ленькое окошко под самым потолком? В него, если очень
    сильно постараться, можно протиснуться.

    Дверь  скрипела  и  ходила  ходуном.  Делать  нечего,  Гриша  метнулся к
    окошку. Цепляясь за какие-то трубы, долез до него и выглянул наружу.

    Нет.  Воспользоваться  этим  путем  мог  только самоубийца. Далеко внизу
    светлели   в   темноте  каменные  плиты  двора.  Гриша  заметил  на  них
    движущиеся  пятна.  Они направлялись к дому и исчезали в темных провалах
    подвальных окошек.

    Гриша  судорожно  прижал  банку. Откуда столько крыс? Казалось, шуршал и
    трещал весь дом - под ногами, над головой, со всех сторон...

    Он  еще  крепче прижал банку и вдруг услышал пронзительный женский визг.
    Женщина  кричала  далеко,  где-то  в  другом конце огромного дома. За ее
    криком последовал еще один, с противоположной стороны, потом еще и еще.

    Один  за  другим на плитах двора стали зажигаться яркие прямоугольники -
    отражения   от  освещенных  окон,  захлопали  двери,  где-то  со  звоном
    вылетело  разбитое  окно.  Гриша  машинально подскочил к двери, не зная,
    что  делать,  -  но тут дверь с оглушительным треском развалилась, и под
    ноги ему хлынул поток знакомых отвратительных комочков.

    Гриша  вскочил  на унитаз, но банки из рук не выпустил. В одно мгновение
    крысы   заполнили   помещение,   а   в  дверь  все  продолжал  вливаться
    неиссякаемый   поток  грызунов.  Времени  на  раздумья  не  осталось  ни
    секунды.  Гриша  швырнул  банку в окно, а вслед за нею и сам выскользнул
    наружу,  чуть  не  разбив  голову  об острый выступ водопроводной трубы,
    обдирая руки и чувствуя, как трещат ребра...

    Операция,  которой  он  так  боялся, заняла всего несколько секунд. Глаз
    мгновенно   перестал  болеть,  и  Куркин  вздохнул  с  облегчением.  Как
    приятно, когда у тебя ничего не болит!

    В  довершение удачи он на редкость легко поймал полуночное такси и скоро
    был  на  месте.  Щедро  расплатившись  с  водителем, он захлопнул дверцу
    машины  и  вдруг увидел, что из двора с криками выбегают люди. Некоторые
    были  полуодеты,  на  других  и  вовсе  ничего не было. Куркин подумал о
    землетрясении.

    Толпа  испуганных  людей  запрудила  уже  всю улицу. Из ворот с грохотом
    вырвалось  густое  облако  пыли,  и  Куркин  понял,  что во дворе что-то
    рухнуло.  Люди  разбегались  в  разные  стороны,  и вдруг из-под облака,
    окутавшего  почти всю улицу, словно пополз край какого-то темного ковра.
    Приглядевшись,  он  увидел,  что это крысы. Они бросались на мечущихся в
    панике  людей,  кусая  их  за босые ноги. Раздались пронзительные вопли.
    Часть  толпы  устремилась туда, где стоял Куркин, и он, перепугавшись не
    на шутку, стремительно бросился наутек.

    Из  соседнего двора выскочил какой-то человек и, чуть не сбив его с ног,
    понесся  прочь.  В  свете  фонаря  Куркин  увидел,  что  голова бегущего
    окровавлена,  одежда  разорвана.  К  груди  он  крепко  прижимал  что-то
    небольшое,  но  тяжелое.  Следом  за  ним, по пятам, словно стая гончих,
    неслась беспорядочная орава отвратительных крыс.

    Это был Гриша.

    - Гриша! - растерянно крикнул Куркин.

    Гриша на бегу повернулся и заорал:

    - За мной!!!

    Увертываясь от крыс, норовящих вцепиться в ноги, Куркин побежал за Гришей.

    Крысы  поотстали.  Гриша  заметно прихрамывал, но не выпускал своей ноши
    из рук - какую-то большую консервную банку. В банке - клад, решил Куркин.

    Сзади  раздалось  урчание  мотора.  Это было все то же такси, на котором
    приехал Куркин. Гриша резко повернулся и крикнул:

    - Останови его!

    Но таксист остановился сам:

    - Вам помочь, ребяга?

    Куркин   хотел   отказаться,   но,   поглядев  на  приближающихся  крыс,
    передумал.  Он  впихнул  Гришу  на  заднее  сиденье, забрался туда сам и
    назвал  первую  пришедшую  на  ум  улицу  на другом конце города. Машина
    рванула  с  места,  давя  кинувшихся  под колеса крыс, и через несколько
    секунд мчалась по освещенному шоссе.

    Гриша  бросил  банку  под ноги и, поминутно оглядываясь, шумно вздыхал и
    ощупывал себя дрожащими руками.

    - Что случилось? - тихо спросил Куркин, нагибаясь к Грише.

    -  Те-с!..  -  Гриша  поморщился  и  указал  заплывшими глазами на спину
    таксиста. Тут таксист подал голос.

    -  Там во дворе дом рухнул, - сообщил он как о чем-то вполне заурядном и
    в зеркальце глянул на Гришу.

    - Почему? - рассеянно спросил Куркин.

    -  Говорят,  в  него крыс набилось под самую завязку, - многозначительно
    ответил  таксист.  Наступило  молчание,  нарушаемое  лишь  гулом мотора.
    Таксист, не дождавшись ответа, продолжал:

    - Что-то там случилось такое... Интересно бы узнать... Вы сами не оттуда?

    Грише  страшно  не  понравились эти слова. Он испугался, не догадался ли
    таксист, что в банке не томатная паста.

    -  Так, папаша... - с угрозой произнес он. - Мы тебя не трогаем, так вот
    и ты занимался бы своим делом!

    Водитель  замолчал.  В  ночном  небе  вызывающе висела половинка луны. В
    этот  поздний  час  улицы выглядели как обычно. Светофоры мигали желтыми
    огнями  на пустынных перекрестках, изредка проносились встречные машины.
    Но  Куркин  вдруг  заметил,  что  поворот в нужную сторону они давно уже
    миновали.

    -  Куда  мы  едем?  - подозрительно спросил он таксиста. - Ты координаты
    правильно понял?

    Таксист  молчал.  Машина свернула в сторону, нырнула в темный переулок и
    резко, скрипя тормозами, остановилась.

    Гриша схватил таксиста за плечо.

    -  В  чем  дело?  -  крикнул  он,  но  водитель молча смахнул его руку и
    выскочил из машины.

    -  Выметайтесь! - тихо, но внятно сказал он, распахивая заднюю дверцу. -
    Живо!

    Гриша  оглянулся  на  Куркина,  но в тот же миг железная рука вышвырнула
    его  из  машины.  Он  попытался отбиться, но резкий удар в ухо лишил его
    ориентации.  В  следующий  миг  он  лежал на куче строительного мусора у
    тротуара.  Куркин  выскочил  из  машины  с  другой  стороны и кинулся на
    таксиста,  но  его  встретил  тренированный  кулак и высек из только что
    вылеченного глаза целый каскад искр.

    Второй  удар  свалил  его  с ног, и, пока Куркин барахтался на асфальте,
    пытаясь подняться, взревел мотор. Машина метнулась по переулку.

    - Банка! - заорал опомнившийся Гриша. - Куркин, лови его!..

    Куркин только смог повернуть голову вслед удаляющейся машине.

    Резаный  в  последний  раз  стукнул  молотком  по зубилу. Тяжелая крышка
    отлетела в сторону.

    Банка   оказалась   никакой  не  банкой,  а  металлической  болванкой  с
    выточенным  по  центру  узким  каналом.  Резаный  запустил туда пальцы и
    извлек бумажный сверток.

    - Что это? - удивился Хек.

    В желтую хрупкую бумагу была завернута круглая, почти невесомая палочка.

    Хек разочарованно пожал плечами.

    -  Что за хреновина? - сказал он, разглядывая находку. - Дырки какие-то!
    На фиг оно нужно?

    -  Мать  ее!.. - выругался Резаный, швыряя непонятную штуку на стол. Оба
    бандита  были  обескуражены.  Черт  бы  побрал таксиста! Цеплялся за эту
    вонючую банку так, словно в ней было кило бриллиантов!

    Хек  еще  раз  пошарил  в  болванке  и  достал  какие-то  бумажки,  туго
    свернутые в трубку.

    Пока  он  их  разворачивал. Резаный снова схватил деревянную штуковину и
    принялся ее разглядывать.

    В  тот  же  момент  из всех щелей и углов чердака на них глянули десятки
    бусинок-глаз.   С   каждой   секундой   их   количество   умножалось   в
    геометрической  прогрессии.  Но  Резаный,  как,  впрочем, и Хек, об этих
    наблюдателях  и  не подозревал. Он размышлял над тем, что дали они маху,
    прикончив   этого   таксиста   за  хилый  четвертной,  найденный  в  его
    бумажнике,  да  за кусок паршивой деревяшки с дырочками. Может быть, эта
    вещица  и  на самом деле стоит денег, но было бы гораздо лучше, если б в
    банке лежало золото или, на худой конец, хоть деньги...

    -  Ну?  -  раздраженно  покосился  он  на  Хека,  который с любопытством
    разглядывал  ветхие  листы  с неразборчивым рукописным текстом. - Что ты
    там вычитал?

    -  Бред  какой-то...  -  хихикнул Хек. - На, погляди! Знаешь, что это? И
    как мы сразу не догадались!

    "Руководство по примънеiню..."

    Дальше  прочесть  Резаный не успел. Из-под стола вынырнула большая крыса
    и,  высоко  подпрыгнув,  укусила  его  за  руку,  в  которой  он  держал
    "Руководство". Резаный вскрикнул и разжал пальцы.

    И  тут  же  изо  всех  углов  чердака и даже сверху, с потолка, раздался
    такой  неистовый  шорох  и  треск,  словно собралась рушиться деревянная
    крыша.  Весь  чердак  моментально  заполнила масса поганых тварей. Крысы
    набросились  на  перепуганных  грабителей  и терзали их до тех пор, пока
    одна  из  них,  ухватив  злополучную  деревяшку,  не оказалась далеко за
    пределами квартала и не скрылась в недрах огромной свалки.

    - У меня пока нет определенного мнения.

    -  И  все  же?  - Полковник повернулся к майору и задумчиво сказал: - На
    такие  вопросы  могут  ответить  только  специалисты. Крысиные миграции,
    поведение  их  стай  -  это  не  по  нашей  части.  Мне  же пока хочется
    заглянуть  в  эту  таинственную банку. Хотя не слишком верится, что дело
    тут только в ней. Иначе мистика какая-то...

    В этот момент зазвонил телефон.

    Полковник  снял  трубку  и долго слушал. Майор увидел, как его начальник
    вдруг мертвенно побледнел.

    - Что-то случилось? - спросил он, когда полковник наконец положил трубку.

    -  Случилось?  - растерянно откликнулся тот и как-то странно поглядел на
    майора. Наступило тягостное молчание.

    -  Докладывают,  что по городу маршируют колонны крыс, - наконец очнулся
    полковник.  - Как говорят, не вооружены, но очень опасны. Агрессивны. На
    набережных люди десятками прыгают от них в воду. Есть жертвы.

    Майор вытаращил глаза. На шутку это мало походило.

    Дверь  распахнулась.  В  помещение  вошел  запыхавшийся  рассыльный.  Он
    протянул  полковнику мятый листок, вырванный, судя по всему, из видавшей
    виды  ученической  тетрадки.  Полковник  быстро прочел, а затем протянул
    бумажку майору.

    На  листке  крупными  неровными буквами зеленым карандашом было написано
    следующее:

                                УЛь т и ма Т У М

    Н  ИМЕДЛЕНО  ПРИ  КРАТИТЕ  НАС  УБИВАТЬ  НИМЕДЛЕ  НО  ВЫПУС  ТИТЕ В С ЕХ
    ЗАЛОЖНИКОВ  ИЗ  ВСЕХ КЛ ТОК ЗА КАЖДУЮ УНИЧТОЖЕНУЮ КР Ы С У ТИПЕРЬ БУДИТЕ
    плаТИТЬ ЖИЗНЬ Ю ДУДОЧКА КРЫСАЛОВА ИЗ ХАММЕЛЬНА НАКОНЕ Ц Т О В НАШИХ ЛАПАХ

    "Химия и жизнь", 1992, ‘ 6.





















    А. Боровинский
    Блямба



    Фон  Триста  Двенадцатый поерзал эмалированной задницей по валуну, чтобы
    прочнее зафиксироваться, и огляделся.

    Справа  тяжелая  гладь  озера, слева ели подступают к самому берегу: его
    Прекрасное  Место.  Мягкие  линии пейзажа и обсосанная озером галька под
    ногами,   кряжистые   стволы   и   матово-серая,   готовая  все  принять
    поверхность  волн  -  здесь  все дышало гармонией. Отличное местечко для
    закручивания  сиреневой  блямбы.  Только  здесь  все  эмоции  генерируют
    положительные заряды, а без них, как ни крути, ни шиша не закрутишь.

    Фон   Триста  Двенадцатый  поставил  футляр  с  блямбой  перед  собой  и
    осторожно  открыл.  Начинать работу лучше всего сейчас, на рассвете, но,
    как  всегда,  пришлось  замереть  на  две-три минуты: генератор гордости
    входит в резонанс.

    -   Вот  она,  блямба!  Еще  не  закрученная  и  поэтому  желто-красная.
    Попробуй,  доверь  ее  автомату  или  промышленному роботу - собьются на
    втором  витке.  Витки  же  должны  закручиваться  согласованно, а это не
    запрограммируешь,  это  можно  только  чувствовать.  Лишь  согласованная
    блямба   наливается  сиреневым  цветом,  и  тогда  ее  можно  цеплять  в
    Ф-генератор.  А  как  же  робот без эмоций сможет определить согласность
    витков?  Да  и  не  каждому  из  эмоциональных это под силу. Нет, в этом
    квадрате только он и никто другой способен на такую работу.

    Конечно,  эмоциональных  роботов  в  их  квадрате  хватает,  но  из всех
    трехзначных  созидателей только он сумел найти такое подходящее для себя
    место.  И это место подходит только ему. В соседнем квадрате его коллега
    устроился   крутить   блямбы   в   ущелье   корявых  красно-бурых  скал,
    извращенец!  Фон  Триста  Двенадцатый  даже футляр там распаковать бы не
    смог, но у того блямбы все же закручивались, и, судя по цвету, не хуже.

    Медленно   всходило   солнце   и  лениво  складывались  мысли  в  голове
    созидателя   Фона,  пока  руки  его,  управляемые  лишь  токами  эмоций,
    закручивали уже третий виток.

    На  берегу  блеснул  неясный  силуэт.  Ишь, тащится кто-то! Фон закрепил
    спираль  и  оглядел  работу.  После  третьего  витка блямба дала розовый
    оттенок  по  периметру,  и  это  было  правильно.  Однако  он  не спешил
    продолжить,  поджидая  непрошенного гостя. Бывает, что другой созидатель
    своим  присутствием  замыкает  какой-нибудь  контур, и тогда уж лучше не
    крутить.

    - Пускай подойдет поближе, увидит, что я работаю, и исчезнет.

    Размеренно  хрустя  галькой,  фигура  приближалась,  и  на  груди  стала
    различима фамилия: Тринадцатый.

    -  Двузначный  искатель!  Руки  опять спокойно принялись за работу. Этот
    помешать  не  может,  искатели нейтральны. Пусть подходит и смотрит. Что
    бы   ни  делал  созидатель,  искатель  ему  не  помеха.  А  предоставить
    информацию,  если, конечно, попросит,- только дополнительная подзарядка.
    Их  работа-  вникать,  как созидают, а каждому приятно без особых усилий
    способствовать работе другого.

    Гость   подошел  и,приветливо  буркнув  "Бош  Тринадцатый,  искатель"  -
    уставился на руки созидателя.

    -  Смотри  себе, смотри. Может, и подскажешь потом мне и остальным нашим
    что-нибудь  такое,  чтобы  блямбы покруче выходили, на то ты и искатель,
    как  там  тебя,  Бош Тринадцатый? А может, придумаешь, как блямбы раза в
    два больше закручивать?

    У  Фона  даже  глаза разгорелись от предвкушения такой работы: закрутить
    сиреневую  вдвое  больших  размеров! Да тогда их квадрат с Ф-генератором
    на такой блямбе живо в магистральные выйдет!

    Ну,  еще  виток! И тут Фон с ужасом увидел, как большой палец его правой
    руки  оставил  на  спирали  черный  отпечаток.  Безобразная  эта  клякса
    немедленно  начала  расти,  по-хозяйски  растекаясь по телу блямбы. Все.
    Запорол.

    Злость,   досада,  разочарование...  Отрицательный  комплекс,  настолько
    насыщенный,  что  на  три секунды отключился оптический канал. Сработала
    защита,  и, как положено, весь отрицательный заряд, раздирающий контуры,
    трансформировался в одну эмоцию. На сей раз это была тоска.

    -  Какая  мерзость - моя работа, - начал разряжаться Фон, - одна неудача
    перечеркивает  весь  труд прошедших лет. О, мое Прекрасное Место! Я ведь
    не   только   работать,  даже  приходить  теперь  сюда  не  смогу.  Весь
    восхитительный,  еще  всего  лишь три минуты назад восхитительный пейзаж
    будет  вызывать  отныне  лишь чувство вины, напоминая эту гадость, - Фон
    пнул  ногой  почерневшую  блямбу,  в  которую я превратил полторы тысячи
    мегаватт чужого труда.

    Работа...  При  мысли о том, что делать дальше, у Фона временно отказали
    локтевые  и  плечевые  суетавы. Каким же образом теперь функционировать?
    Вспомнилось,  как  впервые  запорол заготовку пять лет назад. Прекрасное
    место  было  тогда  на  краю  широкого  луга,  и  какой-то паршивый крот
    умудрился  подкопаться  прямо под камень, на котором он сидел. Фон тогда
    полетел  верхтормашками  с  внезапно  просевшего  камня, а блямба, как и
    сейчас, отвратительно почернела.

    Что  послужило  теперь  причиной  катастрофы - какой-то звук, нарушивший
    гармонию,  сильный  резонанс  положительных  эмоций  в  мечтах о Большой
    сиреневой  блямбе или просто неудачно упавшая тень от проплывавшего мимо
    облака, - он проанализирует потом, а пока надо дать выход эмоциям.

    В  прошлый  раз  пришлось  два  месяца искать уголок, то бишь Прекрасное
    Место,  где  снова  можно  было  работать.  Фон обшарил тогда почти весь
    квадрат, пока не наткнулся на эти камни между лесом и озером.

    Что  же теперь? В этом квадрате места почти наверняка не найти. Остается
    ждать,   пока   не  объявился  другой  такой  же  неудачник,  потерявший
    возможность  работы в своей зоне, и меняться с ним местами. Ждать месяц,
    два, год?

    -   Проклятая   профессия!  В  каждом  квадрате  -  только  один  должен
    закручивать  сиреневые блямбы. У каждого крутильщика должно быть особое,
    ему  одному  подходящее  рабочее  место,  и  хорошо,  если  таких мест в
    квадрате окажется два или три.

    Но  почему  я  не  один  из  тысячи  ремонтников на каком-нибудь заводе?
    Почему не мастер из сотен подземных картографов?

    Сколько  профессий  у  созидателей,  где одна ошибка не закрывает путь к
    дальнейшей  работе!  Менять бы нам всем программы каждый год: накрутился
    блямб   так,   что  корпус  от  гордости  вздуваться  начал  -  валяй  в
    воспитатели,  а  там  посмотришь  на  роботенков, будущее наше, и тут же
    гордость свою глупую через великий образ грядущего нейтрализуешь.

    Хорошо    бы    еще    созидателей    на    год-другой    в    искателей
    перепрограммировать.  Созидатель на свежую голову тоже кое-что придумать
    может!

    А если в координаторы? Что, координатор из других деталей что ли собран?

    Ну,  что же, тебе координатером! - просипел вдруг молчаливый наблюдатель
    Бош Тринадцатый.

    Фон   Триста  Двенадцатый  хоть  и  обращал  свои  тирады  к  невольному
    слушателю,   но  никак  не  ожидал,  что  его  страстный  монолог  может
    перерасти  в  диалог с искателем. Однозначной реакции не просчитывалось,
    и Фон замер на полуслове.

    -  Или  ты  можешь стать, например, таким же, как я, искателем и сменить
    свою  фамилию на двузначную? - опять заговорил Бош, пытаясь растормозить
    Фона.

    -  Я  -  искателем?  Как  это, зачем? Почему ты вообще делаешь мне такие
    предложения?

    -  Потому  что  я  -  искатель.  Если  бы ты докрутил до конца сиреневую
    блямбу,  я,  быть может, дал тебе какой-нибудь совет, а может, и нет - и
    до   меня   искатели   сотню  раз  наблюдали  работу  твоих  коллег,  но
    продуктивных  предложений было внесено только два. Ты испортил, работу и
    себе,  и  мне,  но  когда началась разрядка, я понял, что для меня здесь
    найдется еще кое-какое дело.

    -  То  есть  теперь  ты  выбрал  объектом  меня?  Поищи-ка  лучше  новое
    Прекрасное  Место  или  по  крайней  мере  посоветуй,  как  побыстрее  и
    полностью сбросить отрицательный заряд.

    -  Ты  сам  сказал,  надо  сменить  программу.  А  судя  по тому, что ты
    говорил,  твоя  матрица  способна принять программу не только созидателя
    другой профессии, но, вероятно, и искателя, а может, даже координатора!

    -  Ну  ладно,  искатель,  если в тебе сгенерировано чувство юмора, так у
    меня - нет. Что я, не знаю, откуда координаторы берутся?

    Фон   действительно   не  был  наделен  чувством  юмора,  и  сейчас  его
    электронные  мозги  породили мысль, что этот Бош просто смеется над ним,
    а  таких шуток он не терпел. Рука