гой. У Льва Троцкого, писателя, - молниеносные,
часто неверные внезапные идеи; у Иосифа Сталина - медленные, тщательно
продуманные, до основания верные мысли. Троцкий - ослепительное единичное
явление. Сталин - поднявшийся до гениальности тип русского крестьянина и
рабочего, которому победа обеспечена, так как в н„м сочетается сила обоих
классов. Троцкий - быстро гаснущая ракета. Сталин - огонь, долго пылающий
и согревающий".
  "Да, Сталин должен ненавидеть Троцкого,.. потому что Троцкий всеми своими
речами, писаниями, действиями, даже просто своим существованием подвергает
опасности его - Сталина - дело". /Свидетель Леон Фейхтвангер/
В коммуну душа потому влюблена,
Что коммуна, по-моему, огромная высота,
Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.

  Храни республику от людей до иголок,
Без устали стой и без лени,
Пока не исчезнут богатство и голод,
Поставщики преступлений.

  И вы в Европе, где каждый из граждан
Смердит покоем, жратвой, валютой!
  Не чище ль наш воздух, разреженный дважды
Грозою двух революций?

  Дать бы революции такие же названия,
Как любимым в первый день дают!"

  /Свидетель Маяковский/


  * * *

  Денис - солнечный день...
  После этой их прогулки, о которой, разумеется, прослышала вся редакция, ей
стало неприятно там появляться. Е„ осуждали. Хуже всего было сознание, что
они правы, она сама себя осуждала, и, наверное, так же негодовала бы,
влюбись кто-то из их коллектива идеологических работников, призванных
учить людей высоким нравственным принципам, - в "такого".
  Она не смогла бы толком сформулировать, чем так уж плох Денис Градов. Он
не был тунеядцем, скорее, рабоголиком, ему доверили постановку фильма, он
не пил, не хулиганил, и то, что ему инкриминировали - грубость и
высокомерие, "Роковую", манеру одеваться - так ведь попробуй деликатничать
с такими, как Л„нечка, а "Роковая" сама Денису на шею вешается. Шмотки и
иностранные сигареты - это ему родители из-за бугра присылают, отец
Павлина какой-то там торговый представитель, работает вс„ время за
границей и что там прода„тся, то сыну и посылает. А с заграницы чего
взять, там все стиляги. Там даже пролетариат в джинсах ходит и жвачку
жу„т. Она сама видала в журнале фото каких-то лохматых психов с подписью:
"Французский пролетариат протестует против войны в Алжире".
  Денис - чужак, вот и вс„.
  Но в то время, как Яна Благоразумная рассуждала и осуждала себя, другая
Яна, вс„ более неуправляемая и незнакомая, продолжала рядиться в Павлиньи
перья. Так они и сосуществовали. Одна действовала, другая - осуждала.
Пассивно, как бы со стороны, вместе с коллективом. Будто это и не она
вовсе уже в который раз фланирует мимо дома Севы Маврушина, где ид„т
съ„мка. Будто не ей давно пора быть у дружинника с хлебозавода,
перевоспитавшего тр„х хулиганов, вместо того, чтоб караулить Дениса. В
полчетв„ртого в кафе перерыв. Может, они решили не обедать? Нет, выходят.
  Небрежно помахивая портфельчиком, Яна ид„т по другой стороне улицы, давая
Денису возможность первому е„ заметить.
  - Жанна!
  "Роковая" что-то ему бросает с кривой ухмылкой - видимо, насч„т
"совершенно случайного" появления Яны в районе съ„мки, и в Яне закипает
дремучая первобытная ярость. Вцепиться бы сейчас в е„ жидкий "хвост",
тряхнуть, чтоб штукатурка со щ„к посыпалась, и высказать... Но слова ей
подворачивались какие-то уж совсем ненормативные, да и злость прошла.
Денис бежал к ней через улицу, а Роковая так смотрела ему вслед, что Яне
даже стало е„ чуточку жаль.
  Она любила по-настоящему. Она будет любить его всегда. Сходиться и
расходиться с мужьями, заводить любовников, но любить только его, Дениса.
Она будет потрясающе шить - снежная баба в е„ платье выглядела бы
снегурочкой. Она могла бы прекрасно зарабатывать, но не захочет уходить из
кино. Так и останется бессменной ассистенткой Дениса Градова на всех
картинах.
  Денис говорит, что вечером должен ехать в Москву - будут ночью звонить
родители, а бабушка плохо слышит. И останется до понедельника - в
воскресенье здесь вс„ равно везде выходной. А Яна говорит, что скорее
всего, уедет в понедельник в командировку, верн„тся через несколько дней,
а там и съ„мки кончатся, так что "простимся на всякий случай"...
  Только бы выдержать. Роковая, будь она проклята, жд„т на той стороне.
  Его глаза - эдакая прозрачно-светлая, невозмутимая гладь... Но что-то вс„
же в них замутилось, потревожилось, он не стал пожимать протянутую, как
для наручников, руку Яны.
  - Между прочим, мы можем вечером поехать вместе.
  - Куда?
  - В Москву. Электричкой в 18-10.
  - Интересно, ты домой, а я?
  - А ты ко мне...
  Он опять говорит это так, что от не„ самой зависит, принять его слова
всерь„з или обратить вс„ в шутку. И опять медлит Яна. Тогда он бер„т е„
руку, и у не„ внутри вс„ обрывается, будто прыгнула в пустоту и летит,
летит одна и на этот раз без парашюта, со вс„ увеличивающейся скоростью,
формулу которой они недавно проходили в школе.
  - В 18-10, - повторяет он. Она чувствует, что он тоже немного "ле-тит", и
ей становится легче.
  - Не успею, мне надо срочно на задание, уже давно ждут.
  - Ну, как знаешь, - он отпускает е„ руку.
  - Я действительно не успею.
  - Можешь приехать позже - я встречу.
  Они договариваются встретиться в десять, в метро. Денис ид„т с Роковой
обедать. Яна бежит на хлебозавод. И пока она разыскивает уже закончившего
смену дружинника, пока ловит его с вениками и приятелями, теми самыми
хулиганами, буквально в дверях бани и здесь же в раздевалке у буфета, не
обращая внимание на грохот пивных кружек, бер„т интервью, - пока в мозгу у
не„ уже ч„тко выстраивается план будущего материала, е„ не покидает
ощущение, что та, другая Яна, которая должна находиться поздно вечером в
московском метро у первого вагона поезда, следующего от центра, что та Яна
не имеет к ней никакого отношения. И даже когда она вр„т матери, что едет
на день рождения к подруге по факультету - (Понимаешь, я совсем забыла, а
тут она звонит в редакцию, мол, жд„м тебя и вс„ такое, ладно, съезжу,
заодно пальто поищу к весне...), когда торопливо собирается и, чмокнув в
щ„ку мать, (Только смотри, чтоб рукава не короткие, чтоб до косточек...)
спешит к станции, а там, поджидая запаздывающую электричку, выслушивает
жалобы пенсионера Фетисова на соседку, складывающую навоз у самого
фетисовского забора - ("И заметьте, свиной, свиной, товарищ корреспондент,
а у меня невестка - переводчица, чехов возит. Приедут к нам, неровен час,
а у меня - навоз. И свиной, товарищ корреспондент, свиной!). Даже когда
Яна пытается понять, с чего это вдруг чехи нагрянут к пенсионеру Фетисову,
и почему им следует опасаться именно свиного навоза, и даже когда
смыкаются двери электрички, когда грузная фигура Фетисова, ещ„
продолжающего ей что-то кричать, смешно пятится, быстрей, быстрей, вместе
с платформой, билетной кассой, рощицей, где водились маслята, будкой
стрелочника, когда Яна видит в оконном стекле вагона лишь сво„ отражение,
летящее в ночь, она вс„ ещ„ не верит в реальность этой рехнувшейся Яны,
которая встретится через полтора часа у первого вагона поезда метро с
Денисом Градовым.
  И такая же нереальность почудится ей в душноватом тепле вагона, в молча
сидящих напротив друг друга незнакомых людях, произвольно объедин„нных
вдруг желанием попасть в Москву этой вечерней электричкой. Вот они
занимаются кто чем - четверо мужчин играют в дурака, на руках у женщины
спит девчонка в розовом капоре. Парень с фиолетовым синяком, листающий
"Огон„к", его подруга с остановившийся взглядом щ„лкает семечки, шелуха
непрерывно сползает с е„ губ в газетный кулечек, старуха, оберегающая, как
наседка, свои многочисленные узлы... Яне кажется, все они незаметно следят
за ней, все знают, куда и зачем она едет. Ей здесь тесно и душно, она
проходит по грохочущим мотающимся вагонам в конец поезда, на не„ смотрят
испуганно - куда это она? Контрол„ры? Вот, наконец, почти пустой вагон,
она садится, снимает ушанку. Подвыпивший мужичонка с деревянной лошадкой и
незажж„нной сигаретой во рту просит посмотреть за лошадкой, пока он
покурит в тамбуре. Ускачет она, что ли? Яна видит во тьме за окном сво„
отражение, чуть вьющиеся волосы, перехваченные на затылке Люськиным
пластмассовым колечком, осунувшееся одеревеневшее лицо, огромные
испуганные глаза... Если бы можно было исчезнуть, раствориться во тьме за
окном, самой стать отражением, миновать этот вечер, когда невозможно ехать
в Москву и ещ„ невозможнее - не ехать, потому что Роковая тоже провед„т
выходной в Москве. И тогда...
  Она бер„т себя в руки и начиняет сочинять историю о пассажирах, едущих в
одном вагоне из пункта А в пункт Б - глядящих в окно, листающих журнал,
щ„лкающих семечки, но у некоторых, как и у не„ - сво„, сокровенное, тайная
цель, ради которой они едут в пункт Б. Истории придумываются неожиданно
легко, и про мужчину с синяком, и про этого, с деревянной лошадкой, и уже
чувствует она знакомо-нетерпеливое электрическое дыхание джиннов, и
увлекается, а вагон постепенно наполняется на остановках вс„ новыми
людьми, электричка вовремя прибывает в пункт Б, и рушится устоявшийся
душновато-т„плый мирок вагона, вс„ вдруг, казалось бы, прочно занявшее
свои места, срывается, летит, бежит к выходу - люди, чемоданы, сумки,
мешки, мгновенно пустеющий вагон какое-то мгновение напоминает тонущий
корабль, в довершение всего гаснет свет. Яна успевает выскочить, и тут же
сплетенный клубок уже других мешков, сумок и людей, едущих в обратном
направлении, вкатывается в темный вагон.
  Наверное, такой должна стать концовка ее истории, но Яна уже не размышляет
над философской сущностью поездки в общественном транспорте. Судящая и
судимая Иоанны превращаются в одну, которой надо пройти по платформе с
толпой и спуститься в метро. Вот когда ей становится по-настоящему
страшно. Стиснув зубы, она думает, что, наверное, ещ„ ни одна девушка не
тащилась к любимому, как на казнь - все летели на крыльях любви, страсти,
блаженства и все такое, а для не„ сейчас самое страшное - увидеть Дениса у
первого вагона поезда, следующего от центра. Значит, она не любит его? Так
что же это? Ведь ещ„ страшнее - не увидеть.
  Павлина нет. Поезда подъезжают и уезжают, пассажиры высаживаются и
садятся. Десять, пятнадцать, восемнадцать минут одиннадцатого - Павлина
нет. У Яны подкашиваются колени, холодный мрамор леденит спину. Почему она
не уходит? Давно надо было уйти, тогда б она успела на обратную электричку
и додумала бы по пути свою новеллу, а Павлину сказала бы, что вовсе не
была в Москве... Но нет сил уйти.


  ПРЕДДВЕРИЕ

  "В истории Советской власти сегодняшний день является переломным. Он
клад„т вехи между старым, уже пройденным периодом, когда советские
республики хотя и действовали вместе, но шли врозь, занятые прежде всего
вопросом своего существования, и новым, уже открывшимся периодом, когда
отдельному существованию советских республик клад„тся конец, когда
республики объединяются в единое союзное государство для успешной борьбы с
хозяйственной разрухой, когда Советская власть думает уже не только о
существовании, но и о том, чтобы развиться в серь„зную международную силу,
могущую воздействовать на международную обстановку, могущую изменить е„ в
интересах трудящихся". И. Сталин /из доклада на 1 съезде Советов СССР/
"И пов„л народ Свой, как овец, и в„л их, как стадо, пустынею.
  В„л их безопасно, и они не страшились, а врагов их покрыло море".
  /Пс.77, 52-53/
"Не будет жить в доме мо„м поступающий коварно; говорящий ложь не
останется пред глазами моими.
  С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из
града Господня всех, делающих беззаконие "./Пс. 100, 7-8/
С язвами и казнями вывести народ из Египта...
  "Только советская нация будет
И только советской нации люди"
/Мих. Кульгицкий/

  "Европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы цивилизовать е„
по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы е„ можно было расчленить,
завоевательная, чтобы организовать коалицию против не„, реакционная,
религиозно-разлагающая, чтобы вломиться в не„ с пропагандой реформации или
католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на е„
"неиспользованные пространства", на е„ сырь„ или, по крайней мере, на
выгодные торговые договоры или концессии." /И. А. Ильин/
"Ленин и Троцкий не могут отказаться от социализма. Они должны нести этот
мешок до конца. Тогда прид„т НЕКТО. Он будет истинно красный по волевой
силе и истинно белым по задачам, им преследуемым. Он будет большевик по
энергии и националист по убеждениям".
  Это пророчество В. Шульгина, - сказал AX. - Под "националистом" разумеется
"государственник".

  БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

  1922г. Участие в работе 11 съезда РКПб. Избран членом ЦК. Избран на
Пленуме Генеральным секретар„м ЦК партии. Участвует в заседании 2-го
расширенного пленума исполкома Коминтерна. Участие в работе 12
Всероссийской конференции РКПб. Выступление на пленуме ЦК РКПб с докладом
о взаимоотношениях между РСФСР, УССР, БССР и Закавказской Федерацией.
Назначен главой комиссии по объединению советских республик в единое
союзное государство. Утвержд„н ЦК делегатом на 4 конгресс Коминтерна.
Политбюро утвердило по докладу И. Сталина "Основные пункты Конституции
СССР".
  Пишет проект "Декларации об образовании СССР". 10 Всероссийский съезд
Советов избирает Сталина членом ВЦИК и делегатом от РСФСР на 1 съезд
Советов СССР. Утвержд„н народным комиссаром по делам национальностей.
Выступление на 1 съезде Советов СССР об образовании СССР. Избран членом
ЦИК СССР. Избран в Президиум ЦИК. Участвует в комиссии наркомнаца об
образовании Бурят-монгольской АССР. Утвержд„н в комиссию по разработке
Конституции СССР. Доклад на 12 съезде РКПб "О национальном моменте в
партийном и государственном строительстве". Избран членом ЦК партии,
членом Политбюро и Оргбюро, утвержд„н Генеральным Секретар„м ЦК. Выступает
с докладом о Конституции СССР на пленуме ЦК. Обращение в "Правде" "Ко всем
народам и правительствам мира" по поводу конституции СССР. Руководит
работой пленума ЦК. Принятие резолюции о партийном строительстве.
  "Сегодняшний день является дн„м торжества новой России, разбившей цепи
национального угнетения, организовавшей победу над капиталом, создавшей
диктатуру пролетариата, разбудившей народы Востока, вдохновляющей рабочих
Запада, превратившей красный стяг из знамени партийного в знамя
государственное и собравшей вокруг этого знамени народы Советских
республик для того, чтобы объединить их в одно государство, в Союз
Советских Социалистических Республик." /И. Сталин. Из доклада на 1 съезде
Советов СССР/
"Чтобы вся на первый крик: - Товарищ! - оборачивалась земля!" Маяковский.
  Свидетель В.Грум-Гржимайло:
  "Русского человека считают рабом. Другие считают прирожденным анархистом.
Ни то, ни другое. Русский человек - идеалист. Неграмотный, т„мный человек,
не понимающий слова "идеал", идеалист по своей природе. Только подходя к
русскому человеку с этой стороны, мы начинаем его понимать...
  Мы привыкли к нашей неустроенной жизни, и Бисмарк был прав, когда говорил,
что весь русский народ - в слове "ничего". Мы легко миримся с недостатками
и лишениями жизни, имея всегда впереди мечту, цель, подвиг. Нет подвига -
нет цели, и русский человек опускается. На сцену появляются карты, водка,
лодырничество...
  На смену блестящему периоду расцвета поэзии, художества, музыки в России
начн„тся эра научных открытий, эра промышленных достижений, и герои Чехова
найдут смысл своего существования. Нация выздоровеет от того психического
заболевания чеховщиной, которое разрешилось революцией. Вместе с ним
воскреснет русская энергия и дух инициативы, заглохший в 19 веке.
  В этом отношении власть большевиков будет иметь решающее значение.
Подавляя частную инициативу в торговле и промышленности /борьба с
частниками/, в крестьянах /борьба с кулачеством/, большевики подч„ркивают
в народе ценность этой инициативы, поч„тность быть таким инициатором,
уважение к людям, способным быть инициаторами и после смены их власти
какой-то другой". /В. Грум-Гржимайло, выдающийся русский металлург/
"В прошлом мы не имели и не могли иметь отечества. Но сейчас, когда мы
сбросили капитализм и власть принадлежит нам, - сейчас у нас есть
Отечество и мы будем защищать его независимость. Готовы ли вы к тому,
чтобы социалистическое Отечество было разбито и потеряло свою
независимость? Если вы не хотите этого, то должны в кратчайшее время
ликвидировать отставание и развить большевистские темпы строительства
социалистической экономики. Мы отста„м от развитых стран на пятьдесят-сто
лет. Мы должны наверстать это за десять лет. Или мы сделаем это, или нас
уничтожат!" /Из речи Сталина/
- Заметь, сын тьмы, это очень важно - Иосиф впервые говорит об "Отечестве"
с большой буквы, не о месте, стране, где человек родился, а как бы об
Отчем Доме в земном, но и отчасти религиозном смысле слова. То есть о
Доме, где действуют законы Семьи, Семьи народов. Не "демократия", не
"права человека", а братство и любовь, добровольное служение друг другу и
Целому как единому организму во имя построения "Светлого будущего"...
Коммунизма. Вс„ это очень далеко от западных моделей социализма, это, по
сути дела, этическая сторона Замысла, где каждая часть Целого не имеет его
полноты бытия, но зато обладает определ„нной функцией служения,
сверхзадачей. И взаимно помогая, дополняя, проникая в исторические судьбы,
потребности, устремления друг друга, исполняют вольно или невольно слова
апостола Павла: "Носите бремена друг друга, и таким образом исполните
закон Христов". /Тал. 6, 2/
То есть не определ„нные законом права и обязанности, а ЧУВСТВО ДОЛГА. Это,
повторяю, очень важно.
  "Мы объединили государство таким образом, что каждая часть, которая была
бы оторвана от общего социалистического государства, не только нанесла бы
ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно
попала бы в чужую кабалу." - Я уже приводил эту цитату.
  Семья народов, соответствующая Замыслу Неба. Об этом не говорилось
напрямую во вроде бы атеистическом государстве, но подразумевалось. И
культура тех лет была насквозь религиозной по мироощущению, по духу.
  Первая в мире Антивампирия. Принцип взаимослужения, противопоставленный
миру конкуренции, взаимопоглощения. Как это ни парадоксально звучит,
первая попытка осуществить Замысел Неба была в атеистическом государстве.
  "В коммуну душа потому влюблена,
Что коммуна, по-моему, огромная высота,
Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина".
  /Маяковский/

  Одного боюсь - за вас и сам,
чтоб не обмелели наши души,
чтоб мы не возвели в коммунистический сан
плоскость ра„шников и ерунду частушек.
  Мы духом одно, понимаете сами:
  по линии сердца нет раздела.
  Если вы не за нас, а мы не с вами,
то ч„рта ль нам остается делать?

  Храни республику от людей до иголок,
без устали стой и без лени,
пока не исчезнут богатство и голод,
поставщики преступлений.

  Делами, кровью, строкой вот этой,
нигде не бывшей в найме,
я славлю взвитое красное ракетой
Октябрьское, руганное и пропетое,
пробитое пулями знамя!

  На первую республику рабочих и крестьян,
сверкая выстрелами, штыками блестя,
гнали армии, флоты катили
богатые мира, и эти, и те...
  Будьте вы прокляты, прогнившие
королевства и демократии
со своими подмоченными "фратернитэ"
и
"эгалитэ"!

  В лицо вам, толще свиных причуд,
круглей ресторанных блюд,
из нищей нашей земли кричу:
  Я землю эту люблю!

  Дяденька, что вы делаете тут,
столько больших дядей?
  - Что? Социализм: свободный труд
свободно собравшихся людей.

  - Вот очень любопытное свидетельство злейшего врага Иосифа:
  "Девятилетний период духовной школы наложил неизгладимую печать на его
личность и на его успехи. Русскому языку он научился на уроках духовной
схоластики. Русский язык навсегда остался для него полуиностранным,
семинарск