и сам в
    жизни  не  видел  ни солнц, ни светлых точек в ночном небе. Мне остается
    убеждать  их  собственной  верой.  Счастье, что хоть иногда это удается.
    Как  все же тяжко! Нет, мне никто не мешает впрямую, меня не преследуют,
    не  пытаются  диктовать,  но  я один на всю округу говорю "солнце, свет,
    тепло,   небо"...   А   что  они  слышат  дома?  В  лучшем  случае:  "Не
    высовывайся!  Нет  там ни тепла, ни света, лишь холод и леденящий ветер,
    а  главного, пищи, - нет, нету ее там! Не высовывайся, нечего..." И это-
    в  лучшем  случае!  А  не  в лучшем? "Нас много, а пищи мало, на всех не
    хватит.  Урви,  где сможешь, за соседом следи: чуешь, он гриб нашел - не
    зевай!  Он  обжирается, а ты иди кругами, лови грибницу, заползи вперед,
    пока  он  один  дожует,  ты  три  утащишь!" И это полбеды. А есть ведь и
    такие:  "Мир  жесток,  жизнь  не прощает, выживает сильнейший. Мы должны
    продлить  свой  род  -  и  это  право  сильных, слабым нечего плодиться,
    породу  портить! Встретишь слабого с пищей - отбери! Не отдаст - убей! И
    съешь  его,  не  будь  слюнтяем,  слабый  -  лучшая пища для сильного. И
    всегда  убей и съешь иного: смотри, как хороша твоя зеленая окраска, как
    горят  на  ней красные пятна, а иной? Он сизый! Пятна на нем желтые, как
    подгнивший  гриб,  усики  вялые  и короткие... Встретишь такого - убей и
    съешь.  Это  - враг, он совершит полет и уведет твою пару, оставит такое
    же мерзкое потомство, а что станет с родом?"

    Дети,  пока  они  малые  и  слабые,  такого  не приемлют: ведь это у них
    отнимают  крохи,  и не всегда удается сплотиться слабым против сильного,
    что  ж,  такова  жизнь, каждый ищет для себя... Поэтому дети против, они
    мечтают  о  справедливости,  чтобы  сильный  не  мог  отнять,  чтоб было
    законом  право, а не сила. Но дети растут, набираются сил - теперь уже и
    они   могут   у   кого-то   отнять.   Тут  и  меняются  представления  о
    справедливости:  пока  закон мешает отнять у меня - он благо, но если он
    не  позволяет отнимать мне? Подавай другую справедливость: что для меня,
    то и благо.

    Тяжело  с  детьми.  Они  вырастают  быстрее,  чем  я  успеваю их учить и
    воспитывать.  Жить  вообще тяжело, но видеть, понимать и не мочь - тяжко
    вдвойне.  Это - удел учителя. Но зато у нас есть отдушина - время думать
    и искать. Думаешь, ищешь - и забываешь... А когда найдешь - о, это счастье!

    Я   счастлив.   Я   провел   опыт.   Мы  с  детьми  взяли  пустой  чехол
    червя-трубочника,  круглый,  твердый  и  гладкий,  насадили его на ось и
    стоймя  закрепили  на  полозе.  А потом вытащили его на поверхность. Был
    ветер,  как  всегда,  был  отполированный  ветром  наст, ветер шуршал по
    торчащему  вверх  чехлу,  полоз  скользил  по насту, нам становилось все
    холоднее,  озноб охватывал и от ветра, и от непривычного ощущения - ведь
    мы   ехали!  И  тогда  я  скомандовал,  и  дети  начали  крутить  ворот.
    Заскрипела   веревка,  восьмеркой  охватывающая  ворот  и  трубу,  труба
    завертелась,  начал  меняться  тон  ветра.  Дети  крутили все быстрее, и
    полоз  все  заметнее отклонялся от прежнего направления. Нас сносило! Мы
    завертели  трубу, и появилась сила, толкающая нас поперек ветра... Так я
    обрел надежду.

    Я  живу  странно  и  необычно.  Я работаю допоздна, засыпая лишь к утру,
    думаю  и считаю, сравниваю результаты расчета с тем, что показал опыт, и
    надежда  разгорается  все  сильнее.  Это безумие, так много нужно, чтобы
    надежда сбылась, но она есть, потому что открылся путь.

    Наша  планета  блуждает  в  системе  девяти солнц, маленьких и холодных,
    среди  плотных  облаков  межзвездной  пыли,  по  извилистой,  как червь,
    орбите.  Дни  и ночи сменяются сложно и прихотливо, планета вращается то
    быстрее,  то медленнее, часто содрогается под нами, но мы привыкли: снег
    смягчает  толчки,  и гибнут немногие. Хуже, когда падают небесные камни.
    Они  пронизывают  снег  и  взрываются,  столкнувшись  с  твердью.  Взрыв
    уничтожает и нас, и пищу по всей округе.

    Когда  падает  особо  большой камень, планета сбивается со своего пути и
    раньше  или позже приближается к какому-то из солнц. Наступает оттепель,
    тают  снега,  бурно  вскипает  жизнь,  зелень лезет из всех щелей, талая
    вода  разливается, сколько видит глаз, мы спешим вытащить коконы повыше,
    куда    не   достанет   половодье,   и   с   нетерпением   ждем   вылета
    Перевоплощенных.  Вода постепенно впитывается в Землю, все больше зелени
    вокруг,  все  теплее,  в одну ночь все затапливает аромат цветов - и вот
    разрываются   коконы,   взмывают  в  небо  радужные  крылья,  гремит  их
    радостная  музыка,  льются  песни  счастливцев,  совершающих Полет... Но
    недолго  длится  радость  - это лишь оттепель, короткое потепление среди
    бесконечной  зимы, мы все дальше уходим от звезды, на миг обогревшей нас
    скупым  и  слабым  своим  теплом,  вновь  планета  ввергается  в  облако
    космической  пыли  -  и  сковывает ее мороз... И так редко это бывает! Я
    прожил  дольше  многих,  но помню лишь одну оттепель, а хватило этого на
    всю  жизнь.  Мне  не  надо верить в свет и тепло, я просто знаю, что они
    бывают, и, надеюсь, это помогает мне убеждать детей...

    Часто  по ночам, когда мороз проникает особенно глубоко под снег, я зову
    друга,  моего  старого  учителя,  и мы беззвучно переговариваемся; мысли
    наши  летят  сквозь  снега,  мы  далеко, но слышим друг друга. Нас могут
    услышать  все,  все  слышат - но не воспринимают: ведь это разговор не о
    пище...

    Я  делюсь  с  ним  успехами  и  надеждами,  он осторожен и скептичен, он
    замечает  ошибки,  но  не  останавливает  меня,  даже не напоминает, как
    много  требуется  для  осуществления моей мечты, как много зависит не от
    меня... Это безумно трудно, но это возможно.

    Нам  нужно  одно  - стабильная орбита, достаточно близкая к солнцу, чтоб
    хватило  тепла  и  света.  Наши  предшественники  давно  вычислили такие
    орбиты  для  каждого солнца, и, судя по преданиям, мы не раз были близки
    к ним. Но что толку, если неизвестно, как удержать планету на орбите...

    Теперь это известно.

    Если  тело  вращается в потоке текучей среды, возникает поперечная сила,
    которая  искажает  его траекторию. Наша планета несется сквозь скопления
    межзвездной  пыли - это и есть поток текучей среды. Планета вращается, и
    пыль  воз  действует  на  нее,  отклоняя  орбиту.  Это  отклонение можно
    регулировать,  меняя  скорость  вращения  планеты - или хотя бы скорость
    вращения атмосферы. Правда, даже и это нам не под силу. Пока...

    А  если нас будут миллиарды и триллионы? Если в один прекрасный день все
    мы  по команде поднимемся в воздух и полетим в одну сторону? Мы поднимем
    ветер.  Могучий  воздушный поток, который взметет всю атмосферу. И тогда
    изменится  сила, смещающая орбиту. Можно рассчитать, можно выбрать время
    полета  - и изменить путь планеты! Конечно, это будет невероятно трудно,
    а  может,  и  страшно. Кто предскажет последствия всепланетного урагана?
    Нас  расшвыряет  по  свету,  но  крылатый всегда найдет путь домой! Хуже
    всего  придется  тем,  кто  не  посмеет подняться в воздух, - их заметут
    смерчи,  засыплют  обвалы.  Кто-то  спасется в подземных пещерах и будет
    прозябать там всю жизнь. В безопасности - но во тьме и холоде.

    Непрост  и  нелегок  путь,  но  другого  нет.  Вчера мы не видели и его,
    мечтали, но знали - невозможно. А теперь путь открылся.

    Это  осуществимо  -  если  нас  будут триллионы. Если мы перевоплотимся.
    Если  мы  обретем крылья. Если все поверят. Если будут знать, что, когда
    и зачем делать. Главное - если поверят.

    А  для этого нужно долгое тепло. Чтобы сошли снега, распустилась зелень,
    чтобы  пищи стало вдоволь. Чтобы успели вызреть и перевоплотиться многие
    поколения.   Чтобы  мы  не  растрачивали  жизни  в  бесконечных  поисках
    пропитания,  чтоб  не губили свои души в борьбе за пищу, чтобы никому не
    приходило в голову отнять, убить, съесть. Чтоб навсегда забыть об этом...

    О  вечные  солнца!  Как  нужно  долгое тепло! Настоящая весна. Подлинное
    лето. А пока мы видели лишь оттепели.

    Оттепель  прекрасна,  но  после  нее  вновь  приходят  ветра и морозы, и
    сердца,  чуть  отогретые  надеждой,  еще  сильнее  сковываются  холодом,
    становятся  ледяными  и  хрупкими.  Так, может быть, не надо и оттепели?
    Нет!  Пусть  будет,  чтобы  воскресить  память  о  тепле, чтобы укрепить
    надежды и оживить мечты...

    Из  ночи в ночь эти мысли терзают меня. Мечты разрывают душу, переходя в
    отчаяние, и сон не приносит облегчения.

    Но вот однажды меня разбудил друг.

    -  Проснись!  Важная  весть!  Я  кончил  расчеты.  Помнишь ли вспышку на
    Четвертой  звезде, протуберанцы и выбросы? Резко возросла плотность пыли
    впереди  нас,  скоро мы войдем в это новое облако - и нас начнет сносить
    к  Шестой.  Мы пройдем очень близко, может быть, даже совершим несколько
    оборотов вокруг нее. Ты слышишь?

    Я  услышал  -  и  забыл  сон. Каждый день я поднимаюсь на поверхность, я
    вижу,   как   появляются  голубые  просветы  в  тучах,  как  углубляются
    проталины  под деревьями и на южных склонах. Тепло, идет тепло! Слышите!
    Идет  тепло,  мы  согреем  души,  мы  осмелеем  и поднимемся в воздух! И
    тогда,  может быть, мы научимся взмахивать крыльями в лад - и поверим...
    Мы  сможем  все.  Мы  понесем  наш  мир  на своих крыльях и отогреем его
    навсегда. Но сначала нам нужно отогреть крылья души. И сейчас это возможно.

    Спешите! Рвите коконы, расправляйте крылья! Спешите.

    Потому  что  если  мы  не  сделаем это сегодня, то завтра будет поздно -
    законы    природы   неумолимы.   Только   постоянными   усилиями   можно
    поддерживать  орбиту;  стоит  сложить  крылья - и вновь небесные камни и
    пыль  отклонят  наш  путь.  Может  быть,  когда-то  мы  очистим космос и
    навсегда  избавимся  от  угрозы.  Сегодня мы не знаем, как сделать это -
    завтра  кто-то  придумает.  Если  будет тепло вокруг, чтоб не заледенела
    мысль...  Придумает  один - но осуществлять придется всем. Один не может
    ни  сдвинуть  мир,  ни удержать на своих плечах, ни, тем более, изменить
    его. Только все вместе...

    Наступает  оттепель.  Пока  - оттепель, и превратить ее в настоящее лето
    можем лишь мы сами. Надо спешить.

    "Изобретатель и рационализатор", 1987, ‘ 12.























    Игорь Мохнач
    УСЛУГА



    А  как  только  планета,  покровительствующая тебе, коснется звезды, под
    которой  ты родился, можешь смело поступать в институт, избранный тобою.
    Ибо  с  этого  времени тебе будет сопутствовать удача во всех начинаниях
    твоих.

    - А-а...

    -  ...А  в  какой  институт, спроси у судьбы своей. Только ей ведомы все
    повороты  жизни  твоей.  В ночь, когда Селена полностью откроет лик свой
    людям,  дождавшись  десятого  удара  Кремлевских  курантов,  выпей отвар
    цветов  ландыша,  собранных с первыми лучами солнца на пятые сутки после
    первого  в  этом  году  грома  небесного. Стань лицом к востоку и спроси
    судьбу,  о  чем  пожелаешь.  Тут  же  спать  ложись,  но  один,  без лиц
    посторонних.  И  между  двадцать  первым и двадцать вторым сном познаешь
    то, о чем спрашивал.

    - А-а...

    -  А  на  все  остальные  вопросы  - найдешь ответ в свитке жизни своей.
    Только  не  разворачивай  его  при  солнечном  свете  и  не давай читать
    ближним  своим,  иначе  извратится  предначертанное  здесь  и  обернется
    пустым слогом.

    - А-а...

    -  А  за все про все с тебя червончик, мил человек, - приятным баритоном
    произнес  робот, на никелированной груди которого красовалась лаконичная
    надпись: "Аза".

    Скомканные  рубли  легли  в  протянутую  металлическую  ладонь. Свиток с
    заветным  текстом  в  карман,  поближе к сердцу. И юноша уже продирается
    сквозь  всеразрастаюшуюся толпу любопытных, прочь от ларька, над которым
    яркими красками пестрел плакат:

    Кооператив РОБОТУМ: предсказывать, гадать, любовные послания писать.

    "Фантакрим-MEGA", 1991, ‘ 1.























    Михаил Гребенюк

    Вестник далекой катастрофы

    Фантастический роман




                   Экспедиция Организации Объединенных наций

    Земля  удалялась  медленно,  словно  не  хотела  расставаться  с людьми.
    Космос  по-настоящему вступил в свои права только тогда, когда она стала
    меньше Луны.

    Космонавты  сидели  в  полужестких  креслах,  не отрывали глаз от черной
    бездны,  простиравшейся  вокруг,  вновь и вновь удивлялись безграничному
    простору, пронизанному мириадами ярких песчинок.

    Особенно   величественным   был  Млечный  Путь.  Он  лился  беспрерывной
    разноцветной лентой от кормы корабля.

    Из   всех   космонавтов,   пожалуй,  только  Эдвард  Хэгстром  оставался
    равнодушным   к   открывающемуся   величию  Космоса.  Он  никак  не  мог
    расстаться  с  оставшимися  на  родной планете. Ради них, ради их жизни,
    ради  жизни  на Земле летели сейчас космонавты через холодные просторы к
    Иверу.  Они  должны  сделать  все,  чтобы  Ивер прошел мимо Земли мирным
    вестником безграничной Вселенной. А это нелегко сделать, Хэгстром знал.

    В  каюте  стояла глубокая тишина. Никому из космонавтов, должно быть, не
    хотелось нарушать ее.

    Эдвард  Хэгстром  посмотрел  в  иллюминатор  -  впереди,  около  бледной
    расплывчатой туманности, увидел яркую красную звезду.

    "Марс...  Планета  загадок... Какие тайны ты скрываешь от нас? Не знаешь
    ли  ты тайну Ивера? Мы собираемся к тебе в гости, слышишь? Этот день уже
    недалек, Марс!"

    Красная  звезда  привлекла  внимание  не  только  начальника экспедиции.
    Другие космонавты тоже не сводили с нее глаз.

    Первым  нарушил  тишину  Том Перкинс. Он выпрямился в кресле и, глядя на
    Игоря   Богатырева,   неожиданно   запел   низким   чистым  голосом,  до
    неузнаваемости коверкая русские слова:

    Заправлены в планшеты космические карты,

    И штурман уточняет в последний раз маршрут

    Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом,

    У нас еще в запасе четырнадцать минут.

    Космонавты  зашевелились,  повернули  головы  к Тому Перкинсу, забыли на
    время о Космосе.

    Отвлекся  от  своих  мыслей  и  Эдвард Хэгстром. Он тоже стал подпевать,
    четко выговаривая русские слова, будто сдавал экзамены:

    Я верю, друзья, караваны ракет

    Помчат нас вперед от звезды до звезды

    На пыльных тропинках далеких планет

    Останутся наши следы.

    Песня крепла, увлекала всех.

    Со  временем  люди  Земли побывают на многих мирах Вселенной и наверняка
    останутся  в  памяти  разумных  существ  этих  миров,  как представители
    Великого Разума Мегамира!

    Жаль,  что  это  время  далеко.  На  Земле  кое-где пока еще преобладает
    эгоистичный  разум, который идет на все ради удовлетворения собственного
    тщеславия и ради собственной выгоды.

    В  памяти  Эдварда Хэгстрома вдруг возникло недалекое прошлое, принесшее
    ему  столько  горьких  минут...  Собственно,  случившееся  еще  и теперь
    преследовало его, даже здесь, вдали от Земли.

    ...Все  началось  с того дня, когда преподаватель лицея в Гренобле мосье
    Жюстен  обнаружил новый астероид. Старый холостяк имел два увлечения: он
    был астрономом-любителем и заядлым филателистом.

    Астроном  любитель  жаждал  открытия.  Однако скромные приборы не давали
    ему  возможности  конкурировать ни с мощным телескопом в Маунт Паломаре,
    ни  с  Крымским рефлектором. Поэтому мосье Жюстен жаждал открыть хотя бы
    новый  астероид. Если везет в таком деле школьникам, думал он, то почему
    бы  судьбе  не  быть  благосклонной к верному поклоннику Урании, который
    служит ей с честью вот уже три десятка лет.

    Однажды  в  безоблачную  августовскую  ночь  мосье  Жюстен  был  наконец
    вознагражден.   Разобрав   посылку   с   марками   аравийских  княжеств,
    полученную  от  филателистической  фирмы  Ивер, мосье Жюстен поднялся на
    чердак,   в  свою  домашнюю  "обсерваторию".  Прильнул  к  "заряженному"
    телескопу  -  ничего нового. Извлек фотопластинку, с привычной быстротой
    проявил  ее  и  так  же  привычно  быстро отпечатал. Взглянув на снимок,
    мосье  Жюстен  не  поверил  своим  глазам.  В  левом углу, рядом с яркой
    звездочкой,  эпсилоном  Волопаса, четко проступала новая черточка. Мосье
    Жюстен  торопливо  снял  с полки звездные календари, каталоги и небесные
    атласы  и  полтора  часа с возрастающим нетерпением изучал их. Затем сел
    за  письмо,  в  котором подробно изложил обстоятельства своего открытия.
    Он  просил  высокоученых  коллег-профессионалов проверить его наблюдения
    и,  если  они  подтвердятся, ему бы хотелось, со своей стороны, по праву
    первооткрывателя присвоить неизвестному астероиду имя - Ивер.

    Вскоре  пришел  ответ.  Да,  мосье  Жюстен  оказался  прав. Отныне новый
    трехкилометровый  небесный  странник  во  всех  астрономических изданиях
    будет именоваться Ивером.

    Открытие  Ивера не вызвало волнений в научных кругах, однако земной Ивер
    поспешил  довести  до  сведения  всех  коллекционеров  известие  об этом
    важном  событии. Филателистические фирмы Англии, Швейцарии и ряда других
    стран  были  ввергнуты  в траур. Вот это номер выдвинул ловкач Ивер, вот
    это реклама! Такой еще свет не видывал.

    Мосье  Жюстен  получил  диплом от общества астрономов-любителей и полную
    серию марок французских колоний выпуска 1906 года от благодарной фирмы Ивер.

    Спустя  несколько  месяцев  название астероида, открытое мосье Жюстеном,
    замелькало  на  газетных  страницах  всего  мира:  были вычислены точные
    параметры  орбиты  Ивера,  и  оказалось,  что  он должен пересечь орбиту
    Земли.  Начались  паника, которую не могли унять трезвые голоса тех, кто
    еще   не   забыл   подобной   истории  с  Икаром.  В  день,  назначенный
    астрономами,  Ивер  появился  на  небе  Южного  полушария  и,  пройдя на
    расстоянии 670.000 километров от Земли, удалился в сторону Солнца.

    Однако  вскоре  об  Ивере  снова  заговорили.  В  памятный день, 26 июля
    прошлого  года, несколько радиотелескопов приняли радиограмму следующего
    содержания:  "Всем!  Всем! Ивер захвачен безумцами и направлен на Землю!
    Точка падения..."

    Сначала  многие  решили,  что  сигналы  подал  какой-нибудь  "шутник"  с
    космического    корабля.    Однако,    когда    свели   воедино   данные
    радиотелескопов   и   рассчитали   точку,  из  которой  было  направлено
    послание,  убедились,  что  это не шутка. Точка находилась на траектории
    движения  Ивера  и совпадала с местоположением астероида в момент приема
    тревожного   предупреждения.   Потом   стал   известен  еще  один  факт.
    Тщательными  исследованиями было установлено изменение орбиты Ивера. Оно
    не  могло  быть  вызвано  естественными  причинами.  Это  уже показалось
    странным.  К  сожалению,  сказать  что-либо  определенное  никто не мог.
    Новых вестей с астероида не поступало.

    Мир  был  поражен. Священнослужители объявили о грядущем страшном суде и
    призывали молиться, дабы достойно встретить конец.

    В   обсерваториях   шла   лихорадочная   работа.   Дипломаты   совершали
    бесчисленные  вояжи  по  странам и континентам. Над земным шаром нависла