Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
й вожделенный доступ ко всем этим сногсшибательным
витринам, галереям и рекламным огням, обычно завораживающим ганиных
соотечественников, как „лочные свечи озябшую нищую сиротку из
рождественской сказки, упускающий последнюю возможность познакомиться с
Парижской художественной элитой... И не менее безумный Игнатий Дар„нов,
беглец из нищего несчастного своего вагона, обласканный щедро чужими
дяденьками и т„теньками и, казалось, навсегда определивший внутренне всю
жизнь со всеми е„ вопросами одним „мким и неприличным русским словом.
Казалось, он давным-давно покончил с ней сч„ты. Который же Ганя был
безумен? Не тот ли, умудрившийся прожить сорок лет без малейшего понятия о
христианстве, лишь однажды пролиставший случайно попавшую в руки Библию,
чтобы иметь хоть какое-то представление? А теперь вдруг обрушившийся на
Глеба с лавиной вопросов, ответы на которые подсознательно искал всю
жизнь, не получая, и был уверен, что нет их, этих ответов. Но Глеб
отвечал, отвечал быстро, радостно и складно, сияя пьявочными своими
глазами; и какими сладостно-стройными были они, эти ответы... И
заворож„нно следил Ганя, как перед ним из беспорядочной груды деталей
бытия возводил постепенно Глеб сказочно желанный замок, исполненный Вечной
Жизни, Смысла, Красоты и Любви.
Но путь туда вдруг преградит один-единственный, самый главный вопрос, в
который Ганя упр„тся, как в шлагбаум. Там, за вопросом-шлагбаумом,
сводились все концы с концами, там кончался тупик и начиналась
бесконечность, там было вс„ не так, вс„ невероятно, как в Зазеркалье.
Однако с точки зрения мира там было безумие.
"Да" и "нет". "Да" - безумно, "нет" - разумно.
Но разумное "нет" означало "нет" всему ценному - истине и смыслу, и тем
самым тоже было безумно. Оно было мертво и пусто, как глазницы машиниста
летящего в никуда локомотива.
До галереи они так и не доберутся.
Постучавший в окно машины полицейский примет их за голубых и потребует
штраф за длительную стоянку в неположенном месте. Обнаружится, что они
действительно стоят здесь с незапамятных врем„н, что галерея давно
закрыта, что на улице уже горят фонари и ночная реклама и что дома отец
П„тр наверняка волнуется.
Ганя отвез„т Глеба домой, опять они проговорят всю дорогу. Семья уже будет
в храме на вечерне и служанка-монашка скажет, что мсье тоже ведено
немедленно туда явиться, как прибудут, потому что батюшка "очень
тревожились".
С Глебом они так и не попрощаются. Уже отъезжая, Ганя заметит бегущую
наперерез машине монашку с рекламным пакетом.
- Мсье Глеб велели передать.
В пакете будут пирожки с туш„ной капустой и местный самиздат-брошюрка без
заглавия. Пирожки Ганя проглотит дорогой, а до брошюрки добер„тся лишь
через несколько дней, заваленный делами и долгами, которых за время его
хандры накопилось на доброе десятилетие.
Безумие пройд„т на эти несколько дней. /Или, напротив, верн„тся?/
Ганя будет запоем работать, не вылезая из престижной своей квартиры на
престижной парижской улице, над декорациями для "Царя Эдипа", которые
контракт обязывал немедленно закончить, иначе - долговая яма. Ганя давно
не писал с таким увлечением, и только его парижская подружка Дени,
профессионалка на роль сезонной жены, безошибочно угадывающая любые
желания любого хозяина за минуту до появления этих желаний и всегда
знавшая, когда ей подавать обед и из каких блюд, какой именно костюм надо
одеть хозяину к тому или иному случаю и в какую минуту раздеться самой, -
только Дени иногда бесшумно проскальзывала в мастерскую с серебряным
подносом - горячий кофе, тосты с сыром, ледяная баночка грейпфрутового
сока и пластиковая карточка с именами звонивших. Ставила поднос на стол и,
как кошка пот„ршись щекой о Ганино плечо, чтобы обратить его внимание
скорее на поднос, чем на себя, исчезала.
О Глебе Ганя и думал, и не думал. Встреча их продолжала тлеть где-то очень
глубоко, согревая и обжигая мучительно-радостным предвкушением неизбежного
возгорания.
А потом он раскроет брошенную на софе самиздатовскую Глебову брошюрку без
названия и уже не сможет оторваться, оставляя на страницах отпечатки
вымазанных краской пальцев.
Брошюрка на русском была без комментариев, только цитаты.
Скудные обрывки различных религиозных учений оставляли его прежде
совершенно равнодушным. Ещ„ в детстве он отм„л с порога и ад со
сковородками, и рай с ангелами, и церковь со злобными старухами в ч„рном,
куда лишь однажды заставил себя войти и, получив тумака за какую-то
оплошность, ретировался.
В глубине души он почитал всякие высокие понятия - Красоту, Истину,
объедин„нный любовью мир без смерти и страданий. Детская мольба, постоянно
звучащая в душе, неисполнимая, и оттого трагически желанная мечта:
- Пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет
мама, пусть всегда буду я!
Пусть всегда буду я в объедин„нном красотой, светом и любовью мире! - его
потрясло, что Бог Глеба был именно таким. Которого искал всю жизнь и
жаждал Игнатий Дар„нов.
Прежде неприятие вагонного бытия казалось Гане то проявлением собственного
болезненного малодушия, то эгоизма, и, наверное, действительно было бы
позорно ныть, что тебя скоро вышвырнут навеки во тьму кромешную, в то
время как другие пассажиры спокойненько поедут дальше, ропща, что долго не
несут чай. И лишь одно утешение, что их рано или поздно жд„т та же
печальная участь!
"И оглянулся я на все дела мои... и на труд, которым я трудился, делая их:
и вот, вс„ - суета и погоня за ветром, и нет от них пользы под солнцем".
"И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в
Иерусалиме..."
"Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им: не возбранял сердцу
моему никакого веселия"...
Ганя сменил вагон, но пир во время чумы продолжался своим чередом.
Неважно, подавались к столу устрицы или частик в томате. Едешь ты в
запл„ванном плацкарте или в международном люксе на двоих.
И так называемая "свобода", возможность выпускать на волю терзающих тебя
джиннов, освобождать и тиражировать - не радовала.
Что это? Опять малодушие, крайний эгоцентризм, сдвиг по фазе?
В одной из рецензий его назвали "Вороном смерти". Кружащим, возвещающим,
предугадывающим катастрофу. И питающимся трупами.
Однако его демоны раскупались. Пирующий во время чумы мир почему-то
присоединялся к собственному ниспровержению и, пируя, одновременно
корчился в эйфории ужаса перед собственной отчаянно-разудалой решимостью
"жить грешно и умереть смешно", нанизав на косу смерти последний кусочек
ростбифа, сбрызнутый собственной кровью.
Оказалось, что Гане так же тошно пировать во время чумы, как и накрывать
столы грядущим потомкам. Которые пожр„т неизбежно та же чума.
* * *
ПРЕДДВЕРИЕ
"Так знай, боголюбец и христолюбец, что все христианские царства пришли к
концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим
книгам, и это - российское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а
четв„ртому не бывать." /Из письма псковского инока Филофея Великого
Великому князю Московскому Василию/
"Россия - не страна, а вселенная." /Екатерина Великая/
"Одна из ошибок Ивана Грозного состояла в том, что он недорезал пять
крупных феодальных семейств. Если бы он эти пять боярских семейств
уничтожил, то вообще не было бы Смутного времени. А Иван Грозный
кого-нибудь казнил, и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле
мешал... Нужно было быть еще решительнее". /И. Сталин/
И. В. Сталин В. В. Мартышину:
"8 июня 1938 г. Преподавателю т. Мартышину. Ваше письмо о художествах
Василия Сталина получил.
Спасибо за письмо.
Отвечаю с большим опозданием ввиду перегруженности работой. Прошу
извинения.
Василий - избалованный юноша средних способностей, дикар„нок /тип скифа!/,
не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких "руководителей", нередко
нахал, со слабой, или - вернее - неорганизованной волей.
Его избаловали всякие "кумы" и "кумушки", то и дело подч„ркивающие, что он
"сын Сталина".
Я рад, что в вашем лице наш„лся хоть один уважающий себя преподаватель,
который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения
общему режиму в школе. Василия портят директора, вроде упомянутого вами,
люди-тряпки, которым не место в школе, и если наглец-Василий не успел ещ„
погубить себя, то это потому, что существуют в нашей стране кое-какие
преподаватели, которые не дают спуску капризному барчуку.
Мой совет: требовать построже от Василия и не бояться фальшивых,
шантажистских угроз капризника на сч„т "самоубийства". Будете иметь в этом
мою поддержку.
К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю
время от времени брать его за шиворот.
Привет! И. Сталин."
"В домашнем быту Сталин - человек с потребностью ссыльно-поселенца. Он
жив„т очень скромно и просто, потому что с фанатизмом аскета презирает
жизненные блага: ни жизненные удобства, ни еда его просто не интересуют".
/Ф.Раскольников/
Из дневника М. Сванидзе: " 20.11.36... Арестовали Paдека и других людей,
которых я знала, с которыми говорила и которым всегда доверяла... Но то,
что развернулось, превзошло все мои ожидания о людской подлости. Вс„,
включая террор, интервенцию, гестапо, воровство, вредительство,
разложение... И вс„ из карьеризма, алчности и желания жить, иметь
любовниц, заграничные поездки, туманных перспектив захвата власти
дворцовым переворотом. Где элементарное чувство патриотизма, любви к
родине? Эти моральные уроды заслужили свои участи. Бедный Киров явился
ключом, раскрывшим двери в этот вертеп. Как мы могли вс„ проворонить, так
слепо доверять этой шайке подлецов? Непостижимо!.. Душа пылает гневом и
ненавистью. Их казнь не удовлетворит меня. Хотелось бы их пытать,
колесовать, сжигать за все мерзости, содеянные ими"...
"Руководством Коминтерна была проведена проверка всего аппарата, и в итоге
около 100 человек уволены, как лица, не имеющие достаточного политического
доверия... Ряд секций Коминтерна оказались целиком в руках врага". /Из
письма в ЦК Г. Димитрова/
"Это настоящая контрреволюция, проводимая вверху... Марксистская символика
ещ„ не упразднена и мешает видеть факты: Сталин и есть красный царь".
/Г.Федотов/
"Эти... козявки забыли, что хозяином страны является советский народ, а
господа Рыковы, Бухарины, Зиновьевы, Каменевы являются лишь временно
состоящими на службе у государства. Ничтожные лакеи фашистов забыли, что
стоит советской власти шевельнуть пальцем, чтобы от них не осталось и
следа". /Краткий курс истории ВКПб/
"Я поразмыслил серь„зно, как на молитве, об этом деле, касающемся
Троцкого. Я очень сочувствую его сторонникам,.. но тут вста„т проблема
выбора. Какова бы ни была природа нынешней диктатуры в России - победа
России важнее всего..." /Теодор Драйзер/
"Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки. Сталин
стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее кажется,
что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто не будет
нуждаться в н„м. При этом Сталин едва ли услышит слова благодарности за
соверш„нный труд. Сталин сойд„т со сцены, обремененный всеми
преступлениями, которые он совершил". /Л. Троцкий/
СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:
Творцом приложена к человеку инструкция - Закон. Что можно и что нельзя,
дабы не пойти в разнос и не развалиться. Или, как неверно используемый
механизм, не остановиться навеки. Иосиф применял эту инструкцию к своему
народу - что тут плохого? Конечно, нам дана свобода нарушать Закон, но
если ты заправляешься не тем топливом, то хотя бы не лей его в других!
Он запер тебя от тебя, чтобы спасти тебя.
Падшее человечество, особенно яростно искушаемое ныне дьяволом,
освобожд„нным, согласно Писанию, после тысячелетнего пребывания в бездне,
остро нуждается в УДЕРЖИВАЮЩЕМ. В силу своей падшей природы человек, не
рожд„нный свыше, не просветл„нный благотворной силой церкви и истинной
веры, - спастись не может. Это так называемая толпа, идущая широким пут„м
погибели, - стадо, большинство, которое избранники Божий призваны пасти.
С-пасти... Чтобы это стадо не бросилось в пропасть и не растоптало друг
друга, ему по милости Божьей да„тся "удерживающий", - государство со всеми
атрибутами власти.
Всякое государство - насилие, оно применяется к тому, кто, по выражению
Ницше "не может повиноваться самому себе". Но насилие - несвобода, зло.
Бог лишь попускает ему осуществиться в "лежащем во зле" мире, удар бича
порой спасителен для стада неразумного... Вот в каком смысле "Всякая
власть от Бога". Но от Бога она лишь пока исполняет свои функции - охрану
стада.
Масса, народ жаждали "справедливого строгого царя". Над ними Иосиф имел
СИЛУ. Не насилие, а именно силу. Его власть была тождественна их
тысячелетнему коду - сильное сплоч„нное государство для борьбы с внешним и
внутренним врагом, православная соборность, нестяжание...
И сейчас, после "смерти первой", Иосиф жив в памяти народной, продолжает
"иметь силу", ибо он - бич Божий во спасение стада.
Были у него и противники, идейные оборотни, тайные и явные слуги князя
тьмы. Над ними Иосиф не имел силы и физически уничтожал, отстреливал
волков.
Он верил лишь в силу и страх. Но был ещ„ Закон, заложенный в сердца
Творцом - жертвенный порыв к свету, инстинктивная, неосознанная жажда
Царства, память об утраченном рае. Именно это пробудило в народе
неслыханный энтузиазм, сделало толпу народом, помогло свернуть горы,
поднять из руин страну, выиграть гражданку и вторую мировую. Партия -
первое время соратники, охранники стада, вели его к Земле обетованной, им
тоже была какое-то время вера, к ним обращались за защитой от волков, и
все вместе соборно терпели лишения, веря в правильность пути.
"Выйди от не„, народ Мой"...
Власть - огромная ответственность перед Богом. Она не привилегия, а
тягота, бремя. Иосиф взял на себя это бремя. Лишив народ внешней свободы,
дал ему внутреннюю.
* * *
Свидетельствует В. Молотов в записи Ф. Чуева:
"Если бы мы не вышли навстречу немцам в 1939 году, они заняли бы всю
Польшу до границ. Поэтому мы с ними договорились. Они должны были
согласиться. Это их инициатива - Пакт о ненападении. Мы не могли защищать
Польшу, поскольку она не хотела иметь с нами дело. Ну а поскольку Польша
не хочет, а война на носу, давайте нам хоть ту часть Польши, которая, мы
считаем, безусловно принадлежит Советскому Союзу".
"Финляндию пощадили как! Умно поступили, что не присоединили к себе. Имели
бы рану постоянную. Не из самой Финляндии - эта рана давала бы повод
что-то иметь против Советской власти..."
"На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было
подписано секретное соглашение...
- Никакого.
- Сейчас уже, наверное, можно об этом говорить.
- Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи,
чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут вс„-таки
очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то
стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо
сказать что это, безусловно, выдумка".
"Мне кажется, - говорю я Молотову, - иногда Сталин вынужден был
подставлять вас под удар.
- Бывало и такое. Он занимал главное место и должен был, так сказать,
нащупать дело, чтобы двигать его дальше. Это неизбежно, тут ничего особого
нет".
"Гитлер: "Вот вам надо иметь выход к т„плым морям. Иран, Индия - вот ваша
перспектива". Я ему: "А что, это интересная мысль, как вы это себе
представляете?" Втягиваю его в разговор, чтобы дать ему возможность
выговориться. Для меня это несерь„зный разговор, а он с пафосом
доказывает, как нужно ликвидировать Англию, и толкает нас в Индию через
Иран. Невысокое понимание советской политики, недал„кий человек, но хотел
втащить нас в авантюру, а уж когда мы завязнем там, на юге, ему легче
станет, там мы от него будем зависеть, когда Англия будет воевать с
нами..."
"Не надо огрублять, но между капиталистическими и социалистическими
государствами, если они хотят договориться, существует разделение: это
ваша сфера влияния, а это наша. Вот с Риббентропом мы и договорились, что
границу с Польшей проводим так, а в Финляндии и Румынии никаких
иностранных войск".
"Когда мы прощались, он меня провожал до самой передней, к вешалке, вышел
из своей комнаты. Говорит мне, когда я одевался: "Я уверен, что история
навеки запомнит Сталина!" - "Я в этом не сомневаюсь", - ответил я ему. "Но
я надеюсь, что она запомнит и меня", - сказал Гитлер. "Я и в этом не
сомневаюсь".
Чувствовалось, что он не только побаивается нашей державы, но и испытывает
страх перед личностью Сталина".
"Сталин был крупнейший тактик. Гитлер ведь подписал с нами договор о
ненападении без согласования с Японией! Сталин вынудил его это сделать.
Япония после этого сильно обиделась на Германию, и из их союза ничего
толком не получилось. Большое значение имели переговоры с японским
министром иностранных дел Мацуокой. В завершение его визита Сталин сделал
один жест, на который весь мир обратил внимание: сам приехал на вокзал
проводить японского министра. Этого не ожидал никто, потому что Сталин
никогда никого не встречал и не провожал. Японцы, да и немцы, были
потрясены. Поезд задержали на час. Мы со Сталиным крепко напоили Мацуоку и
чуть ли не внесли его в вагон. Эти проводы стоили того, что Япония не
стала с нами воевать. Мацуока у себя потом поплатился за этот визит к
нам..."
У. Черчилль: "В пользу Советов можно сказать, что Советскому Союзу было
жизненно необходимо отодвинуть как можно дальше на Запад исходные позиции
германских войск с тем, чтобы русские получили время и могли собрать силы
со всех концов своей огромной страны. Если их политика и была
холодно-расч„тливой, то она была в тот момент в высокой степени
реалистичной".
"- Нас упрекают, что не обратили внимания на разведку. Предупреждали, да.
Но если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он бы раньше напал.
Мы знали, что война не за горами, что мы слабей Германии, что нам прид„тся
отступать. Весь вопрос был в том, докуда нам прид„тся отступать - до
Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали.
Мы делали вс„, чтобы оттянуть войну. И нам это удалось - на год и десять
месяцев. Хотелось бы, конечно, больше. Сталин ещ„ перед войной считал, что
только к 1943 году мы сможем встретить немцев на равных. Главный маршал
авиации А. Е. Голованов говорил мне, что после разгрома немцев под Москвой
Сталин сказал: "Дай Бог нам эту войну закончить в 1946 году.
- Сейчас пишут, что Сталин поверил Гитлеру, - говорю я, - что Пактом 1939
года Гитлер обманул Сталина, усыпил его бдительность. Сталин ему поверил...
- Наивный такой Сталин, - говорит Молотов, - Нет. Сталин очень хорошо и
правильно понимал это дело. Сталин поверил Гитлеру? Он своим-то далеко не
всем доверял! И были на то основания. Гитлер обманул Сталина? Но в
результате этого обмана он вынужден был отравиться, а Сталин стал во главе
половины земного шара!
Нам нужно было оттянуть нападение Германии, поэтому мы старались иметь с
ними дела хозяйственные: экспорт-импорт.
Никто не верил, а Сталин был такой доверчивый!.. Велико было желание
оттянуть войну хотя бы на полгода ещ„ и ещ„... Не могло не быть просч„тов
ни у кого, кто был близок к вопросам того времени. Не могло не быть
просч„тов ни у кого, кто бы ни стоял в таком положении, как Сталин. Но
дело в том что наш„лся человек, который сумел выбраться из такого
положения и не просто выбраться - победить!"
СТАРЫЕ МЫСЛИ О ГЛАВНОМ:
Утвердительный ответ на вопрос: "Веришь ли ты в Бога?" отнюдь не является
лакмусовой бумажкой спасения. Адам и Ева знали, что Бог есть, но были из
рая изгнаны. Решающим является ПРОДВИЖЕНИЕ НА ЗОВ, на ГОЛОС. Преодоление
искушений - препятствий и соблазнов и движение на Зов. Для большинства
народа это - процесс стихийный, бессознательный, но самый важный. "Дай
Мне, сыне, сердце тво„"...Ибо именно послушное И