легким  треском. На мгновение вспыхивал
    зеленоватый сполох... Затем вновь монотонно жужжали гаустроновые батареи.

    Тайпер   принялся   отстукивать   текст  нового  рассказа.  Изобретатель
    закурил. Потирая руки, ждал, когда остановятся барабаны.

    ...На  этот  раз  эпиграф  был заимствован из берестяных грамот древнего
    Новгорода.  Он  изобиловал  загадочными  символами, знаками интегралов и
    дифференциалов и фамилиями языческих богов, состоящими из одних согласных.

    "Глава первая, - прочел Марципанов. - Таинственный незнакомец".

    Он уселся поудобнее, в предвкушении долгожданной удачи.

    "Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу..."

    Кажется,  он  уже  читал  что-то  в  этом роде... Но что? Однако звучало
    неплохо. Что там дальше?

    "Однажды  в  студеную  зимнюю  пору  я из лесу вышел. Был сильный мороз.
    Мороз!  Бр-р-р.  Однажды  я из лесу вышел. Из лесу однажды я вышел. Из -
    лесу - вышел. Однажды."

    Марципанов  поскреб  в затылке. Очевидно, машина решила начать повесть в
    современной манере, с подтекстом и сверхзадачей.

    Но дальше шло нечто совершенно невразумительное.

    "Крон   Штейн,   чертыхаясь,   нажал  на  ручку  атомного  дровокола.  В
    иллюминаторе  вспыхнуло  и  загудело пламя. Браво! - воскликнул в ярости
    профессор   Семечкин.   -   Кукареку!   -   отозвалось   эхо.   Парабола
    анаболизировала    гиперболу.    Гипербола    катапультировала   крышку.
    "Мю-мезоны,   мю-мезоны,  мю-мезоны!"  К  вашим  услугам,  -  проговорил
    незнакомец  и  вытащил  из-под  ногтя  лучевой  пистолет.  Шагнув, робот
    подмял  под  себя  изумленную Мусю. Любимая! - проскрежетал он. - Звезды
    меркнут  и гаснут. В огне облака. Крр... сигнал подан. Четыре, три, два,
    один:  бух!  Т-т-т-т-т-т-т.  Кукукукуку.  1234567.  +з  глава XII пролог
    эпилог диалог подлог".

    Внезапно  Марципанов  схватился  за  голову.  Он  понесся в сарай. Минут
    десять,   сняв  заднюю  панель,  он  ковырялся  в  сложном  переплетении
    разноцветных  проводов,  прежде  чем  обнаружил,  что замкнулись батареи
    табулятора.   Ему   пришлось   потратить  добрую  половину  драгоценного
    выходного дня на ликвидацию поломки.

    Марципанов  сидел  в  комнате  и, наугад тыча вилкой в консервную банку,
    просматривал    очередное   письмо.   Писал   врио   замзава   худотдела
    научно-беллетристического альманаха "Крестики и Нолики":

    "Уважаемый тов. Имярек,

    Редакция   поручила  мне  ознакомиться  с  Вашей  рукописью...  Повесть,
    присланная   Вами,  написана  правильным  языком,  читается  легко  и  с
    интересом.   Вы,   несомненно,  талантливый  человек.  Можете  и  должны
    работать.  Об этом свидетельствует ряд мест Вашей повести, напр. на стр.
    24   от   слов:  "Николай,  волнуясь,  отодвинул  заслонку.  В  самоваре
    вспыхнуло  и  загудело  пламя..." Однако образ Николая не самостоятелен,
    он  создан  Вами  под влиянием образа Ермолая из повести "Луч из-за туч"
    (регистрационный  ‘  Л-670/12)  автора  Лукошкина,  напечатанной в нашем
    альманахе.   Сюжет   заимствован  Вами  у  автора  Жюль  Верна,  который
    использовал  его  в  романе...  (дальше  было  неинтересно). Ввиду всего
    вышеизложенного..."

    Марципанов  отложил  листок  и  долго  расхаживал из угла в угол. В окно
    косо светило заходящее солнце. Щелкали ходики.

    Неуклонно   повышая   индекс   занимательности,  машина  довела  его  до
    предельного  уровня - 100,0. Она добилась максимального насыщения текста
    художественными  деталями, доведя их количество в последнем, тысячном по
    счету  рассказе до 35 тысяч на один печатный лист. Научилась закручивать
    интригу  на  десять  с  половиной  оборотов...  Но  словно  какой-то рок
    преследовал изобретателя.

    Журнал  "Физика  и Жизнь" отказался печатать великолепную, захватывающую
    повесть  о  том,  как  было  открыто  вещество,  не подчиняющееся закону
    всемирного  тяготения:  ловкач  Уэллс,  чтоб  его  черти  на  том  свете
    пощекотали   электромагнитной  катушкой,  уже  использовал  эту  идею  в
    барахляной книжонке под названием "Первые люди на Луне".

    "Химия   -  сила"  вернула  Марципанову  рассказ  о  лекарстве,  которое
    излечивает рак: оказывается, об этом уже писал какой-то Чапек.

    Каждый  раз  повторялось  одно  и  тоже.  Уже  использовано, уже было...
    Буквально  все  сюжеты  были  израсходованы.  Обыграны  все варианты. По
    меньшей  мере  на  триста  лет вперед не осталось ни одного открытия, ни
    одной   мало-мальски  приличной  идеи,  которая  не  была  бы  обсосана,
    облизана     и     до     последнего    хрящика    обглодана    авторами
    научно-фантастических  повестей  и  рассказов.  Этих  авторов  было  так
    много,  что  пришлось  завести особый учет. Можно было подумать, что все
    человечество превратилось из читателей в писателей!

    Марципанов  чуть  не  плакал  от  досады.  Он  опоздал со своей машиной!
    Писаки-кустари,  точно жуки-короеды, объели всю литературу, растащили по
    крохам всю фантастику!

    Нехотя  он  спустился  с  крыльца и побрел по тропинке к сараю. Отомкнул
    ржавый  замок.  Писательница  уныло  поблескивала  панелями.  Марципанов
    вставил   очередной  комплект  перфокарт,  нажал  на  кнопки.  В  окошке
    вспыхнуло   и  загудело...  впрочем,  нет.  Ничего  не  вспыхнуло  и  не
    загудело. Садилось солнце. Все было, как обычно.

    Фабульное  устройство отработало экспозицию и изобрело сюжет. Табулятор,
    помигав  цветными  лампочками,  выдал  эффект  неожиданности. Эротизатор
    сляпал  любовную  интригу.  Хрустнув, словно орехом, формулой Крювелье -
    Марципанова,   машина  передала  программу  в  сценарный  блок,  и  вот,
    наконец,   печатающее   устройство   в   тысяча   первый  раз  принялось
    отстукивать текст. Завертелись барабаны...

    Внезапно  Марципанов  нахмурился.  Он  вырвал  из барабана кусок ленты и
    выбежал  из  сарая.  Всходила  луна.  Марципанов  помчался к дому. Через
    минуту он уже лихорадочно пробегал глазами текст.

    И  тут  его  осенило:  перебрав все сюжеты, машина нашла то, что искала.
    Нашла нечто, никем доселе не использованное...

    Давно  погасли  огни  в  дачном  поселке.  Умолк лай собак, утихли вопли
    радиоприемников.  За  фанерной  перегородкой  сладко посапывала хозяйка.
    Спал  весь  состав  почтового  отделения,  спал владелец радиотелескопа,
    мирно спали редакторы столичных еженедельников. Спал весь мир.

    Марципанов сидел за столом и взахлеб читал...
    "Раз  в неделю, по пятницам. Марципанов ездил на свидание к НЕЙ Садясь в
    турбопоезд  на  Савеловском вокзале, он словно не замечал толпы... Битых
    полтора часа он смотрел на летящие мимо поля и думал о ней, только о ней.

    С  тем же остановившимся взглядом Марципанов встал, тремя минутами позже
    он   съехал  по  непросохшему  лентоходу  с  платформы.  Миновал  почту,
    ларек... Дождь начал накрапывать снова, но Марципанов не замечал его..."
    "Химия и жизнь", 1972, ‘ 5.























    Николай Асанов
    ИСПЫТАНИЕ СТРАХОМ



                                       1

    Сидеть  одному  в  окружении  телефонов, радаров и пультов с сигнальными
    кнопками  и  ждать  смену  мучительно.  Особенно  последние  полчаса. За
    стенками  паршивой  конуры, отведенной дежурному офицеру резерва, слышны
    голоса  солдат, но Мортону наплевать на эти разговоры: последние полчаса
    самые  тоскливые,  даже  дисциплина  слабеет,  и офицеры предпочитают не
    замечать этого.

    В  коридоре  казармы  послышались  грубые  удары кованых каблуков, дверь
    распахнулась,  и  на  пороге появился Боб Стеннис. За плечами лейтенанта
    виднелись   лица   четырех  сержантов,  похоих  скорее  на  полицейских,
    сопровождающих арестованного, нежели на его подчиненных.

    "Неужели  я  тоже  похож на арестанта, когда прихожу принимать смену?" -
    усмехнулся Мортон, лениво поднимаясь навстречу.

    -  Лейтенант  Стеннис  явился  для  несения  дежурства!  - сухо произнес
    Бобби. И, обернувшись и своим охранникам, приказал:- Принимайте смену!

    Сержанты  рассыпались  по  клетушкам  казармы.  Голоса  за стенкой стали
    живее, громче. Мортон лениво доложил:

    -  В  зоне  и  окрестностях  спокойно.  Днем  механизированная  разведка
    отважилась  пройти  на  шестнадцатую  милю,  где вчера остался сожженный
    танк.  К сожалению, они опоздали: танк повстанцы уволокли. И очень жаль.
    В  штабе стало известно, что на танке стояли секретные приборы... У тебя
    найдется выпить?

    После  нескольких  дран  между  солдатами  командование  базы  запретило
    владельцам  баров  продавать  виски  навынос. В барах солдаты находились
    под  строгим  присмотром  сержантов. Но на лейтенантов это запрещение не
    распространялось. Служба и так была несладкой.

    Бобби  вынул  из  кармана брюк плоскую фляжку и протянул Мортону. Мортон
    сделал два глотка.

    Стеннис  деловито проверил работу сигнальных устройств, мерцающие экраны
    радаров,  подслушивающие  аппараты,  уши которых были вынесены не только
    за  пределы  базы, в расположение противника, но и в казармы - мало ли о
    чем могут говорить солдаты! - и кивнул на дверь:

    - Пошли?

    Мортон  надвинул  на  уши  каску  и  шагнул  к двери. Это была последняя
    пытка.  После проверки постов он мог идти хоть к черту. Мортон знал, что
    "черти"  совсем близко, может быть, вот за этой дверью, но в центре базы
    находился бар "дядюшки Джо", в котором было тепло и уютно.

    Стеннис, не скрывая зависти, сообщил:

    -  В  полдень  прилетели  трое  конгрессменов.  С  ними  очень миленькие
    секретарши,  машинистки  и  радистки.  Сейчас  они  все  в баре. Попутно
    летчики  доставили  дядюшке Джо новые запасы пойла. Сейчас там увлеклись
    коктейлем "Антарктида".

    - А эти девочки из конгресса танцуют?

    -  Еще  не  начали. Наверно, ждут тебя,- съязвил Стеннис.- У них, милый,
    партнеров хватит! Сам генерал шел к дядюшке Джо.

    Офицеры  проверили  внутренние  посты  и вернулись к казарме, где Мортон
    должен  был  подписать  акт  о сдаче дежурства. Сейчас Нортону было даже
    жалко  Стенниса,  и,  когда  тот  остановился  покурить,  Мортон не стал
    возражать.

    Южный  Крест  и  перевернутая  горбушкой  вниз четвертинка луны медленно
    покачивались  в  тумане испарений, исходивших от джунглей. Больше ничего
    ни  в  небе,  ни  на  земле  не  было  видно. Из-за укреплений доносился
    странный,   тягучий   вой   шакалов:  наверно,  они  пировали  на  месте
    последнего   боя  с  повстанцами.  Тогда  повстанцы  подползли  к  самым
    позициям  базы  и  обстреляли эти позиции минами с напалмом, теми самыми
    минами,  которые  они  захватили  в предыдущем бою у американцев. Мортон
    видел  со  своего наблюдательного пункта, как вертелись горящие солдаты,
    а  их  вопли  все еще звенят в ушах. Не после этого ли он стал так много
    пить?  "Старики",  прослужившие  тут  больше  года, говорили, что только
    виски  отбивает  слуховую  и  зрительную  память  у тех, кому доводилось
    видеть  действие  напалма...  А  тут  напалм  сжигал  товарищей и друзей
    самого  Мортона.  Если  бы  в тот проклятый день генерал не вызвал его в
    штаб  базы с докладом, возможно, он и сам так же крутился бы и визжал до
    самого своего конца...

    -   Да,  Бобби,-  вспомнил  он,-  капитан  Роберте,  командир  разведки,
    говорил,  что  на шестнадцатой миле, там, где танки применили огнеметы и
    напалм,  снова  вдоль  всего  шоссе  выросла  эта высокая режущая трава,
    суданка,  что ли, ее называют. А ведь прошло всего четыре дня... Постой,
    что это?

    Над  крышей казармы в воздухе медленно скользило что-то белое. Это белое
    пролетело над головами офицеров и исчезло в темноте.

    - Бабочка или летучая мышь? - неуверенно предположил Стеинис.

    - Ночью белые бабочки не летают. А белых летучих мышей и вовсе не бывает.

    -  Еще!  Еще!  -  тревожно прошептал Стеннис. Оба таращили глаза, задрав
    головы  к  небу,  где  стайками летели какие-то белые крылатые существа.
    Одни  скользили  очень  низко,  казалось,  можно  схватить рукой, другие
    летели высоко, словно направлялись к самому центру базы.

    Одно  из  белых  существ опустилось на землю в трех или четырех шагах от
    офицеров.  Во  всяком  случае,  они видели достаточно отчетливо, как оно
    трепетало,  словно  пыталось  снова  взлететь. Мортон сделал шаг вперед.
    Стеннис еле успел удержать его.

    -  Только  не  ты!  -  прошептал  он. И, таща Мортона за собой, к дверям
    казармы, вполголоса приказал туда, внутрь:- Сержант Вайс!

    - Слушаю, сэр!

    Стеннис  уже  овладел  собой.  Хотя они и научились здесь всего бояться,
    потому  что  все  могло  принести  с  собой  смерть, но они умели теперь
    скрывать  свой  страх.  Иначе  они  не  могли бы командовать солдатами и
    посылать их навстречу возможной гибели. Стеннис приказал:

    -  Прямо  перед  вами,  в  сорока  примерно  ярдах, лежит какой-то белый
    предмет.   Подойдите   к  нему,  осветите  хорошенько  и  доложите,  что
    увидите...- Мортона он держал за руку.

    - Слушаю, сэр!

    Сержант  молодцевато  спрыгнул  с крыльца, осмотрелся и, видимо, заметил
    то,  о чем говорил Стеннис. Но шел он туда не так бойко. Однако подошел,
    включил мощный фонарь.

    -  Сэр,  это  стрела.  Детская  стрела, какие мы пускали из луков, когда
    играли  в  индейцев. К ней привязана бумага. Несколько листков. Тут есть
    еще  такие  стрелы...-  И  замолчал,  словно  увидел что-то неожиданное.
    Затем хрипло спросил: - Принести ее, сэр?

    -  Да,  принесите,  Вайс,-  сказал  Стеннис.-  Только  не прикасайтесь к
    острию. Оно может быть отравлено.

    -  Оно  не  может  быть отравлено, сэр! - странным голосом сказал Вайс и
    подошел   к   офицерам,   неся   длинную   стрелу,  к  оперению  которой
    действительно  было  привязано  несколько  листков  бумаги,  аккуратные,
    четырехугольные, не больше доллара размером.

    Фонарь  Вайс  выключил, и офицеры не могли понять, что это за листки. Но
    почему-то  не  стали  освещать  странную стрелу своими фонарями. Стеннис
    просто взял стрелу у сержанта и пошел вперед, кивнув Мортону: - Зайди!

    За  Мортоном  шел  Вайс. Стеннис, оказавшись в конуре дежурного, мельком
    взглянул  на  стрелу  и  бросил  ее под стол. Обернувшись к сержанту, он
    спросил:

    - Расскажите, что вы увидели, Вайс?

    -  Стрелу, сэр, с бумажным оперением. Мы в детстве, сэр, делали оперение
    для  стрел,  сдирая  перья  с  мячиков бадминтона или с живых петухов. А
    таких дурацких стрел я никогда не видел! - Сержант пожал плечами.

    -  Хорошо, Вайс, идите. И ни слова никому об этой дурацкой находке. А уж
    я   найду  того,  кто  решил  баловаться  здесь  со  стрелами!  Наверно,
    начитался  историй  о  летающих  блюдцах  и  о  тех болванах, которые их
    запускали  с  крыш, чтобы потешиться. Боюсь, как бы не потешились мы над
    этим стрелком!

    - Есть, сэр! - отчетливо ответил Вайс и вышел.

    -  Какая  глупая шутка! - сказал Мортон. Стеннис плотно прикрыл дверь и,
    понизив голос, тихо сказал:

    - Боюсь, что это не такая уж глупая шутка. Смотри!

    Он вытащил стрелу из-под стола и положил перед Мортоном.

    Стрела  была  из  бамбука,  в полметра длиной. К ее оперению были веером
    привязаны бумажки, прошитые ниткой. Мортон влился взглядом в одну из них.

    На бумажке было напечатано:

    ПРОПУСК НА ВЫХОД С ТЕРРИТОРИИ БАЗЫ

    Оставившие  оружие  на  базе  могут  идти  группами до тридцати человек;
    вооруженные  - не больше пяти. Слушайте наше радио по всем каналам вашей
    сети  сегодня  в  ноль-ноль  часов.  В случае. если ваши приемники будут
    отобраны,  слушайте  завтра наши громкоговорители. Все покинувшие базу в
    течение  семидесяти  двух  часов  будут  излечены от начавшегося сегодня
    психогенеза и отправлены на родину.

    См. на обороте.

    Мортон  оторвал  листок  от стрелы, перевернул и приблизил к глазам. Там
    более мелким шрифтом было напечатано:

    ПСИХОГЕНЕЗ

    Человечество  принадлежит  к  одному  корню.  В каждом человеке заложены
    гены  белой,  красной,  желтой  и  черной рас Наши древние мудрецы знали
    способ  воздействия на гены. Мы вновь открыли его. Сегодня мы объявляем:
    американская  база  находится  в  зоне  мощного  воздействия  на  гены В
    течение  семидесяти  двух  часов  каждый  ами приобретает черты наиболее
    подавляемых  его  психикой  особенностей  чужой  расы. Все покинувшие до
    этого  срока базу получат препарат, возвращающий им прежнее состояние, и
    будут  отправлены  на  родину. После этого срока лечение может оказаться
    недействительным,  и заболевшие останутся неграми, индейцами, малайцами,
    китайцами,  в  зависимости  от  их  ненависти к той или иной расе. Иного
    спасения  от психогенеза нет. Вы травите нас газами, мы пытаемся сделать
    вас людьми!

    Повстанческий комитет.

    - Что это может значить?- растерянно спросил Мортон.- Глупая шутка?

    -  Хотел  бы  я  знать, что успел прочитать Вайс, когда подобрал стрелу!
    Вот  что  меня  интересует  больше  всего,-  сухо выговорил Стеннис.- Ты
    заметил,  как  у  него изменился голос, когда он доложил, что это просто
    стрела с бумажками?

    - Оставь в покое Вайса и скажи, что ты думаешь сам об этом? Сам! Понимаешь?

    - Я уже все понял! - шепотом сказал Стеннис.- Прислушайся!

    По  коридору  кто-то прокрался так тихо, что даже половицы не скрипнули,
    не стукнула дверь.

    -  Вот  и  ответ  на  мой вопрос! Вайс прочитал только слова "Пропуск на
    выход...".  И  он  кого-то послал за листовками! И сейчас они их читают.
    Поэтому  за  стенками  так  тихо.  А тот, кого он послал, пошел босиком,
    хотя все они боятся змей. А тут не побоялись-

    -  Послушай,  Мортон,  не  валяй  дурака!  Тут  же все сказано! Он будет
    бояться,  потому  что  это психогенез! Воздействие на психику! Такое же,
    какое  грозит  тебе,  когда  тебя  вызовут  в  комиссию по расследованию
    антиамериканской  деятельности  и  ты  будешь  думать,  что  тебя  могут
    сделать  коммунистом!  Вот что, Мортон, я избавлю тебя от хлопот! Они не
    по  твоему  характеру!  Подписывай  акт о сдаче дежурства! И выкатывайся
    отсюда. Я сейчас доложу генералу.
                                       2

    Мортон  медленно  брел  к  бару.  Глаза  постепенно привыкли к удушающей
    темноте  тропической  ночи,  и  он  видел стрелы... Их было очень много.
    Должно  быть,  повстанцы подползли к базе со всех сторон и обстреляли ее
    так  плотно,  что если бы это был минометный или автоматный огонь, то...
    Мортон  вздрогнул,  нагнулся,  поднял  одну из стрел и аккуратно оборвал
    все  билетики.  На  некоторых  стрелах их уже не было. Значит, теперь не
    только  Мортон,  Стеннис и генерал знают о новой диверсии повстанцев, но
    и  другие.  Да и как можно было бы сохранить это в тайне? Ведь повстанцы
    обещали передачу по радио...

    В  баре все было в порядке. Музыкальный автомат наигрывал что-то бурное,
    несколько   пар   танцевали  на  полутемном  кругу,  подсвеченном  снизу
    плафонами,   вделанными  в  пол;  у  стойки  сидели  и  стояли  офицеры,
    свободные  от  дежурства.  навстречу Мортону сразу протянулось несколько
    рюмок - его любили за щедрость и веселость.

    Он  выпил  один за другим три коктейля и только тогда принялся незаметно
    присматриватьс