ые их столь редко посещают,
когда косн„тся сердца благодать Божия - и есть их подлинная сущность, а
грех - лукавая химерическая оболочка. Состояние греховной одури, сна.
  Вс„, что соответствует Замыслу - подлинная суть вещей. Каждый человек -
индивидуальность; неповторима и каждая нация, но они - составляющие части
единого по Замыслу Целого. Строго взаимосвязанного Богом.
  Пусть они не смели не поверить, пусть щ„лкал бич и они ворчали, прыгая
сквозь огненный обруч... Пусть дрессировка, страх, пропаганда - но они
слушались! Они строили плотины, города, дороги, заводы, не пухли от
богатства и чужой крови, как клопы... Не блудили, не требовали
суверенитета, разрушающего страну... Они стояли на Пути, не зная этого, и
были счастливы, ибо жили по-Божьи в атеистическом, но отнюдь не безбожном
государстве.
  В коммуну душа потому влюблена,
Что коммуна, по-моему, огромная высота,
Что коммуна, по-моему, глубочайшая глубина.


  Заботливый отец запирает неразумных детей на ключ, заботливый хозяин
сажает неразумного пса на цепь для его же блага. Заботливый пастух
загоняет овец в над„жное укрытие, чтобы их не расхитили волки.
  Что же касается так называемой демократии...
  "Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по
большинству от Правды". /Исх. 23, 2/
Спаситель был отдан на распятие демократическим пут„м голосования.
  Демократия - дать вампирам возможность свободно плодиться и жрать овец.
Красный террор - отстрел волков. Единственными оружиями Иосифа поначалу
были страх и послушание, порожд„нное страхом. Как они предательски,
по-вампирски себя вели, предавая других! Радуясь, что на сей раз опять "не
они"!
  Ценных уч„ных посадили в золотую клетку, и они работали на Антивампирию.
  Страх кесаря - не от хорошей жизни, но во спасение. Когда нет страха
Божия, который, как известно "Начало премудрости"...
  - А как же дарованная Богом свобода?
  Опять ты за сво„, сын тьмы! На земле бывает лишь свобода от Бога. Свободу
в Боге на земле называют послушанием.
  "К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к
угождению плоти"; /Гал. 5, 13/
Иосиф не сразу понял, кто в ответ на его детский бунт против злой
действительности, против Вампирии забрал железной рукой его разум, волю,
сердце. "Исполнись волею Моей..." Первая дерзкая попытка коллективного
спасения неверующих, попытка поставить многонациональный падший народ "на
Путь". Кесарь занялся Божьим, это была скорее религия, чем социология.
Небо, а не земля при вс„м прагматизме Иосифа.
  Это был первый дерзкий опыт выращивания нового человека. Хомо Советикус.
  "Оковы тяжкие падут, темницы рухнут..." Когда взошла "звезда пленительного
счастья" и "воспряла ото сна" Россия, когда "на обломках самовластья"
закончились кровавые разборки красных, белых и зел„ных, пора переделов
собственности, идей и декретов, когда всплыла после бури грязная пена
всякого ворья, спекулянтов, бандитов, хулиганов, сепаратистов, когда
"вытянуло из-за спины РСДРП мурло мешанина", стало ясно, что справиться со
внутренним и внешним врагом может только сильное государство, в котором
"кадры решают вс„". Франциски Акцизские. "Гвозди бы делать из этих
людей..."
Но гвоздей не хватало. В основном - слушали, постановили... Что "человек -
звучит гордо", первородный грех - отмен„н декретом как пережиток прошлого.
И впер„д! Мы родились, чтоб "сказку сделать былью..."
- Санаторий! - вдруг взорвался АГ. - Любите, детки, друзей-товарищей,
лишнего не говорите, в Африку не ходите, денег не копите, на чужих ж„н не
глядите, всем соцлагерем дружите... А ещ„ кожанки надели!
  - Так, вроде бы, твой урожай, - хмыкнул АХ, болтая белыми ножками, -
бунтари, пища адова...
  - Какое там! - отмахнулся АГ, - Поначалу, правда, побузили, постреляли,
кое-что кое у кого отобрали, бесноватые в церквах покуражились... Ну мы,
само собой, рады, жд„м, когда они винтовки смажут, лошадей подкуют да в
поход за мировую революцию... Грабить проклятых заморских буржуев,
шампанским ихним надираться, мадамов своих и чужих на роллс-ройсах
катать... Гуляй, пролетарий, приш„л твой час! Никаких тебе цепей, вс„
дозволено!..
  А они - вот тоска-то!.. Не кабаки пооткрывали, не бардаки новые для
дорвавшегося до благ революционного народа, а школы, избы-читальни,
рабфаки, ликбезы, колонии для беспризорных, здравпункты.
  Запретов насочиняли, строгостей - будто в монастыре. А говорили -
свободная любовь, общие ж„ны... Куда там! Одной-то жене изменишь -
аморалку шьют, всей деревней осуждают. Идейные коммуняки - вс„ для народа,
лично себе ни-ни, первые в труде и в бою. Разве что "брат" "товарищем"
заменили, послушание назвали дисциплиной и никаких там загранок.
Отгородились ото всех забором и давай чудить. Духовный облик, моральный
облик, чистота помыслов, высота порывов... Строят светлое будущее, учатся,
женятся, живут - не ропщут в коммуналках, выращивают детей "в буднях
великих строек, в вес„лом грохоте огня и звона". Поют про какого-то
чудика, который отдал жизнь, чтоб в какой-то там Испании крестьяне
получили землю... Плавают на рекорды, прыгают с вышки, пирамиды сооружают
- нет, не финансовые, а из собственных загорелых тел. В шахтах и на полях
рекорды устанавливают, а затем не в кабак, а в самодеятельность, или с
парашютом прыгать. А чуть что не так - проработка, аморалка... Нет, даже
похуже монастыря!
  Объявили, что Бога нет, а живут - будто кругом - один Бог, всюду и везде.
А вот кого нет, так это хозяина нашего, дьявола. Будто не он правит бал на
земле, а всякие там "слушали-постановили", для которых построить светлое
будущее - раз плюнуть. Нацепил значок с красным галстуком - и построил.
Где не будет ни жадности, ни эгоизма, ни похоти, ни злобы, ни вражды, ни
лжи, ни измены... И вообще никакого первородного греха, вона как.
Слушали-постановили - и нет князя тьмы. Одни ангелочки кругом, крылышками
шуршат. План у них: через несколько пятилеток - светлое будущее. А у нас -
свой план. Выявить, кто, про зарю коммунизма позабыв, мамоне служит, кто
похоти своей, кто пред людьми кичится, кто норовит товарища заставить на
себя спину гнуть, кто к соседке заглянул - мы тут как тут, вс„ записываем,
фиксируем, съ„мку вед„м. Чтоб потом на Суде весь компромат ба-бах - не
отопр„шься.
  А тут - никакого компромата. Чуть у кого какой помысел - пожалте, товарищ,
на проработку, коллектив бдит, не дремлет.
  План горит - одни ангелочки. Раньше хоть попадались вредители всякие,
неосознанные элементы, отрыжка прошлого, но потом такого шмону навели, что
на одного вредителя - полный примус разоблачителей.
  - Хватит прибедняться. Вон у тебя гора кассет - несправедливо
расстрелянные, репрессированные... Сфабрикованные дела, доносы, страдающие
безвинно дети и родственники...
  - А ты поди разберись с этой горой, - огрызнулся АГ. - Вот тут, к примеру,
жертвы, тут - палачи. Но какие же они палачи, ежели уже через несколько
месяцев - сами жертвы... Вот - расстрелян, расстрелян... А их палачей
опять же через полгода забрали и шл„пнули... И так вся гора. И самые
первые тоже убивали - буржуев, а потом их - вот папочка - тут и первые, и
последние - фашисты в войну поубивали... Поди тут отдели овец от козлищ -
где убийцы-грешники, где безвинные праведники? Революция своих детей
пожирает, а нам потом разбирайся.
  - А вот эти дела... Вроде была наша категория, по всем параметрам
грешники, а теперь поди ж ты, невинно пострадавшие, в ад сразу нельзя.
Прид„тся досконально разбираться. Бывает, попы-отступники попадаются...
Чистых дел - раз-два и обч„лся. Это кто революцию из корысти делал, чтоб
самому пограбить, спекулянты всякие, насильники, богоненавистники,
отступники, садисты, марод„ры, властолюбцы, идолопоклонники... Но их с
каждым годом вс„ меньше. Ударники, стахановцы, спортсмены - все к
труду-обороне готовы. Проклятое время!
  - Военные годы - ещ„ хуже. Каждый - патриот, герой-мученик за хранимое
Небом отечество... "Нет больше того подвига, кто положит душу за други
своя..."
После войны давай страну восстанавливать, опять трудовой энтузиазм, опять
не до греха. Разве что девчонку какую у Метрополя отловят, да и то при
проверке выходит, что проводилось мероприятие по заданию МГБ в рамках
защиты Отечества от агентов империализма.
  А книги-то, книги... Ну прямо жития святых - к добру призывают, к любви и
дружбе... Чтоб ж„нам верность хранить, честно работать, о богатстве не
думать, денег не копить, вещами лишними жизнь не обременять. Даже сама
интеллигенция, те, что в себе вампиров почуяли, взбунтовались. "Мы, мол,
не такие! - шепчутся по кухням, - Мы, как все, как весь мир - блудливые,
ленивые, жадные, вороватые, под себя греб„м... Нам что светлое будущее,
что царство Небесное - до фонаря, мы здесь, сейчас пожить хотим. Нам Тайна
не нужна, нам бы бочку варенья, да корзину печенья, - вот она, правда
сермяжная, а вс„ прочее - коммунистическая пропаганда и лакировка
действительности..."
Ну мы им, конечно, поддакиваем, раскачиваем лодку. И наш„птываем: "Что же
вы про свободу от совести позабыли? Требуйте свободы воровать, лгать на
весь мир, пить кровь и жизнь ближних, блудить традиционными и
нетрадиционными методами, а заодно и свободы на виду у всех со свечками в
храме стоять. Чтобы все видели, что делишки эти богопротивные и подлые не
кто-нибудь там, не какие-то презренные атеисты или отступники вершат, а
народ уважаемый, верующий. Слуги народа и цвет нации. Пусть прочий
православный люд о них соблазнится и осудит. Зато наш хозяин великие
почести воздаст - вот они у нас, голубчики, уже в контейнер не вмещаются,
пл„нки перерасход...
  А ведь поначалу, когда хорошие дела делали и кричали: "Мы -
материалисты-неверующие", - так им по неведению многое прощалось, всякие
грешки вроде взяток, приписок... Что с них возьм„шь - заповедей, бедные,
не знают, не ведают, что творят...
  А с этих, нынешних, спрос уже по полной программе. Сами на себя, считай,
нашему хозяину заявление написали. Так, мол, и так, очень даже ведаем, что
творим.
  Но это потом, а пока им цензура развернуться не давала, будь она проклята
- то чернуху запретят, то порнуху. Будто знала, что на Суде за каждое
слово гнилое прид„тся отвечать... Но и мы не дремали, завели себе среди
цензоров пятую колонну с червоточинкой внутри - а люди ведь все слабые,
недал„кие, и пускали их по ложному следу: ату их, генетиков, кибернетиков,
ату этих блаженных искателей Истины - не правды, ибо правда в том, что все
мы - дерьмо, черви и обязательно помр„м. А Истина в том, что все люди по
Замыслу - боги и созданы для вечной жизни в том самом Светлом Будущем,
которое называется Царствием Света, и путь туда - через любовь к ближнему,
называй его братом или товарищем... Ибо кто ближнего накормит, даст жиль„,
оденет, излечит, защитит - тот Самого Христа накормил и приютил, и будет
он оправдан на Суде - так написано в Евангелии.
  А эти так называемые "совки" выращивали хлеб, строили города, были
учителями, врачами, воинами, прич„м медицина была бесплатной... Путь в
Царствие - через взаимопомощь, трудолюбие, честность, нестяжание,
нравственную чистоту, самоотверженность, стремление к восхождению "в
связке" - вс„ то, что мы называем "Путь, Истина и Жизнь". Но не все
ведают, что это и есть Царствие Христово, ибо сказано: "Я есмь путь, и
истина, и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня" /Иоан.

                                14, б/.

  То есть ко Христу приходят через Путь и Жизнь. Правда, многие из них
считались атеистами, но "без Меня не можете творить ничего" и "по плодам
их узнаете их", "Не может худое дерево приносить добрый плод". Те, кто
приносили "добрые плоды", были со Христом в сердце сво„м... А ведь так и
заповедано: "Дай Мне, сыне, сердце сво„". И "сказал безумец в сердце
сво„м: нет Бога"... Именно "в сердце", а не в уме или языком...
  Слушаясь Его Закона, они шли на Его неведомый Зов по Его Пути.
Самоотверженное служение Целому, довольствуясь "хлебом насущным", то есть
необходимо-достаточным во имя бесконечно большого. Свершения записанной в
сердце Тайны.
  - Позитив, враг мой, не говори красиво поморщился АГ, - а фильмы их
тогдашние, эти "Голубые Огоньки" на телевидении - просто плакать от
умиления хочется! Вот у меня тут свидетельства...
  Побежала в вечность белая телеграфная лента-змея, заволокли вс„ клубы
душного серного дыма...


  * * *

  - Итак, Градов, Коржи вам не подошли?
  - Да, хотелось что-либо поэкзотичнее, деревушку, затерянную в снегах. Ну
и...
  - Ну и вы отправились во Власово. Когда это было?
  - Около тр„х.
  - Кто с вами был?
  - Симкин.
  - А Пушко остался в Коржах?
  - Да, заш„л к знакомой. Мы не стали его ждать. Пушко мне был не нужен -
для снимков было уже темно.
  - А Симкин нужен?
  - В общем, оператору бы, конечно, следовало посмотреть натуру. Но Симкин
ш„л еле-еле и жаловался, что зам„рз. Вдво„м мы бы до темноты не доползли.
  - Вы сами хорошо ходите на лыжах?
  - У меня разряд.
  - Продолжайте, Градов.
  - Симкин полз еле-еле, вс„ время отставал. Я сказал, что побегу один, а он
пусть едет на станцию. Вот и вс„. Больше я его не видел.
  - Так. Ну а Власове? Оно вам подошло?
  - Какое это имеет отношение к деду?
  - Имеет. Может кто-либо подтвердить, что вы были во Власове от четыр„х до
пяти?
  - Подтвердить? Сомневаюсь. Меня никто не видел.
  - Я тоже сомневаюсь. Градов. Вас и не могли видеть во Власове, потому что
вы там не были.
  - Ну да. Я был занят более важным делом - убивал Симкина. Вам не кажется,
что это смешно?
  - Симкина не убили. Градов. При спуске в лощину он ударился головой о
выступающий из-под снега валун и потерял сознание. Он скончался через два
часа, когда другой, что с ним был, испугался холода, бурана и сбежал.
Удрал, обрекая тем самым раненого на смерть.
  - Вс„ это действительно печально, но я уже сказал, что больше не видел
Симкина.
  - Ответьте, Градов, вы были во Власове?
  Пауза. Яна чувствует е„ кровью, кожей - нависшую, как гильотина, страшась
прочесть ответ и зная, какой он будет.
  - Нет, если это так уж важно. Заблудился, начался буран.
  - Заблудились? Странно. Лыжня через лес до Власова прямая, как стрела, и
Пушко сообщил вам об этом, не так ли?
  - Послушайте, я уже сказал, что к гибели Симкина не имею никакого
отношения. Симкина не убили, это был несчастный случай, и вы не имеете
никакого права предъявлять мне обвинение.
  - Уголовного состава преступления действительно нет, но совершено
преступление нравственное, против основ нашей морали. Хотелось бы
установить истину. Градов. Почему неподал„ку от трупа Симкина был найден
ваш шарф?
  - Когда мы расставались, Симкин попросил его у меня, потому что зам„рз. А
я на лыжах никогда не м„рзну.
  - Ворсинки вашего шарфа обнаружены на куртке погибшего, в основном, на
спине и под мышками. В данном случае, шарфом воспользовались, чтобы
дотащить Симкина от валуна до дерева рядом с лыжн„й. Симкин в момент
несчастья был не один - это установлено.
  - Ну, с ним мог быть кто угодно.
  - Мистер Икс, случайно оказавшийся возле раненого в такую неподходящую для
прогулок погоду. Мы проверили это маловероятное предположение.
Действительно, без четверти шесть работница железнодорожного переезда
видела, как какой-то лыжник подош„л к одной из стоящих у переезда машин,
привязал к багажнику лыжи, сел в машину, затем шлагбаум открыли и машина
уехала. Такая же, как у вас куртка, шапочка с козырьком. Конечно, не
исключено, что этот мистер Икс, кроме вашего шарфа, носил такую же
импортную куртку и кепочку...
  - Я уже сказал, что заблудился. Вышел к трассе, поймал машину и попросил
довезти до станции.
  - Свидетель Кулакова утверждает, что в машину вы сели у переезда.
  - Чепуха, я просто вылез посмотреть, не сползли ли с багажника лыжи.
  - Странно, Градов, куда же вы ехали в таком случае? Попросили довезти вас
до станции, станция в двухстах метрах от переезда, однако из машины у
переезда не вылезли, а отправились дальше.
  - Доехал до Черкасской, сел в электричку там. Что тут странного?
  - Только то, что в Черкасской останавливаются далеко не все электрички. И
от шоссе до станции там не двести метров, а добрый километр. И вс„-таки вы
предпочли сесть в поезд в Черкасской...
  - Не понимаю, какое это имеет отношение к гибели Симкина?
  - Позвольте мне высказать по этому поводу некоторые соображения. Вначале
вы искренне хотели спасти Симкина, но для этого надо было поставить другую
жизнь хотя бы наравне со своей. Ночь, буран, ледяной ветер... Самому бы
живым добраться, а тут тащи Симкина волоком по снегу. Вашего мужества
хватило ненадолго. Вы бросили Симкина и сбежали. Животный страх за себя
оказался выше чувства дружбы, долга, наконец, обычного человеческого
сострадания. Но вот лес позади. Увидав огни станции, вы поняли, что
спасены, и тут вами овладевает другой страх - теперь вы осозна„те всю
низость сверш„нного и боитесь, как бы об этом не узнали товарищи. В конце
концов, никто не видел, что вы были с Симкиным в момент несчастья. Вы
могли поехать во Власове один, заблудиться, выйти к трассе, поймать
машину... Никто не должен видеть, что вы вышли из лощины около шести, а
лучше всего, если вас вообще не будет на станции. Поэтому вы сворачиваете
от лощины к переезду, просите довезти вас до Черкасской...
  - Знаете, пожалуй мне это вс„ уже поднадоело. Я могу быть свободен?
  - Идите, Градов. Преступление, повторяю, не уголовное. Кстати, в какой
машине вы ехали? Можно было бы разыскать водителя "Победы", он бы
подтвердил, что вы сели именно у трассы, а не у переезда. Но вы,
разумеется, никаких примет не запомнили, не говоря уж про номер. Может,
хотя бы цвет?
  - Не обратил внимания.
  - Я в этом не сомневался. Вы свободны. Градов.
  Пл„нка с записью допроса кончается, в наушниках - могильная тишина, но Яна
их не снимает и тупо сидит в нелепой тоске по какому-либо стихийному
бедствию, которое сорвало бы их с Ханом со стульев, заставило метаться,
орать от страха - вс„, что угодно...
  Муха, распростертая на отвратительно липкой бумаге, тщетно выд„ргивающая
конечности из вязких слов, то проваливающихся, то вновь всплывающих, уже
потерявших всякое значение, и от этого ещ„ более страшных,
"- Вы свободны. Градов... Я в этом не сомневался..."
- Ну, что молчишь? - Хан отодвигает гранки очередного номера, - Сценарий,
кино!.. Вот оно где, кино. И тема твоя - морально-этическая. Управишься к
субботнему номеру?
  Этого она никак не ожидала. Она готовилась к нотациям, упр„кам, насмешкам;
с кем, мол, связалась? Помогали Павлину, содействовали, нянчились, и вс„
ради тебя, нашего автора, в редакции-то давно раскусили, что за птица твой
режисс„р, и тебя предупреждали, а ты не внимала, носилась с ним, а теперь
вот, приехали. Поручаем тебе самые ответственные темы, а ты проявляешь
легкомысленную близорукость, ну и так далее...
  Такой примерно представлялась Иоанне обвинительная речь Хана. С самого
начала она добровольно разделила с Денисом скамью подсудимых и отвергала
все попытки друзей стащить е„ с этой скамьи. Раз она решила связать с ним
жизнь, значит, нес„т наравне ответственность за вс„, что бы он ни натворил
- всякая другая позиция представлялась ей дезертирством. Намерение Хана
превратить е„ из подсудимой в судью показалось ей кощунством.
  - Еле уговорил следователя передать материалы нам - он вс„ метил в
какую-либо центральную газету, а я сказал, что у нас кадры не хуже. Дал
почитать твои работы, убедил. Теперь дело за тобой. Надо написать ярко,
остро, драматично... Затеять вокруг большой разговор, чтоб вызвать письма,
отклики, общественный резонанс. Такой повод! Согласись, в нашем районе не
каждый день бывает. "Комсомолка" наверняка перепечатает...
  Будто в лотерею выиграл Хан. Не было бы счастья... И не случись ничего
такого в их районе, если б остался жив Л„нечка, а Денис не был прикован к
позорному столбу, если б Хану просто приснился и этот диктофон, и
следователь, - не был бы он р