Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
дно - мыть полы, посуду, класть рельсы, асфальт,
обряжать в морге покойников и редактировать любую белиберду - только не
писать.
Она никому никогда не расскажет о своей беде. Уход из редакции будет
вполне естественным в связи с замужеством. Потом беременность, рождение
Филиппа, защита диплома на журфаке по старым очеркам. Разумеется, отлично.
Потом госэкзамены. Почему она бросила писать? - Об этом пока что
спрашивать никто не будет. Но понимая, что вечно так продолжаться не
может, Яна начн„т всерь„з подумывать о скромном месте редактора или
учительницы русского и литературы.
Спас„т е„ Денис.
- Вот, мать, отличный детектив, есть перспектива договора на телевидении.
Напишем "по мотивам" и получим, как за оригинальный сценарий. Подключишься?
Яна знает - он не умеет писать. Он просит, он не может без не„ обойтись, и
в эту минуту принадлежит ей. Между ними - тайная война, война гордынь.
Однажды он уже попробовал сочинять сам - Яна тогда отказала в помощи,
сославшись на Филиппа и защиту диплома. Он потерпел полное фиаско и теперь
в подсознании ненавидел е„, свою зависимость от не„, считая, что она
нарочно его унизила. И по-своему самоутверждался в обществе актрис и
неактрис, чувствуя е„ "ахиллесову пяту" - отчаянную ревность рыболова,
тщетно пытающегося удержать в руках огромную рыбину, скользкую, ледяную,
недающуюся и оттого особенно желанную. И ещ„ она похожа на владельца
шкатулки, запертой ключом изнутри. Боясь обнаружить эту постыдную
ревность, Яна была прикована к нему, несвободна, мучилась, и чем больше
ненавидела его, тем сильнее ревновала.
И вот, наконец, он был е„, смиренно просил, не догадываясь, что она тоже
теперь не может писать. Но рыбина в е„ руках затихает, шкатулка
приоткрывается, и это чувство обладания так сладостно, что она соглашается
пролистать детектив, пока Филипп спит. Неожиданно увлекается. Филипп давно
проснулся, ор„т, она кормит его кашей и продолжает читать, потом
отправляет его с Денисом гулять и глотает страницу за страницей.
- Ну? - нетерпеливо вопрошает Денис с порога, даже не вытащив Филиппа из
коляски.
- Семечки. Щ„лкаешь, плю„шься, а оторваться невозможно.
- Правда - лихо закручено? Эта мадам - королева сюжетов. Но я не очень
представляю, как это сделать. Нужен ход.
- Да, нужен ход, - убеждает себя Яна. - В конце концов, детектив - тоже
игра. Вот они на доске, леди и джентльмены, ферзи, слоны и пешки,
расставленные этой королевой сюжета. Один из них - убийца, партия сыграна,
вот они передо мной, не надо мучиться, искать правду, которой нет. Нужно
лишь ещ„ разок проиграть партию вместе со зрителем, вместе вычислить
убийцу. Но нужен ход.
Что-то ей вс„ это напоминает, но анализировать не хочется. Она думает, что
надо помочь Денису и самоутвердиться в своих и его глазах, хватит ему
гнуться одному. Да и проку мало, по сути, последняя лента у него не
получилась, а их теперь трое, надо на что-то жить. А мамаша она все равно
никудышная, и жена никудышная - игры в мать и жену надоели, едва
начавшись. Надо попытаться. Это как новая игра...
Ход, ход... Катая по тихим переулкам коляску со спящим упакованным
Филиппом, она мысленно расставляет так и эдак фигурки, принадлежащие
незнакомой англичанке, "королеве сюжета". Холл с камином, перед которым
сидит в кресле этот парализованный старик с газетой. Старик был убит
выстрелом в затылок из бесшумного пистолета и около часа продолжал
неподвижно сидеть у камина, как сидел подолгу каждый день. Все обитатели
дома, включая служанку, а также двоих гостей, подозреваются в убийстве,
все они заинтересованы в смерти старика, и все в этот час проходили мимо
него, некоторые по нескольку раз. Лестница вед„т наверх, там три спальни,
кроме того, внизу двери ведут в столовую, в кабинет старика с примыкающей
спальней, в комнату служанки и в сад. Знаменитый сыщик велит всем
оставаться в своей комнате, по очереди заходит к каждому, устанавливая
алиби, заставляя снова и снова как бы проходить в памяти мимо сидящего
спиной старика, и всякий раз мы жд„м выстрела, вс„ более вероятного, по
мере того как расследование обрастает подробностями, неожиданными
поворотами. Это позволит держать зрителя, тем более что выстрел был
бесшумным и старик после каждого такого прохода продолжает неподвижно
сидеть в кресле, и мы не знаем, жив он или м„ртв.
Каждый, проходя мимо, хочет убить. Каждый - потенциальный убийца, и так ли
уж важно, кто именно нажал курок. Это всего лишь факт, незначительный
факт. Выстрел бесшумен.
Опять что-то очень знакомое в этой вроде бы новой игре заграничными
фигурками. В эту игру она уже играла.
И Денис играл. Когда она заставила его вместо Жоры Пушко бросить раненого
Л„нечку.
"Ты про меня написала..."
Понял ли он? Игра Яны ему, во всяком случае, нравится, глаза сияют ледяным
фосфорическим блеском, настоящее северное сияние. Он на крючке, он сейчас
принадлежит ей. Особенно ему нравится, что получается д„шево - это одно из
условий.
- А концовка?
- Дед оказывается жив. Он посадил в кресло восковую куклу, чтобы выяснить,
кто из наследников поддастся искушению, и обнаруживает, что она прямо-таки
кишит пулями. И тогда он завещает вс„ советскому фонду мира. Шутка.
Денис сме„тся. Ай да Яна!
- Ладно, концовка потом. Ты пока пиши.
Легко сказать "пиши". Бумага и авторучка вызывают привычный приступ
отвращения. Тогда Яна бер„т тетрадь для телефонных записей с привязанным к
ней карандашиком, садится за кухонный стол, включает концерт по заявкам и,
как больной после долгого недуга, делает мучительные первые шажки.
Постепенно увлекается, чужие фигурки становятся одушевл„нными, и тоже
ведут свою игру, изобретают, защищаются, и сыщик вед„т свою игру, потом к
ним присоединяется Денис, это и его игра. Теперь это будет их игра на
многие годы впер„д. Идеальная супружеская кинопара - Иоанна Синегина и
Денис Градов, профессионалы детективного жанра, сначала зарубежного, потом
и отечественного - бесконечный телесериал "По ч„рному следу" с неизменным
Антоном Кравченко в роли советского опера-супермена Павла Кольчугина,
непримиримого и непобедимого борца с "лежащим во зле миром", принявшим
эстафету из рук Павла Корчагина. Корчагин-Кольчугин. Денис, она и Антон, и
ещ„ акт„ры, съ„мочная группа, худсоветы, госкомитет и, конечно, зрители,
миллионы зрителей, тоже втянутые в их игру.
Очередное запутанное дело, очередной поиск преступника, и никакой тебе
политики, никакой морали. Мы следователи, а не судьи. Шестидесятые,
семидесятые, восьмидесятые, оттепели и заморозки, левые и правые,
западники и почвенники, закручивание и откручивание гаек, нам„ки, аллюзии,
ленты на госзаказ, ленты на полках - их это вс„ не касалось. Они будут
всегда в моде, всегда на плаву, с вечным набором человеческих пороков,
берущих начало от первородного греха праотцев.
"Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?" /Б.3,11/
"И сказал Господь Каину: где Авель, брат твой?" /Б.4,9/
Сама жизнь сыграла с ними детектив и соединила их, а теперь с ней затеют
игру они, верные закону жанра.
В той их изначальной игре погиб не только Л„нечка. Нет, не отвращение, а
какое-то отчуждение, равнодушие к бытию, ставшему в те несколько дней
чем-то вроде ассигнаций после реформы, когда и номера, и водяные знаки, и
хрустскость бумаги уже не имеют смысла, нелепы, а выбросить вс„-таки жалко
- слишком велика сумма. Других, настоящих денег у тебя нет, а времени
сколько угодно, вот и играешь обесцененными красивыми бумажками с собой и
другими, обладателями таких же купюр, в какую-то странную игру, убивающую
дни.
Время убивает нас, а мы убиваем время.
Эта похожая на жизнь жизнь, тем не менее, будет бить ключом. Их
экранизация пройд„т "на ура", потом Денис как-то появится дома в
сопровождении милиционера и объявит, что это Миша, лучший его друг, и,
пока новоявленный друг будет мыть в ванной руки, шепн„т, что этот парень -
находка, что кто кого и где подцепил - неважно, а важно, что Миша -
следователь на Петровке и успел уже за какие-то два часа рассказать
потрясающих детективных историй серий на пять и готов предоставить им с
Яной и эти, и другие материалы дел, если они оформят его консультантом и
дадут возможность посещать дом кино, потому что кино, кажется,
единственная Мишина слабость. - Не пь„т, не курит, образцовый муж, мастер
спорта по стрельбе и т.д.
Слушая трезвенника Мишу, мирно потягивающего из пиалы жасминовый чай, Яна
воскликнет вполне искренне: - Боже мой, почему вы сами-то не пишете? На
что тот ответит, что каждый должен заниматься своим делом, что просто ему
очень приятно, если в нашем отечественном кинематографе процвет„т,
наконец, детективный жанр во славу родной Петровки и е„ скромных
тружеников. Что он свою работу любит, мечтал с детства, а насч„т писать -
увольте, только протоколы.
Он уйд„т, оставив после себя ощущение неколебимости мира и записанные на
коробке с чаем номера телефонов, домашнего и рабочего. "Звонить можно
круглосуточно, я привык, работа такая, ночная", - и Яна будет люто
завидовать ему, готовая мчаться ночью навстречу бандитской пуле, лишь бы
не браться за перо.
Но уже как палач будет стоять над ней Денис, требуя, чтоб она завтра же
брала быка за рога, потому что работа у Миши опасная и мало ли что, а тут
сама судьба послала...
И отвертеться от Дениса и этой судьбы не будет никакой возможности.
Что заставит е„ принять на много лет это рабство? Только ли жажда владеть
Денисом - ибо раб, в котором господин нуждается, - господин своего
господина. Но только ли это? Или остатки комплекса вины перед Денисом -
атавизм той, взаправдашней жизни? Так или иначе - копание в уголовных
делах, архивах, судебные заседания, беседы с заключ„нными, командировки в
колонии будут наиболее отрадными моментами этой игры. А затем -
расстановка в уме фигурок, обдумывание игры на сто ходов впер„д, тоже,
вроде бы, вполне преодолимое. Но как по-прежнему будут каждый раз страшить
эти атрибуты казни - письменный стол, машинка и бумага! Белый чистый лист
бумаги - она возненавидела белый цвет. Пусть она каждый раз уговаривала
себя, что это не настоящая казнь, что та уже давно состоялась, и не надо
протыкать пером сердце и писать кровью или корчиться под красным
карандашом Хана, надо лишь профессионально зафиксировать ею же разыгранную
партию... Но каждый раз она оттягивает этот момент, мечтая о землетрясении.
Так она будет из-под палки играть в Денисову игру /впрочем, единственно
приемлемую именно своей отрицательной условностью/. Вернее,
безусловностью. Уголовно наказуемое зло - воровство, насилие, убийство не
нуждалось в дополнительном легковесном морализаторстве. Установить, кто
убийца, а не проповедовать, что убивать нехорошо. Здесь лучше Достоевского
с его Раскольниковым не скажешь. Иоанну устраивала в детективной теме
именно возможность спуститься в подземелье с его АНТИЗАКОНАМИ, приняв эти
антизаконы, как данность. Прочие темы, требующие той или иной жизненной
концепции, Правды, были полностью неприемлемы. У этой Иоанны не было
никакой положительной опоры, она, как Сократ, знала лишь то, что ничего не
знает. Вс„ не имело смысла, да и что такое смысл? Конец света у каждого
свой, он наступает с индивидуальной смертью, и смысл может быть лишь в
персональном конечном "Зачем?" Раньше она верила, что родилась для того,
чтобы нечто сказать людям. Теперь ей сказать было нечего. Все дороги
человеческой жизни, о которых все вокруг часто горячо спорили - то
шепотом, то вкрик /назад-впер„д, направо-налево, западная демократия или
восточный деспотизм/ - е„ одинаково устраивали и не устраивали, теперь е„
скромное понятие о счастье утвердилось через "не". Счастье - это когда не
болит нога /зуб, глаз, сердце, живот/, когда нет пожара, когда исправно
работает холодильник, когда, здоров Филипп и Денис ни с кем не пугается,
когда нет войны...
"По ч„рному следу"... Вместе со своим героем, советским суперменом Павлом
Кольчугиным, умным, бесстрашным и бесстрастным жрецом факта в первых
сериях, от серии к серии хладнокровно спускающимся в подвал, в подземелье
с его антизаконами... Тот же игрок, выслеживающий в подземном лабиринте
очередного оборотня, срывающий с него маску и снова кидающийся в подвал -
кто кого? Подвал - это антимир, туда ведут ч„рные следы, но, заглянув в
его бездну, можно увидеть сво„ искаж„нное / или подлинное?/ отражение. Это
попираемая нашими ногами грань, доски пола, отделяющие подвал от
неподвала, порой прозрачна и таинственна, здесь отрицательные величины
являются продолжением положительных и наоборот.
Может быть, именно этот вывод явился Денисовым кредо, если у него вообще
было кредо, но это была его игра, и ничего тут не попишешь. Многоликая
мистерия подвала, стихия-подполье с оборотнями, змеями, крысами и ещ„
какими-то странными обитателями, холодными, скользкими и белесыми, из
которых порой прорывается волшебно-положительная изнанка, вроде русой косы
царевны вокруг безобразной лягушечьей головы. Денис будет прекрасно
ориентироваться в этом подземелье человеческого падения, его светлые глаза
будут великолепно различать оттенки кромешной тьмы, и сам он, вечная
мерзлота, - проникать вс„ глубже в недра зла, не содрогаясь от его
ледяного беспредела. Если у каждого действительно есть своя стихия -
огонь, вода, земля, воздух, - то стихией Дениса было подземелье. Здесь,
внизу, он был вне досягаемости, в подземелье он парил над всеми, над
правыми, левыми и сиюминутными, он, как никто, умел подать демоническую
романтику беспредела, всех этих сталактитов и сталагмитов, застывших, как
в музее мадам Тюссо. Белого отпечатка руки на ч„рной стене или ч„рных
следов на белом снегу.
А ключ от подземелья будет у не„. Это за е„ упырями, е„ оборотнями и
нетопырями будут гоняться Денис с Павкой Кольчугиным, это она будет
угадывать сво„ отражение в ч„рном зеркале подполья. И оно будет, наверное,
единственно подлинной реальностью той игры. Ибо лишь вкусивший от древа
познания добра и зла способен видеть и различать зло, это дано лишь тому,
в ком жив„т ядовитый плод греха. И чем больше уда„тся раскопать ч„рную
бездну, тем глубже она в тебе.
ПРЕДДВЕРИЕ
"Мы имеем все условия, необходимые для того, чтобы добиться в ближайшем
будущем ежегодного производства зерна в размере 7-8 миллиардов пудов." /И.
Сталин/
"Дело животноводства должны взять в свои руки вся партия, все наши
работники, партийные и беспартийные, имея в виду, что проблема
животноводства является теперь такой же первоочередной проблемой, какой
была вчера уже разреш„нная с успехом зерновая. Нечего и доказывать, что
советские люди, бравшие не одно серь„зное препятствие на пути к цели,
сумеют взять и это препятствие". /И. Сталин/
"Дружба между народами СССР - большое и серь„зное завоевание. Ибо пока эта
дружба существует, народы нашей страны будут свободны и непобедимы. Никто
не страшен нам, ни внутренние, ни внешние враги, пока эта дружба жив„т и
здравствует". /И. Сталин/
"У нас принято болтать о капиталистическом окружении, но не хотят
вдумываться, что это за штука - капиталистическое окружение.
Капиталистическое окружение - это не пустая фраза, это очень реальное и
неприятное явление... это значит, что имеется одна страна, Советский Союз,
которая установила у себя социалистические порядки, и имеются, кроме того,
много стран, - буржуазные страны, которые продолжают вести
капиталистический образ жизни и которые окружают Советский Союз, выжидая
случая для того, чтобы напасть на него, разбить его или, во всяком случае
- подорвать его мощь и ослабить его.
Взять, например, буржуазные государства. Наивные люди могут подумать, что
между ними существуют исключительно добрые отношения, как между
государствами однотипными... На самом деле отношения между ними более чем
далеки от добрососедских отношений. Доказано, как дважды два четыре, что
буржуазные государства засылают друг к другу в тыл своих шпионов,
вредителей, диверсантов, а иногда и убийц, дают им задание внедриться в
учреждения и предприятия этих государств, создать там свою сеть и "в
случае необходимости" - взорвать их тылы, чтобы ослабить их и подорвать их
мощь. Так обстоит дело в настоящее время. Так обстояло дело и в прошлом.
Спрашивается, почему буржуазные государства должны относиться к советскому
социалистическому государству более мягко и более добрососедски, чем к
однотипным буржуазным государствам? Почему они должны засылать в тылы
Советского Союза меньше шпионов, вредителей, диверсантов и убийц, чем
засылают их в тылы родственных им буржуазных государств? Откуда мы это
взяли? Не вернее ли будет, с точки зрения марксизма, предположить, что в
тылы Советского Союза буржуазные государства должны засылать вдвое и втрое
больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, чем в тылы любого
буржуазного государства?" /И. Сталин/
"Сталин - представитель национал-социалистического империализма,
мечтающего уничтожить Запад в его твердынях... Сталин - представитель
новой безымянной волны в партии, сделавшей жестокую и черновую работу
революции". /Дмитриевский, советский дипломат-невозвращенец /
"Двойственность проходит через всю политику Сталина. Фазу этой
двойственности составляет нерасчлен„нная мысль, которая никогда не доводит
своих выводов до конца и сохраняет за собой возможность соглашаться и с
той и с другой стороной. Этот органический оппортунизм мыслей Сталин
делает сознательным орудием в борьбе. Он не додумывает и не договаривает
свои мысли до конца. У него нет потребности к систематической оценке
обстановки. Он не торопится. Он выжидает. Он полусоглашается с одними и
другими, пока не созреет обстановка для окончательного решения или не
вынуждает его занять позицию". /Лев Троцкий/
"Сталин - маньяк интриги. Он обожает создание закулисных интриг и
комбинаций, - и лучшие моменты его жизни связаны с титанической борьбой
против Ленина и Троцкого". /Беседовский/
"В большинстве сво„м это были враждебные или полувраждебные организации,
которые лавировали до поры до времени, стараясь извлечь для себя выгоды из
смены режима. В этих переговорах с мусульманами и белорусами Сталин был
как нельзя более на месте. Он лавировал среди лавирующих, отвечал
хитростью на хитрость и вообще не давал себя одурачить. Именно это
качество ценил в н„м Ленин". /Лев Троцкий/
"Ленин в тесном кругу, возражая против назначения Сталина генеральным
секретар„м, произн„с свою знаменитую фразу: "Не советую, этот повар будет
готовить только острые блюда". Какие пророческие слова!" /Лев Троцкий/
"Вы думаете, - говорил Каменев, - что Сталин размышляет сейчас над тем,
как возразить вам по поводу вашей критики? Ошибаетесь. Он думает о том,
как вас уничтожить, сперва морально, потом, если можно, и физически.
Оклеветать, организовать провокацию, подкинуть военный заговор, подстроить
террористический акт. Поверьте мне, это не гипотеза; в тройке приходилось
быть откровенными друг с другом, хотя личные отношения и тогда уже не раз
грозили взрывом. Сталин вед„т борьбу совсем в другой плоскости, чем вы. Вы
не знаете этого азиата..." /Лев Троцкий/
"Л„тчику-испытателю тов. В. Коккинаки! Поздравляю с достижением
международного рекорда высоты на двухмоторном самол„те с коммерческим
грузом в 500 килограммов. Крепко жму вашу руку. И. Сталин".
"Герою Советского Союза тов. Молокову: Поздравляю с успешным проведением
замечательной работы по установлению воздушных путей Арктики. Желаю вам
новых успехов. Жму руку. И. Сталин".
"Мадрид. Товарищу Хозэ Диас: Трудящиеся Советского Союза выполняют лишь
свой долг, оказывая посильную помощь революционным массам Испании. Они
отдают себе отч„т, что освобождение Испании от гн„та фашистских
реакционеров не есть частное дело испанцев, а - общее дело всего
передового и прогрессивного человечества. Братский привет! И. Сталин".
СЛОВО АХА О ЗАМЫСЛЕ:
Отец Небесный и дети, то есть всякая на обоюдную радость сотвор„нная Им
тварь. Часть сотвор„нного прежде мира духов отпала