илипп и так помешался на своих дисках, а бабка ему японскую систему
покупает. В доме невозможно работать...
  - Твоя мать, вот и скажи.
  - Этот деятель школу собирается бросать, а она, видите ли приветствует.
Пусть, мол, ид„т в техникум, у мальчика талант. Спидолы соседям за бабки
чинит, Эйнштейн. На днях в "Узбекистане" видели, девчонок мантами кормил.
А у меня на радиодетали клянчит. Больше не дам ни копейки... - ворчал
Денис.
  - Мать даст, - усмехалась Иоанна.
  А сама вс„-таки трусила, боясь катастрофы. Однако ни суперзлодея, ни
гангстера из Фили не вышло, а губительная страсть к радиотехнике
действительно обернулась положительной стороной. Свекровь оказалась права.
Филипп стал работать в телеателье, очень быстро освоился, переходя от
ч„рнобелых телевизоров к цветным, потом к зарубежным, потом к видео.
Клиентура росла и солиднела. Филипп уже не клянчил у "предков" десятку, а
сам мог при случае снабдить сотней-другой, обзав„лся "Ладой" в экспортном
исполнении. И, наконец, семь„й. Лизу Денис пригласил на эпизодическую роль
английской леди в одной из серий "Ч„рного следа". Он всегда относился
скрупулезно к такого рода эпизодам, панически боясь обвинения в "клюкве",
и хотел, чтобы леди выглядела самой что ни на есть настоящей. Две
настоящих леди с родословными, которых ему удалось раздобыть то ли в
посольстве, то ли среди иностранных студенток, выглядели на е„ фоне
дворняжками. Критерий у Дениса был своеобразный: когда она входит, у меня
даже мысли не должно возникнуть шл„пнуть е„ по заднице.
  Видимо, в отношении леди с дипломами, претендующих на аристократическую
внешность, это желание у Дениса возникало - он всех отм„л. Напрасно Иоанна
говорила, что и у аристократов бывает потомство и что критерий Дениса
весьма спорный - поиски продолжались, пока один из друзей-режисс„ров не
сообщил ему, что во ВГИКе есть такая "потрясающе породистая" девчонка. Что
е„ и приняли туда за "породу" и она уже снялась успешно в двух-тр„х
эпизодах.
  Когда на пробах в кадре появилась Лиза, эдакое роскошное мраморное
изваяние с холодным эталонным блеском на обнаж„нных плечах, в поддельных
бриллиантах на лебединой шее, с таким же ледяным блеском равнодушно
устремл„нных куда-то за линию горизонта прекрасных очей, Денис прот„р
глаза. Оставь надежду навсегда... Галатея, притом ещ„ не ожившая. Порода!
Какие уж тут шлепки по заду! Иоанна была вынуждена признать, что он прав -
Лиза производила именно такое впечатление. Откуда у провинциальной курской
девчонки такая стать? Об этом могла поведать лишь покойная мать Лизы, на
которую она была совсем не похожа, как, впрочем, и на отца - фото висит у
Лизы в комнате. Правда, лизина т„тка, приезжавшая иногда в Москву за
покупками, делала туманные нам„ки на семью каких-то ссыльных голубых
кровей с мудр„ной фамилией. Лиза почему-то сердилась.
  Лиза была молчаливой, держалась особняком - то ли характер, то ли
совершенная е„ красота отпугивала поклонников и подруг... Находиться рядом
с ней было рискованно - сразу бросались в глаза малейшие недостатки
собственной внешности, одежды, поведения. Это было вс„ равно что гулять
нагишом по Царскосельскому дворцу.
  И тут всех удивил Филипп. Лиза по просьбе редактора завезла Денису
какие-то бумаги. Безвкусная иракская дубл„нка, стоптанные сапожки и
пот„ртая лисья ушанка выглядели на ней как на княжне Волконской, когда та
собиралась к мужу-декабристу в Сибирь. Лиза казалась прекрасной и
недосягаемой как никогда, на е„ расцвеченное морозом лицо боязно было
смотреть.
  - Что за девочка? - и прежде чем Иоанна с Денисом успели ответить, Филипп
схватил пальто и с криком: "Стойте, куда же вы?.." - кинулся следом,
опережая лифт. Лизу внизу ждала машина.
  - Ой! - сказала Иоанна.
  - Сейчас будет вынос тела, - сказал Денис. Но выноса не последовало. Тело
Филиппа уехало в машине с Лизой и к полуночи позвонило:
  - Передай бабушке, что я заночую у ребят, а то она будет психовать /он был
уверен, что родители психовать не будут/ - А завтра прямо на вызов.
  - Но ты же без шапки! - заорал Денис в параллельный телефон, но сын уже
повесил трубку.
  - Ничего, наденет е„ лисью, - сказала Иоанна. Но Денис не сдавался - это
было бы для него в какой-то мере крушением иллюзий. Он поверил лишь через
неделю, когда Лиза переехала в филиппову комнату, заставленную магами,
телеками и видиками всевозможных цен и фирм. В доме произошли отрадные
перемены - Лиза оказалась замечательной хозяйкой и женой. Прежде всего,
стало тихо.
  И добилась она этого наипростейшим и безболезнейшим способом - заставила
Филиппа пользоваться наушниками. Почему-то это красивое решение никому в
голову не приходило.
  Стало не только тихо, но и чисто, уютно. Взамен бутербродов и консервов
появилась нормальная домашняя еда, не то чтобы кулинарные симфонии, но щи,
котлеты, творожники, разнообразные компоты вместо вечного кофе - быстро,
полезно и вкусно... Иоанна к тому времени уже сбежала в Лужино, свекровь
парализовало после инсульта, и присутствие в доме настоящей женщины было
как нельзя более кстати. Ни Иоанна, ни свекровь никогда не были такими вот
полноценными ж„нами, хранительницами очага. Восхищаясь Лизой, Иоанна
перебрала в памяти всех своих родственников и знакомых и пришла к выводу,
что таких вот "хранительниц" пора заносить в красную книгу. К тому же Лиза
ухитрялась одновременно рожать детей, продолжать уч„бу, сниматься пусть в
небольших, но вполне пристойных ролях и, вообще, оставаться эталоном
физического и морального совершенства.
  Самые пламенные и изысканные комплименты действовали на не„ как гудение
бормашины в зубном кабинете. Похоже, Лиза действительно испытывала
отвращение ко всему роду мужскому за исключением их с Денисом отпрыска.
Филипп был довольно смазливым мальчиком, женщинам он нравился своей
"загадочностью", как призналась Иоанне как-то одна из его подружек. По
мнению Иоанны эта "загадочность" была просто плохим воспитанием свекрови,
распущенностью и непредсказуемостью поведения. Ибо Филипп делал, что его
левая нога хочет, и мог во время урока, собрания, юбилейной речи вдруг
молча встать и выйти вон. Объяснение у него было однотипное: "Надоело".
  - Ты мне тоже надоел! - орала Иоанна, - Что же мне теперь, бросить тебя и
сбежать?
  В конечном сч„те она так и поступит.
  Так же непредсказуемо и неожиданно Филипп уходил из жизни своих подружек,
чтобы потом ни с того ни с сего опять появиться или исчезнуть навсегда. Но
не хамством же своим он завоевал такое совершенное создание как Лиза! Лиза
- вот кто была для Иоанны настоящей загадкой. Она, мать, уже ненавидела
Филиппа за те мучения, которые он доставлял Лизе, а та не просто терпела -
многие бабы терпят, но со скалкой, со скандалами или молча, со слезами,
или расч„тливо делая вид, что ничего не знают - Лиза вс„ знала. Она
терпела, прощая.
  Техника шла впер„д. При„мники и маги Филипп, как правило, ремонтировал
дома, телевизоры прямо на квартирах, а уж о фирменных зарубежных системах
и говорить нечего - кто ж отдаст оную в телеателье или куда-то еще. А
квартира отдельная, благоустроенная, муж, естественно, на работе или в
загранке, а принимает молодого симпатичного мастера Филиппа хозяйка в
халатике, дама, как правило, импортная, по всяким там Сингапурам езженая.
И халатик, и духи, и косметика у не„ "самые-самые", в домашнем баре -
виски, в холодильнике - икорка. Службой дама не особенно обременена -
через год-два опять за кордон, а там с адюльтерами строго, у мужа может
карьера полететь. Лучше уж здесь, в родном доме, где и стены помогают... И
нравственность у дам тоже импортная, нагляделись всяких порно... Приедет
мастер ведь не на пятнадцать минут, а на час-два, а то и больше, как тут
не угостить, не поболтать о том, о с„м...
  Эпоха видиков вообще стала стихийным бедствием. Понавезли всякого
сомнительного ширпотреба, для нас - экзотика, у каждой хозяйки найд„тся
что-нибудь эдакое, а это уже на несколько часов. Иногда, до утра, иногда
на бровях. И момент социального неравенства отсутствует: мастер - сынок
этих самых "черноследников"...
  Что было хуже всего - Филипп понемногу начал спиваться. А Лиза терпела,
страдала и... оправдывала. Для не„ объяснить - означало оправдать.
  - Это от пустоты, - говорила Лиза, - И пь„т он от пустоты, и женщины
эти... И они с ним от пустоты... Плохо им, всем плохо, как вы не
понимаете...
  - Вот-вот! - бушевала Иоанна, - Все преступления в мире, милая, от
пустоты... Пожалела мышка кошек. А тебя кто пожалеет?
  - Вы, - сказала тогда Лиза и неожиданно ткнулась лицом в е„ плечо. Иоанна
чувствовала на шее е„ частое т„плое дыхание, свежий младенческий запах
высветленных для очередной съ„мки волос /Лиза употребляла только детское
мыло/ и вдруг осознала, что кажется любит е„, любит больше своего обормота
Фильки с его загадочностью, хамством и всеобъясняющей пустотой.
  И сейчас, когда Иоанна видит невестку на лестничной площадке, несчастную и
зар„ванную, ей действительно жаль только е„ в этой истории, а не
пропавшего без вести Градова-Окунькова Среднего, хоть бы он совсем
провалился, сукин кот!
  Именно этого боится Лиза. Панический страх перед всякими несчастными
случаями и стихийными бедствиями, пожалуй, единственный лизин недостаток.
Повсюду ей мерещились автокатастрофы, пожары, убийцы-маньяки, внезапные
остановки сердца и роковые стечения обстоятельств. Она белела при виде
телеграммы, от визга тормозов за окном и удара грома. Болезненное
воображение сразу подсовывало ей десятки вариантов возможных несчастий и
тут уж с Лизой ничего нельзя было поделать - она металась, плакала, вс„ у
не„ валилось из рук, пока не поступала информация, что на этот раз, слава
Богу, пронесло. Все попытки внушить Лизе, что состояние е„ ненормальное и
надо лечить нервы, разбивались о неопровержимый е„ довод: "Но разве так не
бывает?"
  - Да, бывает, но очень редко, обычно люди об этом не думают...
  - Редко! - рыдала Лиза, - А в "Скорую" не дозвонишься... И возразить ей
было нечего. Роковая мистическая пропасть, куда свалиться можно в любой
момент, действительно существовала, но большинство человечества
благоразумно предпочитало е„ не замечать. Предохранительный клапан,
почему-то отсутствующий у Лизы. Но зато Лиза, измотанная перспективами
глобальных катаклизмов, не реагировала на обычные человеческие источники
страданий вроде супружеских измен, неприятностей по работе, денежных
затруднений и очередей за дефицитом.
  Потому и прозвали Лизу в акт„рских кругах "Царь-Рыбой". Поглядели б они
сейчас на эту Рыбу!
  Иоанна знала, что сейчас с Лизой разговаривать бесполезно, и, поцеловав е„
в мокрую щ„ку, стала искать свои тапки. Тапки тоже были лизиным
нововведением ещ„ до появления Т„мки. Т„мка орал в гостиной как резаный, в
кухне что-то горело, Лиза рыдала в телефон. И в довершение картинки
периодически испускала истошные вопли свекровьина кошка Марта, требуя кота.
  Иоанна нашла тапки, выключила на кухне сгоревшие сырники, огрела кошку
веником и пошла к внуку. Т„мка валялся на спине в манеже - упал и не мог
подняться, ревел, дрыгая ногами, вокруг в таком же положении валялись
заводные машины, звери и луноходы. Иоанна взяла его на руки - он был сухой
и кормленый, ещ„ т„плая чашка с остатками каши стояла на столе. Т„мка
ревел от унижения и одиночества, на руках он сразу замолчал. Иоанна
усадила его на колени и, покачивая, принялась разглядывать. Подрос. А
похож стал, пожалуй, на Дениса.
  Лиза опять кому-то звонила. Зря она - вс„ в порядке с нашим бесценным
Филиппом, хотя бы по теории вероятности. Впрочем, у Лизы на этот сч„т
наверняка есть в запасе прецеденты... Она коллекционировала эти несчастья
как значки.
  Т„мка тоже внимательно разглядывал "бабу". Интересно, что он о ней думает?
Иоанна улыбнулась - он тоже. Эта ответная детская улыбка... Т„плое
поползло по ноге - Т„мка пустил лужу. Иоанна сменила ему ползунки и пошла
в ванную. Ей стало чуть легче.
  - Жанна!
  Это свекровь. Прид„тся зайти. Мадам Градова-Окунькова полулежала на
подушках в своей до предела заставленной вещами комнате, напоминающей
запасник какого-то фантастического музея всех врем„н и народов. Чего тут
только не было! И павловский книжный шкаф красного дерева рядом с собратом
из карелки, и письменный стол покойного Градова-Старшего со шведской
шторкой, и пушкинский бюро-секретер с бронзой, и белый, будто из кружев,
французский столик с таким же кружевным стульчиком...
  Современную мебель свекровь, к счастью, не любила, но зато отыгралась на
мелочах - фонариках, вазах, безделушках и масках, развешанных по стенам
между довольно приличными "голландцами" и русскими "академиками", в сво„
время купленными по деш„вке в Ленинграде и на Арбате.
  Когда Филипп подрос, бабушка великодушно отдала ему свою вторую комнату,
но с вещами расставаться не пожелала и втиснула в девятнадцать метров и
счастливое сво„ закордонное прошлое с Градовым-Старшим, и беготню по
комиссионкам во время коротких визитов домой /купленная тамошняя фанера в
обмен на тутошний антиквариат, пока у нас ещ„ не разобрались, что к чему/.
И даже закордонные свои привычки, начиная с апельсинового сока с тостами
по утрам и кончая игрой в бридж, к которому она от скуки пристрастилась
вместе с другими посольскими дамами где-то в забугорье. Даже двух своих
партн„рш удалось ей сохранить с тех дал„ких врем„н, и теперь они, все уже
бабушки и вдовушки, собирались на бридж по четвергам и воскресеньям в
свекровьиной комнате, жалея о четв„ртой партн„рше, туземке-аптекарше
русского происхождения по имени Наташа, научившей их этой интеллектуальной
игре.
  Нынешней четв„ртой их партн„рше приходилось терпеть обидные реплики вроде:
"Наташа бы тебя за такой ход...", от которых она иногда плакала и бросала
игру. Но всякий раз дамы мирились, потому что в Москве бриджистки на
дороге не валяются.
  Свекровь полулежала на подушках в накидке из какого-то длинноворсового
меха, при косметике и прич„ске - это означало, что сегодня она жд„т
гостей. Наверное, в том же наряде она выходила когда-то на веранду
посольского особняка, где е„ уже ждали приятельницы, и садилась за белый
кружевной столик, и курила длинные сигареты, кутаясь в обезьянью накидку,
защищавшую от ветра со стороны Средиземного моря. И на своей сдаче думала:
"Остановись, мгновенье!.."
Теперь ветер дул с шумной московской улицы, приносил запах бензина и
туш„ной капусты из ближайшей столовой, но дверь балкона приходилось
держать открытой, потому что дамы нещадно курили - вс„ те же длинные
тонкие сигареты, купленные в "Бер„зке". И пили кофе, а то и джин с тоником
из той же "Бер„зки".
  Свекровь прекрасно выглядела, и если бы не неподвижно вытянутые ноги,
прикрытые шотландским пледом, да въевшийся запах мочи, который не могли
заглушить никакие духи, е„ можно было принять за активистку районной
группы "Здоровье". Это было заслугой вс„ той же Лизы. И вообще, если бы не
Лиза, антикварно-карточный домик свекровьиного бытия рухнул бы, когда
подвернулся необычайно выгодный размен старой квартиры. Но любимый внучек
Филипп наотрез отказался взять к себе бабушку. А с Дениса взятки гладки:
дома он почти не бывал - съ„мки, фестивали, дома творчества, а матери
нужен постоянный уход. Иоанна же к тому времени постоянно жила в Лужине, к
тому же она была "чужая", так что совесть е„ была чиста. И она не без
тайного злорадства наблюдала, как Денис с Филиппом, два чистопородных
отпрыска генеалогического древа Градовых-Окуньковых виртуозно
отфутболивали свекровь друг другу, а потом, выдохшись, вспомнили о
пансионате для престарелых.
  Но эту спасительную идею им развить не удалось. Лиза, молча гладившая в
углу бель„, вышла из комнаты со стопкой рубашек и вскоре вернувшись,
объявила:
  - Я позвонила, что мы от обмена отказываемся. Давайте чай пить.
  Подвиг Лизы никто не оценил, меньше всех сама свекровь. Иоанна слышала,
как разъяр„нный Филипп кричал жене:
  - Кому нужна твоя жертва? Знаешь, что она думает? Что ты из-за е„ рухляди
не хочешь переезжать. Чтоб тебе антиквариат этот хренов достался. Пусть,
говорит, не надеется меня обдурить - правнукам завещаю после достижения
совершеннолетия... Пусть, мол, меняется - так ей и передай...
  - Это она от гордости, - сказала Лиза, - И от обиды. Она вас любит и не
верит, что вы могли бы е„ бросить.
  Последний козырь Филиппа не сработал - Лиза на бабку не обиделась, и
выгодный обмен не состоялся.
  - Как же, уедет она! - ворчала Градова-Старшая. И действительно оформила
завещание неведомо на кого, пригласив нотариуса. Но Лиза как ни в ч„м не
бывало продолжала подавать ей судно, обмывать и делать массаж.
  Похоже, обижаться Лиза вообще не умела. "Она же старая", "Она же больная",
"Она чудит..." - вот и вс„. Поставить диагноз и пожалеть.
  Лиза была для Иоанны доказательством того, что есть категория людей,
которые беспрекословно и радостно идут на Зов, часто не зная, чей он. И
таких Господь обязательно спас„т, даже если они "не воцерковлены", -
просто они от рождения "правильные". Не безгрешны, конечно, а здоровы в
главном - в шкале ценностей. И что Евангельское "Я - дверь",
свидетельствующее, что только судом и решением Иисуса Христа можно туда
войти, означает, что овцы, которые пришли на Зов к Двери, не ведая Имени
Пастыря своего, могут быть впущены в Царствие Пастырем с большей
вероятностью, чем знающие, чей это Зов, слышащие Его, но остающиеся
пастись где-нибудь в злачном месте. Или вообще бегущие в обратную
сторону...
  - Что он у вас без конца ор„т? Не можете реб„нка успокоить, две бабы в
доме, - проворчала свекровь.
  Иоанна жила то в Лужине, то в Доме творчества, но во всех домашних
происшествиях оказывалась в ее глазах изначально виновной.
  - И что там у вас на кухне горит?
  - Уже сгорело.
  - Филипп звонил?
  - Нет. Лиза на стенке сидит, он е„ доконает, дубина. Воспитали вот,
гордитесь.
  - Да от такой жизни кто угодно сбежит! Она его, вишь ты, от рук отучает,
Т„мку, вот и ор„т... А кошке кота надо, я уже договорилась. Ты-то
сбежала!..
  - Вам только кота не хватает, - Иоанна шагнула к двери.
  - Жанна!
  Свекровь плакала, размазывая по щекам ч„рные от туши слезы.
  - Жанна, надо что-то делать. Я так боюсь за Филиппа - он спивается. Вот на
днях, ночью... Я проснулась, он здесь. И пь„т. Ночью, прямо из горлышка.
Тайком от не„... Жанна, вы с Денисом должны его устроить в больницу. Я так
боюсь... А вдруг малыш родится больной - сейчас про это такие ужасы
передают...
  - Да, да, я вс„ сделаю...
  Поскорей скрыться в ванной. Она стоит под душем в каком-то оцепенении,
закрыв глаза и не чувствуя ни времени, ни бьющей по плечам слишком горячей
воды. Она отвыкла от проблем, у не„ просто нет сил...
  - Мама, вы скоро? Мы садимся обедать, - послышался за дверью веселый
голосок Лизы. Это означало, что вернулся Филипп.
  Когда Иоанна вышла из ванной, квартира будто по мановению волшебной
палочки преобразилась. Вокруг вс„ сияло уютом и чистотой, из кухни пахло
чем-то вкусным, Т„мка спал, рядом в кресле спала кошка. Сам "волшебник"
сидел за столом, хмуро размешивая в борще сметану. Вид у него был помятый.
  - Привет, ма.
  - Ты что, недоделанный, свой номер телефона забыл?
  - Он за городом был, - грудью встала на защиту Лиза, - Там телефона нет.
Вечером свет погас, на даче часто свет гаснет, сами знаете... Не приезжать
же по новой. Пришлось систему чинить с утра, провозился, а телефона нет.
Он сам перенервничал, устал...
  Иоанна принялась за борщ, борщ был превосходный. Она вспомнила, что весь
день ничего не ела.
  В дверь позвонили - пришли бриджистки. Лиза приветливо щебетала в
прихожей, помогая гостьям раздеться.
  - Береги е„...
  - С ней же невозможно, - взорвался Филипп, - Ну скажи, разве это
нормально? Эти дети, старухи - они сожрут е„. Лучшие годы, надо сниматься,
играть, а она... Горшки, пел„нки... Говорил - избавься от второго, не
время - вылупила глаза: - Он же человек!.. А если их двадцать будет, таких
человеков?.. А она - не человек? И