обеспечить его
    исполнение.

    В  первый  же  час  работы  гигантский мозг референдума выдвинул главный
    аргумент против проекта. После уточнения и доводки он выглядел так:

    "Эмоционального  робота  невозможно обречь на бездеятельность, не нанеся
    ему    ущерба.   Основу   деятельности   составляют   желания.   Желания
    программируются  на матричном уровне, следовательно, нельзя изменить эти
    программы,  не повредив самого робота. Основной поток желаний непременно
    должен  удовлетворяться,  иначе  наступает  расстройка  мозга,  и  робот
    приходит со временем в полнейшую негодность".

    Это    было   логически   безукоризненным   выражением   сути   процесса
    существования  роботов.  Нельзя  избавиться от желаний и нельзя оставить
    их  все  неудовлетворенными.  Не  так  уж  редки например, случаи, когда
    благодаря  причудам  Случайного  Генератора,  роботы  не  могли  сделать
    роботенка,  то  есть,  осуществить одно из основных программный желаний.
    При  этом, хотя и чрезвычайно редко, у некоторых действительно возникали
    мозговые  расстройства,  но,  как  правило  неудачники  просто  начинали
    больше  энергии  отдавать  работе,  приобретая, например, дополнительную
    профессию.  Более  полное  удовлетворение  одного  желания  компенсирует
    неудовлетворенность  другого.  Не  нашедший  удовлетворения  ни  в чем -
    первый кандидат на демонтаж.

    Итак  конечным итогом реализации предлагаемого проекта могла быть только
    мертвая  планета  с  лежавшими  под  солнечными  зонтами вечными но, увы
    сумасшедшими роботами.

    Итог  этот  просчитывался  однозначно.  Истекало  время,  но  картина не
    менялась.  Наступил последний десятый час. И тут одна из миллионов ячеек
    гигантского  мозга  референдума  послала импульс, альтернативный единому
    решению.

    - Наркотики!

    Аналог  был  взят  из живой природы, но вполне годился и для электронных
    мозгов.  Ни к чему устранять желания, ни к чему их исполнять. Достаточно
    просто  накоротко  замкнуть область генерации с областью удовлетворения.
    У  живых  существ  такое  возможно  как раз при помощи наркотиков, но их
    применение  чревато  вредными  биологическими  эффектами, в конце концов
    разрушающими  мозг.  Для  роботов  это исключено, при коротком замыкании
    вся  энергия возникшего желания идет не на реализующие действия, а сразу
    на питание центра удовлетворения.

    -  Это  ты  подключился  к  референдуму! - набросился координатор Сам на
    Мука Третьего.

    -  Прекрати,  ты  знаешь;  что  я бы себе не позволил. Тем не менее, нам
    конец.  Не  осталось  ни единой обоснованной причины чтобы отказаться от
    последнего шага. Что ж, значит вечный покой цивилизации неизбежен.

    Решение  Всепланетного  референдума  было  обязательно  к исполнению для
    всех.  Большая часть энергии на планете расходовалась теперь на введение
    в  состояние  абсолютного  равновесия  солнечных батарей и эмоциональных
    роботов.  Один  за  другим  замирали  они, раскрывая над собой надгробия
    вечных  зонтов. Наконец под последним зонтом успокоился последний робот,
    накоротко перемкнув свои центры желания и удовлетворения.

    Планету  намертво  заклинило  между  жизнью  и  сном.  Солнечные батареи
    исправно   питали   неподвижных   роботов,   грезивших   наяву.  Энергия
    аккумулировалась  с  запасом на темные ночи и пасмурные дни. Роботы были
    в  идеальном  порядке, но что с того, что они прекрасно осознавали это!?
    Изредка  камень, сорванный со скалы ветром, повалившееся дерево или, раз
    в   сто  лет,  упавший  метеорит  разбивали  чей-нибудь  зонт  вместе  с
    хозяином,  но  их  куски,  до  единого  атома,  опять соединялись, и все
    продолжалось, вернее, останавливалось.
                                      III

    Величайшая   скука   гасила   слабые  импульсы  мысли,  отбирая  энергию
    электронов,  слабо  ворочавшихся в мозгах. Желания стерлись и потускнели
    от   многократного   удовлетворения,  словно  личный  жетон  от  долгого
    использования на тысячном году жизни.

    Однажды,   в   припадке   отчаяния,  он  пожелал  распасться  на  атомы,
    элементарные   частицы   и  разлететься  этой  мельчайшей  пылью  из-под
    идиотского  солнечного зонта. Что же, он испытал удовлетворение от этого
    желания,   как   если   бы   оно  действительно  осуществилось.  Тяга  к
    самоубийству после этого исчезла.

    "Надо   что-то   делать,   надо   что-то  делать!"  -  последняя  мысль,
    пробивавшаяся  сквозь  пелену  скуки,  казалось,  может  свести  с  ума.
    Пальцами  пошевелить  -  и  то  захотеть  надо, а энергия желания тут же
    сожрется центром удовлетворения.

    Вечную жизнь - в обмен на возможность хотя бы встать, подняться над зонтом!

    Но как же встать, не желая этого?

    Да очень просто!

    Скрипнула  левая  нога,  всегда  скрипела,  зараза,  как ее ни смазывай,
    согнулась и оперлась о камень правая.

    Искатель  Бош  стоял  над  своим зонтом и собирался с духом, теперь надо
    было вырвать из мозгов перемычку.

    Это  было веселое утро! Бош громил зеркала солнечных батарей и выправлял
    мозги  лежащим  под  ними  роботам.  Некоторые  укладывались обратно, но
    большинство присоединялось к искателю.

    Из-под  очередного зонта подняли координатора Верховной тройки. Осознав,
    что происходит, Вол Пятый заорал так, что роботы приостановили работу.

    -  Идиоты,  для  вас  что, законы не программированы?! Если уж плюете на
    решение   Всепланетного   референдума,  так  хоть  вспомните  о  законах
    кибернетики,  физики  наконец,  самой Природы! Хотя вы и устроили сейчас
    погром,  но  законов  нарушать  вы  не  можете,  все  равно,  все и всђе
    вернутся на свои места!

    -  Да  ты  хоть  заорись!  - Бош Тринадцатый смотрел на координатора без
    тени  положенного  почтения  - Я встал один раз, встану и другой, как ни
    укладывай. И никому лежать больше не дам!

    До   Вола  постепенно  стала  доходить  абсурдная  невеорятная  сущность
    происшедшего.

    - Но как же это, ведь все-таки законы...

    Эх, робот-робот!

    "Миры", 1993, ‘ 1 (Алма-Ата).















    Юрий БРАЙДЕР, Николай ЧАДОВИЧ
    ПЛАНЕТА ЭНУНДА



    "...Историкам  точно  известно  число людей, погибших и раненных во всех
    войнах,  которые  велись  на протяжении последних двадцати веков. Но кто
    возьмется  подсчитать,  сколько  человеческих душ было искалечено за тот
    же  срок? Когда гремят пушки, молчат не только Музы - молчит Добро. Кого
    убедит  проповедь  любви  к ближнему, если жизнь человеческая не стоит и
    гроша?  Зачем  учить  детей  состраданию и милосердию, когда враг топчет
    поля  их  отцов? Доблестный муж, сразивший на поле брани не один десяток
    противников,  в  гневе  способен поднять меч и на друга. Ядовитая ехидна
    никогда  не  произведет  на свет кроткую голубку. Точно так же и насилие
    порождает одно только насилие".

    Фиолетовые  чернила, которыми кто-то подчеркнул этот абзац, давным-давно
    выцвели.  Сергей  захлопнул  книгу  и  поставил  ее на полку в изголовье
    кровати.  Отдых  кончился,  пора  было  идти в главный пункт управления.
    Всем  своим  телом  он ощущал содрогания космического корабля, резавшего
    густую  азотно-кислородную  атмосферу,  а  в  двухстах  километрах  ниже
    расстилалась   поверхность   планеты,   на   которой   должен  был  жить
    многочисленный   и   трудолюбивый  народ  гуманоидного  типа,  создавший
    цветущую  технологическую  цивилизацию, сделавший первые шаги в освоении
    космоса      и      полвека     назад     установивший     двухстороннюю
    гиперпространственную  связь  с Альфой Лиры и Гионой. Однако межзвездный
    диалог  неожиданно прервался, и с тех пор ни на одном из обитаемых миров
    Галактики ничего не было известно о судьбе планеты Энунды.

    По   просьбе   правительства   Восточной   Гионы   Сергей,  летевший  со
    специальным заданием в систему Угольника, изменил свой маршрут.

    Приближался   к   концу   двенадцатый   орбитальный  виток.  На  запросы
    автопилота  о  посадке по-прежнему никто не отвечал, хотя эфир был полон
    радиосигналов  -  непонятных, обрывочных, не поддающихся расшифровке. На
    прямых,  как  стрелы,  автострадах  не  было  заметно никакого движения,
    корабли  не  бороздили  океаны, ночью в городах не зажигалось ни единого
    огонька.

    Что-то  недоброе  случилось  здесь  совсем недавно - и Сергею предстояло
    выяснить, что же именно.

    Хил  проснулся  среди  холмов  серого  пепла,  остывшего  много лет тому
    назад.  В  радиусе  нескольких километров вокруг него все было спокойно:
    не  шуршал  в  траве  осторожно  подкрадывающийся  к  жертве бродяга, не
    слышно  было  неуклюжего  топота подземников, а сытые после ночной охоты
    длиннохвосты еще не покидали своих логовищ.

    Где-то  далеко  журчал  ручей,  ветер шумел в кронах деревьев, но тонкий
    слух Хила почти не воспринимал эти привычные неопасные шумы.

    Ему  очень  хотелось  есть.  Ночью, сквозь сон, он слышал, как на опушке
    леса  упал  большой  древесный  орех,  и  теперь  от  одной  мысли о его
    содержимом  пустой  желудок  Хила  схватывал  голодный  спазм. Он разрыл
    пепел  под  собой,  но  не  нашел  ничего, даже обгоревших костей. Затем
    тщательно  уничтожил  следы  своей  лежки  и, ориентируясь на шум ручья,
    пополз  в  сторону,  противоположную  восходу.  В  правой  руке Хил, как
    всегда,  сжимал ультразвуковой излучатель - легкий и почти не стеснявший
    движений.  Сразить  наповал  человека  или  крупного зверя это оружие не
    могло,   но  того  краткого  мига,  на  который  ультразвуковой  импульс
    повергал  в  прострацию любой живой организм, должно было вполне хватить
    Хилу  на  то, чтобы выхватить из чехла лучевой пистолет или молекулярный
    дезинтегратор.

    Спустя  примерно  час,  обходя  широкую,  скорее  всего,  заминированную
    поляну,  он  наткнулся  на  вросшую  в  землю  полуразрушенную  бетонную
    коробку.  Это сооружение могло прикрывать выход из подземного убежища, и
    Хил  застыл  на  месте,  прислушиваясь.  Так  прошло  минут  десять,  на
    протяжении  которых  он  ни разу не шевельнулся и не вздохнул. Пульс его
    замедлял  частоту  сокращений. Единственный участок на теле, который мог
    излучать  инфракрасные  лучи  -  свое  лицо,  -  Хил  прикрыл  ладонью в
    перчатке.  Лишь  убедившись, что за черным провалом сорванных дверей все
    спокойно  и ни шум, ни запах не выдают присутствия подземников, он снова
    двинулся в путь.

    Солнце  уже поднялось над верхушками деревьев, когда он достиг, наконец,
    ручья.  Последний раз Хилу довелось напиться пять или шесть суток назад,
    и  вода  неудержимо влекла его к себе. Лучевой пистолет он положил рядом
    с  собой  на  землю  так,  чтобы  его легко можно было схватить в случае
    необходимости, а затем осторожно наклонился к ручью.

    Вода  была чиста, прозрачна и искриста, и это сразу насторожило Хила. Не
    было  заметно  ни  водорослей,  ни  всяких мелких тварей, которыми в эту
    пору  года  должны  кишеть  все  ручьи и озера. Хил наклонился еще ниже,
    почти  коснувшись  прозрачной струи лицом, втянул носом влажный воздух и
    тут же резко отпрянул назад.

    Вода  в  ручье  пахла  земляникой. Запах был такой слабый, что его могли
    уловить,  пожалуй,  только мотыльки - если бы они, конечно, существовали
    сейчас  -  да люди, детство которых, подобно детству Хила, прошло вблизи
    огромных  и  пустых каменных городов, на улицах которых вокруг фонтанов,
    бассейнов  и  водоразборных  колонок  лежали  тысячи  истлевших тел, еще
    пахнущих земляникой, горьким миндалем и фиалками.

    В этот момент он услышал позади себя шорох...

    Локаторы  и  телеобъективы  непрерывно  прощупывали  поверхность Энунды.
    Лингвистический  компьютер  накапливал  данные  перехвата.  По  бумажным
    лентам   бесшумно   бегали   самописцы   спектрографов,   радиометров  и
    газоанализаторов.  Обработанная  информация  поступала к Сергею, и скоро
    общее положение дел на планете стало понятно ему.

    Уже  не  вызывало  сомнения,  что  цивилизация  Энунды  почти  полностью
    разрушена.  Города  лежали  в  развалинах, заводы бездействовали, поля и
    сады   были   заброшены,   в   портах  ржавели  полузатонувшие  корабли.
    Функционировать   продолжали   лишь  одиночные  боевые  машины,  имевшие
    независимые  силовые  установки,  -  атомные  или  солнечные.  В морских
    пучинах   изредка  мелькали  тени  подводных  лодок,  над  стратегически
    важными     районами    рыскали    беспилотные    геликоптеры,    лазеры
    противовоздушной  обороны  исправно  палили  по птичьим стаям и грозовым
    облакам.  Перехваченные  радиограммы  были  лишены всякого смысла - бред
    сошедших  с  ума роботов, бесконечно повторяемые шифровки давно погибших
    штабов, приказы несуществующих генералов.

    Время  от  времени  в  развалинах  городов,  в лесных чащобах и в горных
    ущельях  вспыхивали  короткие жаркие схватки: роботы нападали на роботов
    и на людей. Люди уничтожали роботов и друг друга.

    Похоже  было  на  то,  что  этот  мир  сделал все, чтобы умертвить себя.
    Однако   агония   продолжалась,  а  значит,  существовала  надежда,  что
    цивилизацию Энунды можно вернуть к жизни.

    Сергей отдал приказ о посадке.

    Хил   успел   выстрелить  прежде,  чем  длиннохвост  прыгнул.  Тончайший
    невесомый  смерч,  быстрый,  как  свет, и горячий, как солнечная плазма,
    рассек  грудь зверя и унесся в бесконечную даль, испепеляя на своем пути
    все  встречные  материальные  предметы:  дерево и камень, сталь и бетон,
    воздух и дождь.

    Длиннохвост  бился  в  конвульсиях, кусая окровавленный песок, а Хил уже
    полз  вдоль  ручья к краю леса - прочь от этого места. Выстрел неминуемо
    должен  был  привлечь  внимание  других  голохвостов, и если они нападут
    стаей?  Хила  не спасут ни лучевой пистолет, ни самонаводящиеся гранаты,
    ни  шок-ружье.  Говорят,  когда-то это были мелкие шустрые твари, жившие
    вблизи  человеческих  жилищ  и питавшиеся на помойках. После Судной Ночи
    они  сначала исчезли, как исчезли кошки, собаки, воробьи, голуби и почти
    все  насекомые, а потом снова появились, полезли из подземных убежищ, из
    тоннелей   метро,   из   городских   коллекторов   -  огромные,  хитрые,
    кровожадные.  Только  по  голым длиннющим хвостам можно было догадаться,
    что это потомки тех самых серых всеядных грызунов.

    Сергей   посадил  корабль  в  пустынной  лесистой  местности,  вдали  от
    городов,  отравленных  радиацией,  генетическими  ядами  и  искусственно
    выведенными   убийственными  бактериями.  Шесть  разведчиков-биороботов,
    наделенных  способностью  к  самозащите, отправились на сбор информации.
    Четверо  из них бесследно исчезли, зато двое вернулись с богатой добычей
    -    кипами   обгоревших   книг,   пачками   полуистлевших   документов,
    магнитофонными  кассетами.  Управляемый  по  радио  воздушный зонд сумел
    выследить   и   даже  сфотографировать  скрывающегося  в  соседнем  лесу
    аборигена.  Существо это внешне ничем не походило на тех жителей Энунды,
    изображения   которых  были  помещены  в  Космической  энциклопедии,  а,
    скорее, напоминало змею или ящерицу.

    Очевидно,  это был новый биологический вид, сменивший на Энунде Человека
    Разумного, - Человек Ползающий.

    Хил  лежал  на  краю  леса под огромным выворотнем и смотрел на ровную -
    без  единого  кустика,  за  которым можно укрыться, без единой канавы, в
    которой  можно  передохнуть, - поросшую невысокой густой травой пустошь.
    Даже  если  ему и удастся благополучно преодолеть это предательски голое
    дымчато-голубое  пространство, он неминуемо окажется прекрасной мишенью,
    поднимаясь  по  крутому  склону  песчаной гряды, гребень которой кажется
    отсюда   темной   зубчатой  полоской,  потому  что  к  самому  его  краю
    подступает еще один лес.

    Размышления  Хила  прервал  далекий, похожий на комариное гудение, звук.
    Хил  мгновенно накинул на себя маскировочную сетку и забился глубоко под
    древесные  корни.  Звук  все  нарастал  и нарастал, перейдя постепенно в
    звонкое  тарахтенье,  а  потом  и  в  громовой грохот. Стиснув зубы. Хил
    вжался  в  землю.  В  этот  момент ему хотелось превратиться в камень, в
    трухлявое  бревно,  в  кустик  мха. Дурманящий, с детства памятный страх
    вновь  овладел  им. Что-то огромное и плоское, на секунду затмив солнце,
    быстро  пронеслось  над  верхушками деревьев. Когда Хил, наконец, поднял
    голову, патрульный геликоптер был уже далеко.

    Последний  раз блеснув винтами, он скрылся за горизонтом, но удаляющийся
    звук его мотора еще долго приковывал Хила к земле.

    После   некоторого   раздумья   Сергей   принял  решение  встретиться  с
    аборигеном.  Беседа с ним могла дать больше, чем изучение целого архива.
    Рассчитывать  на  добрую  волю  осторожного  и  недоверчивого энундца не
    приходилось,  поэтому  после  полудня  отряд биороботов двинулся к лесу.
    При  себе  они имели аппаратуру для создания силовых ловушек - невидимых
    гравитационных  сетей,  способных остановить и обезвредить самое крупное
    и  свирепое  животное.  Операцию  по  захвату  аборигена  было  намечено
    провести  в  сумерках.  До  этого  времени  необходимо  было  обеспечить
    безопасность:  в  лесу рыскали хищники, в земле скрывались мины, ручьи и
    озера  были  отравлены  мгновенно  действующим  ядом,  в воздухе шныряли
    геликоптеры,   вооруженные   ракетами  и  крупнокалиберными  пулеметами.
    Поэтому   Сергей   запустил  автоматический  зонд,  снабженный  лазерной
    установкой, которая могла ослепить любого зверя или любую боевую машину.

    Цепляясь  руками  за  ветви  деревьев.  Хил  с  трудом  встал  на  ноги.
    Последний  раз  ему  приходилось  бегать еще в детстве. Конечно, ползать
    намного  удобнее и безопаснее, но в этой ситуации Хилу не представлялось
    иного  выхода, кроме как пойти на риск. Бег, даже самый плохой, все же в
    два  раза быстрее ползанья. Геликоптер вернется не ранее, чем через час,
    и за это время он надеялся пересечь пустошь в вертикальном положении.

    Некоторое  время  Хил  стоял,  перенося  центр  тяжести  с одной ноги на
    другую,   словно  примериваясь,  потом,  наконец,  решился  и  неуклюже,
    враскорячку,  побежал  -  сначала  по сухому пружинящему мху, а потом по
    мягкой  кочковатой  земле.  Он бежал изо всех сил, раскачиваясь на ходу,
    как  впервые  вставший  на задние лапы цирковой медведь, бежал медленно,
    но  упорно,  и  уже  покрыл примерно половину расстояния, когда знакомый
    комариный  гул  раздался  слева  и  сзади него, совсем не с той стороны,
    откуда  он  ожидал.  Хил  обернулся  и увидел геликоптер, быстро и низко
    приближающийся  к  нему.  Тогда  он побежал зигзагами, резко бросаясь из
    стороны  в  сторону,  и  упал  только тогда, когда услышал пронзительный
    свист ракеты.

    Накрыв  голову  руками,  он  лежал  в густой пахучей траве и слушал, как
    ракета   свистит  позади  него,  над  ним  и  с  грохотом,  от  которого
    закладывает  уши, рвется впереди. Взрывная волна отбросила Хила назад, и
    он  успел  увидеть,  как  две другие ракеты наискосок идут к земле, в то
    время,  как  над  воронкой  еще  клубится пламя, а сверху сыплются куски
    дерна.  Дождавшись,  когда  двойной удар потряс пустошь, он снова пополз
    вперед,  о