ите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою."
/Мф. 9, 37-38/


  "На кого он вс„-таки похож?" - снова подумалось ей. Ребята убежали, а Глеб
тут же прин„с Иоанне "Столп и утверждение истины" Флоренского, первые
шесть писем. Бедный Глеб изо всех сил старался отвлечь е„ от Гани. Он не
ведал, что они и есть та самая двоица, о которой фантазировал Егорка.
Когда-то одна душа, одна рассеч„нная мелодия, разорванная нотная тетрадь,
где доставшаяся Гане часть так же составляла сущность Иоанны, как е„ часть
- Ганину. И через тысячу километров, и через стену флигеля с выдранной
птицами паклей, и через вечность они всегда будут слышать, помнить и знать
эту общую, закодированную лишь в единении, в слиянии, суть.
  Глеб предупредил, что книга местами сложная, но одолеть, в основном,
можно. Егорка, во всяком случае, одолел.
  - Вам, наверное, приходится с ним много заниматься?
  - Это Егорка со всеми нами занимается, - сказал Ганя, присаживаясь рядом
на скамью и закуривая. Тогда он ещ„ курил, когда работал. Иногда, две-три
сигареты в день.
  Потом они будут часто так сидеть плечом к плечу на этой скамье - она с
книгой, он с сигаретой или просто так, иногда подолгу, перебрасываясь
редкими словами и растворяясь блаженно в этой лишь им слышной мелодии.
Потом Ганя исчезал неожиданно и бесшумно, как и появлялся. Он бился над
"Преображением". Искал тот особый, волшебный свет преображ„нной
божественной плоти, одежды, лика. Фаворский Свет. Свет, который буквально
ослепит их с Глебом, когда через несколько недель Ганя покажет им картину,
и в сумеречную мастерскую, в дождь за окнами будто прорв„тся - нет, не
солнце, нечто, от чего захочется броситься одновременно прочь и навстречу,
сгореть, как мусор, и воскреснуть, и пасть на лицо у ног Христа вместе с
Петром, Иаковом и Иоанном. Сам Ганя их мнения узнать не пожелает. Буркнет,
что ничего не вышло, и сбежит в отчаянии.
  Но это потом, а пока она листала Флоренского, Ганя курил, и их, только их
музыка звучала над разомлевшими от жары вишнями. Неведомые инструменты,
струны-нервы ткали мелодию когда-то единой и нераздельной, по егоркиной
версии, души. Мелодия эта истекала в вечность, в чистую реку воды жизни,
светлую, как кристалл, исходящую от престола Бога и Агнца, в неземной
Фаворский свет, который снова и снова уходил Ганя рисовать, и спрашивал
тревожно: "Ты не уйд„шь?"
Картина, казалось, съедала его целиком, он был на грани нервного
истощения. Иоанна сокрушалась, что не может передать ему свою энергию.
Строгая уедин„нная жизнь в посте и молитве - вот источники подлинного
вдохновения духовного. Ганя уходил туда один, а е„ "нечто" не допускало в
"святая святых", отторгало, как Марию Египетскую от дверей храма. Егорка
потом объяснит, что бывает энергия плотская, душевная и духовная. И
вдохновение Штрауса совсем не то, что Баха, что есть разговор с телом,
есть с сердцем, а есть - с Богом.
  И однажды, через несколько лет, в конце Великого поста в Чистый четверг,
после вечерней службы, Ганя на церковном дворе передаст ей горящую свечу,
от которой надо было зажечь дома у иконы лампаду. Сильный ветер развевал
его тогда уже серебряные волосы, ч„рную мантию, нещадно рвал со свечи
трепещущего огненного мотылька. "Погаснет", - думала Иоанна, пытаясь
поскорей открыть застывшими пальцами дверцу машины, пальцы не слушались.
  - Держи, пусть светит, - Ганя передал ей свечу, ветер снова рванул, она
охнула и вс„ смешалось - она, Ганя, машина, липа в церковном дворе, е„
сползшая на лоб косынка - вс„, казалось, сдвинулось с места, полетело
вместе с людьми, каплями апрельского дождя. Но пламя, - она это отч„тливо
увидала, - едва оторвавшись, вновь метнулось к фитилю. Будто повинуясь
непреодолимо-неведомой силе. И сила эта была сейчас в Гане, в ней, в
негаснущем пламени свечи, которую Ганя поставил в молочном пакете на
сидение и которая не упала и не погасла до самого дома. И в е„ восторге,
что свеча не гаснет, а от ледяного ветра жарко, и дивная огненная волна
расплавляет и сплавляет их мгновенно вместе со свечой в восторженно
бьющееся на ветру негасимое пламя.
  Но это потом, а пока она сидела на скамье, смиренно одолевая Флоренского.
Глеб с Ганей работали, Егорка купался с малышн„й на озере, рыжий дух Альмы
лежал под кустом, изнывая от жары. Потом обедали - постный рисовый суп с
морковью и луком, жареная картошка и компот из ревеня. Потом стал ещ„
прибывать народ - они просачивались откуда-то со стороны озера и леса,
через заднюю калитку, по двое, по трое, мужчины приветствовали друг друга
тройным целованием, женщины - сдержанным кивком, тут же повязывали головы
косынками и разбредались по саду в ожидании отца Киприана. Потом
совершенно неприметного вида блондин в застиранной джинсовой курточке, с
молод„жной сумкой через плечо, прош„л по дорожке к дому походкой спешащего
на лекцию студента, и его "хиповая" косичка, стянутая на затылке аптечной
резинкой, подпрыгивала в такт шагам. Вокруг началось всеобщее движение
этих расставленных в беспорядке фигурок - к нему, "батюшке", как поняла
Иоанна. А он, на ходу благословляя, взбежал по ступеням крыльца и прикрыл
за собой дверь. Оставшиеся, будто на какое-то мгновенье объедин„нные его
появлением, снова, распались на составляющие, трансформированные в некую
странную очередь, более всего похожую на безмолвно-замкнутое ожидание у
врачебного кабинета.
  Снова и снова, и тогда и потом - во время богослужений - е„ будет удивлять
эта взаимная отчужд„нность, - обособленность каждого там, где, казалось
бы, должно быть полное единение. Назавтра по дороге в Москву она задаст
этот вопрос отцу Киприану, и он скажет, что "все во вс„м" возможно лишь
после преображения мира, когда внутри каждого сгорит грязь, зло и
непроницаемая ныне оболочка самости, и вс„ исполнится Духа и Света. И вс„,
и вся... Больные, пораж„нные грехом души, непроницаемость друг для друга -
вот причина глубокого внутреннего разделения. "Бездна бездну призывает
голосом водопадов своих". Каждый человек - мир, бездна, он ищет сближения,
тоскует, но бездны, самоутверждаясь, враждуют друг с другом. В миру людей
часто объединяют страсти, общая суета /танцы, толпа на стадионах,
всевозможные демонстрации, желание добиться каких-то социальных прав/...
Объединение "внешних" для внешних целей. Когда "внешние" пытаются вести
иную жизнь, "воцерковляются", объединяющая их прежде суета, пустая
болтовня о том, о с„м уже представляется грехом, а истинной спайки,
единства в Любви и Духе, ещ„ нет. Отсюда и состояние отчужд„нности.
  Иоанна возразит, что неверующих может объединить не только грех, но и
защита Родины, подвиг, другие высокие цели, она это не раз видела, работая
в газете. У советских людей да и у других "невоцерковл„нных" народов
бывают высочайшие духовные состояния, когда они творят именно коллективные
чудеса. В моменты всяких катаклизмов, войн, катастроф, когда многие
преодолевают себя... Отец Киприан тогда скажет очень странную и крамольную
с е„ точки зрения вещь, что присутствие Бога в человеке определяется
состоянием его души, сердца, а не "воцерковл„нностью", что "по плодам
узнаете их", и если дерево приносит добрый плод, то тут Господь несомненно
Руку приложил, ибо "Без Меня не можете творить ничего". И если там, где
Бог - добро; то и если где-то добро, там, значит. Господь. Другое дело,
что мы не всегда знаем, что такое добро.
  Ну а Церковь - это корабль, помогающий пересечь бурное море житейское. И
если кто полагает, что справится с волнами и бурями вплавь, в одиночку или
коллективным заплывом, пусть себе. Но если и на корабле не подвизаться, не
трудиться, а спать в каюте, развлекаться, то осуждение будет ещ„ суровее.
Церковь - это лечебница, куда приходят лечить душу те, кто ощущает
милостью Божией свою болезнь и опасность, а больной должен смиренно
показать врачу свои язвы, принимать процедуры, лекарства. Если же больной
таковым себя не считает, не желает лечиться, то никакой корабль, никакая
церковь ему не помогут.
  Чем более я чувствую себя прокаж„нным, тем менее замечаю язвы других.
Больные избегают светского общества, но они должны помогать таким же
больным и нуждающимся в помощи, чтоб левая рука не знала, что делает
правая. Потому что если кто-то любуется собой, делая добро, то это
гордость и тщеславие. А сердце молчит. Значит, опять дьявол обош„л на
повороте...
  Но этот разговор состоится завтра, а пока дверь откроется и все пройдут на
террасу. И Иоанна рискн„т покинуть пост у мастерской, чтобы взглянуть, что
там внутри происходит.
  - А мне можно зайти?
  Дежурившая у входа Варя после некоторого колебания посторонится, погрозив
пальцем малышне у крыльца. Иоанна проскользн„т в дверь.
  - Общая молитва, - шепн„т Варя, - Положено перед исповедью. Косынку повяжи.
  Веранда преобразилась. Рамы задрапированы плотными шторами, съ„жился
обеденный стол-сороконожка, горят свечи и лампады перед иконами, плыв„т
над склон„нными головами стоящих полукругом исповедников туманный шлейф
ладана. И неузнаваемо преображ„нный из тщедушного нищего-студента в
величественно-державного небожителя отец Киприан, и молитвенная вязь
таинственных слов, и смолисто-медовый аромат ладана... Она будто стоя
провалилась в какой-то полусон, она была слишком полна Ганей, чтобы
проникнуться происходящим. Просто коротала время, а душа оставалась там, в
саду.
  Странно-шуршащий шум, будто внезапный ветер закружил вокруг сухие листья,
вытолкнул из др„мы, и Иоанна с ужасом обнаружила, что все стоят на
коленях, а она одна возвышается над всеми, неприлично и нагло. Хотя никто
не смотрит на не„ - лишь согнутые спины и склон„нные головы вокруг, и отец
Киприан не отрывается от молитвенника, - невозможность, недопустимость
этого одиночного стояния заставляет е„ в панике бежать.
  Почему-то самое простое - последовать их примеру - оказалось совершенно
невыполнимым, мозг взбунтовался, категорически отказавшись отдать такой
приказ; одеревенели ноги, будто предупреждая, что никакая сила в мире не
заставит их согнуться. И Иоанну "вынесло".
  - Вынесло? - сочувственно улыбнется, шагнув навстречу, Ганя. "Их"
словечко, обозначающее неприятие церковных таинств омертвевшей в грехах
душой, о ч„м в общине рассказывали немало всяких историй. В данном случае,
видимо, сработал ее неосознанный бунт против христианского
коленопреклоненного смирения, требуемого на исповеди.
  Это она тоже узнает потом, а пока им были дарованы сорок минут прогулки по
вечереющему лесу, молча, рука об руку, всего сорок минут, потому что ганин
духовный отец из Лавры благословил его ложиться в десять, а вставать с
первыми петухами. Потому что молитва в предрассветной тишине особенно
слышна и угодна Тому, Кому отныне принадлежал Ганя. Только Небо могло
теперь определять их отношения. В таком бесплотно-блаженном слиянии
гуляли, на верное, Адам и Ева в раю. И в этот вечер, и потом, все сорок
три дня е„ волшебного проживания в Лужине, будет им принадлежать этот час
перед сном. Только вместо райских деревьев - смешанный лужинский лес с
рыжими предзакатными бликами на „лках, дубах и бер„зах. И рыжий дух Альмы,
виляя огненно-закатным хвостом, всегда их сопровождал, то тепло терся об
ноги, то вдруг исчезал, рванувшись навстречу отдал„нному собачьему лаю, но
вскоре возвращался, вспомнив, видимо, о своей бесплотности.
  Не было никаких шансов, что Ганин духовник благословит долгосрочное
пребывание Иоанны в Лужине, поэтому расставались они снова навсегда.
Завтрашний день опять разрубал их, как сиамских близнецов, надвое, и
несколько дней в ожидании приговора отца Бориса кровоточила разрубленная
пополам плоть Иоанны в нестерпимой тоске по теплу Ганиной руки, сжимающей
е„ пальцы - только это, не более, но это было вс„... Она уже не понимала,
как могла годами жить своей жизнью, довольствуясь лишь тайным знанием об
их извечной сопричастности друг другу.
  Нездешней синей птице, чтобы взлететь в вечность, ещ„ предстояло
преодолеть земное притяжение.
  Назавтра Иоанна чуть свет отвез„т отца Киприана в Москву, где он должен
был служить раннюю обедню. Поездка, с одной стороны, как бы примирит его,
как и прочих обитателей Лужина, с пребыванием Иоанны в их строго
конспиративном мирке в качестве штатного шоф„ра. Но, подвергнув Иоанну во
время поездки строгому допросу, и не шокированный, как ни странно, е„
духовным состоянием (глубокое невежество в вопросах веры, свойственное
русской интеллигенции в продолжение двух последних веков,
невоцерковл„нность, и вс„ же безусловное признание божественного
происхождения человека, что уже много, готовность к духовному деланию и
уч„бе), отец Киприан приш„л к выводу, что пребывание в Лужине могло бы
оказаться для Иоанны весьма полезным. Но Ганя...
  Тут отец Киприан сразу вс„ понял, и это "вс„" было если не против самой
Иоанны, то уж во всяком случае, против их одновременного нахождения в
любой точке, будь то Лужино, дрейфующая полярная льдина или кратер
Везувия. Из дальнейшего разговора стало ясно, что он считает свою поездку
в жигул„нке Иоанны последней, потому что его брат и друг отец Борис, Ганин
духовник из Лавры, с которым он, разумеется, поделится своими опасениями,
скажет сво„ решительное "Нет".


  ПРЕДДВЕРИЕ

  "Привет Москве, столице нашей Родины - в день е„ 800-летия.
  Вся страна празднует сегодня этот знаменательный день. Она празднует его
не формально, а с чувством любви и уважения ввиду великих заслуг Москвы
перед Родиной.
  Заслуги Москвы состоят не только в том, что она на протяжении истории
нашей Родины трижды освобождала е„ от иноземного гн„та - от монгольского
ига, от польско-литовского нашествия, от французского вторжения. Заслуга
Москвы состоит, прежде всего, в том, что она стала основой объединения
разрозненной Руси в единое государство с единым правительствам, с единым
руководством. Ни одна страна в мире не может рассчитывать на сохранение
своей независимости, на серь„зный хозяйственный и культурный рост, если
она не сумела освободиться от феодальной раздробленности и от княжеских
неурядиц. Только страна, объедин„нная в единое централизованное
государство, может рассчитывать на возможность серь„зного
культурно-хозяйственного роста, на возможность утверждения своей
независимости. Историческая заслуга Москвы состоит в том, что она была и
остается основой и инициатором создания централизованного государства на
Руси.
  Но этим не исчерпываются заслуги Москвы перед Родиной. После того, как по
воле великого Ленина Москва вновь была объявлена столицей нашей Родины,
она стала знаменосцем новой советской эпохи.
  Москва является теперь не только вдохновителем строительства новых
советских социально-экономических порядков, заменивших господство капитала
господством труда и отвергающих эксплуатацию человека человеком. Москва
является вместе с тем глашатаем освободительного движения трудового
человечества от капиталистического рабства.
  Москва является теперь не только вдохновителем строительства новой
советской демократии, отвергающей всякое, прямое или косвенное,
неравенство граждан, пола, рас, наций и обеспечивающей право на труд и
право на равную заработную плату за равный труд. Москва является вместе с
тем знаменем борьбы всех трудовых людей в мире, всех угнет„нных рас и
наций за их освобождение от господства плутократии и империализма. Нет
сомнения, что без такой политики Москва не могла бы стать центром
организации дружбы народов и братского сотрудничества в нашем
многонациональном государстве". /И. Сталин/

  "Отец полюбил Россию очень сильно и глубоко, на всю жизнь. Я не знаю ни
одного грузина, который бы настолько забыл свои национальные черты, и
настолько сильно полюбил бы вс„ русское. Ещ„ в Сибири отец полюбил Россию
по-настоящему: и людей, и язык, и природу. Он вспоминал всегда о годах
ссылки, как будто это были сплошь рыбная ловля, охота, прогулки по тайге.
У него навсегда сохранилась эта любовь". /Св. Аллилуева/

  "А уж когда отца "убеждали факты", что ранее хорошо известный ему человек,
оказывается, дурной, тут с ним происходила какая-то психологическая
метаморфоза. Быть может, в глубине души он и сомневался в этом, и страдал,
и думал... Но он был подвластен железной, догматической логике: сказав А,
надо сказать Б, В и вс„ остальное. Согпасившись однажды, что Н - враг, уже
дальше необходимо было признать, что так это и есть; дальше уже все
"факты" складывались сами собой только в подтверждение этого... Вернуться
назад и снова поверить, что Н не враг, а честный человек, было для него
психологически невозможно. Прошлое исчезало для него - в этом и была вся
неумолимость и вся жестокость его натуры. Прошлого - совместного, общего,
совместной борьбы за одинаковое дело, многолетней дружбы, - всего этого
как не бывало, оно им и зач„ркивалось каким-то внутренним, непонятным
жестом, - и человек был обреч„н. "А-а, ты меня предал, - что-то говорило в
его душе, какой-то страшный дьявол брал его в руки, - ну и я тебя больше
не знаю!" Старые товарищи по работе, старые друзья и соратники могли
взывать к нему, помня о прежнем его отношении к ним, - бесполезно! Он был
уже глух к ним. Он не мог сделать шаг обратно, назад, к ним. Памяти уже не
было. Был только злобный интерес - а как же вед„т себя теперь Н? Призна„т
ли он свои ошибки?" /Св. Аллилуева/

  "...отца я увидела снова лишь в августе, - когда он возвратился с
Потсдамской конференции. Я помню, что в тот день когда я была у него, -
пришли обычные его посетители и сказали, что американцы сбросили в Японии
первую атомную бомбу... Все были заняты этим сообщением, и отец не
особенно внимательно разговаривал со мной. А у меня были такие важные -
для меня - новости. Родился сын! Ему уже три месяца и назвали его Иосиф...
Какое значение могли иметь подобные мелочи в ряду мировых событий, - это
было просто никому не интересно..." /Св. Аллилуева/

  "Сталин вызвал к себе Наркома боеприпасов - одного из будущих
руководителей атомной промышленности СССР. Вспоминая об этом разговоре,
Ванников отметил: "Сталин вкратце остановился на атомной политике США и
затем пов„л разговор об организации работ по использованию атомной энергии
и созданию атомной бомбы у нас в СССР: "Такое предложение заслуживает
внимания. В НКВД имеются крупные строительные и монтажные организации,
которые располагают значительной армией строительных рабочих, хорошими
квалифицированными специалистами, руководителями. НКВД также располагает
разветвл„нной сетью местных органов, а также сетью организаций на железной
дороге и на водном транспорте".
  Однако затем... Сталин посчитал, что надо создать специальный комитет,
который должен находиться под контролем ЦК и работа его должна быть строго
засекречена... Комитет должен быть надел„н особыми полномочиями. Во
взглядах на будущее развитие работ т. Сталин сказал, что не стоит
заниматься мелкими работами, а необходимо вести их широко, с русским
размахом, что в этом отношении будет оказана самая широкая всемерная
помощь". /Ю. Н. Смирнов/

  По отношению к уч„ным т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и
помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела,
например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши уч„ные очень
скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо - это уже плохо, и
хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно
обеспечить, чтобы несколько тысяч человек жило на славу, имело свои дачи,
чтоб человек мог отдохнуть, чтобы была машина". /И. В. Курчатов. 1946 г/

  "Огромная процессия потянулась по плохим тогда ещ„ дорогам...
Останавливались в городах, ночевали у секретарей обкомов, райкомов. Отцу
хотелось посмотреть своими глазами, как живут люди, - а кругом была
послевоенная разруха... Он нервничал, видя, что люди живут ещ„ в
землянках, что кругом, ещ„ одни развалины". /Св. Аллилуева/

  "...Даже Сталин, даже Ворошилов и Молотов трое пели! Мы все трое были
певчими в церкви. И Сталин, и Ворошилов, и я. В разны