е
думают про себя, что они - мы?"
     "Что-то вы слишком рано созреваете, - подумал Бетли. - В семь  лет  я
не задавал таких вопросов".
     Где-то сзади хрустнула ветка. Мальчик исчез.
     Журналист тревожно огляделся и прислушался. Нет, все в порядке.
     Летучая мышь косым трепещущим полетом пересекла поляну.
     Бетли выпрямился.  Ему пришло в голову, что лесничий что-то  скрывает
от него.  Например, он еще не сказал, что это был за  всадник,  который  в
первый день обогнал их на заброшенной дороге.
     Он опять оперся спиной о стену домика. Еще раз сын появился перед ним
и снова с вопросом:
     "Папа, а откуда все? Деревья, дома,  воздух,  люди?  Откуда  все  это
взялось?"
     Он стал рассказывать мальчику об эволюции  мирозданья,  потом  что-то
остро кольнуло его в сердце, и Бетли проснулся.
     Луна зашла. Но небо уже немного посветлело.
     Лошадей на поляне не было.  Вернее, одной не было, а вторая лежала на
траве, и над ней копошились три серые тени.  Одна выпрямилась, и журналист
увидел огромного отарка с крупной тяжелой  головой,  оскаленной  пастью  и
большими, блещущими в полумраке глазами.
     Потом где-то близко раздался шепот:
     - Он спит.
     - Нет, он уже проснулся.
     - Подойди к нему.
     - Он выстрелит.
     - Он выстрелил бы раньше, если бы мог. Он либо спит, либо оцепенел от
страха. Подойди к нему.
     - Подойди сам.
     А журналист действительно оцепенел.  Это было как во сне. Он понимал,
что случилось непоправимое, надвинулась беда,  но  не  мог  шевельнуть  ни
рукой, ни ногой.
     Шепот продолжался:
     - Но тот, другой? Он выстрелит.
     - Он болен. Он не проснется... Ну иди, слышишь!
     С огромным трудом Бетли скосил глаза.  Из-за угла сторожки  показался
отарк. Но этот был маленький, похожий на свинью.
     Преодолевая оцепенение, журналист нажал на курки ружья.  Два выстрела
прогремели один за другим, две картечины унеслись в небо.
     Бетли вскочил, ружье выпало у него из рук.  Он бросился  в  сторожку,
дрожа, захлопнул за собой дверь и накинул щеколду.
     Лесничий стоял с ружьем наготове.  Его губы  пошевелились,  журналист
скорее почувствовал, чем услышал вопрос:
     - Лошади?
     Он кивнул.
     За дверью послышался шорох. Отарки чем-то подпирали ее снаружи.
     Раздался голос:
     - Эй, Меллер! Эй!
     Лесничий метнулся к окошку, высунул было ружье.  Тотчас  черная  лапа
мелькнула на фоне светлеющего неба; он едва успел убрать двустволку.
     Снаружи удовлетворенно засмеялись.
     Граммофонный, растягивающий звуки голос сказал:
     - Вот ты и кончился, Меллер.
     И, перебивая его, заговорили другие голоса:
     - Меллер, Меллер, поговори с нами...
     - Эй, лесник, скажи что-нибудь содержательное.  Ты же человек, должен
быть умным...
     - Меллер, выскажись, и я тебя опровергну...
     - Поговори со мной, Меллер. Называй меня по имени. Я Филипп...
     Лесничий молчал.
     Журналист неверными шагами  подошел  к  окошку.  Голоса  были  совсем
рядом, за бревенчатой стеной.  Несло звериным запахом -  кровью,  пометом,
еще чем-то.
     Тот отарк, который назвал себя Филиппом, сказал под самым окошком:
     - Ты журналист, да? Ты, кто подошел?..
     Журналист откашлялся. В горле у него было сухо. Тот же голос спросил:
     - Зачем ты приехал сюда?
     Стало тихо.
     - Ты приехал, чтобы нас уничтожили?
     Миг опять была тишина, затем возбужденные голоса заговорили:
     - Конечно, конечно, они хотят истребить нас...  Сначала  они  сделали
нас, а теперь хотят уничтожить...
     Раздалось рычание, потом шум.  У журналиста было  такое  впечатление,
что отарки подрались.
     Перебивая всех, заговорил тот, который называл себя Филиппом:
     - Эй, лесник, что  же  ты  не  стреляешь?  Ты  же  всегда  стреляешь.
Поговори со мной теперь.
     Где-то сверху вдруг неожиданно ударил выстрел.
     Бетли обернулся.
     Лесничий взобрался на очаг, раздвинул жерди, из которых была  сложена
крыша, крытая сверху соломой, и стрелял.
     Он выстрелил дважды, моментально перезарядил и снова выстрелил.
     Отарки разбежались.
     Меллер спрыгнул с очага.
     - Теперь нужно достать лошадей. А то нам туго придется.
     Они осмотрели трех убитых отарков.
     Один, молодой, действительно был почти голый,  шерсть  росла  у  него
только на загривке.
     Бетли чуть не стошнило, когда Меллер перевернул отарка на  траве.  Он
сдержался, схватившись за рот.
     Лесничий сказал:
     - Вы помните, что они не люди.  Хоть они и разговаривают.  Они  людей
едят. И своих тоже.
     Журналист осмотрелся.  Уже рассвело. Поляна, лес, убитые отарки - все
на миг показалось ему нереальным.
     Может ли это быть?.. Он ли это, Дональд Бетли, стоит здесь?..


     - Вот здесь отарк съел Клейна, - сказал Меллер. - Это один  из  наших
рассказывал, из местных. Его тут наняли уборщиком, когда была лаборатория.
И в тот вечер он случайно оказался в соседней комнате. И все слышал...
     Журналист и лесничий  были  теперь  на  острове,  в  главном  корпусе
Научного центра.  Утром они сняли седла с зарезанных лошадей  и  по  дамбе
перебрались на остров. У них осталось теперь только одно ружье, потому что
двустволку Бетли отарки, убегая, унесли с собой.  План Меллера  состоял  в
том, чтобы засветло дойти  до  ближайшей  фермы,  взять  там  лошадей.  Но
журналист выговорил у него полчаса на осмотр заброшенной лаборатории.
     - Он все слышал, - рассказывал лесничий. - Это было вечером, часов  в
десять.  У Клейна была какая-то установка, которую он разбирал,  возясь  с
электрическими проводами, а отарк сидел  на  полу,  и  они  разговаривали.
Обсуждали что-то из физики.  Это был один из первых отарков,  которых  тут
вывели, и он считался самым умным.  Он мог говорить  даже  на  иностранных
языках...  Наш парень мыл пол рядом и слышал их разговор. Потом  наступило
молчание, что-то грохнуло.  И вдруг уборщик услышал:  "О  господи!.."  Это
говорил Клейн, и у него  в  голосе  был  такой  ужас,  что  у  парня  ноги
подкосились.  Затем раздался истошный крик: "Помогите!" Уборщик заглянул в
эту комнату и увидел, что Клейн лежит, извиваясь, на полу, а отарк  гложет
его.  Парень от испуга ничего не мог делать и просто стоял. И только когда
отарк пошел на него, он захлопнул дверь.
     - А потом?
     - Потом они убили еще двоих лаборантов  и  разбежались.  А  пять  или
шесть остались как ни в чем  не  бывало.  И  когда  приехала  комиссия  из
столицы, они с ней разговаривали.  Этих увезли. Но позже  выяснилось,  что
они в поезде съели еще одного человека.
     В большой комнате лаборатории все оставалось  как  было.  На  длинных
столах стояла  посуда,  покрытая  слоем  пыли,  в  проводах  рентгеновской
установки пауки сплели свои сети.  Только стекла в окнах были выбиты, и  в
проломы лезли ветви разросшейся, одичавшей акации.
     Меллер и журналист вышли из главного корпуса.
     Бетли  очень  хотелось  посмотреть  установку  для  облучения,  и  он
попросил у лесничего еще пять минут.
     Асфальт на главной улочке брошенного поселка пророс травой и молодым,
сильным уже кустарником.  По-осеннему было  далеко  видно  и  ясно.  Пахло
прелыми листьями и мокрым деревом.
     На площади Меллер внезапно остановился.
     - Вы ничего не слышали?
     - Нет, - ответил Бетли.
     - Я все думаю, как они все вместе стали осаждать нас  в  сторожке,  -
сказал лесничий. - Раньше такого никогда не было.  Они  всегда  поодиночке
действовали.
     Он опять прислушался.
     - Как бы  они  нам  не  устроили  сюрприза.  Лучше  убираться  отсюда
поскорее.
     Они дошли  до  приземистого  круглого  здания  с  узкими,  забранными
решеткой окнами.  Массивная дверь была приоткрыта, бетонный пол  у  порога
задернулся тонким ковриком лесного  мусора  -  рыжими  елочными  иголками,
пылью, крылышками мошкары.
     Осторожно они вошли в первое помещение  с  нависающим  потолком.  Еще
одна массивная дверь вела в низкий зал.
     Они заглянули туда.  Белка с пушистым хвостом, как огонек,  мелькнула
по деревянному столу и выпрыгнула в окно сквозь прутья решетки.
     Миг лесничий смотрел ей  вслед.  Он  прислушался,  напряженно  сжимая
ружье, потом сказал:
     - Нет, так не пойдет.
     И поспешно двинулся обратно.
     Но было поздно.
     Снаружи донесся шорох, входная дверь, чавкнув, затворилась.  Раздался
шум, как если бы ее завалили чем-нибудь тяжелым.
     Секунду Меллер и журналист смотрели друг на друга, потом  кинулись  к
окну.
     Бетли выглянул наружу и отшатнулся.
     Площадь  и  широкий  высохший  бассейн,  неизвестно  зачем   когда-то
построенный тут, заполнялись отарками.  Их были десятки и десятки, и новые
вырастали как из-под земли.  Гомон уже стоял над этой толпой не людей и не
зверей, раздавались крики, рычание.
     Ошеломленные, лесничий и Бетли молчали.
     Молодой отарк недалеко от них стал на задние лапы.  В передних у него
было что-то круглое.
     - Камень, - прошептал журналист, все еще не веря случившемуся.  -  Он
хочет бросить камень...
     Но это был не камень.
     Круглый  предмет  пролетел,  возле  решетки  ослепительно   блеснуло,
горький дым пахнул в стороны.
     Лесничий шагнул от окна. На лице его было недоумение. Ружье выпало из
рук, он схватился за грудь.
     - Ух ты, черт! - сказал он и  поднял  руку,  глядя  на  окровавленные
пальцы. - Ух ты, дьявол! Они меня прикончили.
     Бледнея, он сделал два неверных шага, опустился  на  корточки,  потом
сел к стене.
     - Они меня прикончили.
     - Нет! - закричал Бетли. - Нет! - Он дрожал как в лихорадке.
     Меллер, закусив губы, поднял к нему белое лицо.
     - Дверь!
     Журналист побежал к  выходу.  Там,  снаружи,  уже  опять  передвигали
что-то тяжелое.
     Бетли задвинул один засов, потом второй.  К  счастью,  тут  все  было
устроено так, чтобы накрепко запираться изнутри.
     Он вернулся к лесничему.
     Меллер уже лежал у стены, прижав руки  к  груди.  По  рубахе  у  него
расползалось мокрое пятно. Он не позволил перевязать себя.
     - Все равно, - сказал  он.  -  Я  же  чувствую,  что  конец.  Неохота
мучиться. Не трогайте.
     - Но ведь к нам придут на помощь! - воскликнул Бетли.
     - Кто?
     Вопрос прозвучал так горько, так открыто и безнадежно, что  журналист
похолодел.
     Они молчали некоторое время, потом лесничий спросил:
     - Помните, мы всадника видели еще в первый день?
     - Да.
     -  Скорее  всего  это  он  торопился  предупредить  отарков,  что  вы
приехали.  Тут у них связь есть: бандиты в городе и отарки. Поэтому отарки
объединились.  Вы этому не удивляйтесь. Я-то знаю, что если бы с  Марса  к
нам прилетели какие-нибудь осьминоги, и то нашлись бы люди, которые с ними
стали бы договариваться.
     - Да, - прошептал журналист.
     Время до вечера протянулось для  них  без  изменений.  Меллер  быстро
слабел.  Кровотечение у него остановилось. Он так и  не  позволил  трогать
себя. Журналист сидел с ним рядом на каменном полу.
     Отарки оставили их.  Не было попыток ни  ворваться  через  дверь,  ни
кинуть еще гранату. Гомон голосов за окнами то стихал, то возникал вновь.
     Когда  спустилось  солнце  и  стало  прохладнее,  лесничий   попросил
напиться. Журналист напоил его из фляжки и вытер ему лицо водой.
     Лесничий сказал:
     - Может быть, это и  хорошо,  что  появились  отарки.  Теперь  станет
яснее, что же такое Человек.  Теперь-то мы будем знать, что человек -  это
не такое существо, которое может считать и  выучить  геометрию.  А  что-то
другое. Уж очень ученые загордились своей наукой. А она еще не все.


     Меллер умер ночью, а журналист жил еще три дня.
     Первый день он думал только  о  спасении,  переходил  от  отчаяния  к
надежде, несколько раз стрелял через  окна,  рассчитывая,  что  кто-нибудь
услышит выстрелы и придет к нему на помощь.
     К ночи он понял, что эти надежды иллюзорны.  Его жизнь показалась ему
разделенной на две никак не связанные между собой части.  Больше всего его
и  терзало  именно  то,  что  они  не  были  связаны  никакой  логикой   и
преемственностью.  Одна  жизнь  была  благополучной,    разумной    жизнью
преуспевающего журналиста, и она кончилась, когда  он  вместе  с  Меллером
выехал из города к покрытым лесами горам Главного хребта. Эта первая жизнь
никак не предопределяла, что ему придется погибнуть здесь  на  острове,  в
здании заброшенной лаборатории.
     Во второй жизни все могло и быть и не быть.  Она вся  составилась  из
случайностей. И вообще ее целиком могло не быть. Он волен был и не поехать
сюда, отказавшись от этого задания редактора и выбрав другое.  Вместо того
чтобы заниматься отарками, ему можно было вылететь в Нубию  на  работы  по
спасению древних памятников египетского искусства.
     Нелепый случай привел его сюда.  И это было самое  жуткое.  Несколько
раз он как бы переставал верить и то,  что  с  ним  произошло,  принимался
ходить по залу, трогать стены, освещенные солнцем, и покрытые пылью столы.
     Отарки почему-то совсем потеряли интерес к нему.  Их осталось мало на
площади и в бассейне.  Иногда они затевали драки между собой, а  один  раз
Бетли с замиранием сердца увидел, как они набросились на одного из  своих,
разорвали и принялись поедать.
     Ночью он вдруг решил, что в  его  гибели  будет  виноват  Меллер.  Он
почувствовал отвращение к мертвому лесничему и вытащил его тело  в  первое
помещение к самой двери.
     Час или два он просидел на полу, безнадежно повторяя:
     - Господи, но почему же я?.. Почему именно я?..
     На второй день у него кончилась вода, его стала мучить жажда.  Но  он
уже окончательно понял, что спастись  не  может,  успокоился,  снова  стал
думать о своей жизни - теперь уже иначе.  Ему вспомнилось, как еще в самом
начале этого путешествия у него был спор с лесничим.  Меллер  сказал  ему,
что фермеры не станут с ним  разговаривать.  "Почему?"  -  спросил  Бетли.
"Потому, что вы живете в тепле, в уюте, - ответил Меллер. - Потому, что вы
из верхних.  Из тех, которые предали их". - "Но почему я из верхних? -  не
согласился Бетли. - Денег я зарабатываю ненамного больше, чем они". -  "Ну
и что? - возразил лесничий. - У вас легкая, всегда праздничная работа. Все
эти годы они тут гибли, а вы писали свои статейки, ходили  по  ресторанам,
вели остроумные разговоры..."
     Он понял, что все это была  правда.  Его  оптимизм,  которым  он  так
гордился, был в конце концов оптимизмом страуса.  Он просто прятал  голову
от плохого.  Читал в газетах о казнях в Парагвае, о голоде в Индии, а  сам
думал, как собрать денег и обновить мебель в своей  большой  пятикомнатной
квартире, каким способом еще на одно деление  повысить  хорошее  мнение  о
себе у  того  или  другого  влиятельного  лица.  Отарки  -  отарки-люди  -
расстреливали протестующие толпы, спекулировали  хлебом,  втайне  готовили
войны, а он отворачивался, притворялся, будто ничего такого нет.
     С этой точки зрения вся его прошлая жизнь вдруг оказалась,  наоборот,
накрепко связанной с тем, что случилось теперь.  Никогда  не  выступал  он
против зла, и вот настало возмездие...
     На второй день отарки под окном несколько раз заговаривали с ним.  Он
не отвечал.
     Один отарк сказал:
     - Эй, выходи, журналист! Мы тебе ничего не сделаем.
     А другой, рядом, засмеялся.
     Бетли снова думал о лесничем.  Но теперь это были уже  другие  мысли.
Ему пришло  в  голову,  что  лесничий  был  герой.  И  собственно  говоря,
единственный настоящий герой, с которым ему, Бетли, пришлось  встретиться.
Один, без всякой поддержки, он выступил против отарков, боролся с  ними  и
умер непобежденный.
     На третий день у журналиста начался бред.  Ему представилось, что  он
вернулся в редакцию своей газеты и диктует стенографистке статью.
     Статья называлась "Что же такое человек?".
     Он громко диктовал.
     - В наш век удивительного развития науки может показаться, что она  в
самом  деле  всесильна.  Но  попробуем  представить  себе,   что    создан
искусственный мозг, вдвое превосходящий  человеческий  и  работоспособный.
Будет ли существо, наделенное таким  мозгом,  с  полным  правом  считаться
Человеком? Что действительно делает нас  тем,  что  мы  есть?  Способность
считать, анализировать, делать логические выкладки или  нечто  такое,  что
воспитано обществом, имеет связь с отношением одного лица к  другому  и  с
отношением индивидуума к коллективу? Если взять пример отарков...
     Но мысли его путались...
     На третий день утром раздался взрыв. Бетли проснулся. Ему показалось,
что он вскочил и держит ружье наготове.  Но в действительности  он  лежал,
обессиленный, у стены.
     Морда зверя возникла перед ним.  Мучительно напрягаясь, он  вспомнил,
на кого был похож Фидлер. На отарка!
     Потом эта мысль сразу же смялась. Уже не чувствуя, как его терзают, в
течение  десятых  долей  секунды  Бетли  успел  подумать,  что  отарки,  в
сущности, не так уж страшны, что их всего сотня или две в этом заброшенном
краю. Что с ними справятся. Но люди!.. Люди!..
     Он не знал, что весть о том, что пропал  Меллер,  уже  разнеслась  по
всей округе и доведенные до отчаяния фермеры выкапывали спрятанные ружья.


--------------------------------------------------------------------------
     Сканиpовал:   Еpшов В.Г. 09/08/98.
     Дата последней редакции: 11/08/98.



     Курт Кламан.
     В диком рейсе


     Перевел с немецкого Л. МАКОВКИН
     Журнал "Вокруг света"

     Мы должны были сниматься с якоря назавтра  в  полдень.  Но
прежде   чем   это  произошло,  "Артемизию"  ожидала  маленькая
сенсация: на судно явился Мак-Интайр...
     Нам позарез нужен был еще  один  кочегар.  Место  у  котла
левого  борта  пустовало.  Парень, что прежде шуровал топки, не
вернулся в Дурбане с берега.  Обязанности  его  вынуждены  были
разделить  остальные,  и  эта дополнительная каторжная работа в
адской жаре кочегарки была у ребят просто как кость в горле.
     Я как раз сменился с  вахты  и  стоял  рядом  с  Жоржем  у
релингов, когда прибыл новый кочегар.
     -- Эй  ты,  ублюдок! -- раздался на пирсе зычный голос. --
Дорогу королю ирландскому! Или ты не рад его прибытию?
     Это был Мак - Интайр. Рикша остановился в нескольких шагах
от трапа. Подъехать ближе ему мешали тюки с  товаром.  Портовый
инспектор,   португалец,  приказал  рикше,  мускулистому  негру
банту, высадить своего пассажира. Тот отстегнул лямку и опустил
оглобли коляски на землю. Однако седок и не  подумал  сойти,  а
остался  гордо  сидеть  на  потертом  бархатном  кресле, словно
король
     на своем троне. Наверное, инспектору  и  впрямь  следовало
немного  усомниться:  вдруг  рикша  на  самом  деле привез сюда
короля ирландского? По крайней мере, у парня были и  корона,  и
мантия:
     поношенная шестипенсовая кепочка и застиранная кочегарская
блуза  с  оторванным правым рукавом. Старые широкие парусиновые
штаны свисали складками, а довершали  наряд  веревочные  туфли,
которые моряки повсюду плетут от скуки из старой каболки.
     Впрочем,  инспектор,  самонадеянный  толстяк, уже и думать
забыл об этом "чокнутом" морячке и всецело  погрузился  в  свои
товарные  махинации.  Ирландец  сидел,  прямой  как столб, и --
необыкновенное  дело!  --   его   костистое   лицо   прямо-таки
светилось.  Даже  здесь,  в Африке, па нем не было ни малейшего
следа загара. Трудно сказать, что же, собственно, в  этом  лице
сразу  бросалось в глаза. Черты его были мелкие, и острые, кожа
-- тугая, гладкая; блестящие белые зубы прикрыты узкими губами.
Да плюс ко всему -- маленький острый носик и неглубокие глазные
впадины, в которых  сидели  водянистые  глазки.  Крохотные  уши
плотно  прижимались к черепу, и поначалу мне показалось, что их
и вовсе нет.
     Мы перевесились через релинги  в  предвкушении  спектакля,
ощущая,  что основные события еще впереди и