х местах, конечно.
Сталин - в Тбилиси, Ворошилов - в Луганске, я - в сво„м Нолинске. Это было
не тогда, когда мы были в Политбюро, а гораздо раньше. /Смех/. Сталин
неплохо пел.
  - В Политбюро тоже петь надо, когда Жданов на пианино играл, а вы за
столом...
  - Пианино, когда немного выпьем. Ворошилов пел. У него хороший слух. Вот
мы трое пели. "Да исполнится молитва моя..." и так далее. Очень хорошая
музыка, пение церковное..." /Молотов - Чуев/

  "Денежная реформа 1947 года призвана ликвидировать последствия второй
мировой войны в области денежного обращения, восстановить полноценный
советский рубль и облегчить переход к торговле по единым ценам без
карточек. Денежная реформа усилит значение денег в народном хозяйстве,
повысит реальную заработную плату рабочих и служащих и повысит ценность
денежных доходов сельского населения. Проведение денежной реформы будет
содействовать повышению уровня материального благосостояния трудящихся,
восстановлению и развитию народного хозяйства и дальнейшему укреплению
могущества Советского государства." /Предс. Совета Министров СССР И.
Сталин. 1947 г/

  "Поздравляю строителей, монтажников и эксплуатационников газопровода
Саратов-Москва с производственной победой - завершением строительства и
освоением первой в стране дальней газовой магистрали". И. Сталин.

  "Приветствую и поздравляю строителей и монтажников "Запоржстроя" и
металлургов "Запорожстали" с большой производственной победой -
возрождением первой очереди разрушенного немецко-фашистскими захватчиками
завода "Запорожсталь" и выпуском холоднокатаного стального листа". И.
Сталин.

  "Поздравляю строителей, монтажников Военморстроя ј 10 и коллектив завода
"Ростсельмаш" с большой производственной победой - окончанием
восстановления первой очереди разрушенного немецко-фашистскими
захватчиками крупнейшего в стране завода сельскохозяйственного
машиностроения "Ростсельмаша" и освоением производства нового типа
комбайнов "Сталинец-6".

  "Поздравляю коллектив строителей и монтажников "Днепростроя" с достигнутой
победой - вводом в работу четв„ртого мощного агрегата Днепровской
гидроэлектростанции, изготовленного советскими заводами".

  ...Не я и не другой - ему народ родной -
Народ-Гомер хвалу утроит.
  Художник, береги и охраняй бойца:
  Лес человечества за ним по„т, густея,
Само грядущее - дружина мудреца
И слушает его вс„ чаще, вс„ смелее.

  Он свесился с трибуны, как с горы,
В бугры голов. Должник сильнее иска.
  Могучие глаза решительно добры,
Густая бровь кому-то светит близко...

  Глазами Сталина раздвинута гора
И вдаль прищурилась равнина
Как море без морщин, как завтра из вчера
До солнца борозды от плуга исполина.
  /Осип Мандельштам/


  СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
  Великое древо БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВА с уходящими в вечность корнями питается от
божественного животворящего источника. Виноградник, виноградная лоза -
Евангельский образ. Многие корни засохли или обрублены, дерево тяжко
больно. Каждую осень на н„м умирают старые листья, чтобы оплодотворить
почву и дать жизнь новым, молодым листьям - но вс„, "сеющее в жизнь" -
бессмертно. Такова воля и милость Садовника-Виноградаря, ибо лишь в
Царствии древо вечно, а листья всегда молоды и зелены.
  Но здесь, на земле, многие листья убеждены, что древо существует для них -
и ветви, и другие листья. Так по Замыслу и есть, но при условии, что
каждый лист будет идеально и послушно воле Творца исполнять свою функцию,
получая от дерева ровно столько питания, сколько требуется для служения, а
не оттягивать на себя лишние соки от других листьев и Целого. Награда
безмерна и бесценна - Жизнь.
  Забыв об обрубленных засыхающих корнях, о связи с Небесным Отечеством и
Творцом своим, погибающее дерево отвергло и Сына Господина, поливающего
его и животворящего по великой милости Своей. Распятый, замученный, Он
победил смерть своей Любовью и снова стал ухаживать и спасать, не помня
зла.
  Но силы тьмы подговаривали дерево гнать Его, внушая, что выросло древо
само по себе, что не нуждается оно ни в корнях, ни в садовнике, ни в уходе
любящего Сына. Что оно свободно и раст„т как хочет. Более того, каждая
ветвь /нации/, каждый лист /отдельный человек/ тоже свободны и от самого
дерева, и друг от друга, а главное в том, чтобы суметь и от других
ветвей-листьев, и от самого Целого урвать как можно больше жизненных
соков...
  Дурную эту свободу, ведущую в конечном итоге к гибели, силы тьмы объявили
"Богом данной", назвали "демократией". И по сути провозгласили основой
современной цивилизации право пожирать вс„, что не может защититься. Пить
кровь у ближних и дальних, у самого Целого, губя тем самым других, дерево
и себя.
  Да, каждому листу, каждой ветке дана свобода самоутвердиться вне дерева,
то есть засохнуть и быть сожж„нными за ненадобностью, ибо вне Целого нет
Жизни. Когда же человеки это поймут? Ведь повсюду разместил Творец учебные
пособия, свидетельствующие, что даже на биологическом уровне вне Целого -
смерть. Таков Замысел, идущий от Троицы Единосущной и Нераздельной, таково
растущее к Небу древо Богочеловечества, где у каждого листа, у каждой
ветки - сво„ предназначение. Послужить, получив в награду жизнь. Личное
время преобразовать в вечность. Жизнь временную - в вечную.
  Христос добровольно предался в руки палачей, чтобы, искупив человека
божественной своей Кровью, спасти, обожить, искупить грехи "лежащего во
зле мира". И победить смерть.
  Побеждают ли смерть те, кто подставляет свою шею и шею ближних и дальних
вампирам? Не плодят ли зло - губя и пьющих кровь, и жертвы, ибо вампиризм
заразен? "Не противься ЗЛОМУ", - сказал Господь, но не ЗЛУ. То есть
личному твоему обидчику прости, а не обидчикам других... Невозможно
представить себе христианина, не вступившегося за слабого, не защитившего,
но можно - прощающего личную обиду, не дающего сдачи в ответ на удар, не
мстящего. Вся система Вампирии основана на ПРАВЕ СИЛЬНОГО обижать ДРУГИХ,
более слабых, вся система капиталистической конкуренции, которую отверг
Иосиф.


  * * *

  Отец Киприан со своей хипповой косичкой, спрятанной под джинсовую кепку, в
пот„ртой студенческой курточке и с таким же пот„ртым портфелем на коленях,
который он ни на секунду не выпускал из рук, потому что именно там были
волшебные предметы, превращающие неприметного студента в
таинственно-всесильного посредника между земл„й и Небом... Иоанне, столько
раз возившей в сво„м жигул„нке акт„ров, бросилась в глаза ощутимая разница
- отец Киприан и в облачении "студентика" оставался "отцом Киприаном", он
вс„ время держал дистанцию. Как она ни пыталась разговорить его на
светскую тематику и наконец-то ощутить себя в безопасности, он, хоть и был
в курсе последних фильмов, спектаклей и даже закулисной возни, в ч„м с
изумлением убедилась Иоанна, разговор поддерживал с такой
вежливо-отчужд„нной усмешкой, что Иоанна сама ощутила вдруг скуку смертную
от так называемой "совбогемы" и сдалась. После чего отец Киприан
перехватил мгновенно инициативу, и ей пришлось рассказывать свою
биографию, особенно о связях с так называемыми "силовыми министерствами",
где, как честно призналась Иоанна, ей предоставляли материалы для фильмов,
консультировали и визировали. Но диссиденткой она никогда не была, потому
что советская родная власть, хоть и является симбиозом детсада с дурдомом,
е„, Иоанну, в общем-то устраивает. Это условная игра, где надо просто
играть по правилам, и тогда будешь иметь свой необходимый жизненный
минимум и, как ни странно, свободу.
  - Да-да, - кивн„т согласно отец Киприан, - Эта власть да„т хлеб насущный и
оберегает человека от самого себя и собственных дурных страстей. Нашу
церковь часто упрекают в лояльности к безбожной власти, но... Богу -
Богово, а кесарю - кесарево. Власть не требует от нас отречения от Символа
Веры и церковных канонов, что же касается прочего... Жизнь наша, по
апостолу Павлу, похоть плоти, похоть очей и гордость житейская. Тело ищет
удовольствий, глаза - обладания, гордость - возвышения над всеми. Там, на
Западе, - отец Киприан махн„т рукой на проносившиеся за окном машины
подмосковные бер„зки, - там - культ самости. Культ страстей человеческих,
полная их свобода. Разгул всего, что уводит от Бога, от заповедей. Наша
власть худо-бедно помогает удерживать человека в рамках. Тесным пут„м
духовного восхождения идут единицы. Большинству нужен кнут, чтобы не
заблудиться в дебрях греховных. Это печально, но факт. "Бити„" определяет
сознание.
  - И все же власть исповедует атеизм, а вы вот е„ призна„те, но опасаетесь.
И меня опасаетесь, у вас жесткая конспирация...
  - Раньше было хуже. Я про двадцатые-тридцатые не говорю - при Хрущ„ве вон
сколько позакрывали церквей! Но... не гонений надо бояться - они
выковывали святых и лишь укрепляли веру. Бояться надо, как ни странно,
обмирщения церкви. И когда в храм насильно тащат. Господь сказал: "Мои
овцы знают Мой Голос". И если человек не слышит Голоса своего Творца, а
Господь призывает каждого, тебе ли, горшок, возомнить себя выше
горшечника? Мы можем только помочь тем, кто хочет идти, кто к нам
приходит. И по возможности оградить их от неприятностей, по работе,
например, в институте... Хотя для христианина величайшая честь - быть
гонимым за веру. Христианство - прежде всего крест, л„гкой жизни оно не
обещает. А власти... Что власти! Наше дело - исповедовать Истину. Без
Голгофы не было бы Воскресения. Мы хоронимся - бесы ищут.
  - И здесь игра...
  - Только на кону не просто жизни, а судьбы в вечности. От великого до
смешного, как известно, один шаг. Они ведь, власти, прекрасно осведомлены
о нашей общине. Они просто требуют, чтобы мы "не высовывались". Никакой
работы в массах, никакой проповеди, особенно это касается религиозной
литературы. То есть никакого миссионерства, просветительства и почему-то
благотворительности. Она, видите ли, унижает. Списки у них давно есть, мы
для них - безнад„жные фанатики, чокнутые. А вот незнакомцы... Вы для них -
незнакомка. Тем более, с даром слова, с выходом в эфир, в массы...
  - А если и я своя? - спросит Иоанна, - Если я тоже пришла "на голос"? - и
сама оторопеет от сказанного, вспомнив недавние мистические совпадения.
  Только ли Ганя прив„л е„ в Лужино?
  - Много званых, но мало избранных. Святая Мария Египетская была блудницей.
Она села на корабль, чтобы искушать христиан-паломников, но когда Господь
позвал е„, она бросила вс„ и до конца дней своих жила в пустыне...
  - Я убежала, - подумает Иоанна, - Да, это бегство. От всего, что прежде
наполняло жизнь, составляло суть, а теперь превратилось просто в
опостылевшую роль, которую надо было неизбежно время от времени
проигрывать. Полноте, это всегда было ролью, только поначалу
увлекательной, в новинку... Но, никогда не было сутью. И только ли к Гане
она бежала?
  Видимо, и отец Киприан подумал о том же.
  - Решать должен отец Борис, Игнатий у него в послушании, пусть решает. Он
за него отвечает перед Богом, если что-то случится...
  - И вы боитесь за них, за ваших духовных детей, да? Простите, ради Бога,
наверное, так нельзя, я не умею говорить со священниками...
  - Нечего, Иоанна. Да, мы слабы, а враг сил„н.
  - Клянусь, от меня никто ничего не узнает.
  - Никогда не клянитесь, Иоанна. Верю, намерения у вас наилучшие. Но
повторяю, враг сил„н... А власть... Е„ тоже можно понять. У нас
многонациональное государство, есть мусульмане, буддисты, униаты,
католики, иудеи, сектанты всякие, даже язычники. Правомерно ли делать
государственной ту или иную религию? Материализм, кстати, тоже вера. Мы
верим, что у каждого здания, тем паче мироздания, должен быть строитель, а
они, верят что кирпичи сами себя построили.
  - И вс„ же вы, Церковь, лояльны верхам... Потому что всякая власть от Бога?
  - Да, в пределах невмешательства в основы веры. "Не отдавать Богово
кесарю". Ничто земное не в силах запретить душе верить, иначе это была бы
хула на Бога - вроде бы кесарь сильнее. Мы же не будем ругать пастуха,
который сбер„г для господина стадо, лишь за то, что пастух был т„мен или
не слишком любил господина? Народ, орущий "Распни!" - за исключением
отдельных убежденных сатанистов - просто т„мное стадо. Хмель кружит
голову, веселит, однако, потом неизбежно наступает похмелье. Алчные
пастухи, т„мное стадо, а тучи зла сгущаются... Не устоит дом, построенный
на песке, - пророчески изр„к отец Киприан, - И падение будет великое.
Пощади, Господи, Россию...
  Ну а конкурентная борьба в корне противоречит второй христианской заповеди
о любви к ближнему. Если ты любишь ближнего, как самого себя, как ты
можешь его разорить? Даже просто обыграть, а не отдать последнюю рубашку,
как того требует заповедь? Вот я вам расскажу притчу. Два монаха
задумались - как это люди ссорятся из-за собственности? Взяли кирпич и
стали друг ко другу тянуть. Один говорит: "Мой кирпич". А другой отвечает:
"Твой, брат, твой"...
  Что же касается роли государства в нашем понимании - оно не должно, по
крайней мере, сеять сорняки. Сорняки и так вырастут.



  "Пусть решает сам Игнатий", - ответит отец Борис из Лавры.
  Итак, им была дарована свобода. Наскоро распрощавшись с т„тей Любой и
Ильич„вкой, где она поселит знакомую зубную врачиху к восторгу хозяйки,
которую вечно мучила зубная боль, Иоанна возьм„т с собой лишь самое
необходимое, в том числе застрявшую где-то на восьмой странице очередную
серию "Ч„рного следа" и скатанную трубкой "Иоанну", пролежавшую на дне
дорожной сумки до возвращения в Москву. Для всех Иоанна по-прежнему
проживала в Ильич„вке, в случае чего врачиха должна была немедленно
позвонить Варе. Но судьба улыбалась Иоанне. Денис был вс„ ещ„ занят на
картине, дела и обязанности по дому она, в основном, выполнять успевала,
друзей у не„ не было. И никто так и не хватится е„ в эти сорок дней.
Охладев к Ильич„вке, она легко и радостно распрощается с ней, как
прощаются с пристанью, от которой отплывает в страну обетованную твой
корабль.
  И дарованы ей будут Господом и либеральным отцом Борисом волшебные сорок
семь дней того лужинского лета. Она обнаружит, что к счастью можно
привыкнуть, что можно в ожидании прогулки с Ганей рука об руку перед сном
/в любую погоду, иногда просто по шоссе под огромным ч„рным парижским
зонтом/, - что можно довольно успешно сочинять жизнь и необыкновенные
приключения советского супермена капитана Павки Кольчугина, если
рассматривать его войну с "подпольем" как дело Божие. И Павка тоже как бы
поселился в Лужине, жил своей жизнью, мужал, совершенствовался духовно,
невольно впитывая в себя благотворную лужинскую ауру.
  Что можно полоть грядки и помогать на кухне, беседовать с Егоркой или
просто слушать его и не его споры и рассуждения на вечные, но совершенно
для не„ новые темы, невольной слушательницей которых ей приходилось бывать
постоянно. Потому что открытая беседка, где обычно собирались лужинцы,
спасаясь от дождя, находилась как раз под е„ балконом, е„ пол был
потолком, душисто-лунный водопад каприфоли и винограда - общей стенкой. И
когда е„ мансарда в полдень накалялась, Иоанна на балконе за круглым
плетеным столиком авторучкой вещала миру о новых Кольчугинских подвигах.
Его физически и идейно-духовно закал„нное пуленепробиваемое супертело
преодолевало "пространство и простор", злую изнанку действительности. И
он, Кравченко, снова принадлежал ей, ее таланту и фантазии. И то, что
обычно возбуждало, теперь оставляло абсолютно невозмутимой. Будто не она
тогда безумствовала, будто теперь само е„ тело подчинялось лишь голосу
разумной необходимости полоть, помогать на кухне, сочинять очередную
серию. Оно механически исполняло необходимые функции, продолжая,
вырвавшись само из себя, идти рука об руку с Ганей по лужинскому лесу, где
полыхали на стволах закатно-огненные блики и рыжий дух Альмы обжигал
мокрые от росы ноги.
  Покусывая по привычке дужку очков, которые ей с недавнего времени
прописали для работы, Иоанна погружалась в странный коктейль из
захватывающих кольчугинских подвигов, его смертельной схватки с Денисовым
подпольем, где каждый - потенциальный преступник и убийца, где бегут,
стреляют и "гибнут за металл", и искусственным совковым мирком, отчаянно
пытающимся сдержать дурные человеческие страсти. И трогательно-наивный, но
и вс„ же прекрасный герой-одиночка Павка Кольчугин, продолжатель
"безнадежного дела" того Павки двадцатых, самозабвенно защищал "совковые"
идеалы, которые на поверку оказывались христианскими ценностями, в ч„м
постепенно вс„ более убеждалась Иоанна, слушая поневоле разговор на вечные
темы внизу, под водопадом винограда и каприфоли.
  "Человек человеку - друг, товарищ и брат", чисто новозаветное презрение к
богатству, "депутат - слуга народа" /больший из вас да будет вам слугой/,
- где и когда исступл„нно ищущие Бога потеряют Его, выплеснув с водой
реб„нка? Почему именно сейчас, в начале восьмидесятых, когда мало кто
всерь„з воспринимал "всемирную перманентную революцию" как актуальный
лозунг, диссиденты набросились на коммунистические идеалы? Общество
"красиво загнивало". Именно сейчас становилось вс„ ясней, что "строители
отвергли камень, стоящий во главе угла". Что основное внимание необходимо
уделить внутреннему преображению человека, когда религиозно-нравственные
поиски Высшего Смысла бытия приобретали решающее значение.
  "Мы будем петь и смеяться, как дети"... Дети выросли, постарели и
поумирали, отошли в небытие и вожди, чьи портреты помещались на обложках
букварей там, где должна была находиться рубл„вская икона Спаса. Общество,
формально следующее, вроде бы, по пути христианской этики, задыхалось -
ему нужен был воздух, выход в Небо. И вот маленькая православная община,
как некие мат„рые преступники, обмирая при виде милицейской машины, тайком
пробирается к лужинской даче, чтобы очистить душу исповедью, отдать в
общую кассу последние сбережения на добрые дела, духовную литературу, или
в тени под балконом Иоанны вполголоса поговорить на вечные темы... С каким
наслаждением Иоанна поглощала в Лужине эти почти слепые ксероксы и
машинопись!.. Хомяков, Вл. Соловь„в, Сергий Булгаков, Ильин, Трубецкой,
Флоренский... Именно русское религиозное возрождение конца 19-го - начала
20-го, хотя Ганя говорил, что здесь много игры ума и просто ереси, что
читать надо святых отцов, где вс„ о том же самом, но гораздо проще и ближе
к истине. Но Иоанна, охотно соглашаясь с фактом испорченности своего
разума, вс„ же упивалась именно религиозными философами, сокрушаясь
одновременно, как же деградировала наша так называемая интеллектуальная
элита в е„ лице, безуспешно разыскивающая перевод в конце страницы на ту
или иную цитату на греческом, латыни или французском, которые та элита
вызубрила еще в гимназии. Или с дымящимися от напряжения мозгами пыталась
продраться сквозь формулы гениального отца Павла Флоренского. Она была
постыдно дремучей.
  Их с Денисом положительный герой, романтичный совковый супермен и
бесстрашный борец со злом, приемник мученика врем„н гражданки Павки
Корчагина - у них обоих была несомненная неуловимая связь и с обрывками
разговоров на вечные темы, невольно подслушанными ею на лужинском балконе,
и с ошеломляющими страницами взахлеб прочитанных ночью книг...
  Эта е„ лужинская серия получилась одной из самых удачных, хотя и вызвала у
начальства некоторое замешательство. Кольчугин стал размышлять о жизни и
смерти, о добре и зле, о свободе и необходимости. Вместе с невидимыми
собеседниками под е„ балконом и с ней, Иоанной, ломавшей мозги над
исканиями отца Павла. И с Ганей, с его отчаянным дерзновенным порывом
передать на холсте Свет Фаворский.
  Менялся Кольчугин, менялась и Иоанна. Вначале она попробовала жить сама по
себе, готовить по утрам привычную яичницу, но Варенька-младшая, дочь
Вари-старшей, заставшая е„ за этим занятием, воскликнула с таким искренним
ужасом: "Т„тя Иоанна, яйца в пост нельзя!", что пришлось капитулировать и
тут же смиренно просить Варю-старшую подключ