твие  и  такой тип
    генетической  обусловленности,  пожалуй,  обнаружен  впервые.  Антуан, -
    повернулся  он  к  Рифо, - нужно готовить статью для "Нейчур". Продукт я
    бы назвал афраллер - аллерген для африканцев.

    В этот момент поднял руку Свази.

    -   Извините   меня,  профессор,  я  не  должен  вмешиваться  в  научное
    обсуждение.  Но  мой  печальный  опыт,  которого,  к счастью, нет у вас,
    подсказывает:  в  ваши  руки попало страшное оружие. И лучше, если о нем
    никто  не  узнает.  Слишком  большой  соблазн  для  тех,  кому  унизить,
    ударить, замучить негра - удовольствие.

    -  Мистер  Свази,  я  понимаю  ваши  чувства  и  уважаю их, но думаю, вы
    неправы.  Понять  работу  Рифо сможет лишь высокообразованный человек, а
    такой  человек  не  станет  использовать  ее  во  зло. К тому же в нашей
    стране нет расовых конфликтов.

    -  Профессор  Кокрен, - ввязался я в разговор, - вы на дюжину голов выше
    нас  в  науке. Но вы недостаточно хорошо представляете, какими подлецами
    могут  быть  люди.  В  этом,  пожалуй,  мы со Свази разбираемся лучше. Я
    очень  жалею,  что  Рифо  получил этот проклятый афраллер. Более того, я
    жалею,  что  об  этом  знают  по  меньшей мере десять человек - все, кто
    здесь сидит. Вы кому-нибудь еще говорили?

    - Больше никому. Но не слишком ли...

    -  Не  слишком,  - перебил я профессора не очень вежливо. - В руках тех,
    кто  здесь  находится,  -  бомба,  Свази прав. И взорваться она может от
    любой  неосторожности.  Мы  все должны поклясться, что никому никогда ни
    при каких обстоятельствах не проболтаемся.

    -  Ковальски,  я привык доверять вашей житейской мудрости. Но боюсь, что
    все  не так просто. Нельзя безнаказанно противостоять развитию науки. Ее
    цель  -  истина. Быть может, именно здесь - ключ к победе над аллергией,
    к раскрытию механизмов иммунитета. Имеем ли мы право прятать этот ключ?

    -  Профессор,  есть  истины,  которым сегодня не время появляться в этом
    страшном  мире.  Вспомните  об  атомной  бомбе.  Поверьте,  речь  идет о
    смертельной опасности.

    Эйб молчал несколько минут. Мы ждали. Наконец он заговорил:

    - Ладно, я подумаю. Пока прошу всех строго соблюдать тайну.

    Ожидать  большего  было  невозможно. Эйб - человек до крайности упрямый.
    Но я надеялся, что он в конце концов поймет, а остальные ему подчинятся.

    7 мая

    Я  всегда  недолюбливал  Арта  Бентли.  Мне казалось, что подобный образ
    мыслей  остался  в  далеком  прошлом:  презирать  всех окружающих только
    потому,  что твой папаша стоит двадцать миллионов, хотя ты сам не стоишь
    ни  гроша.  Для  Арта же это - главный принцип жизни. Но он труслив и до
    поры  до  времени  не  очень  высовывался.  Поэтому  то,  что сказал мне
    инспектор Редфорд, было не только страшно, но и неожиданно.

    -  Крис,  я  хочу  посоветоваться  с  вами,  но нужно, чтобы газеты пока
    молчали.  Дело неприятное и темное. Это молодой Бентли. Часов пять назад
    у  папаши  Родриго какой-то парень не очень почтительно с ним заговорил.
    Тогда  Бентли  что-то  вытащил  из кармана и бросил в его сторону. Что -
    никто  не  заметил, и мы ничего не нашли. После этого парню стало плохо,
    его  всего  раздуло, и он еле дышал. Другие негры тоже стали задыхаться.
    А  сам  молодчик  -  хоть  бы  хны. Медицина сбилась с ног. Но доктор со
    "скорой"  припомнил  похожий случай двухмесячной давности, к которому вы
    имели  какое-то  отношение.  Еще врачи сказали, что это острая аллергия,
    тяжелых последствий быть не должно.

    -   Тони,   все   это  скверно  до  крайности.  Не  дай  Бог,  если  это
    действительно  то,  о чем вспомнил док. Но я не могу сразу ответить вам.
    Дайте  мне  час  времени.  И  чтобы этот час за мной никто не следил. На
    ваше слово я положусь.

    - Хорошо. Час я подожду. Но лучше полчаса.

    Я  побежал  к  Эйбу и рассказал ему все. Жалко было смотреть на него. Он
    сразу  же  помчался  в  полицию, так что Редфорд не ждал и получаса. А я
    провел мерзейший вечер и бессонную ночь.

    10 мая

    Второй  случай  нападения с афраллером. Сара Сидни, мулатка, сумела сама
    дотащиться  до  больницы.  Кто  ее  отравил,  не  знает.  Пьяный  парень
    привязался  и  уговаривал  ехать  к нему. Когда она отказалась, сунул ей
    под нос тряпочку.

    Арт  Бентли заявил, что он в ресторане ничего не бросал. Адвокаты у него
    лихие,  и Редфорд сомневается, хватит ли доказательств для передачи дела
    в  суд. Мы с инспектором и Эйбом решили, что скрывать больше нечего, и я
    написал первую статью.

    Эиба  больше  всего мучает мысль, что во всем этом виноват кто-то из его
    аспирантов.  А выяснить кто - он не может. Да и не стал бы, даже если бы
    и мог. Таков Эйб.

    12 мая

    Часов  в  девять  вечера  компания забулдыг, из тех, кто в прихвостнях у
    Арта  Бентли,  отправилась на Секонд Стрит "травить негров". Я примчался
    минут  через  десять.  Пьяны они были, как свиньи. Поэтому мне без труда
    удалось  начистить  рожи шести или семи, заработав лишь царапину на щеке
    перочинным  ножом.  Орали они гнусно, грозили мне, "защитнику ниггеров",
    смертью.  Ну,  этих-то я не боюсь. Они слишком трусливы и слишком глупы.
    Но  какая  гадость  этот  афраллер! Мерзавцы получили возможность мучить
    людей,  зная, что те не могут ответить. Хорошо, хоть полиция действовала
    как  надо,  и  очень  скоро  семнадцать  негодяев оказались в кутузке. А
    сорок отравленных - в больнице.

    13 мая

    На  сей  раз  установить,  какой  подонок применил афраллер, не удалось.
    Рано  утром  на  одной  из  пальм  в  конце Авенида Сервантес он укрепил
    довольно  остроумно  склеенное  бумажное устройство, из которого порошок
    афраллера  потихоньку  высыпался  и  разносился  ветром.  Двадцать шесть
    человек поражены.

    Клара Санчес (ее отравили вчера) умерла: очень слабое сердце.

    17 мая

    Антонио   Лопес,   мулат   с   Секонд  Стрит,  застрелил  некоего  Алека
    Макферсона,  когда  тот  напал  с  афраллером  на группу прогуливавшихся
    негров. Потом сам заявил в полицию.

    18 мая

    Партия   Латина   внесла   в  парламент  законопроект  "Об  особой  мере
    ответственности  за  применение  средств,  отравляющее  действие которых
    связано   с   расой".   Увы,   дохлый   номер.   По   конституции  этого
    благословенного  государства  решения  в  парламенте  принимаются только
    большинством  в  75  процентов  - как нигде в мире. Очень демократично и
    благородно.   Простое   большинство   не   может   навязать   свою  волю
    меньшинству.  Но в серьезных случаях это полностью парализует парламент.
    А  в  данном  наверняка:  партия  Джосии Бентли имеет почти 30 процентов
    голосов. Предстоит множество пустопорожних речей - и все.

    24 мая

    Дебаты в парламенте продолжаются.

    За  неделю  - восемь нападений с афраллером, сто три пострадавших. Вчера
    снова  была  стрельба,  на этот раз - с двух сторон. Убитых нет, раненых
    пятеро.

    25 мая

    Епископ  обратился ко всем гражданам с призывом к миру. Господи, хоть бы
    подействовало!

    31 мая

    Неделя прошла спокойно. Боюсь надеяться.

    4 июня

    Пока - спокойно.

    10 июня

    Неужели  пронесет?  Боже  мой.  Матерь  Божья,  пошлите  им  мудрость  и
    спокойствие!

    13 июня

    Все рухнуло.

    Сегодня   -  день  святого  Антония  Падуанского,  любимый  праздник  на
    острове. Мы с Марией пошли в собор.

    Кошмар  начался  в разгар литургии. Кто, какой негодяй решился на такое?
    Или  он  не  верует? Или душа его погублена настолько безнадежно, что он
    не боится уже никакого кощунства?

    В  соборе  было  много  негров.  Обезумев от удушья, они метались, ломая
    мебель  и давя других. В дверях образовалась такая свалка, что я понял -
    там не пробиться. Мария с огромным трудом выдавливала из себя сиплый шепот:

    - Ничего, ничего, Кшиштоф. Я - ничего, потерплю.

    Я  потащил  ее  к  окну, да еще левой рукой прихватил какого-то мальчика
    лет  трех.  Его  совсем  ослепшая мать уцепилась за полу моего пиджака и
    брела,  пошатываясь,  сзади.  Счастье,  что  один  из  витражей оказался
    достаточно  низко.  Я  вышиб  его  кулаком,  здорово  порезавшись. Мария
    спрыгнула  вниз  удачно  и  сумела  поймать  мальчика. Его мать, видимо,
    вывихнула  ногу.  Так  что до госпиталя мне пришлось тащить ее и сына на
    руках,  а  Мария  шла  сама.  Позже,  вечером,  я  стоял перед Марией на
    коленях и целовал стопы ее ног.

    - Прости меня, окаянного. Мария, Мария, позволь мне назвать тебя женой.

    20 июня

    Сегодня мы обвенчались.

    22 июня

    В  редакцию  пришло  письмо: "Организация "Черная оборона" сообщает, что
    ею  задержан  в  качестве  заложника  Артур  Бентли.  Если белые негодяи
    продолжат   нападения  с  афраллером,  Бентли  будет  казнен".  Мы  дали
    экстренный выпуск.

    Джосия  рвет  и  мечет.  Я  твердо  знаю,  что  ему  наплевать на своего
    отпрыска,  они друг друга терпеть не могут. Но здесь задето то, что этот
    старый  содомит  называет  своими  принципами.  Вдобавок  он еще и глуп:
    предъявил иск газете.

    26 июня

    Люди Бентли похитили епископа. Предлагают обменять на Арта.

    28 июня

    В  редакцию  пришел  Диего  Мендоса  с объявлением: "Готов субсидировать
    производство  афраллера".  И  это Мендоса, автор закона о равенстве рас,
    билля о равноправном образовании! Негры острова считали его святым.

    И  вот  вчера  нашлась  среди  них  мразь, для которой святость - пустое
    слово.  Они  зверски убили внука Мендосы - якобы в отместку за похищение
    епископа.

    Смотреть  на беднягу было невыносимо. Он поистине обезумел от горя. Весь
    опухший,  красный,  глаза  вылезли  из  орбит  и налились кровью, волосы
    растрепались  -  что осталось от образцового аристократа! С маниакальной
    настойчивостью он твердил:

    -  Сеньор  Ковальски,  я  не  буду обсуждать причины, по которым вы - за
    негров.  Но  вы  заблуждаетесь.  Они  не люди. Я знаю, что говорю, я это
    выстрадал.  И  во  имя человеколюбия вы обязаны, обязаны, обязаны помочь
    мне. Отныне и вовеки у меня не будет иной цели в жизни, как мстить им.

    Несчастный!

    30 июня

    Идиотски-романтическая  история как жалкая пародия на то, что я когда-то
    читал  в  романах. Среди отравленных в день святого Антония оказался сын
    Стивена   Хатчинсона.   Хатчинсон   решил,   что  жена  изменяла  ему  с
    темнокожим.  Вчера  вечером он с горя напился, разрядил в нее пистолет и
    кинулся  сводить  счеты с неграми. Не знаю, где ему продали афраллер, но
    у  него сразу же начался тяжелейший приступ. Оказывается, это он передал
    гены  своему  отпрыску,  видно,  кто-то из его предков был африканцем. К
    счастью, жену удалось спасти. У Хатчинсона острый психоз.

    1 июля

    Шеф срочно вызвал меня.

    - Крис, беда. Эйб Кокрен покончил с собой. У меня потемнело в глазах.

    -  Крис,  я  понимаю,  как  тебе  скверно.  Но нужно делать дело. И дело
    неприятное.  Президент  Льюис  очень  просил  меня,  чтобы в сообщении о
    смерти   Эйба   не   упоминался  афраллер.  Льюис  сейчас  в  труднейшем
    положении.  Он  пытается  как-то сгладить ситуацию. Мы все понимаем, что
    именно  эта  страшная  история  подкосила  Эйба, но Льюис боится, как бы
    разговоры  об  этом  не  оказались последней горошиной, переворачивающей
    накренившийся корабль.

    Голова  моя  шла  кругом. Эйб... В последнее время у него не было никого
    ближе  меня.  И  я видел, как он мучается. Неужели я упустил его потому,
    что  в  эти  дни слишком был занят Марией? Долг мой, наверное, состоял в
    том, чтобы быть с ним неотлучно?

    И  что  делать  сейчас?  Вправе  ли  я  ради политики президента (хоть и
    отношусь к нему неплохо) скрывать тяжкую тайну моего друга?

    Будь что будет.

    - Ладно, шеф, я постараюсь.

    Доктор Бустаманте принял меня сразу.

    -  Док,  скажу  откровенно.  Мне  необходимо  найти  мотив  самоубийства
    Кокрена, не связанный с этой мерзостью - афраллером.

    Я  объяснил  ему  все: Бустаманте - человек умный и порядочный. Он думал
    минуты две, я напряженно ждал.

    -  Хорошо.  У профессора Кокрена могла быть еще одна причина покончить с
    собой,  хотя  он  вряд ли знал о ней. У него - тяжелейший рак легких. Но
    форма  такая,  что он вряд ли что-нибудь чувствовал. В любом случае жить
    ему оставалось месяцев пять.

    - Спасибо, доктор. Для нашей газеты сойдет. Как спокойно лицо Эйба!

    24 августа

    Мария беременна.

    6 октября

    Бустаманте отыскал меня в редакции.

    -  Мистер  Ковальски,  странные  и тревожные обстоятельства. Пока это не
    для  печати,  но  вам  надо  бы  знать.  За  последний  месяц обнаружено
    двенадцать случаев рака легких в такой же форме, какая была у Кокрена.

    - А почему это нужно знать мне?

    -  Мне  кажется, что здесь - какая-то связь с афраллером. Вы причастны к
    этой  истории  с самого начала. К тому же вы из тех, кто не проболтается
    и  не  станет  паниковать.  Очень  прошу  вас  пройти  в нашем госпитале
    обследование. И сеньору Ковальски.

    8 октября

    В   наших   легких   чисто.  Но  доктор  настоятельно  просил  повторить
    обследование через два месяца. Мы согласились.

    Какое  несчастье!  Стоило  одному  мерзавцу  выпустить злого духа, и все
    благополучие  Сан  Фелипе  рухнуло.  Я  давно уже не пишу здесь о каждом
    преступлении,  связанном  с афраллером: хватает того, что пишу в газете.
    А  статистика  такова.  За  пять  месяцев, с 7 мая, было 107 нападений с
    афраллером.  Поражено приблизительно 1500 человек. Двадцать семь умерли,
    из  них  девять  затоптаны  в  соборе.  Человек  сорок  тяжело болеют. В
    перестрелках  и при террористических актах убиты семеро, ранены двадцать
    два  человека.  Образовалось  не  менее  дюжины  террористических групп.
    Захвачено семнадцать заложников.

    Сегодня  освободили  епископа.  Арта Бентли две недели назад обменяли на
    двух  негритянских девушек. Арт, похоже, повредился в уме. А обе девушки
    изнасилованы. Сейчас в заложниках осталось одиннадцать человек.

    Четыре  драки  между  школьниками  с  причинением увечий - выправятся ли
    когда-нибудь  души  этих  детей? По оценкам, экономический ущерб за пять
    месяцев  -  тринадцать  миллионов:  полный  срыв  туристического сезона,
    сожженные  дома,  взорваны два моста и главное нефтехранилище. 5 декабря
    Бустаманте снова пригласил меня и Марию на обследование.

    12 декабря

    Пальмы  сгибаются  под  ветром.  В  этом  году сезон ураганов начинается
    очень  рано.  Похоже,  последний  раз я сижу в заведении папаши Родриго.
    Через  день-другой сюда не доберешься. А через пару месяцев я отправлюсь
    на  кладбище.  Боже  мой!  Справедлива  кара  Твоя.  Чего еще можно было
    ожидать?   Не   спрашивай,  по  ком  звонит  колокол.  Если  дьявольское
    измышление  тяжко  поражает  одну  часть рода человеческого, оно губит и
    остальных. Иначе быть не может.

    Афраллер,  вызывающий у африканцев аллергию, - сильнейший канцероген для
    тех, кто аллергии не подвержен.

    Господи  Иисусе!  Матерь Божья! Святой Антоний! Спасибо вам за утешение:
    род  Ковальских  не  пресечется  на  Земле.  В  тайне  чрева Марии - мое
    продолжение,  защищенное ее темной кожей, защищенное муками, которые она
    перенесла  в  Антониев  день. Спасибо и доктору Бустаманте: я даже знаю,
    что там - двойня и что оба - мальчики.

    Я  не  успею  увидеть  их  в  этой  жизни!  Боже!  Еще  и  еще повторяю:
    справедлива  кара Твоя. Быть может, тяжесть ее искупит мой грех: то, что
    я  принадлежу  к  подлому  роду  белых,  посмевших измываться над людьми
    только  потому,  что  те  на  них  не похожи, измываться, думая, что это
    останется безнаказанным.

    "Химия и жизнь", 1991, ‘ 8.



















    С. Занин

    Бокал теттенже




    И  вот  однажды  так  страшно  стало  жить,  так страшно, что он наконец
    отбросил колебания и окончательно решил "Уйду".

    Три   года  Дмитрий  Васильевич  Панаев  готовился  к  бегству.  И  хотя
    давным-давно  все  было  подсчитано, взвешено, измерено, хотя оставаться
    здесь  было  неразумно  и  опасно,  три  года он это бегство откладывал.
    Откладывал  в  бессмысленной  надежде,  что как-нибудь обойдется, что он
    привыкнет  к  своему  времени,  как  привыкают люди даже к переполненной
    жильцами  и ненавистью коммуналке, или того лучше - само время смягчится
    и подобреет.

    Но нет: время если и менялось, то явно к худшему.

    Было  больно  и тошно, теснило грудь и, казалось, близок, близок конец -
    швырнешь надорвавшийся мозг в лестничный пролет и настанет блаженство.

    А чтобы не сорваться, надо было уйти. Уйти, более не откладывая.

    Ненавидеть   Дмитрий   Васильевич  начинал  с  самого  утра.  Его  будил
    захлебывающийся  вой  электродрели  - соседи приступали к трудовому дню.
    За  воем  следовали  гулкие  удары  молотком  -  по бетонной стене и его
    бедной  голове.  Панаев  вынужденно вставал, подходил к еще темному окну
    и,  вдавив  лицо  в хлодное стекло, бессильно думал: неужели, о, неужели
    сверлить  дыры  необходимо  именно в семь часов утра - когда так хочется
    спать после вчерашней работы, затянувшейся до полуночи?

    А  потом  был  автобус. Стыдясь себя, Дмитрий Васильевич протискивался в
    душное  нутро.  За  ним лезли другие соискатели, вбивали его в слипшуюся
    людскую  массу,  и  он, радуясь, что не остался снаружи, крепко хватался
    за поручни - чтобы не унесло в безнадежную середину.

    И  озлобившись  от  утренней  толкотни,  заранее  устав  от наступившего
    бесконечного  дня  и  возненавидев  его, как ненавидел он говоривших ему
    "ты"  автобусных и уличных юнцов, чье образование исчерпывалось - Панаев
    был  убежден  в  этом - лишь четырьмя арифметическими действиями, причем
    умножение  и  деление  они знали нетвердо, он, измотанный, вспотевший, в
    истоптанных туфлях входил наконец в двери своей редакции.

    Он  был  обязан  служить,  то есть иметь казенный стул и казенный стол -
    один  из  пяти одинаковых столов в отделе писем, а также ходить два раза
    в  месяц  к  тюремному  окошку кассы. Он понимал - это понимание ужасало
    его,  - что еще много, очень много лет (семнадцать, если принимать выход
    на  пенсию  как  освобождение)  его  жизнь будет заключена между девятью
    утра и шестью вечера с часовой увольнительной на обед.

    Человек  чувствует  себя  более  или  менее  счастливым,  если его мечты
    исполняются,  еще не перестав быть мечтами. Душа же Панаева превратилась
    в  склад  отложенных  надежд, где мечты и желания валялись бесформенными
    грудами  - слежавшиеся, остывшие, покрытые пылью, поеденные молью и ржой
    А  если  какие-то  из  них и становились реальностью, то это происходило
    лишь   после  того,  как  они  тускнели  и  теряли  свою  первоначальную
    привлекательность.

    Халва  хороша  в  детстве.  Ехать в Париж надо до тридцати. Панаев купил
    два  килограмма  халвы  на  первую  зарплату,  но выкинул ее, поняв, что
    разлюбил   халву,  так  и  не  успев  насладиться  обилием  ранее  почти
    недоступного  лакомства.  Париж  светил  не  ранее,  чем  в  равнодушные
    шестьдесят. Все прочее было столь же безнадежным.

    В  очередной  раз  подумав об этом, Дмитрий Васильевич