ите мне выйти отсюда.
                    Через 11 месяцев после сигнала тревоги.
                      Старое кладбище близ Бьернского леса

    >...Снова  этот  тип  здесь.  Тем  лучше.  Рано  или поздно наш разговор
    должен состояться.

    Смотрит  в  мою  сторону.  Узнал. Здоровается еле слышно. Саркома горла,
    это вам не шутка. А может, очередной фокус? Старый фигляр!

    Здравствуйте,  профессор. Прогуливаетесь? А чья это могилка? Ах да, того
    самого  террориста...  Как  я поживаю? Неплохо, на жизнь хватает. Но все
    равно  обидно.  Кто  обидчик?  Не  догадываетесь? Вы! Не перебивайте. Не
    знаю зачем, не знаю как, но это ваша работа. А виновным оказался я.

    Конечно,  я  вам  многим  обязан.  Вы сделали меня начальником охраны. Я
    верил  вам,  но  я  не  был слеп. В Центре работали только преданные вам
    люди.  График  работы  постоянно  нарушался.  Я замечал снег на каблуках
    ваших  ботинок,  когда вы выходили из аппаратного зала. И это в августе!
    Целый год вы что-то готовили.

    В  конце концов комиссия приняла вашу версию. Еще бы, вы умеете сочинять
    сказки.  Кочевники  из будущего! Они поверили: хоть какое-то объяснение.
    И  все  бы  у  вас  вышло гладко, если бы не труп. Откуда у пришельца из
    будущего   кровь,  идентичная  крови  уроженцев  здешних  мест?  Даже  у
    японцев,  даже  у итальянцев кровь другая. А пороховой нагар на пальцах?
    А  след на руке от прививки оспы? Не говорите ничего! Вы снова одурачите
    меня.  Я  сам все узнаю. И в первую очередь - кто лежит в этой могиле. С
    чего  бы,  кстати, вам брать на свой счет все погребальные услуги? Белый
    мрамор,  каждый день красные розы... Хорошо, я убираюсь. Да, я щенок, не
    спорю. Но рано или поздно у щенков вырастают зубы...
                      Несколько минут спустя. То же место

    ...Щенок  может  идти  по  следу.  Но он не умеет думать. За него думает
    хозяин. Есть ли у этого щенка хозяин? Вряд ли. Он запретил бы ему тявкать.

    Вчерашние  розы  увяли,  надо  принести  свежие. На этом кладбище уже не
    хоронят.  Из  зарослей  дикой малины торчат замшелые памятники. Христос,
    несущий  свой  крест.  Бог  сна  Гипнос  со сложенными крыльями. Скорбь,
    бессильно  уронившая  руки...  Мне  тоже лежать здесь. Хорошо бы умереть
    летом.  Впервые  я  пришел  в  этот лес почти полвека назад. Был ноябрь.
    Быстро  стемнело,  а  я все бродил в холодном сыром мраке. Я искал сына,
    бесследно  пропавшего здесь два года назад. Искал его тело, его незримые
    следы, хоть какое-нибудь упоминание о нем.

    Перед  самой войной я напечатал несколько работ, довольно поверхностных,
    по   квантовой   статистике.  Благодаря  этому  меня  в  числе  немногих
    переправили  в  Англию.  В  военном  самолете  не  хватило мест для моей
    семьи.  Мальчик  провожал  меня на аэродром, из коротких рукавов пиджака
    торчали   измазанные   чернилами   руки.   Он   был  талантлив.  Намного
    талантливее  меня.  Уже  тогда его занимали мысли о материальной природе
    времени.

    Весной   сорок   третьего  каратели  окружили  в  Бьернском  лесу  отряд
    Сопротивления,  в  котором  воевал  мой  сын. Окружили, но уничтожить не
    смогли.  Отряд  исчез  вместе  с  жителями  лесной деревушки, давшей ему
    последний  приют. Сведения эти совершенно точные, немецкая бухгалтерия в
    таких  вещах  не ошибается. В случае удачи они не преминули бы составить
    и  список  трофеев.  Отряд вырвался из ловушки, но ни один из его бойцов
    не объявился в этом мире.

    Я  облазил  весь  лес.  Чуть  ли  не через сито просеивал землю там, где
    находил  следы  боя.  Расспросил  всех  людей в округе. В военной тюрьме
    отыскал  двух  предателей,  участвовавших  в операции на стороне немцев.
    Сведения  были  противоречивы  и туманны. Мне говорили что-то о странном
    шуме в чаще, о загадочных вихрях...

    По  памяти я восстанавливал разговоры с сыном. На чердаке нашего старого
    дома  отыскал  чудом  уцелевший чемодан с его записями. И однажды утром,
    прямо  на обоях, я набросал первую формулу. Не тщеславие руководило мной
    и  не жажда познания. Я помешался на одной-единственной идее: уверовал в
    то, что спасу сына, раскрыв тайну времени.

    Я  работал круглые сутки, даже за едой, даже во сне. Когда спустя многие
    годы   что-то   стало   получаться,  мною  заинтересовались.  Я  избегал
    публикаций,  сторонился  шумихи,  но  машина уже завертелась. Я построил
    Центр  физических  исследований  в  том  самом  месте,  где исчез отряд.
    Наконец,  темпоральные  тоннели  были созданы. С огромным трудом удалось
    отыскать  нужную  точку  прошлого.  Каждую  ночь  я выходил в лес, в лес
    давно  минувшей кровавой зимы, и искал там сына. А когда мы встретились,
    он  не  узнал  меня. Потом узнал и заплакал. Представьте - из жалости ко
    мне! Мы проговорили всю ночь.

    "Кто  победил?"  - спросил он меня. Чувствовалось, что этот вопрос давно
    мучил  его.  Мы,  ответил  я.  Объединенные  нации. Русские, американцы,
    англичане.  "А  как там в будущем?" Страшно, сказал я. Ты еще не знаешь,
    что  такое  атомная  бомба.  "Нетрудно  догадаться.  Энергия  делящегося
    атома,  используемая  для  убийства.  Ты тоже участвовал в этом?" Да. Но
    больше  я  не  сделал  ничего  плохого. "А разве темпоральная энергия не
    сможет стать оружием?"

    И  тут словно пелена упала с моих глаз. Я подумал о деньгах, которые шли
    неизвестно  откуда.  Вспомнил  военных  -  своих  и  иностранных, что-то
    слишком  зачастивших в последнее время к нам в Центр. Я представил себе,
    как сконцентрированное темпоральное поле сметает города...

    Уйти  со  мной  в  ту  ночь он отказался. Я дал ему обещание спасти весь
    отряд.  Мы назначили операцию на следующие сутки. Я еще долго глядел ему
    вслед.  Мальчик  сильно  изменился.  От бледного подростка с измазанными
    руками почти ничего не осталось. Это был мужчина, боец.

    Почему  конечным  пунктом  переброски  я выбрал не настоящее, а будущее?
    Потому  что  не смог бы скрыть в Центре появление стольких людей. И еще,
    менять  горящий  корабль на тонущую лодку не в моих правилах. Только сын
    должен  был  остаться  со  мной,  для него в подвалах Центра оборудовали
    тайник.  Аппаратуру  и  документацию  решено  было  уничтожить.  Без них
    работа  с  темпоральным  полем затормозилась бы лет на пятнадцать. А это
    уже двадцать первый век. Надеюсь, к тому времени люди поумнеют.

    Дежурная  смена  в Центре получила детальный план, а я, чтобы не навлечь
    подозрений,   уехал   в  свое  шале.  Отдыхать  и  ловить  рыбу.  Можете
    представить, что это была за рыбалка.

    Позже  я  узнал,  что мальчик был среди тех, кто прикрывал отход отряда.
    Он оказался единственной жертвой боя.

    Вот  и  все.  Мой жизненный путь закончен. Я сделал то, на что раньше не
    отваживался  ни  один  из  людей,  -  сразился  со смертью, бросил вызов
    времени,  попытался  обмануть  судьбу. Я проиграл. У зла еще очень много
    союзников.  Но  сто  восемьдесят  девять  взрослых  и  тринадцать детей,
    обреченных на верную смерть, живут теперь в двадцать пятом веке.

    Только  один  раз  я  входил  в тоннель будущего, и этого хватило, чтобы
    уверовать в великое и светлое предназначенье человечества.

    "Химия и жизнь", 1987, ‘ 6.























    Александр Буклешев
    Цепь



    "Женщины  -  животные  ночные, и до сих пор, при кажущейся доступности и
    простоте  контакта, их поведение остается малоизученным, а порой и вовсе
    необъяснимым и загадочным..."

    Он  вынул  отпечатанный  лист из машинки и положил на самое видное место
    письменного  стола,  не  сомневаясь, что она прочтет; завтра же, пока он
    будет  завтракать,  по  привычке  заглянет  в  кабинет навести чистоту и
    порядок  и, переворошив бумаги, украдкой посмотрит, что он успел сделать
    за ночь.

    Раньше  он  не  скрывал  своего  недовольства,  заставая  ее  за чтением
    рукописи.  Он  свято  верил  в  приметы  и считал, что неоконченные вещи
    нельзя показывать никому, иначе из них ничего толком не получится.

    Иногда  по утрам он выходил из кабинета со стопкой листков в руках или в
    кармане  халата, желая прочесть ей наиболее удавшиеся, как ему казалось,
    куски.  Он спешил в гостиную, где она обычно ждала его, сидя за накрытым
    столом, усаживался напротив, многозначительно прокашлявшись, заявлял:

    - Я кое-что написал... Хочу, чтобы ты послушала...

    Прочитав  несколько  предложений,  он  замолкал  и  смотрел  на нее. Она
    перепархивала к нему на колени и, обняв за шею, говорила, улыбаясь:

    - Ну интересно же, милый. Мне понравилось, честное слово! Умница!

    А  после,  чмокнув  его  в  лоб,  садилась рядом, откладывала рукопись в
    сторону и, тряхнув головой, приказывала: "Ешь!"

    До  еды  ли  ему  было, когда, словно увидев впервые, он не мог оторвать
    глаз  от  ее  лица,  одухотворенного  радостью  и потребностью жизни, от
    непокорной  завитушки спадавших на лоб и пьянящих своим запахом и цветом
    волос,  от  обтянутой легкой тканью халата груди. Желание слиться с нею,
    прикоснуться  губами  к  ее  шее, к ее мягким податливым губам вытесняло
    все  другие  желания  и  мысли. С глубоким вдохом, несколько ослаблявшим
    его внутреннее напряжение, он осторожно касался ее руки.

    Она  мгновенно  поворачивала к нему голову, и в ее вопрошающем выражении
    лица и глаз появлялись едва уловимые искорки всепонимающего лукавства.

    Сейчас  он удивлялся, как можно было что-либо скрывать от нее, запрещать
    что-то,  уходить  в  себя,  удаляясь от ее жизни. Конечно, он смирился с
    тем,  что  она читает его сочинения в зародышевом виде, для нее он готов
    был  открыть  не  только  свои  записи,  но и душу, вывернуть всего себя
    наизнанку.

    Вспоминать  о  тех  прекрасных  солнечных днях их совместного житья было
    особенно  горько  и  тоскливо.  Он  облокотился  на стол, подперев висок
    ладонью, и тяжело вздохнул.

    "Я  давным-давно ничего не писал... Признаться, ничего стоящего на ум не
    приходит...  А  стоит ли вообще писать? Я же чувствую, что не получается
    так,  как раньше". Он снова вздохнул и, подняв вокруг себя непроницаемым
    щитом  многочисленные  и  тяжелые волны былых воспоминаний, погрузился в
    прошлое  так  же,  как погружается в холодную мутную воду бассейна белый
    медведь,   доведенный   до   отчаяния  зноем,  мухами  и  толпой  зевак,
    наполняющей зоосад.

    Раньше...  Просто  рядом  была  она - его Муза из плоти и крови, дарящая
    ему   и   свое  зрение,  сливавшееся  с  его  видением,  и  свои  нервы,
    переплетавшиеся  с  его  нервами,  и  любовь,  благодаря  чему  ему было
    доступно  многое,  что ускользало от других, и он мог писать, не стыдясь
    за свой труд. Во всяком случае, так ему казалось сейчас.

    Он  представлял  ее  прежней,  живой,  улыбающейся  из  окна  отходящего
    поезда.  Поезда,  канувшего  в  никуда и не достигшего станции конечного
    назначения,  потому  что  спустя  час  сорок минут с момента отправления
    весь  состав  и  все  его  пассажиры были погребены под снежной лавиной.
    Лишь  единицам посчастливилось выжить среди искореженной груды металла и
    пластика под безжалостно удушливой громадой снега, камней и льда.

    Он вспомнил, как все началось...

    Они  позвонили  во  вторник,  через  три  месяца  после ее похорон. Было
    десять  часов  утра.  Обычно  в  это  время  по  многолетней привычке он
    садился   работать,   но   в   тот   день,   как,   впрочем,  и  во  все
    предшествовавшие  дни  бесконечно  тягучих  и  липких своей горечью трех
    месяцев одиночества, скорбь господствовала над его мыслями и сердцем.

    Поэтому он не сразу услышал сигнал видеотелефона.

    Мягкий мужской голос участливо спросил:

    -  Господин  Юл  Кейн?  Добрый день. Говорит представитель компании "Нью
    Велд Электроник Систем" Клод Бьюар.

    -  Добрый  день,  -  нехотя  ответил  он  и потянулся включить экран, но
    передумал. - Слушаю вас.

    -  Приносим вам свои глубокие соболезнования, господин Кейн. Извините за
    внезапное  вторжение.  Как  известному писателю и человеку, уважаемому в
    общественных  и  деловых кругах, наша компания желает оказать одну очень
    важную,  как  нам  кажется, услугу, касающуюся вашей жены, госпожи Санты
    Фло...  Не могли бы вы уделить нам полчаса на этой неделе? Время и место
    выбирайте  сами.  Если  желаете,  я  могу посетить вас. Если нет - после
    обеда,  с  вашего  позволения,  вам  доставят проспекты нашей фирмы, где
    указаны адрес и телефон.

    -  Не  беспокойтесь,  мистер  Бьюар. Могу встретиться с вами в четверг в
    одиннадцать часов. При возможных изменениях предупрежу вас заранее.

    - Благодарю, господин Кейн. До скорой встречи.

    - До свидания, - ответил Кейн и положил трубку.

    До  четверга  он  жил  в смутном беспокойстве ожидания, догадываясь, что
    должно   произойти  нечто  важное.  Казалось  странным,  что  совершенно
    посторонние  люди  проявляют  интерес  и не забывают о Санте, в то время
    как друзья и близкие уже свыклись с мыслью о ее кончине.

    В  четверг он подъехал к одиноко стоящему на небольшой площади высотному
    зданию,  на  котором  огромными,  сияющими перламутром буквами светилась
    надпись: "Нью Велд Электроник Систем".

    В  вестибюле  его ждал Клод Бьюар. Поднявшись на восемнадцатый этаж, они
    долго  шли  по  длинным, хорошо освещенным коридорам, устланным каким-то
    мягким  синтетическим  покрытием,  поглощающим  практически  все  звуки,
    миновали  массу  дверей со всевозможными надписями на входных сигнальных
    табло  и,  наконец,  вошли  в зал, две дальние стены которого составляли
    наружные стеклянные окна.

    Направо  от  двери,  в самом углу, стоял массивный подковообразный стол,
    за  ним  сидел  худощавый  светловолосый  мужчина  с  правильными, почти
    классическими,  чертами лица. При их приближении он встал, протянул руку
    и, поздоровавшись, представился: "Пол Исон".

    Исон предложил им сесть и улыбнулся.

    -  Мы  искренне  рады  видеть  у себя такого известного человека, как Юл
    Кейн.  Но,  разумеется,  не  желание  познакомиться  с вами поближе дало
    повод  для приглашения. - Говоривший замолчал и внимательно посмотрел на
    Юла.  -  Мы  действительно  заинтересованы  оказать  вам... не знаю, как
    лучше  выразиться.  Давайте  посмотрим  кое-что,  может  быть, тогда нам
    легче будет объясняться.

    Окна    автоматически    задернулись   плотными   белыми   шторами,   не
    пропускающими  свет.  Наступивший  полумрак  прошили  два  тонких  пучка
    света. Коснувшись штор, они превратили их в киноэкран.

    Санту  он  узнал  сразу.  На  двух  огромных  экранах,  в незнакомой ему
    обстановке,   она  танцевала  в  широком  голубом  наряде,  кружась  под
    какую-то  приятную мелодию. Сначала он решил, что его просто шантажируют
    и,  желая  содрать  как можно больше денег, показывают пленку, порочащую
    репутацию  его  бывшей  жены.  Но  затем  на  экране  произошло событие,
    приведшее его в полное замешательство, и мысль о шантаже он сразу отбросил.

    Санта  подошла  к  телевизору  и,  нажав кнопку включения, встала рядом,
    пальцами  указывая  на  загорающийся  экран.  Вскоре  на  нем  появилась
    заставка  ведущей  телекомпании  страны,  означавшая  начало  передач, и
    известный  миллионам  телезрителей  диктор  с  торжествующей стандартной
    улыбкой провозгласил:

    -  Доброе  утро,  сограждане! Начинаем нашу программу. Сегодня- четверг,
    четырнадцатое мая 20... 6 года.

    После  этой фразы Санта выключила телевизор и, подойдя к столу, написала
    на лежавшем там перекидном календаре:

    "Милый,  я  очень прошу тебя верить этим людям". Последнее было показано
    крупным планом.

    На  этом  кадре  пленка  кончилась.  Шторы  автоматически  разъехались в
    разные стороны, и в комнату снова полился дневной свет.

    "Пленку  можно  смонтировать...  и  двойника  найти несложно... Если это
    шутка,  то  дурная,  -  лихорадочно размышлял Юл. - Впрочем, на шутку не
    похоже.  От  меня  явно  чего-то  добиваются,  поэтому  лучше  подождать
    объяснений".

    Он  повернулся  к человеку, сидящему за столом, ожидая, когда тот начнет
    говорить.

    -  Вам  это  кажется  по  меньшей мере странным, не правда ли? - спросил
    Исон.  -  Поверьте, мы не хотим ничего плохого. Все, что вы здесь видели
    и   слышали,   делалось   для  того,  чтобы  как-то  подготовить  вас  к
    дальнейшему  разговору.  Прошу  заранее  отнестись  к  тому,  что  будет
    сказано, весьма серьезно и не спешить с эмоциями.

    -  Хорошо, - согласился Юл. - Я тоже прошу, больше не надо готовить меня
    к неожиданностям, говорите сразу, в чем дело.

    -  Итак,  вы видели свою жену живой и невредимой, - начал Исон. - Это не
    двойник   Санты   Фло,   и   пленка  не  смонтирована  -  на  ней  сняты
    действительные события сегодняшнего утра. Вы меня понимаете?

    -  Санта  жива?  Я  хоронил  другого  человека?!  Останки  были  страшно
    обезображены...

    -  Нет,  Санта  Фло  мертва, как и большинство пассажиров того поезда. Я
    кое-что  хочу  вам напомнить, господин Кейн. Четыре года назад ваша жена
    забеременела, и ей необходимо было кесарево сечение.

    -  Я  не  понимаю,  мистер  Исон,  какая  связь между этими событиями, -
    перебил его Юл.

    -  Самая  прямая.  По  существующему  сейчас  в акушерстве правилу перед
    планируемыми  заранее  операциями  у  женщин берут кровь, чтобы в случае
    осложнений  возместить  кровопотерю  их  собственной  кровью.  Кровь эта
    надежно  консервируется  и  может  храниться  годами.  Ваша жена не была
    исключением...  Женщина,  которую  несколько  минут  назад  вы видели на
    экране, создана искусственно из клеток собственной крови...

    При  этих  словах  у  Юла все похолодело внутри, во рту стало сухо, и он
    судорожно сглотнул, стараясь не выдавать своего волнения.

    -  Так  что  ваша  жена  воскресла,  -  продолжал  Исон,  -  но у нее, к
    сожалению,  есть  ряд  особенностей.  Она  появилась  на свет чуть более
    полутора  недель  назад.  Это новорожденный в образе взрослой женщины, и
    мозг ее практически пуст, как и подобает мозгу младенца.

    - А как же на пленке?! Она ведь писала! - воскликнул Юл.

    -  Сейчас я все объясню, потерпите, - вмешался в разговор Клод Бьюар, до
    этого  молча  наблюдавший за говорившими. - Чтобы новоявленная Санта Фло
    проделала  все,  что  мы недавно видели, с ней пришлось заниматься целую
    неделю.

    Вся  информация, точнее программа, была внушена ей под гипнозом, а затем
    она выполнила задание, находясь снова под гипнозом, уже перед камерой.

    Наша  компания тесно сотрудничает с проблемными лабораториями. Санта Фло
    -   одна   из   первых  людей,  полученных  искусственно.  Положительных
    результатов,  откровенно  говоря,  мало - всего полтора десятка человек.
    Сами  понимаете,  для  исключения  недоразумений  в  опытах используются
    случайно сохранившиеся живые ткани умерших людей.

    Разумеется,  о  ведении  таких  работ широкая публика знать не должна, и
    вот почему.

    Известно,  что  клетка  любой  ткани  или  органа  хранит  информацию  о
    строении  всего тела и при наличии определенных условий может воссоздать
    его  полностью,  причем  до  того  возраста,  в  котором  была изъята из
    организма.  Воссозданный