ше, чем
развенчания двадцатого съезда. Отец тогда похудел, уш„л в себя. Интересно,
что именно Сталин, а не Ленин был человекобогом Петра Дар„нова.
  Итак, в середине пятидесятых Ганя оказался в Ленинграде.





  ПРЕДДВЕРИЕ

  Вышинский: Значит, эта реставрация капитализма, которую Троцкий называл
выравниванием социального строя СССР с другими капиталистическими
странами, мыслилась, как неизбежный результат соглашения с иностранными
государствами?
  Радек: Как неизбежный результат поражения СССР, его социальных последствий
и соглашения на основе этого поражения.
  Вышинский: Дальше?
  Радек: Третье условие было самым новым для нас - поставить на место
советской власти то, что он называл бонапартистской властью. А для нас
было ясно, что это есть фашизм без собственного финансового капитала,
служащий чужому финансовому капиталу.
  Вышинский: Четв„ртое условие?
  Радек: Четв„ртое - раздел страны. Германии намечено отдать Украину;
Приморье и Приамурье - Японии,
Вышинский: Насч„т каких-нибудь других экономических уступок говорилось
тогда?
  Радек: Да, были углублены те решения, о которых я уже говорил. Уплата
контрибуции в виде растянутых на долгие годы поставок продовольствия,
сырья и жиров. Затем - сначала он сказал это без цифр, после более
определ„нно - известный процент обеспечения победившим странам их участия
в советском импорте. Вс„ это в совокупности означало полное закабаление
страны.
  Вышинский: О сахалинской нефти шла речь?
  Радек: Насч„т Японии говорилось - надо не только дать ей сахалинскую
нефть, но обеспечить е„ нефтью на случай войны с Соедин„нными штатами
Америки. Указывалось на необходимость не делать никаких помех к завоеванию
Китая японским империализмом.


  * * *

  "Не следует также забывать о личной заинтересованности обвиняемых в
перевороте. Ни честолюбие, ни жажда власти у этих людей не были
удовлетворены. Они занимали высокие должности, но никто из них не занимал
ни одного из тех высших постов, на которые, по их мнению, они имели право;
никто из них, например, не входил в состав "Политического Бюро". Правда,
они опять вошли в милость, но в сво„ время их судили как троцкистов, и у
них не было больше никаких шансов выдвинуться в первые ряды. Они были в
некотором смысле разжалованы, и "никто не может быть опаснее офицера, с
которого сорвали погоны", говорит Радек, которому это должно быть хорошо
известно". /Леон Фейхтвангер/
"Уличающий материал был проверен нами раньше и предъявлен обвиняемым, -
отвечали советские люди Фейхтвангеру. - На процессе нам было достаточно
подтверждения их признания. Пусть тот, кого это смущает, вспомнит, что это
дело разбирал военный суд и что процесс этот был в первую очередь
процессом политическим. Нас интересовала чистка внутриполитической
атмосферы. Мы хотели, чтобы весь народ, от Минска до Владивостока, понял
происходящее. Поэтому мы постарались обставить процесс с максимальной
простотой и ясностью... Мы вели этот процесс не для иностранных
криминалистов, мы вели его для нашего народа".
  "В первую очередь, конечно, было выдвинуто наиболее примитивное
предположение, что обвиняемые под пытками и под угрозой новых, ещ„ худших
пыток были вынуждены к признанию. Однако эта выдумка была опровергнута
несомненно свежим видом обвиняемых и их общим физическим и умственным
состоянием. Таким образом, скептики были вынуждены для объяснения
"невероятного" признания прибегнуть к другим источникам. Обвиняемым,
заявили они, давали всякого рода яды, их гипнотизировали и подвергали
действию наркотических средств. Однако ещ„ никому на свете не удавалось
держать другое существо под столь сильным и длительным влиянием, и тот
уч„ный, которому бы это удалось, едва ли удовольствовался бы положением
таинственного подручного полицейских органов; он несомненно, в целях
своего удельного веса уч„ного, предал бы гласности найденные им методы.
Тем не менее противники процесса предпочитают хвататься за самые абсурдные
гипотезы бульварного характера, вместо того чтобы поверить в самое
простое, а именно, что обвиняемые были изобличены и их признания
соответствуют истине".
  "Советские люди только пожимают плечами и смеются, когда им рассказывают
об этих гипотезах. Зачем нужно было нам, если мы хотели подтасовать факты,
говорят они, прибегать к столь трудному и опасному способу, как вымогание
ложного признания? Разве не было бы проще подделать документы? Не думаете
ли вы, что нам было бы гораздо легче, вместо того чтобы заставить Троцкого
устами Пятакова и Радека вести изменнические речи, представить миру его
изменнические письма, документы, которые гораздо непосредственнее
доказывают его связь с фашистами? Вы видели и слышали обвиняемых,
создалось ли у Вас впечатление, что их признания вынуждены?"
"Этого впечатления у меня действительно не создалось. Людей, стоявших
перед судом, никоим образом нельзя было назвать замученными, отчаявшимися
существами, представшими перед своим палачом. Вообще не следует думать,
что это судебное разбирательство носило какой-либо искусственный или даже
хотя бы торжественный, патетический характер".
  "Помещение, в котором ш„л процесс, не велико, оно вмещает, примерно,
триста пятьдесят человек. Судьи, прокурор, обвиняемые, защитники, эксперты
сидели на невысокой эстраде, к которой вели ступеньки. Ничто не разделяло
суд от сидящих в зале. Не было также ничего, что походило бы на скамью
подсудимых; барьер, отделявший подсудимых, напоминал скорее обрамление
ложи. Сами обвиняемые представляли собой хол„ных, хорошо одетых мужчин с
медленными, непринужд„нными манерами. Они пили чай, из карманов у них
торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это
походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую
ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и
установить, что именно произошло и почему это произошло. Создавалось
впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я
чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной
точностью вс„ происходящее. Если бы этот суд поручили инсценировать
режисс„ру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало
репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так
добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг
у друга, и их взволнованность проявлялась с такой сдержанностью. Короче
говоря, гипнотиз„ры, отравители и судебные чиновники, подготовившие
обвиняемых, помимо всех своих ошеломляющих качеств должны были быть
выдающимися режисс„рами и психологами". /Леон Фейхтвангер/


  * * *

  "Мы заканчиваем вечное движение германцев на Юг и Запад Европы и обращаем
взор к землям на восток. Мы кончаем колониальную торговую политику и
переходим к политике завоевания новых земель. И когда мы сегодня говорим о
новой земле в Европе, то мы можем думать только о России и подвластных ей
окраинах. Сама судьба как бы указала этот путь..." /А. Гитлер/

  * * *

  "Под гром восторженных оваций в честь творца Конституции великого Сталина
Чрезвычайный Восьмой съезд Советов единогласно постановил: "Принять за
основу... проект Конституции".
  "Трудно описать, что делалось в Кремл„вском зале. Все поднялись с мест и
долго приветствовали Вождя. Товарищ Сталин, стоя на трибуне, поднял руку,
требуя тишины. Он несколько раз приглашал нас садиться. Ничего не
помогало. Мы запели "Интернационал", потом снова продолжалась овация.
Товарищ Сталин обернулся к президиуму, наверное требуя установить порядок,
вынул часы и показал их нам, но мы не признавали времени". /А. Суков,
рабочий/
"Мне и Дусе сказали: завтра с вами будет беседовать товарищ Сталин. Не
знаю, какое у меня было лицо, но Дуся вся вспыхнула, засветилась, глаза у
не„ буквально засияли." /Ткачиха А. Карева/
"Спешу поделиться с вами величайшей радостью: в Кремл„вском дворце я
увидела самого дорогого нам человека на Земле. Сидела как очарованная и не
могла оторвать взгляда от лица товарища Сталина". /Н.Ложечникова, ткачиха/

  * * *

  "Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть,
что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже "Дни
Турбиных" - рыба...
  Пьеса эта... не так уж плоха, ибо она да„т больше пользы, чем вреда. Не
забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы,
есть впечатление благоприятное для большевиков: если даже такие люди, как
Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав сво„
дело окончательно проигранным, - значит, большевики непобедимы". /И.
Сталин/


  СЛОВО АХА В ЗАЩИТУ ИОСИФА:

  Творец сош„л на землю, "стал человеком, чтобы мы обожились"... Распял Свою
земную плоть и жизнь, чтобы соединить человека со своей божественной
природой. "Возьми свой крест и иди за мной..." То есть распни свою земную
жизнь, жертвенно служа Замыслу о грядущем богочеловечестве. Умри для
служения Вампирии, Мамоне, убив в себе алчного блудливого зверя и эгоиста
- без этого соединение в Доме Отца невозможно, ибо туда "не войд„т ничто
нечистое".
  Однажды Лев Толстой нарисовал на листе бумаги треугольник, на вершине
которого - Бог, а два угла в основании - люди. И сделал вывод, что в
процессе сближения человека с человеком оба автоматически тем самым
сближаются с Богом, ибо высота короче сторон... Думается, Лев Николаевич
тут не совсем прав, ибо большинство людей сближаются во грехе - фашисты,
например, идолопоклонники, сексуальные меньшинства, бандиты всех мастей,
монополии и т. д. У Иоанна Лествичника есть книга о духовном пути человека
к Богу, о восхождении постепенном по внутренней духовной лестнице
/лествице/, выше и выше. Думается, что не на плоскости "лежащего во зле
мира", не в сближении в совместном грехе возможно восхождение к Небу, а в
совместном движении к Вершине. Не треугольника, нет, а горы или пирамиды,
по которой избранникам предназначено, завещано, каждому своей тропой,
подниматься, восходить... То есть освобождаться от "притяжения дурной
материальности", бесконечности страстей и желаний, от зверя в себе, в
милости и добре к другим, восходящим рядом с тобой, в связке с ними и
взаимопомощи.
  Только так, разными тропами, но ВОСХОДЯ, мы сближаемся друг с другом и с
Вершиной. Пирамида... Не в этом ли разгадка е„ мистических свойств?
  Смею утверждать, что Советский Союз был именно восхождением в связке, идея
коммунизма сознательно или интуитивно была принята народом как раз
соответствием своим глубинному восприятию православно-русской идеи -
соборному восхождению налегке к Царствию Любви и Свободы от земных пут...
  Восхождению налегке согласно Писанию:
  "Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои,
Ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Ибо трудящийся
достоин пропитания". /Мф. 10, 9-Ю/
Идея коммунизма привлекала именно высокими принципами служения ради
великого общего дела. Пусть ради счастья грядущих поколений, где тебе не
будет места, то есть жертва без награды, что особенно ценится Творцом. Акт
чистой Любви... И нет никакого сомнения, что Господь и Царствие Его жили в
сердцах таких избранников. Они были счастливы, служа стране, ближним и
дальним, ибо жизнь их соответствовала вписанному в сердце Закону и Замыслу.
  Мало знать чистописания рем„сла,
расписать закат или цветенье редьки.
  Вот когда к ребру душа прим„рзла,
ты е„ попробуй отогреть-ка!

  . . .

  И когда это солнце разжиревшим боровом
взойд„т над грядущим без нищих и калек
  - Я уже сгнию, умерший под забором,
Рядом с десятком моих коллег.
  - Ха-ха-ха! - как сказал бы Иосиф, - заболтал ч„рными ножками АГ, -
многого хочет Владимир Владимирович! Грядущее-то получилось "ИЗ", а не
"БЕЗ" нищих и калек!
  Грядущее из нищих и калек... "Бойтесь ваших желаний, они иногда
осуществляются", - как предостерегали мудрецы. Ладно, ладно, продолжай.
  - Великое могущественное государство, самоотверженный творческий труд во
имя высокой цели, каждому - хлеб насущный. Школы, институты, библиотеки,
театры... Охрана народной нравственности, развитие национальных культур,
сохранность и доступность лучшего в духовном российском наследии...
  "Спасать", правда, приходилось кнутом и пряником, но Иосиф был пастырем
многонационального невоцерковл„нного /чтобы не сказать "неверующего"/
стада. И Господь его будет судить как пастыря-кесаря. Это и Булгаков
признавал, написав "Пастыря" - о юном вожде.
  Они были счастливы, потому что он поставил их на Путь, оградил от погибели
духовной, от рабства у Мамоны.
  Можно ли запретить верить? Сама постановка вопроса - хула на Бога,
сомнение в Его Божественности. Вписанные в сердце Закон и Замысел
подвластны лишь Творцу. Разумеется, можно человека соблазнить, сбить с
пути, запугать, наконец, но не запретить веру, о чем свидетельствует вся
история христианства.
  Бог вс„ равно прораст„т в сердце стоящего на Пути.
  Да, нельзя было активно верующим сделать чиновничью карьеру, но разве
можно одновременно служить Богу и Мамоне? Сколько душ Иосиф убер„г от
соблазна стяжания, зависти, ненависти, злобы, блуда!
  Много было крови, греха, насилия и убийства, но пастырь - Иосиф взял на
себя грехи государства, своей паствы, бывшей у него в послушании, во имя
сохранения Антивампирии.
  Кстати, святому Владимиру, который страшился производить казнь
преступника, духовный отец сказал: "Чадо, Господь взыщет, если ты
помилуешь, а он соблазнит народ".
  Однажды Иосиф получил письмо. От В. Крымова, писателя-эмигранта из России:
"Я пишу Вам, как одному из самых крупных государственных деятелей в
современной России. Я пацифист и интернационалист, но вс„-таки я люблю
Россию больше всякой другой страны. Мне отсюда м. б. видно кое-что, что
Вам не так ясно, при всей Вашей осведомл„нности изнутри...
  Нужно во что бы то ни стало сохранить власть в Ваших руках, вожаков
пролетариата, ничего не щадя. Помните:
  "Кто не способен на злодейство, тот не может быть государственным
человеком". Прежде всего армия. Она не должна воевать, но она должна быть.
Все должны знать о ней преувеличенное. Чем больше всяких военных
демонстраций, тем лучше... Никаких средств не надо щадить в заботах об
увеличении населения России и полном его воспитании. Это самое страшное
оружие против капиталистического мира. Сегодня ясно, что современная
Россия может дать новый закон истории: размаха маятника в другую сторону
может и не быть; он может навсегда остаться слева... Не нужно лжи, но
нужны две правды, и о большей умолчать на время и тем заставить верить в
меньшую; а когда понадобится, малая отступит перед большой. Не надо
притеснять религию, это УКРЕПИТ е„. Привлекайте частный капитал. Пока
государственная власть у вас - это не представляет никакой опасности...
Проявление современного русского творчества нужно поддержать, не жалея
затрат. Скажем, литературу, м. б. балет. Нужно бросить в остальной мир
яркие кристаллики современной России: этим можно иногда сделать больше,
чем самой широкой пропагандой... Революция сделала уже колоссально много.
Но эксперимент затягивается, нужны какие-нибудь реальные результаты".
  Автор просил не публиковать его письма. Иосиф почти каждую строчку
подчеркнул красным карандашом и положил письмо в особую папку.
  - Ладно, продолжу СЛОВО:
  На земле душа в плену - у собственной падшей плоти, необузданных желаний и
страстей /кстати, "страсти" - переводятся как "страдания"/, у родовой
необходимости, у "лежащего во зле" мира. У дурной взбесившейся
материальности. Человек в плену, кроме того, у самого себя, он в клетке с
открытой дверью, в которой томится, мечется, бь„тся, но выходить не хочет.
  Хотя душа, дух, образ Божий рвутся на волю, ввысь, к Небу.
  Они грезят не о свободе клетки золотой, просторной, комфортной, не о
свободе таскать корм у других птиц, уводить их подружек и заставлять малых
птичек чистить себе, любимому, перья. Это - свобода вообще НЕ ХОТЕТЬ
клетки со всеми е„ привилегиями и благами. Не свобода куролесить и
бесчинствовать в комфортной клетке, а СВОБОДА ОТ КЛЕТКИ. Свобода Неба,
свобода вылететь в дверцу, открытую Спасителем. Который заплатил за эту
возможность свободы Своей Кровью.
  Это - СВЯТАЯ СВОБОДА в отличие от "дурной". И всякая душа живая стремится
к ней, тоскует и мечтает о ней тайно или явно.
  "Ты создал нас для Себя и не успокоится душа наша, пока не найд„т Тебя"...
Вечная жажда соединения с Творцом. Иного, подлинного бытия.
  Часто несвобода внешняя приводит в свободе внутренней, часто в ссылках,
лагерях, тюрьмах под замком внешним случались чудеса достижения вершин
свободного духа. То есть несвобода от свободы "дурной" /будем называть е„
для удобства "отвязанностью"/ приводила к свободе СВЯТОЙ. А вкусивших е„
уже не загонишь обратно. Поэтому так трудно бывших "совков" загнать в
дурную количественную бесконечность буржуазного рая.
  Образ, Дух Божий в человеке жаждет бесконечности качественной. Мечты,
Истины, Бессмертия... Любви и Света, наконец, хоть ты опять меня попросишь
"не говорить красиво"... В сердце каждого есть некий чудесный, почти, как
правило, пересохший, забытый и заброшенный ключ, который оживает и
наполняется волшебной живительной влагой лишь когда прикасаешься к Истине,
к вечному Источнику, делами добра, милосердия, высокого творчества. Когда
выходишь "на работу жаркую, на дела хорошие"... И оживает, радуется
неземной радостью душа - это то самое "Царствие внутри нас", тот самый
невидимый индикатор счастья, который срабатывает каждый раз, когда мы
становимся на Путь, который называется Жизнь. Подлинное бытие.
  Никакие гонения, запреты, декреты и лекции по научному атеизму не могут
убить в человеке Образ Божий, тайное ведение о Замысле - "все да едины
будут в Любви, Свете и Истине". Это не вопрос деклараций, анкет и даже не
вопрос хождения или нехождения в Церковь, хотя церковные таинства -
исповедь, причастие, миропомазание, крещение, соборная молитва и т. д.
имеют огромное значение для верующих в их исцеляющую животворящую силу.
Просто никакое правительство, никакая власть, земная и неземная, не говоря
уже о советской власти, не могут "отлучить нас от любви Божией"...
"...скорбь или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность,
или меч... Но вс„ сие преодолеваем силою Возлюбившего нас... Ни смерть, ни
жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота,
ни глубина, ни другая какая тварь..." /Рим. 8, 35,37.38/.
  Человек может отречься лишь сам, сознательно, ведая, что творит. Никто не
может вмешаться в отношения Творца и человека "по образу и подобию". Свет
или тьма? Это вопрос судьбы в вечности, пригодности для Будущего Века,
соответствия Замыслу - беззаветное служение восходящему Целому.
Богочеловечеству, зреющему в историческом процессе меняющихся поколений.
  "Дорога к солнцу от червя..."
И кесарь, и государство, отлучив свою паству от ведения о Боге и от
таинств, берут ответственность за находящихся в послушании подданных, вот
и вс„. Перед Небом.
  Прислушивающийся к показаниям вписанного в сердце Закона совести, идущий
на Зов обязательно встретится с "Неведомым Богом"... "ищите и найд„те;
стучите, и отворят вам..." /Мф. 7, 7/
Внутренний компас в человеке чутко реагирует на уклонение от Пути и на
приближение к Пути - тоской или высокими состояниями покоя или "радости
духовной", благодати, которые не спутаешь с земной "душевностью". Такие
состояния случаются часто в периоды величайших жертв и страданий, войн,
длительного заключения. Лосев, например, писал, что никогда так свободно и
раскованно не мыслил, как в концлагере.
  Несколько армий сражаются в великой битве Добра со злом у Дверей Царствия.
Дверь - Спаситель, Христос. "Я есть дверь"... Только Он может судить, кто
войд„т в Царство. Армии - разные религиозные конфессии и одинокие воины, а
также так называемые "атеисты", верящие в Закон Неба без веры в
собственное бессмертие, в награду или наказание "там". Пригодное к жизни в