овато-сладкая обжигающая жидкость приятно пощипывает язык, напоминая
вкус сосновых побегов, лакомства е„ детских в„сен. Итак, теперь она
образованная. Джин-тоник, коктейль, бар, блюз, Хичкок, халат, тахта,
чувиха.
  Денис - солнечный день...
  Наверное, Яна немного пьяна - ей становится жарко, легко и весело. Она
чувствует неожиданно волчий голод и вспоминает, что ела в последний раз
часов двенадцать назад. Денис тащит из кухни чудовищных размеров
бутерброды с колбасой и сыром, ржавый сел„дочный хвост и банку шпротов.
Его утонч„нность в вопросах интерьера и напитков вполне уравновешивалась
полным пренебрежением к кулинарии. Приходящая домработница Тася убиралась
и готовила для бабушки диетические супы, прот„ртые пюре, которые Денис
терпеть не мог. Яна вспомнила, с какой жадностью он поглощал у них
котлеты. Бедный Павлин! Она пожирает бутерброды, шпроты, остатки
печ„ночного паштета в промасленной бумаге и сел„дочный хвост, запивая
джином.
  - Супу дать? - спрашивает Денис почему-то ш„потом. Его лицо! Он ошеломл„н
е„ аппетитом. Яну разбирает смех - никак не может остановиться. Денис
пытается что-то сказать, но, махнув рукой, тоже начинает смеяться.
  Потом их молчаливая изнурительная схватка в темноте на тахте, когда
невозможно было для Яны ни уступить, ни отвергнуть. Две Иоанны, Денис -
третий. Телефонный звонок прозвучал спасительным ударом гонга. Яне слышно,
как Денис в т„мной прихожей болтает с Лондоном. О Тасе и прачечной, об
институте и сво„м фильме, о каких-то знакомых и родственниках... О том,
что сейчас у него в комнате Яна, в Лондоне, само собой, никогда не узнают.
И Лондону нет до этого дела. Там пробираются в тумане кэбы, двухэтажные
басы, омнибусы, спешат к своим каминам джентльмены под ч„рными зонтами и,
подняв воротники серых пальто, думают о росте цен, об инфляции, о своих
высоких худых англичанках. И есть ещ„ десятки стран, сотни городов и
миллионы людей, которым абсолютно плевать, что она, Яна Синегина,
находится ночью в комнате у Павлина. Это касается лишь е„, лишь себе она
причиняет зло. Больше никому в мире.
  Странное леденящее чувство свободы и вседозволенности вдруг овладевает ею.
Негромкий голос, смех Дениса, болтающего с Лондоном, будто отсекают от
прочего мира плывущий в ночи островок комнаты, тахту со вздыбленной горбом
шкурой, словно ожившей в сугробе белеющих простыней и подушек. Е„, Иоанну,
одинокую, свободную и обреч„нную, как Робинзон после кораблекрушения,
покинутую теперь даже той, второй Иоанной, с огромными испуганными
глазами, плывущей во тьме по ту сторону вагонного стекла в вечность, по
другую сторону телефонного провода.
  Упавший на пол вслед за шкурой халат, собственная нагота, ещ„ минуту назад
представлявшаяся стыдной, невероятной, а теперь такая естественная и
прекрасная, блаженная прохлада простыней, в которую погружает Иоанна, как
в реку, раскал„нное тело...
  Ни ранее, ни потом не испытывала Иоанна такого беспросветного одиночества,
как в самых пылких его объятиях. Но, уступая грубоватым его ласкам, она
всегда будет помнить, как этой ночью много лет назад он будет лежать на
сгибе е„ руки и нести что-то маловразумительное, что его сбили с толку
амурные похождения е„ джиннов, что он принимал е„ за этакую гремучую смесь
акулы пера с провинциальной Мессалиной - уж очень лихо и убедительно
получались у не„ постельные сцены, а потом совсем смешается и затихнет -
таким сбитым с толку и незащищ„нным она его увидит впервые. И она
наконец-то дотронется до его лица, волос, цепочки на шее с "куриным богом"
из Сердоликовой бухты, сомкнутых век, губ, и ощутит вдруг, как губы
отзовутся на е„ прикосновение; их мягкость и тепло, их едва уловимое
встречное движение с лихвой вознаградит Иоанну за всю мороку той ночи.
  В эту минуту он принадлежал ей!
  "Единство душ, слиянье тел"... Восемнадцатилетняя мастерица постельных
сцен поймет сегодня, много лет назад, что можно в страстных объятиях
умирать от одиночества и собственной холодности и тут же воскресать просто
от его голоса, дыхания, от губ, сонно отозвавшихся на тво„ прикосновение.
Чем более одинокой и холодной почувствует она себя в ту ночь, тем
отчаянней, ненасытней будет тоска по этому самому "слиянью душ", потому
что горела она одна.
  Ну да ладно, плевать, лишь бы не погасло, и соберет она по капле вс„ сво„
мужество, терпение, даже джиннов призов„т на помощь Иоанна, когда уже на
рассвете, незаметно выскользнув из дома, они гуляли по синевато-снежным
московским улочкам, ожидая открытия кафе, и она развлекала Дениса
импровизированными фантастическими байками. Мозг, воображение после
бессонной ночи работали с болезненной остротой и щедростью, "на износ". В
кафе ей удалось завладеть вниманием соседей по столику - продавщиц из
гастронома напротив, празднующих чей-то день рождения. Девчонки уже
расплатились, но не уходили, желая дослушать е„ импровизацию про золотую
монету, которая очень привязывалась к каждому из хозяев, но те то и дело
продавали е„, обменивая то на корзину с яствами, то на красивое платье, то
на редкую книгу. Монета страдала от их неверности, но вот однажды появился
человек, который полюбил е„. Он спрятал е„ и хранил у себя до конца жизни,
а перед смертью зарыл в саду под яблоней, чтобы она не досталась никому.
  Монета лежала в земле и плакала. Ей хотелось наверх, к людям, чтоб е„
снова ласкали и любили, хотелось блистать и сверкать, как в былые времена.
Прошло много лет, и вот однажды...
  Денис увед„т е„. Девчонки из гастронома так и не узнают, что случилось
однажды, и сама Яна не узнает - в то утро ей придумывалось на любую тему
легко и мгновенно, мысли едва успевали формироваться в слова. Девчонки
будут смотреть, как Денис пода„т ей пальто, и переш„птываться. "Сюжет для
мульти", - скажет он про историю монетки и потащит Яну в гости к шефу,
другу их семьи - она пойм„т, что это смотрины, но даже тут не обидится,
постарается не ударить в грязь лицом. Денис уже не позволит ей
импровизировать. Яну приятно поразит, что он помнит все е„ байки едва ли
не лучше е„ самой, он будет рассказывать сам, лишь изредка обращаясь к ней
за уточнениями, дирижировать, и вообще они выступят как хорошо
сработавшаяся эстрадная пара. Два часа яниных баек будут с блеском
"держать зал" - маститого режисс„ра и его супругу, киноактрису из фильмов
яниного детства, уже поблекшую, с лицом девушки-старушки из сказки о
потерянном времени.
  Е„ своеобразный тоненький смех, близкий профиль - абстракция, символ, как
лицо всякого популярного акт„ра, и в то же время - реальность, плоть...
Три глубоких штриха в углу обращ„нного к ней глаза, детская ямочка на щеке
- они появляются, когда она смеется... Конкретность, близость е„
личика-символа, голосок-символ, предлагающий "ещ„ кофе", маленькая детская
ручка в кольцах, рассеянно, как кошку, поглаживающая янин локоть. И глаза
хозяина дома, всепознавшего Будды, только что устремл„нные, казалось, в
самое вечность, а теперь внимающие Денису с живостью и непосредственностью
первоклашки.
  Через несколько лет Яна увидит, как он репетирует с акт„рами, так же
проигрывая на лице каждую их удачную реплику... Лицо-театр, лицо-сцена,
когда гаснет свет при малейшей фальши, и уже тянет склепным холодом, и
там, где только что кипела жизнь, с трудом различаешь лишь фанеру
декораций да тени разбегающихся акт„ров.
  Яна подыгрывает Денису, в уже сложившиеся истории щедро добавляет новые
краски, детали, с почти чувственным наслаждением сознавая свою власть над
этим прекрасным, вдохновенным лицом шефа, меняющимся по мановению е„ воли.
  Вообще-то импровизация была ей несвойственна - видимо, стресс пробудил
этот дар /тогда ещ„ о стрессе слыхом не слыхали, поэтому Яна и его
приписала чуду/. Ощущение нереальности дополняла странная обстановка
комнаты - ультранесовременная, будто сама история - Древний Восток,
французская монархия, русский классицизм. Павел, Александр, модерн начала
века, - сама история овеществилась здесь в самом немыслимом сочетании.
Стены, обитые темно-вишневой тканью с золотыми букетами, на одной из стен
- панно - старинная китайская вышивка, подсвеченная китайским фонар„м с
красными ш„лковыми кистями. Стол-сороконожка красного дерева, английские
чипиндейловские стулья, в углу - два "буля", на каждом - по саксонской
вазе. Роскошная бронзовая люстра со свечами зажигалась, видимо, лишь в
парадных случаях, горел торшер, переделанный из газового в электрический,
и покрытый, вместо абажура, старинного рисунка ш„лковым платком с
изображением фехтующих дам в кринолинах. Яне, неискуш„нной во всех этих
Булях, Павлах и Чипиндейлах комната показалась невероятной, абсурдной,
театральной.
  Смотрины пройдут на редкость удачно. В результате Яна выиграет главный
приз - Дениса Градова и, прижимая к сердцу драгоценную ношу - нечто
тяжеленное, громоздкое и неподъ„мное, свою каменную Галатею, потащит е„
дальше и дальше в свою жизнь. Ожив„т ли Галатея? О будущем Яна не думала.
Только бы выдержать, дотащить, не выронить...
  Пройд„т ещ„ несколько дней, которые мало что изменят - их встречи то ночью
у Дениса, то дн„м у не„, лихорадочно-торопливые, как бы мать не вернулась
с работы раньше времени, и мамины ревнивые ненавидящие взгляды, летящие в
Дениса, и ненавидящие взгляды Роковой, летящие в Яну, и вместе с тем
благополучно завершившиеся съ„мки, и зач„ты по контрольным, которые она
отослала на факультет. И в каждом номере - е„ материал, потому что она уже
начн„т привыкать к этим сладким мукам, и чем более будет осознавать свою с
Денисом несовместимость, тем сильнее влюбляться. Чем тяжелее ноша, тем она
будет становиться драгоценнее.
  Потом он сделает ей предложение, буднично, между прочим, будто приглашая
выпить чашку кофе в буфете, а Яна будет молчать, молчать, не в силах из
себя выдавить что-либо подходящее случаю, - все слова разом превратятся в
пустые звуковые оболочки, лишенные какого бы то ни было смыслового
содержания.
  И тогда статуя на мгновенье ожив„т - что промелькн„т вдруг в незамутн„нных
никакими "чуйствами" глазах Дениса - растерянность? Волнение? Страх е„
отказа? Во всяком случае, это "что-то" с лихвой заменит Яне любовные
излияния, как и в первую их ночь, когда его губы благодарно и уязвимо
толкнулись в е„ пальцы.
  Она нужна ему. В том, как он ждал ответа, было нечто от младенца, у
которого тянут из рук погремушку.
  Денис - солнечный день.


  ПРЕДДВЕРИЕ

  - Ладно, я тебе открою самую тайную тайну, - прошипел АГ. - Тем более, что
вс„ равно на Суде "вс„ тайное станет явным"... После смерти Ленина, как
только Иосиф фактически приш„л к власти, я наш„птывал ему сделать религию
государственной, отказаться от этого никому не нужного атеизма, рассказать
честно народу об ошибках социальной политики духовенства, привести
свидетельства, о которых мы говорили... Опереться на лояльное духовенство,
на обновленцев... Развесить повсюду цитаты из Писания, обличающие
неправедную власть князей... Объявить, что отныне "лежащий во зле мир", то
есть "мир насилья" разрушен, и церковь будет служить бедным и униженным,
трудовому народу, как, мол, и призывал Господь... "Кто не работает, тот не
ест..." "Блаженны плачущие, блаженны нищие духом..."
- "Нищие духом" - это совсем не нищие...
  - Кто там будет разбираться, вс„ можно было бы оформить надлежащим
образом. "Блаженны алчущие и жаждущие правды..." И все эти грозные тексты
из Ветхого Завета, из "Откровения"... Опереться на слова "Всякая власть от
Бога"... Чтобы вместо царя и членов его семьи читались поминовения Генсека
и членов политбюро... А главное, получить благословение свыше на кровь и
насилие:
  - Воздайте ей так, как и она воздала вам, и вдвое воздайте ей; в чаше, в
которой она приготовляла вам вино, приготовьте ей вдвое.
  Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и
горестей... /Отк. 18, 6-7/
  - Так это же о последних временах...
  - Кто бы стал разбираться!.. Тем более что никто не знает, когда они
наступят. Картина получилась бы впечатляющая - все дружными рядами в храмы
на исповедь, не надо никаких характеристик с места работы и жительства для
вступления в партию, никаких иных рекомендаций - только от священника... И
твори, что хочешь, именем Божиим...
  - Господи помилуй! - в ужасе перекрестился АХ. Вслед за ним перекрестилась
и Иоанна. АГ погрозил е„ кулаком.
  Что, страшно? Так ведь именно за это все сейчас упрекают Иосифа - за
отделение церкви от государства! Что он не заставил церковь служить
режиму, как это делают все уважающие себя правители. Не стал отдавать
Богово кесарю.
  А как славно могло бы получиться!
  - Погоди, сын тьмы... Ну и что ответил Иосиф?
  - Угадай.
  - Сослался на Ленина? "Атеизм является неотъемлемой частью марксизма.
Марксизм - это материализм, мы должны бороться с религией, так как это
азбука каждого материалиста, а поэтому и марксиста."?
  -Вот и не угадал! - заболтал АГ ножками в белых сандаликах. - Плевал Иосиф
на всякие революционные догмы - ты же сам приводил свидетельства Троцкого!
Что любая догма для Иосифа - лишь трамплин к укреплению власти.
  - Тогда мысль Гесса, духовного наставника Маркса:
  "Бесполезно и безрезультатно поднимать людей к исторической свободе и
делать их соучастниками в дележе благ существования, не освободив их от
духовного рабства, т.е. религии."?
  - Опять не то. Иосиф давно понял, что "дележка благ существования" - всего
лишь разборка между собой явных и потенциальных вампиров. И никакая не
свобода.
  - Кажется, я догадался. Многонациональное государство. Нельзя делать
приоритетной какую-то одну из религий...
  - Подумаешь, преграда! Православные, католики, буддисты, иудеи, мусульмане
- пусть каждый ид„т в свою церковь и приносит оттуда лишь справку о
моральной и политической благонад„жности. А в остальном, в догматах -
полная свобода, охраняемая государством.
  А может, со временем и какая-либо объедин„нная религия получилась бы.
Новая вселенская церковь под покровительством Отца Народов...
  - Господи, помилуй! - снова перекрестились АХ с Иоанной, - Тут уж
антихристом попахивает...
  - Вот и Иосиф так ответил, когда я ему эти радужные перспективы рисовал...
Только давайте без рук, граждане.
  - Но ведь зарубежная церковь и упрекала нашу в "подъяр„мности"...
  - Э, речь, возможно, и могла идти о лояльности власти, о сотрудничестве с
властью в интересах Антивампирии, но я-то наш„птывал - использовать! На,
казалось бы, святое дело - укрепление и славу Антивампирии! Мол, столько
крови проль„тся; насилия, слезы, страдания - получи на это благословение
церкви, пусть возьм„т на себя часть греха... "Нас вырастил Сталин -
помазанник божий..." - как бы получилось славно! Демократический принцип -
разделение ответственности. Коллективный грех... Весь мир так жив„т.
  Ни в какую. Как строчки "Сталин - избранник народа" из гимна вычеркнул.
Так и "Сталин - помазанник Церкви", читай "Божий" отм„л. Один, всегда
один. Даже матери написал: "Я свою долю выдержу..."
- Почему же один? - улыбнулся АХ загадочно. - Вовсе не один. И кровь ни на
церковь, ни на народ перекладывать с плеч своих не захотел, ни Всемирную
Революцию раньше свершения врем„н стряпать... И ответил тебе...
  - Вс„-таки догадался, Позитив?
  "И пов„л народ Свой, как овец, и в„л их, как стадо, пустынею. В„л их
безопасно, и они не страшились, а врагов их покрыло море." /Пс. 77, 52-53/
- ответил он тебе, верно? И ещ„:
  "Выйди от не„, народ Мой."
"Это общество, похожее на реб„нка, вынутого из чрева. Он весь в крови, но
он родился!" /Р. Роллан/
"В последний раз опомнись, старый мир!
  На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира." /Ал. Блок/


  БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА:

  1924г. Выступление на Пленуме РКПб о внутренней торговле и потребительской
кооперации. Читает лекции "Об основах ленинизма". Руководство работой 13
съезда РКПб, избран членом комиссии по работе с молод„жью и членом ЦК.
Избран членом Политбюро, Оргбюро, Секретариата и утверждается Генеральным
секретар„м ЦК РКПб. Работа в комиссии по проблемам деревни. Участие в
работе 5 Конгресса Коммунистического Интернационала. Речь "О компартии
Польши". Избран членом Исполкома и Президиума Исполкома Коминтерна.
Участие в совещании секретарей деревенских ячеек, речь "Об очередных
задачах партии в деревне". Речь "Троцкизм или Ленинизм?" на пленуме ВЦСПС.
Предисловие к книге "На путях к Октябрю"
1925г. Речь на 13 губернской конференции "К вопросу о пролетариате и
крестьянстве", Участие в работе 5 Пленума ИККИ, речь "о Чехословацкой
компартии". Речь "К национальному вопросу в Югославии". Участвует в работе
14 партконференции. Речь "О политических задачах университетов народов
Востока". Речь на пленуме по поводу переименования РКПб в ВКПб.
Руководство работой 14 съезда ВКПб. Избран членом ЦК ВКПб.
  "Превратить нашу страну из аграрной в индустриальную, способную
производить своими собственными силами необходимое оборудование, - вот в
ч„м суть, основа нашей генеральной линии. Мы должны поставить дело так,
чтобы помыслы и стремления хозяйственников были направлены в эту именно
сторону, в сторону превращения нашей страны из страны, ввозящей
оборудование, в страну, производящую это оборудование. Ибо в этом основная
гарантия хозяйственной самостоятельности нашей страны. Ибо в этом гарантия
того, что наша страна не будет превращена в придаток капиталистических
стран". /И. Сталин/
"...мы должны приложить все силы к тому, чтобы сделать нашу страну страной
экономически самостоятельной, независимой, базирующейся на внутреннем
рынке, страной, которая послужит очагом для притягивания к себе всех
других стран, понемногу отпадающих от капитализма и вливающихся в русло
социалистического хозяйства. Эта линия требует максимального разв„ртывания
нашей промышленности, однако в меру и в соответствии с теми ресурсами,
которые у нас есть. Она решительно отрицает политику превращения нашей
страны в придаток мировой системы капитализма. Это есть наша линия
строительства, которой держится партия и которой будет она держаться и
впредь. Эта линия обязательна, пока есть политическое окружение". /Из речи
на 14 съезде ВКПб/
"Сменовеховство, это - идеология новой буржуазии, растущей и мало-помалу
смыкающейся с кулаком и со служилой интеллигенцией. Новая буржуазия
выдвинула свою идеологию, сменовеховскую идеологию, состоящую в том, что
коммунистическая партия, по е„ мнению, должна переродиться, а новая
буржуазия должна консолидироваться, прич„м незаметно для нас мы,
большевики, оказывается, должны подойти к порогу демократической
республики, должны потом перешагнуть этот порог и с помощью какого-нибудь
"цезаря", который выдвинется не то из военных, не то из гражданских чинов,
мы должны очутиться в положении обычной буржуазной республики...
  Наша партия не перерождается и не переродится. Не из такого материала она
склеена и не таким человеком она выкована, чтобы переродиться
/аплодисменты/."
Смотри: над нами красные шелка -
словами бессеребряными затканы, -
а у скольких ещ„ бока кошелька
оттопыриваются взятками?

  * * *

  Чтоб замаскировать тело мандрилье,
шерсть аккуратно сбрил на рыле.
  Хлопья пудры / "Лебяжьего пуха!"/,
бабочка-галстук от уха до уха.
  Души не имеется /Выдумка бар!/
В груди - пивной и водочный пар.

  . . .

  Он специалист, но особого рода:
  Он в слове мистику ст„р. Он понял буквально:
  "братство народов" как счастье братьев, т„ть и сест„р.

  . . .

  Ладонью пакет заслоня -
Взрумянились щ„ки-пончики,
Со сладострастием, пальцы слюня, мерзавец считает червончики.
  Такому в краже рабочих тыщ
Для ширмы октябрьское зарево.
  Он к нам приш„л, чтоб советскую нищь
на кабаки разбазаривать.
  /Вл. Маяковский/

  . . .

  Лишь л„жа в такую вот гололедь,
зубами вместе проляскав - пойм„шь:
  нельзя на людей жалеть ни одеяло, ни ласку.

  . . .

  "Партия рассматривает нашу революцию как революцию социалистическую, как
р