енными  бутончиками, падали вокруг него -
    слева,   справа  спереди,  сзади.  Он  едва  успевал  уклоняться  от  их
    неприятных  прикосновений.  Падая,  кусты царапали ржавый подоконник его
    окна  на  первом  этаже,  и  Ивану  приятно  подумалось, что эти звуки -
    последние.  Не  будут  более  они мешать ему спать. Старушки смотрели на
    него.  В их глазам уж не было боли, а только усталость, Возможно. теперь
    они  будут вести себя значительно тише? Иван улыбнулся и почувствовал на
    себе  взгляд.  Пошарил глазами и увидел в раме собственного окна робота.
    Робот  смотрел на хозяина. Ивану почудилось, что безгубый цилиндрический
    череп  улыбается  тоже.  Иван  медленно согнулся и зачем-то обтер лезвие
    топора  об  сирень.  И  пошел  в  подъезд  также медленно, слегка волоча
    ботинки и незаметно сутулясь.

    Ложиться   уже  не  имело  смысла,  и  Иван  дождался  утра,  дымного  и
    многоэтажного  -  с  фабричными  гудками  и  нервными звонками трамваев.
    Тогда  Иван велел роботу пришить карман и пропылесосить ковры на стенах.
    Он поправил галстук, широкий и новый, и пошел на работу.

    С тех пор Иван Подкидной спал спокойно.

    "Миры", 1993, ‘ 1 (Алма-Ата).























    Михаил Вадимиров

    Остров Пуа-ту-тахи




                                    Глава 1

                             СКОЛЬКО НОГ У БАБОЧКИ?

    Мы дышим парами бензина

    И это для нас - о'кей.

    Неба серая тина

    Над ямами площадей,

    Пыльный ветер в ущельях,

    Пляска цветных реклам.

    Трупы лежат в постелях.

    Живые ушли по делам.

                                                               Вилли ПАТТЕРН

    Плотные,  низкие  облака лежали над Уикфилдом. Верхние этажи небоскребов
    плыли  в  утреннем  тумане.  А  внизу,  по  сумеречным  улицам уже текли
    автомобили, вспыхивая красными и оранжевыми тормозными огнями.

    Джонни  Мелвин  проснулся,  встал  и  босиком  подошел к окну. В комнате
    стоял  полумрак, смутно поблескивали стаканы с недопитым бурбоном. Лед в
    них давно растаял.

    Окно  смотрело  в  стену  дома напротив. Кое-где горел еще свет. Никаких
    звуков не было слышно, кроме однообразного рычания голубей.

    Как  всегда, Джонни проснулся с ощущением неуверенности, неопределенного
    беспокойства.  Он  знал,  что  позднее это пройдет. А сейчас стоял перед
    окном и курил сигарету, стряхивая пепел на пол.

    Бэсси  ушла  поздно,  не  захотела,  чтобы  он  оделся и проводил ее. Он
    выспался.   В   сущности  все  было  хорошо.  Откуда  эта  бессмысленная
    рефлексия?  Он  здоров,  молод, успешно подвизается на поприще репортера
    "Уикфилдских    Новостей".   Нет   никаких   оснований   для   комплекса
    неполноценности и прочей психоаналитической муры.

    Он  стоял  здесь,  как  на  необитаемом  острове.  Светало,  гасли  окна
    напротив,  монотонно рычали голуби. Если наклониться и посмотреть вверх,
    можно  увидеть  геометрически выкроенный кусок серого неба. Он отчетливо
    ощущал  свирепую  пустынность  окружающего. И денег все-таки не хватает.
    Для  того  чтобы  жениться  на  Бэсси,  нужен  собственный дом - изящное
    бунгало на краю города. Это дорого стоит.

    Отличный  город  Уикфилд.  Все  в  нем  есть,  и небоскребы, и подземка.
    Конная  статуя Теодора Рузвельта в городском саду, сработанная Пиччони -
    скульптором-сюрреалистом.  Розовая почтовая марка с изображением статуи,
    достоинством в один доллар, ценится филателистами.

    Куда  пошлет  его сегодня шеф? Убийство, похищение, приезд знаменитости?
    Вечная  гонка,  некогда как следует обдумать статью, прочесть что-нибудь
    толковое.  Платят,  правда, хорошо, но все равно недостаточно. А ведь он
    когда-то  мечтал  стать  писателем.  Чтобы  на  всех углах продавали его
    роман   в   глянцевой   бумажной  обложке,  на  которой  красовалась  бы
    длинноногая  блондинка  с  сияющей  улыбкой. Чтобы издатели посылали ему
    чеки со всех концов страны. И поездка в Европу - Париж, Париж!

    А  сейчас  он  совсем  один  в  этой комнате. Один - с голубями. Остров.
    Бэсси наверно уже сидит в конторе. Который час?

    Зазвонил телефон.

    -  Хэлло,  Мелвин, - сказал шеф, - я полагаю, вы читали книгу профессора
    Хогланда?

    Один  из  деловых  принципов  Джонни  был  -  говорить,  по возможности,
    правду. Иначе можно влипнуть.

    - Нет, сэр.

    -  Так  прочтите.  Об  этой  книге  шумят.  Затем  возьмите  у  Хогланда
    интервью. Мне нужна статья. Срочно.

    - Как называется книга, сэр?

    - Эс Эй Хогланд "Люди, звери, растения". Пока.

    Джонни  никогда  не  читал научных книг. Но эта была написана понятно. О
    чем только ни пишут ученые! Никогда Джонни о таких вещах не задумывался.

    Хогланд  писал  об  оторванности  человеческого  существования  от жизни
    животных  и  растений.  Люди и окружающая их живая природа находятся как
    бы  в  раздельных  плоскостях,  удаляющихся  друг  от  друга. Сейчас, во
    второй  половине двадцатого века, человек перестал понимать природу. Нам
    нет дела до деревьев и птиц.

    "Птицы!  Действительно,  на  черта мне птицы. Ненавижу жирных голубей за
    окном,  их  ворчание и любовные стоны. Они мне до смерти надоели. Только
    тоску  нагоняют.  Я  умею  и  люблю  разговаривать  с  людьми.  А  не  с
    опоссумами. Как бы я стал общаться с опоссумом?"

    Хогланд  о  нем  и  писал.  О человеке, который если и попадет в лес, то
    ничего  не увидит и не услышит. Не заметит толстую бронированную куколку
    бражника,  на  осеннем  листе,  не  отличит  дрозда  от тангары (Pyranga
    rubra).  О  современном  городском  человеке,  о  репортере "Уикфилдских
    Новостей"  Джонни  Мелвине.  О  Джонни  Мелвине, которому неуютно в этом
    мире, но который пробьется, выдвинется, разбогатеет.

    Хогланд  считал,  что  даже  биологи  оторвались  сейчас от природы. Они
    знают  что  такое  ДНК,  как  квант  света работает в хлоропласте. А что
    такое  перипатус?  Peripatus,  тип  Onychofora?  Между тем, это существо
    важное  -  без  него не поймешь эволюции беспозвоночных. А люди, далекие
    от  биологии? ("Ваш покорный слуга - Джи Ар Мелвин"). Глубокое, дремучее
    невежество.

    "Я  спрашивал  у  десятков  знакомых  и  незнакомых людей, сколько ног у
    бабочки?  -  писал  Хогланд. - И получил самые разнообразные ответы - от
    нуля до двенадцати. Некоторые называли даже нечетные числа".

    "А  я  бы  просто  ответил - не знаю и знать не хочу", - подумал Джонни.
    "Ноги лучшей половины человеческого рода интересуют меня гораздо больше".

    Хогланд  писал  об  уничтожении природы человеком. Об истреблении карибу
    на  севере Канады, умниц афалин в Черном море, об отравлении рек и озер,
    о  бессмысленной  вырубке  лесов.  Почва  подвергается  эрозии, исчезает
    рыба,  редкими становятся меха и слоновая кость. Это мало кого смущает -
    газеты  шумят  об  искусственной  пище. В Советском Союзе химики сделали
    синтетическую  икру  -  на радость вегетарианцам. А мех и кость с полным
    успехом заменяются полимерами.

    "У  Бэсси  отличная  шубка  из  найлона.  И  обошлась  она мне недорого.
    Конечно, лестно было бы нарядить Бэсс в соболя".

    Люди    утрачивают   возможность   познания   природы   -   научного   и
    эстетического.  Они  полагают в своем невежестве, что все уже позади - и
    стегозавр,  и  латимерия.  Между тем природа полна неожиданностей, может
    быть  грандиозных.  И  не только в глубинах океана. Есть еще необитаемые
    острова  на  нашей  планете.  А  сколько неизученных! В конце концов, на
    любом  пустыре можно наткнуться на новый мутант чертополоха со странными
    свойствами. Природа продолжает развиваться, как бы ни терзал ее человек.

    Слова   о  необитаемых  островах  задели  Джонни.  "Конечно.  Мир  полон
    необитаемых  островов.  Мы  все  - Робинзоны. Моя квартира - необитаемый
    остров,  Бэсси  отказывается в ней поселиться. Только вместо пальм в ней
    растут  телевизор  и  холодильник. Об этом можно было бы стихи написать.
    По десять долларов строчка. Жаль, что я не умею".

    "Нет,  не  назад  к  Жан  Жаку  Руссо  я  зову людей, - писал Хогланд. -
    Развитие   человечества  происходит  закономерно.  Человек  будущего  не
    оставит  своего  города.  Но  он  неизбежно  должен пойти на сближение с
    природой  и  чем  раньше, тем лучше. Он будет сотрудничать с животными и
    растениями,  он  заговорит  на  их  языках,  он  будет не истреблять, но
    воссоздавать  истребленное.  Возникнет  новое  искусство, одухотворенное
    шумом  леса,  полетом  ласточки, свечением морских микроорганизмов. Дети
    будут любить и понимать природу с первых лет жизни".

    "Фу,   как   красиво,   -  подумал  Джонни.  -  Не  выношу  романтики  и
    сентиментальности.  Я не старая дева из ХАМЛ, чтобы слушать пенье птичек
    и  умиляться  до  слез,  глядя  на  незабудки!  О  чем  мне  говорить  с
    Хогландом? И почему о его книжке шумят?"

    Он позвонил шефу. Он сказал:

    - Шеф, у меня к вам два вопроса.

    - Выкладывайте.

    - Сколько ног у бабочки?

    - Вы что, выпили?

    - Трезв, как стеклышко. Так сколько?

    - Мелвин, я занят.

    -  Ну ладно. Второй вопрос - наличествуют ли у Хогланда железные бицепсы
    и густая черная борода?

    - С чего вы взяли?

    -  Просто  я  боюсь,  что  он  похож на профессора Челленджера из романа
    Конан-Дойла  и  спустит  интервьюера  с  лестницы. Помяните меня в своих
    молитвах, шеф.

    -  Не  валяйте  дурака.  И давайте мне статью о Хогланде завтра вечером.
    Толковую и с юмором.

    Шеф повесил трубку.

    Джонни  считал,  что  этот разговор не бесполезен. Шеф слегка обозлился,
    но  наверняка  отметит  живость  ума своего репортера. Впрочем, читал ли
    шеф Конан-Дойла?

    Джонни  позвонил  Хогланду.  Тот согласился принять его завтра в девять.
    Голос у Хогланда был приятный.

    Вечером  шел  дождь.  Джонни  и  Бэсси  вышли  из  кино  и тут же забыли
    сногсшибательный  вестерн, который им показывали. Черная улица грохотала
    и блестела. Крутились огни реклам, мигали желтые подфарники. Бэсси спросила:

    - О чем ты думаешь?

    - О стеллеровой корове.

    - Кто это - Стеллер?

    -  Понятия  не  имею.  И  корова  его  - не корова, а какое-то существо,
    жившее в воде.

    - Ну и что же?

    - Ее истребили в восемнадцатом столетии. Поехали ко мне?

    Но  Бэсси  не  захотела.  Он  отвез  ее домой, вернулся к себе. Съел два
    сандвича  с  ветчиной  и запил их пивом из жестянки. Лег спать. Он долго
    не  мог заснуть. Темнота и одиночество. "Собаку что ли завести? Не люблю
    собак,  их лая, их запаха. Блохи. А они ведь умные, собаки. С детства не
    разговаривал  с  ними".  Голуби за окном молчали. Они спали, спрятавшись
    от  дождя.  Без  пяти  минут  девять Джонни был у Хогланда. Тот оказался
    спокойным  человеком  среднего  роста,  лет  пятидесяти.  Он  приветливо
    улыбнулся,  налил  Джонни  бурбон  с  содовой,  а  сам  стал  потягивать
    апельсиновый сок.

    - Вы позволите начать интервью, профессор?

    - А как это слово пишется?

    Они рассмеялись.

    - Какое у вас хобби, сэр?

    - Обожаю строить летающие модели. Вот видите.

    Хогланд  показал  на  висящее  под  потолком  сооружение  из  дощечек  и
    цветного щелка.

    - Рыбная ловля, охота?

    - Помилуйте, я городской житель, кабинетный ученый.

    - Но вы так хорошо знаете природу.

    -  Из  этого,  кстати,  не следует, что я должен убивать рыб или птиц. А
    знать природу - моя специальность.

    -  Разрешите  спросить  -  над  чем  вы  работаете?  Ведь  эта  книга  -
    популярный труд. А ваше основное дело?

    -  Вряд  ли  заинтересует  читателей  газеты.  Я занимаюсь конвариантной
    редупликацией ДНК в связи с синтезом белков митотического аппарата.

    -  Вы  понимаете,  сэр,  что для меня это звучит по-голландски. Теперь я
    вас спрошу - как эти слова пишутся?

    - Си О Эн Ви Эй... Конвариантная.

    Джонни  стенографировал без особого интереса. Но тут ему пришел в голову
    более содержательный вопрос:

    -  Вы  упомянули про ДНК, сэр. Это ведь такая генетическая штука, верно?
    Но  в  книге  вы  ругаете  биологов  за то, что они знают про ДНК, но не
    знают сколько ног у бабочки. (Молодец Джонни! Толковый вопрос).

    - Биологи, положим, знают. А вы?

    - Четное число, профессор.

    -  Ответ  правильный.  Так  вот,  Мелвин,  ДНК  - это жизнь. Это - гены,
    наследственность,  изменчивость, эволюция. Но жизнь - это не только ДНК.
    (Разговаривай с этими учеными!)

    -  Вы  действительно  считаете, профессор, что на Земле есть неизвестные
    острова?

    -  Думаю,  что  неизвестных, не нанесенных на карту островов практически
    нет. Но необитаемых и неизученных - достаточно.

    - Где же?

    - Преимущественно в Ледовитом океане. Но есть такие острова и в Полинезии.

    На   политические   вопросы   Хогланд   отвечать  отказался.  А  кино  и
    телевидение его не интересовали.

    Джонни  сдал свою статью вовремя. Он писал ее с увлечением, ему хотелось
    опровергнуть слезливую болтовню этого скучного мечтателя.

    "Мы   готовы   оплакивать   благородных  афалин  и  даже  гораздо  менее
    симпатичного  сумчатого  волка,  -  писал Джонни. - Но это - бесполезные
    слезы. Человек преодолел природу. Ничем она нас уже не удивит.

    Пусть  наши  дети  ходят  в  Зоо  и  пусть  животные  в  Зоо хорошо себя
    чувствуют.  И  если  существуют  музеи,  то почему не быть заповедникам.
    Полезно  смотреть на зверей - мы тогда лучше понимаем добрых знакомых. Я
    вспоминаю  одного  преподавателя нашего колледжа - ну сущий был бегемот.
    Так мы его и звали.

    Человек  -  в  конце  концов везде Робинзон - ив городе и на необитаемом
    острове.  Он  всегда  один  -  в  глубоком смысле этого слова. И меня не
    испугает  необитаемый  остров. Особенно если Пятница будет женского рода
    - миленькая и веселая.

    Но,  конечно,  запах  бензина современному человеку приятнее благоухания
    водорослей, гниющих на пляже".

                                    Глава 2

                                СТРАННЫЙ ОСТРОВ

    Он вставал из тумана навстречу бугшприту

    Остров дикий и странный, безлюдный, забытый.

    Мы смотрели вперед лениво и праздно,

    Мы прошли над акулой сигарообразной,

    Над подводным теченьем, стремящимся к норду,

    Мы прошли как виденье, спокойно и гордо.

    Остров плыл перед нами. Из радужной дали

    Как органные трубы деревья звучали,

    И цветы раскрывали горячие пасти,

    Птицы громко орали о чуде и счастье.

    За нормой он остался, как прежде неведом,

    Пенный след потерялся меж нами и бредом.

                                                               Вилли ПАТТЕРН

    Статья  Джонни  появилась  через  два  дня.  Гонорар  был  приличный, но
    откликов она не вызвала.

    Дальше  все  пошло своим чередом - редакция, выезд с шерифом для осмотра
    трупа,  интервью  у  кинозвезды  Мэй Олдерсон, вечерами встречи с Бэсси,
    кино, танцы в ресторане "Глория". Джонни забыл о Хогланде и его книге.

    Шеф вызвал Джонни через неделю. Он сказал:

    -  Мелвин, вы парень способный. Я хочу дать вам возможность отличиться и
    заработать.

    - Благодарю вас, сэр.

    -  Газете  нужна  сенсация.  Доброкачественная.  Вне политики - читатели
    устали  от  войны во Вьетнаме. Детективный роман с продолжениями тоже не
    годится.  Как  это  ни  странно,  современный  читатель  заинтересовался
    наукой.  Книга  Хогланда  за  короткий  срок выдержала шесть изданий. Вы
    помните историю этого норвежца на плоту?

    - Тура Хейердала, сэр?

    -  Что-то  в  этом  роде.  Так  вот,  Мелвин,  я  намерен послать вас на
    необитаемый остров.

    - Зачем?

    -  Вы  сами  подали  мне  идею  вашей статьей. Современный человек среди
    дикой природы. Может получиться отличная серия корреспонденций и даже книга.

    - Где этот остров?

    -  В  Полинезии. Вы поедете туда один, без Пятницы мужского или женского
    пола,  без продовольствия, без радио. Проживете на острове месяц. Газета
    финансирует вашу поездку и гарантирует достойный гонорар.

    - Сколько?

    -  По  тысяче  зелененьких  за тысячу хорошо написанных строк. Жалованье
    сохраняется.

    - О'кэй.

    - Хороший мальчик. Вы свободны, Мелвин - до четверга.

    Сколько строк он напишет? Десять тысяч, не меньше. Уж тут он постарается!

    Весь  остаток  дня  Джонни думал об острове, но не мог вообразить ничего
    кроме  рекламных  плакатов  туристских  фирм,  приглашающих  насладиться
    красотами  Таити  и  Самоа.  Коричневые  полуголые  девицы  в  венках из
    красных цветов гибикуса. Пальмы и попугаи. Лазурное море.

    Вечером  Джонни  и  Бэсси  пошли  в  Варьете.  На  эстраде  унылый клоун
    разговаривал с сиамской кошкой.

    -  Кисанька,  ты  ведь  из  Индо-Китая.  Не  хочется  ли тебе поехать на
    родину?  Кошка  выгнула  спину  и  страшно зашипела. Глаза ее загорелись
    красными огоньками.

    - Неужели не хочется?

    Кошка мяукнула и покачала головой.

    - Не любишь когда стреляют?

    Кошка мяукнула снова.

    -  Вы  видите,  леди  и  джентльмены, что самая умная кошка много глупее
    людей. Не любит когда стреляют, не хочет ехать во Вьетнам!

    В  зале захлопали, но раздалось и несколько свистков. Клоун исчез вместе
    со своей кошкой.

    Официант принес заказанный коньяк.

    - За нового Робинзона! - сказала Бэсси.

    Они  выпили.  Это  была  уже  третья  порция. Бэсси оживилась. А Джонни,
    напротив, помрачнел.

    -  Чертов  Хогланд.  По  его  милости  я должен тащиться на край света и
    целый месяц жить под кокосовой пальмой. Сущий идиотизм.

    - Милый, в этом есть глубокий смысл. Исчисляемый в долларах.

    - Там крабы ползают. И купаться нельзя - акулы.

    -  И  не  купайся.  Мне  нужно чтобы ты вернулся целиком. А какой у тебя
    будет загар!

    -  Хогланд  прав  в  одном. Я действительно не понимаю зверья. Ты видела
    как  у  этой  паршивой  кошки  глаза  загорелись красным? Может она и не
    кошка вовсе. Может она - оборотень.

    -  Вряд  ли.  У  всех  сиамских кошек глаза светятся красным светом. А у
    простых - зеленым. Из двух разных кошек можно соорудить светофор.

    -  Таинственный  остров.  Остров  Хуан  Фернандес.  Остров Святой Пасхи.
    Остров  Сокровищ.  А  вдруг  я найду в сундуке клад под тремя скелетами?
    Интересно, какой вкус у черепашьих яиц?

    До  четверга  Джонни  удалось кое-что узнать о плацдарме, на котором ему
    предстояло  развернуться,  и  даже повидать человека, побывавшего там, -
    спокойного  и  до удивления безалкогольного норвежца Кнута Бондесена. По
    словам  норвежца,  остров  этот, находящийся в Каролинском архипелаге, к
    югу  от  острова Хок, туземцы зовут Пуа-ту-тахи, что означает - Одинокий
    коралловый  утес.  Размеры  острова  невелики  -  примерно  пять на пять
    километров,  но  на нем имеется и пресная вода и богатая растительность.
    Кокосы  и еще какие-то желтые плоды, о которых Бондесен плохо помнил. Он
    пробыл  на  берегу  не  более  часа  и  ничего  интересного  не заметил.
    Полинезийцы,  однако,  остров  не  посещают, побывали на нем японцы, но,
    насколько  Бондесену  известно,  вскоре  смылись.  Американцы  тоже  его
    игнорируют.

    Шеф  связался с Вашингтоном, но особо ценной информации не получил. Было
    под