе
кажется".
  Итак, РЕВОЛЮЦИЯ ДУХА. Жизнь Вампирии совершенно не соответствует Замыслу,
здесь каждая часть не просто служит сама себе, но и заставляет служить
других, оттягивая силы от общего и целесообразного, не говоря уже о
преобразующем и восходящем. В живом организме такие "взбесившиеся" клетки
становятся раковыми, нарушают работу Целого, которое, в конце концов,
губят. Кстати, погибая сами. Они непригодны для грядущего, просто как
несущие СМЕРТЬ. Вот в ч„м дело, а не в какой-то небесной "юриспруденции".
  В живом организме, где вс„ взаимосвязано, жизненные сипы Целого сначала
пытаются излечить плохо работающие клетки, а безнад„жно больных отторгают
и заменяют новыми. Раковые опухоли, пока они не дали метастазы, хирург
вырезает во имя спасения Целого... В "лежащем во зле мире", добровольно
избравшем непослушание Творцу, такие операции не приводят, как правило, к
ликвидации зла, а лишь ко временному оздоровлению, после чего неизбежно
появляются метастазы. Отделять "пшеницу от плевел" - дело Творца, Страшный
Суд в конце врем„н.
  Цель земной жизни - СОСТОЯТЬСЯ для жизни Будущего Века, умножить Жатву
Господню, помочь благодати дойти до окаменевших душ, выбрав Свет и приняв
бесценный дар Неба.
  Лишь то, что отдал - тво„, а не то, что съел или потратил. Отданное
Замыслу верн„тся к тебе сполна в новом преображ„нном качестве. Временное и
тленное - живым и вечным.
  Ну а вс„, что истратил на себя сверх разумно-достаточного - ветхое,
посеянное в тлен - твой проигрыш. Тво„ убитое время. Вс„ украденное,
захваченное у Целого для себя сверх разумно-достаточного - кража у самого
себя, у своей судьбы в вечности. Такова революция сознания. Всякие
безумные излишества, игры "в жизнь" опасны, ибо "в ч„м застану, в том и
судить буду"...
  В отличие от земных революций, пожирающих своих детей, где даже собранное
в житницы служило лишь навозом для счастья "грядущих поколений" -
Революция Духа - для тебя. Для каждого, свободно избравшего Свет и Истину.
Ибо в свободном сплаве Огня, Тепла и Света, дающих Жизнь, самая малая
частица обрет„т полноценное подлинное бытие, возможное лишь в Боге.
  - Кто был ничем, тот станет всем!.. - захлопал ч„рными ладошками АГ.


  * * *

  Слава Богу, - октябрь 93-го уже не застал Ганю в Москве. Иоанна почти
обрадовалась, что ему предложили быть настоятелем вновь открывающегося
древнего монастыря на ганиной малой родине, в том самом сибирском городе,
где когда-то ходил его отец секретар„м обкома. Старик был ещ„ в здравии и
памяти, жил с ганиной сестрой, внуками и правнуками, давно звал сына
домой, оставаясь до конца дней убежд„нным праведным коммунистом. А потом,
не без влияния отца Андрея, и коммунистом верующим. В этом было что-то
символическое.
  Монастырь нуждался в огромной реставрации, отцу Андрею предстояло по сути
заново расписывать купол и стены, нужны были помощники, ученики,
иконописцы. Разумеется, рванулся ехать вместе с Ганей и Глеб - дети уже
подросли. Егорка, хоть и не стал священником, как все пророчили, а совсем
нежданно подался в рок-певцы, затем в бизнесмены, но на обоих поприщах
весьма преуспел, как и во всем, за что брался этот когда-то чудо-реб„нок.
Семье на него можно было положиться, в том числе, и материально. И Иоанна
уговорила Варю отпустить-таки Глеба, сказав, что времена надвигаются
смутные, лихие и так всем будет спокойнее.
  В общем, эта поч„тная ссылка нежелательного "красного батюшки" была для
Гани Божьей милостью, - так думала Иоанна, хоть и разделяли их снова
несколько часов пол„та, хоть они даже проститься не успели, так внезапно
было приято решение. Но Иоанна радовалась - Ганя в безопасности, и Покров
Божий над монастыр„м оградит братию от этого страшного подлого времени.
Как если бы вдруг князь Андрей, князь Нехлюдов, князь Мышкин, Татьяна
Ларина, Вера Павловна, Павел Корчагин, Ульяна Громова обернулись Диким,
Кабанихой, Иудушкой Головл„вым, Салтычихой, Бармалеем, а первомайская
демонстрация - сонмом гоголевской нечисти, доконавшей Хому Брута.
  Свои картины, хранящиеся у Вари, Ганя поручил ей продать без права вывоза
за рубеж каким-то меценатам из новых русских - деньги должны были пойти на
реставрацию монастыря. Лишь копию "Иоанны" Ганя ув„з с собой - подлинник
был в Питерском Русском музее.
  Иоанне он оставил в подарок пейзаж - закатные лужинские сосны, закатное
небо в огненных сполохах и пылающая, уходящая в вечность тропинка.
  Когда-нибудь, если смилуется и простит Господь, они пойдут рука об руку до
этой тропе, чтобы уже никогда не расставаться. Пойдут навстречу Огню. Они
снова будут юными, и ночная зв„здная Иоанна с витым старинным шнуром в
летящих в вечность волосах спустится из синей тьмы в протянутые ганины
руки. И огонь охватит, поглотит их, воссоздавая в первозданном естестве,
сплавляя заново разорванные половины когда-то единой плоти для нового
неведомого бытия...
  " Двое да едины будут..."
Вот что он хотел ей сказать прощальным своим даром, тоже предвидя
двигающийся на Россию апокалипсис, а на них - неизбежную старость, немощь
и болезни. Закат жизни...
  Ничего не бойся, я всегда с тобой. И Он - с нами...
  Она повесит пейзаж в красном углу, чуть пониже икон, и, когда станет
особенно тяжко, будет повторять наизусть слова молитв, мысленно ступая по
огненной ганиной тропе, чувствуя рукой его руку. И огонь постепенно
охватывал е„, сжигая боль и страх, и молитвенная эта тропа воскрешала
снова и снова, давая силы жить.
  Ганя бился над Светом Фаворским. Но "Огонь" ему удался.
  Однажды в один из своих неожиданно-редких наездов в Лужино на пейзаж
обратил внимание Денис. Долго молча разглядывал.
  - Дар„нов вс„-таки великий художник. Я бы на тво„м месте это здесь не
держал, мало ли что... Дар„нов - раритет, теперь особенно. Не представляю
его монахом...
  Наверняка он в сво„ время видел "Иоанну" и о многом догадывался, но
никогда ни о ч„м не спрашивал. Денис вообще не любил выяснять отношения,
"будить спящую собаку", как, впрочем, и Иоанна. Может, поэтому их брак
оказался на удивление долгим. Творчески Денис уже давно от не„ не зависел,
научился довольно лихо лепить отечественные боевики, а потом и делать
совместные постановки из жизни бывшей совковой постперестроечной и
зарубежной мафии, с гонками, оголтелой пальбой и эротикой. Сразу врубился
в их ритм, зрелищность, присовокупив немного мистики и психологизма,
экзотического "русского духа". Наш„л хороших спонсоров, имел успех и даже
отхватывал какие-то там премии. Сказалось его зарубежное детство, хороший
английский, природная хватка и выносливость, умение всех заставить
выкладываться на полную катушку. Наступила его зв„здная пора.
  Денис вс„ реже появлялся в Москве и вообще в России, только Лиза сообщала,
что "звонил из Нью-Йорка папа, передавал привет". Наверняка, у него там
были женщины, может, и другая семья, - Иоанна внутренне была к этому
готова. Вс„ вокруг распадалось и рушилось, чего уж тут! И е„ всегда
изумляло, когда он нежданно-негаданно, раз в полгода, появлялся в Лужине,
вес„лый, неизменно загорелый в экзотических заокеанских краях, с
каким-нибудь редкостным дорогим вином и подарками, обнимал е„: "Ну, как
сама? Иди, отмойся хоть, мужик приехал!" И блаженно разваливался в кресле
у камина, будто фермер, съездивший в город на пару часов за покупками. А
она действительно бежала отмываться и переодеваться, и, если бы могла в то
смутное время смеяться, наверное, представила бы себя глазами Дениса -
одичавшую, озверевшую, с ч„рными пятками и с дочерна загорелой злющей
физиономией. Злющей от телевизионных новостей, которые были для не„ одним
сплошным криком: "Наших бьют!". И ничего нельзя сделать, кругом ложь
беспросветная, предательство и маразм. Иоанна уже собой представляла
взрывоопасную смесь в смирительной бочке религиозных и нерелигиозных
попыток осмыслить происходящий апокалипсис. Продолжая вкалывать по-ч„рному
на участке и убеждая вс„ более нищающих покупателей "купить букетик".
  Наскоро приведя себя в относительный порядок, она садилась рядом, и Денис
начинал рассказывать, будто она все эти месяцы только и ждала, как
Сольвейг, когда он, наконец, свалится ей на голову и отчитается о
забугорной творческой командировке. Он приезжал будто из другого
измерения, а они здесь, во всяком случае, она, жили будто в дьявольской
мясорубке, перемалывающей вс„ привычное и над„жное в бесформенное
кроваво-цементное месиво из осколков плоти, зданий, жизней, убеждений,
идеалов, стекла и щебня. Вс„ летело в тартарары. Иоанна сидела в Лужине,
как в окопе, сжималась в ужасе от снарядов несущейся из "ящика"
информации, уже страшась его включать и ещ„ более - остаться в неведении.
  А Денис казался гражданином мира, которому везде хорошо, при любом строе и
в любой стране - была бы интересная работа, ладилось бы дело, не было бы
никаких ЧП и простоев. Чтоб акт„ры не болели, не вы„живались и не
заламывали выше крыши, и чтоб погода для натуры была соответствующая. И
чтоб был кассовый успех, а зритель в массе своей везде одинаков, - ему
нужно зрелище, чтоб нервы пощекотать и душу - что-нибудь для души. И
обязательно - хэппи-энд... Только темпы там бешеные, чуть сбой - горишь,
как швед. Но зато комфорт, стабильность, с этим - никаких проблем...
  Потом Денис заставлял е„ вспомнить, что она ещ„ женщина, жена, красивая и
желанная, здесь тоже вс„ было, как прежде, слажено и привычно, как и
десять, и двадцать лет назад, будто и не было никаких катаклизмов и драм в
их долгоиграющей совместной жизни. А наутро он уезжал чуть свет, целовал
е„, едва живую после выпитого вина и бессонной ночи, отвыкшую от подобных
"радостей жизни".
  - Ну, я поехал, Жаннуля, в десять встреча с этим, как его... И на аэродром.
  И опять улетал на несколько месяцев в заморские края. Павлин!
  Однажды он попросился сходить с ней в храм и долго о ч„м-то разговаривал с
отцом Тихоном. Смущ„нно, как провинившийся школьник.
  Это было невыносимо - впервые в жизни она чувствовала себя бесконечно
виновной перед всеми - Денисом, Ганей, Филиппом, Лизой, Арт„мом, перед
самой собой. Обменяться кольцами...
  "И что соединено на земле, будет связано на Небесах..."
Она неловко отшутилась, что, мол, вроде бы, поздновато на старости лет,
чувствуя себя ещ„ гаже оттого, что никогда не скажет ему правду. Плохая
жена, плохая мать... Она с ужасом подумала, что если впрямь на Страшном
Суде вс„ тайное станет явным, и ей предстоит предать Дениса перед лицом
Истины, Вечности, то это и есть врата ада - вина перед теми, кто бок о бок
прош„л с тобой жизненный путь, кого Господь доверил тебе жалеть и любить,
перед их глазами и собственной совестью...
  Он, как всегда, не стал "будить собаку" и перев„л разговор на другую тему.
И она никогда не узнает, что он при этом думал, вс„ было совсем не так
просто, бесследно ничто не прошло, и в той тридцать лет назад летящей к
Москве вечерней электричке она предала не только Ганю, но и Дениса,
Филиппа, Лизу, Арт„ма с Катюшкой, и, конечно, себя. Наша совесть будет нас
обличать на том Суде, - поняла она. Словно в бездну заглянула Иоанна и
молила Бога о прощении.
  Только двое должны идти по огненной тропе.
  Кровные узы. Узы, узы... "И враги человека - домашние его"... "Родовая
необходимость". Истощиться, выложиться, взрастив собою других...
  "Браки совершаются на небесах"... И только двое, он и она, сплавятся
воедино на огненной дороге, только двое могут на не„ ступить.
  И тогда разорв„тся сердце. Семья, Родина, земля... При всякой попытке
взлететь Иоанна оказывалась спел„натой этими узами. Мы все повязаны друг с
другом, и надо или рвать по живому, причиняя страдания, или задыхаться в
паутине, погибать от множества мелких родных и близких паучков, пьющих
твою жизнь - нет, не во славу Божию, не для спасения души все эти покупки,
стряпня, стирка, уборка, грязная посуда, очереди, пел„нки... И ещ„ -
конфликты, капризы, ссоры, переходные возрасты, обиды, слезы, бессонные
ночи. Вс„ это проклятье "в муках рожать", "в поте добывать", все эти
"терние и волчцы"... Эти пошлые скучные тусовки - ярмарка тщеславия, эти
деш„вые амбиции... Крест тяжкий, бремя, иго.
  И тут же Крест - спасение, и "Бремя Мо„ легко есть". Бремя Мо„ - есть
бремя в Боге. Здесь таилась разгадка. Милосердие и человекоугодие. Божье
дело и западня.

  Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
  "Я вижу некий свет", - сказал я наконец.
  "Иди ж, - он продолжал, - держись сего ты света:
  Пусть будет он тебе единственная мета,
Пока ты тесных врат спасенья не достиг, Ступай!" -
И я бежать пустился в тот же миг.

  /"Странник" А