его драгоценные шрамы): - Вот послушайте, -  неторопливо
говорил он, - я вам только чуть намекну. Ведь одни намеки вам не  продать,
верно? Вы же газетчик. Вы, конечно, мигом смекнете, что к чему и  что  вам
от этого очистится, да ведь я все сразу и не выложу, так что надеяться вам
не на что. А мне хоть гром греми, надо снова приняться за работу, ясно?  И
мне нужна монета.
     - На розы, кур, пчел и скипидар? - спросил я.
     Он на секунду замялся, погладил голову и сказал:
     - Ну... В общем да.
     - Вас беспокоит этот шрам?
     - Только ежели выпью.
     - А как вы его заполучили?
     - В битве при Турине.
     - Не знаю такой битвы. Когда она была?
     - Как это когда? Та самая битва при Турине.
     - Значит, вас ранили в той самой битве при Турине, да?  А  когда  она
была?
     - В тысяча пятьсот  тридцать  шестом  или  тридцать  седьмом.  Король
Франсуа послал нас против маркиза де  Гас.  Враг  стоял  насмерть,  но  мы
прорвались. Вот тут-то я в первый раз понюхал пороху.
     - Так вы там были, капрал?
     - Ясно, был. Только тогда я не был капралом и звали меня не  Куку,  а
Лекокю. А настоящее мое имя - Лекок. Я родом из Ивето.  Там  я  работал  у
одного, его звали Николя, он торговал полотном... Такой был... - И  минуты
две или три капрал в самых крепких выражениях излагал мне все, что думал о
Николя.  Потом,  поостыв  немного,  продолжал:  -  Короче  говоря,  Дениза
сбежала, и все ребятишки в городе стали распевать: "Лекок, Лекок,  Лекокю,
Лекокю..." Ну, я убрался оттуда ко всем чертям и пошел в армию...  Видите,
ничего я вам толком покуда не сказал, на этом вам не заработать, ясно? Это
пока что одни намеки, ясно? Ну вот: мне тогда было  под  тридцать,  здоров
как бык. И вот король Франсуа послал нас в Турин, а господин де Монтаган в
то время командовал пехотой. А мой командир капитан ле Ра  привел  нас  на
одну горку и поставил там. Стычка была короткая,  а  уж  досталось  нам...
Каждый дрался, как мог, а потом к нам прорвались  остальные,  мы  пошли  в
наступление и тут-то я его и заполучил.
     И Куку погладил свой шрам.
     - Как же это вышло? - спросил я.
     - Алебардой треснули. Знаете, что  это  за  штука?  Такой  тяжеленный
топор на длиннющей рукояти. Если  с  алебардой  умеешь  обращаться,  можно
разрубить человека до пояса, ясно? И ударил бы он попрямее... ну  тогда  я
бы, верно, с вами сейчас не разговаривал. А я ее увидал, ясно?  И  присел,
да поскользнулся в луже крови и упал боком. Но все  равно,  алебарда  меня
настигла. Удар пришелся по голове, вот он, шрам. Тут все стало черно, бело
и опять черно, и больше я ничего не помню. А помереть-то я еще  не  помер,
ясно? Очнулся - вижу, надо мной наш военный доктор,  без  шлема,  в  одной
кирасе, руки по локоть в крови,  и  кровь  эта  наша,  солдатская,  уж  не
сомневайтесь, сами знаете, каковы наши армейские лекари.
     - Знаю, знаю, - подтвердил я примирительно. - Так вы  говорите,  было
это в тысяча пятьсот тридцать седьмом году?
     - Может, и в тридцать шестом, точно не припомню. Ну вот,  очнулся  я,
увидал доктора, а он в это время разговаривает с каким-то другим доктором,
того-то мне не видно, а вокруг раненые орут, все просят, чтобы их поскорее
прикончили и избавили от мучений... зовут священника... Сущий ад! Голова у
меня разрублена, мозги  вроде  ветерок  обдувает,  в  ушах  гудит,  трещит
что-то... Ни шевельнуться, ни заговорить не могу, а все вижу и слышу,  что
кругом творится... Доктор посмотрел на меня и говорит...
     Капрал Куку умолк.
     - Что же он сказал? - осторожно напомнил я.
     - Вот вы читаете вашу книжонку, а сами ничего-то в ней не  понимаете,
- буркнул капрал Куку, - "Pipeur ou hasardeur de dez" и прочее,  хотя  все
это и напечатано черным по белому. Сейчас  я  вам  все  растолкую.  Доктор
сказал вроде так: "Подите сюда, сэр, и взгляните.  У  этого  малого  мозги
вылезли наружу. Примени я эликсир Тэриака, его бы уж  давно  похоронили  и
забыли. А эликсира Тэриака у меня не оказалось, делать было  нечего,  я  и
влил ему свой. И вот, смотрите: он открыл  глаза!  И,  обратите  внимание,
кости черепа сближаются и что-то вроде новой кожи затягивает рану! Значит,
мое лечение правильное, и бог исцелит его". А тот, другой, которого мне не
видно, отвечает: "Не делайте глупостей, Амбруаз,  вы  только  зря  тратите
время и лекарства на этого покойника".  Мой  доктор  поглядел  на  меня  и
тронул пальцами мои глаза. Я моргнул. А тот, другой, и говорит: "Ну  зачем
вам тратить время и лекарства на мертвецов?"
     А я как моргнул, так уж больше не  могу  открыть  глаза.  И  не  вижу
ничего, а слышу все очень хорошо.  Услыхал  эти  его  слова  и  перетрусил
ужасно: зароют, думаю, живьем. А шевельнуться никак не могу. Но мой доктор
говорит: "Прошло уже пять дней, а тело у этого бедняги все  еще  живое,  и
хоть я и очень устал, я пока в здравом  уме  и  могу  поклясться,  что  он
сейчас открывал глаза". И крикнул кому-то: "Жан, давай сюда мой  эликсир!"
И говорит тому, другому: "С вашего позволения, сэр, я  буду  лечить  этого
солдата, пока он окончательно не  оживет  или  окончательно  не  умрет.  А
сейчас я волью ему в рану еще моего снадобья".
     И тут я почувствовал: что-то льется мне прямо в голову. Ну и боль  же
была! Точно прямо в мозг ледяную воду льют... "Крышка мне", - подумал я, и
опять весь застыл и ничего не помнил, а  потом  очнулся  совсем  в  другом
месте. Молодой доктор тоже был там, только без кирасы и в каком-то  мягком
колпаке. Теперь уж я мог двигаться  и  говорить  и  попросил  попить.  Как
доктор услыхал, что я говорю, он даже рот раскрыл, точно закричать  хотел,
но не закричал и дал мне какого-то  вина  в  чашке.  Только  руки  у  него
тряслись, так что на бороду мне попало больше вина, чем в рот. В ту пору и
у меня была борода вроде вашей, только побольше и погуще.  Вдруг  слышу  -
кто-то   бежит   ко   мне   по   комнате,    вижу    -    мальчишка    лет
пятнадцати-шестнадцати. Он было тоже рот раскрыл, хотел что-то сказать,  а
доктор как схватит его за горло и говорит:  "Молчи,  Жан,  если  хочешь  в
живых остаться, молчи!" А парень говорит: "Учитель, ты  воскресил  его  из
мертвых!" А доктор отвечает:  "Коли  хочешь  быть  жив,  молчи,  а  то  не
миновать тебе  костра".  Тут  я  опять  заснул,  а  как  проснулся,  вижу:
маленькая комнатка, окна все закрыты, и в очаге огонь пылает, жара,  точно
в пекле. И доктор тут, и зовут  его  Амбруаз  Паре.  Вы  часом  не  читали
чего-нибудь про Амбруаза Паре?
     - Вы имеете в виду  Амбруаза  Паре,  который  был  хирургом  в  армии
Франциска Первого?
     - Про него я вам и толкую, разве не понятно? - отвечал капрал Куку. -
Франсуа Первый, он же и Франциск Первый, был наш главнокомандующий,  когда
мы воевали с Карпом  Пятым.  Вся  эта  драка  началась  между  Францией  и
Италией, вот мне и раскололи голову в битве при Турине. Ведь я вам  так  и
сказал, верно?
     - Верно. Ну что ж, мой почтеннейший друг, прожив на свете четыреста с
лишним лет, вы уж, наверно, исполнились премудрости, знаний и опыта у  вас
должно теперь быть не меньше, чем у библиотеки Британского музея!
     - Это как? - спросил капрал Куку.
     - А как же, это всем известно, -  ответил  я.  -  Ведь  философ  или,
скажем, ученый по-настоящему что-то постигает, лишь когда жизнь его уже на
исходе. Чего бы он не отдал, лишь  бы  прожить  еще  лет  пятьсот!  Да  за
пятьсот лет он бы с радостью продал  душу  дьяволу!  Ведь,  как  известно,
знание - это сила, и за такой срок он вполне мог бы стать владыкой мира!
     - Чушь собачья, - возразил капрал Куку. - Все это, может,  и  годится
для разных там философов, эти бы знай гнули свое и, глядишь, под  конец  и
научились бы... ну хотя бы превращать железо в золото или  вроде  того.  А
взять, к примеру, игрока в бейсбол или боксера:  на  что  им  пятьсот  лет
жизни? Что еще они могут, кроме как гонять мяч или лупить кулаками? Да вот
взять хоть вас - что бы вы стали делать?
     - Вы совершенно правы, капрал, - сказал я. - Я бы все мои пятьсот лет
так и стучал на машинке и пускал бы деньги на ветер, так  что  никогда  не
стал бы ни умнее, ни богаче, чем сейчас.
     - Нет, погодите, - прервал  он,  ткнув  меня  в  плечо  твердым,  как
железо, пальцем и пытливо вглядываясь в меня. -  Вы  бы  писали  и  писали
всякие там книжки. Ведь вам платят проценты, так за пятьсот лет деньжищ  у
вас набралось бы столько, что вам их нипочем не прожить. А как быть мне? Я
только и умею, что воевать. И плевать я хотел на всякую там философию. Я в
этом ни уха, ни рыла не смыслю.  И  не  поумнел  я  ничуть,  каким  был  в
тридцать лет, такой и сейчас. И читать никогда не читал и не стану. Нет, я
хочу одного: купить  себе  заведение  вроде  ресторана  Джека  Демпсея  на
Бродвее.
     - Да ведь вы говорили, что хотите выращивать розы и  разводить  пчел,
кур и еще какую-то ерунду, - заметил я.
     - Ну да, так и есть.
     - А как же с Джеком  Демпсеем?  Как  же  вы  совместите  ресторан  на
Бродвее с розами, пчелами и прочим?
     - Понимаете, дело вот в чем...  -  начал  капрал  Куку.  -  ...Я  уже
рассказал вам, как доктор Паре залечил мне голову.  Ну  вот,  как  я  стал
немного подниматься с постели, он еще долго держал меня у себя в  доме  и,
уж поверьте, кормил и поил всем что ни на есть лучшим, хоть сам-то он  жил
вовсе не богато. Да, ходил он за мной, как за родным  сыном,  куда  лучше,
чем когда-то мой собственный отец: цыплята, яйца в вине - все, что  только
душе угодно. Стоило  мне  сказать:  "А  хорошо  бы  попробовать  пирога  с
жаворонками", - и пожалуйста: пирог на столе. Говорю: "Док, вино вроде  бы
кисловато", и тут же передо мной бутылка  аликанте.  Недели  две  или  три
прошло и я, поздоровел и раздобрел, как никогда в жизни.  Но  тут  стал  я
вроде беспокоиться и говорю ему: "Пора мне убираться восвояси".  А  доктор
Паре сказал, чтобы я еще остался у него. А  я  сказал:  "Доктор,  я  живой
человек, и мне надо зарабатывать себе на кусок  хлеба.  А  в  армии  можно
неплохо заработать".
     Тогда доктор Паре предложил мне несколько золотых монет, чтобы только
я остался у него в доме еще на месяц. Деньги-то я взял,  но  сразу  понял:
тут что-то неладно, и решил хоть умри разузнать, в чем  дело.  Ведь  он  -
армейский хирург, а я-то всего-навсего солдатишка-пехотинец.  Ясное  дело,
тут что-то не так. Я и притворился дурачком, а сам глядел  в  оба.  И  еще
свел я дружбу с Жаном, ну с тем парнишкой, что  помогал  доктору.  Он  был
большеглазый, худющий, одна нога короче другой. И он  думал,  что  сильнее
меня нет никого на свете,  потому  что  я  мог  двумя  пальцами  раздавить
грецкий орех и взвалить на спину большой стол фунтов пятьсот весом. Он мне
сколько раз говорил, как ему хотелось бы стать таким же сильным.  А  он  и
родился хилым, и доктор Паре спас  ему  жизнь.  Ну  вот,  я  и  взялся  за
мальчишку как следует и скоро разобрался, что этому доктору от меня  надо.
Вы-то их знаете, этих докторов.
     Капрал Куку подтолкнул меня локтем, и я сказал:
     - Знаю, знаю, валяйте дальше.
     - Ну так вот, в ту пору они всегда лечили "инфекционные раны" кипящим
соком бузины и добавляли туда каплю зелья, они его  называли  "тэриак",  а
это была попросту смесь каких-то трав  с  медом.  А  перед  той  битвой  у
доктора Паре вышел весь "тэриак" и сок  бузины  тоже,  и  он  с  горя  сам
составил какую-то смесь и назвал ее эликсиром.
     Моего командира, капитана ле Ра, ранило  пулей  в  щиколотку,  и  ему
первому довелось испытать на себе это снадобье. И нога зажила в один  миг.
А я оказался третьим или четвертым. Доктор оглядывал поле боя, искал труп,
чтобы разрезать, как ему было надо. Вы же знаете этих докторов. А Жан  мне
потом говорил, что доктору нужен был мозг! Ну вот, он  и  углядел  меня  с
разрубленной головой. Нагнулся он ко  мне,  увидел,  что  я  еще  дышу,  и
удивился - как это с такой раной еще можно дышать? Влил он  мне  в  голову
своей смеси, перевязал и стал ждать, что будет дальше. А дальше я вам  уже
все рассказал. В общем я воскрес. И мало этого, все кости у меня на черепе
срослись. Тут доктор Паре понял, что он составил чудо-зелье. И он  глаз  с
меня не спускал и все записывал.
     Ну, в общем взялся я за мальчишку и сказал ему:  "Будь  другом,  Жан,
расскажи, что это за снадобье такое, каким меня лечили". А он и  отвечает:
"Что ж, мой учитель из этого секрета не делает. Он просто смешивает яичные
желтки, розовое масло и скипидар". (Я вам это потому говорю, приятель, что
про это уже давно в книгах напечатано.)
     - Не пойму, откуда вам это известно, но я случайно  знаю,  что  такой
состав есть, - заметил я. - О нем написано в нескольких трудах по  истории
медицины. Эликсир доктора Амбруаза Паре, которым он лечил раненых в  битве
при Турине, действительно состоял из смеси яичных желтков, розового  масла
и скипидара. И первым человеком, на котором Паре  испытал  свое  снадобье,
был действительно капитан ле Ра. И было  это  в  тысяча  пятьсот  тридцать
седьмом году. Паре говорил: "Я перевязал ему раны,  и  бог  исцелил  его".
Ну-с?
     Капрал Куку фыркнул.
     - Вот именно - скипидар, розовое масло, желтки. А сколько чего  надо,
знаете?
     - Нет.
     - Ясно, нет, приятель. А я знаю. И мало того: когда доктор Паре лечил
меня, он еще кое-что добавил, так просто, для пробы. И  я  знаю,  что  это
было.
     - Ну, ну, дальше, - сказал я.
     - Так вот, заметил я, доктор что-то со мной затевает. И  я  глядел  в
оба, выжидал и выспрашивал Жана, пока не выследил, где доктор прячет  свои
записки. Ведь в то время за  косточку,  что  называлась  "рог  единорога",
можно было взять тысяч шестьдесят, а то и семьдесят. Я хочу сказать,  будь
у меня в руках лекарство, что может воскресить человека из мертвых,  чтобы
кости у него срослись и он через неделю-другую встал на ноги, когда у него
и мозги-то вываливались наружу, - черт побери, ведь повсюду шли войны, так
я бы в два счета разбогател!
     - Без сомнения, - сказал я.
     - Какого черта, - перебил капрал Куку, - по какому праву  он  вздумал
делать из меня подопытного кролика? И что бы он делал, если бы не я? А как
по-вашему, что бы со мной дальше было? Сунул бы он мне парочку золотых  да
и выставил бы вон, а сам заграбастал бы и славу, и  миллионы!  А  я  хотел
открыть в Париже заведение - ну, знаете, с девочками и все  такое  прочее,
ясно? А что сделаешь на два золотых, скажите на милость? Ну ладно.  Как-то
ночью доктор с Жаном ушли, а я взял его записки, вылез в  окно  и  поминай
как звали.
     Ну, убрался я подальше - тут, думаю, уже не поймают, - зашел в кабак,
выпил немного и разговорился с одной девчонкой. Но, видно, не  одному  мне
она приглянулась, и началась драка. Тот малый резанул мне  лицо  ножом.  У
меня тоже был нож. Сами знаете, как это бывает: уж и не помню как,  только
мой нож очутился у него в боку. Он был этакий мозгляк с крысиной мордой, а
девица крупная, статная и волосы, что золото. Я увидел, что он уже  готов,
и давай бог ноги, а нож мой так и остался  у  него  между  ребер.  Я  было
притаился, но меня так и не нашли. Всю  ночь  до  рассвета  пролежал  я  в
кустах. Худо мне было. Ведь он рассадил мне ножом все от скулы  до  самого
затылка, да еще кусок уха отхватил! И больно было страх как, а главное  по
этому шраму меня бы сразу признали, половинки уха-то  как  не  бывало.  Уж
виселицы бы мне не миновать, ясно? Вот я и лежал в какой-то  канаве  тихо,
как мышь, и заснул только перед самым рассветом. А как проснулся, смотрю -
ничего не болит, даже ухо, а уж, можете  поверить,  ухо  -  штука  нежная.
Пошел я к пруду, умылся и поглядел на себя.  И  что  же  вы  думаете?  Все
зажило, и шрам такой, будто это было не вчера, а лет пять назад. А  прошло
всего несколько часов! Зашагал  я  дальше.  Дня  через  два  укусила  меня
собака, прямо кусок выхватила из ноги. Такое надо лечить не одну неделю, а
у меня зажило на другой же день, да и следа почти не осталось.  Видно,  от
того снадобья, что Паре влил мне в голову,  я  стал  точно  заколдованный,
всякая рана на мне мигом заживает. Я так и думал, что записки  его  дорого
стоят, но такого никак не ожидал.
     - А записки все еще были при вас, капрал? - спросил я.
     - А вы как думали? Ясно, при мне, я их завернул в тряпочку и  обвязал
вокруг пояса, под рубашкой. Листков было всего шесть, только не из бумаги,
а... как бишь его? Пергамент, кажется. Ну да, пергамент. Листочки сложены,
по сгибу сшиты и крайний снаружи чистый, вроде как обложка. А  внутри  все
шесть страничек исписаны вдоль и поперек. Да ведь пот беда: читать-то я не
мастак! Меня этому сроду не учили,  ясно?  Ну,  золотые  я  еще  не  успел
истратить и отправился в Париж.
     - А что сказал на это доктор Амбруаз Паре? - спросил я.
     Капрал Куку ехидно фыркнул.
     - А что он мог сказать? Что своим зельем воскресил мертвеца?  Тут  бы
ему и конец, уж не сомневайтесь. И какие доказательства? А уж мальчишка-то
держал бы язык за зубами,  нипочем  не  сознался  бы,  что  предал  своего
учителя, ясно? Нет, никто и слова не сказал. И я преспокойно  добрался  до
Парижа.
     - Что же вы там делали? - спросил я.
     - Думал найти надежного человека, кто прочитал бы мне эти записки.  А
если вы хотите знать, на что я там жил, - что ж, крутился как мог. Ну вот,
однажды ночью встретил я в одном месте школяра, образованного человека; он
там выпивал, а ночевать ему было негде. Показал я ему докторовы записки  и
спросил, про что там  речь.  Думал  он,  думал  -  додумался.  Доктор  там
записал, как он смешал свое снадобье, но на это ушла всего одна  страница.
На четырех страницах были одни цифры, а на последней - опять понаписано. И
эта страница была все про меня, как все случилось и как он меня вылечил.
     - Розовым маслом, желтками и скипидаром? - спросил я.
     - Ага, - кивнул капрал Куку и добавил: - И еще кое-чем.
     - Держу пари, я знаю эту четвертую составную часть вашего эликсира, -
сказал я.
     - Что ставите? - осведомился капрал Куку.
     - Пчелиный рой, - ответил я.
     - Как это?
     - Разве  не  понятно?  Вы  сказали,  что  будете  выращивать  розы  и
разводить кур и пчел. И что поедете на юг за скипидаром.  Насчет  желтков,
роз и скипидара все ясно. А зачем такому человеку, как  вы,  пчелы?  Ясно,
что четвертая составная часть - мед.
     - Ага, - сказал капрал Куку. - Все верно, приятель.  Доктор  подбавил
туда меду. - Он вынул из кармана складной нож, открыл  его,  подозрительно
поглядел на меня, потом защелкнул и сунул в карман. -  Вы  же  не  знаете,
сколько чего класть, - сказал он. - Не знаете, как эту штуку смешивать. Не
знаете, сколько времени ее подогревать и сколько времени студить.
     - Значит, вы владеете секретом  вечной  жизни,  -  сказал  я.  -  Вам
четыреста лет, и убить вас не может никакая рана.  И  все  дело  в  некоей
смеси розового масла, желтков, скипидара и меда, так?
     - Так, - ответил капрал Куку.
     - А вам не приходило в голову купить все что надо и смешать самому?
     - Приходило. Доктор писал там, что  бутылка  с  эликсиром,  каким  он
лечил меня и капитана ле Ра, два года хранилась в темноте. Я тоже  намешал
полную бутылку снадобья и два года повсюду таскал ее с собой и  прятал  от
света. А потом раз мы с приятелями попали в переделку, и  один  мой  друг,
Пьер Солитюд, получил пулю прямо в грудь. Я попробовал на нем  мое  зелье,
но он умер. Тогда же меня ударили палашом в бок. И хотите  верьте,  хотите
нет - моя рана за девять часов зажила сама собой. Понимайте, как знаете.
     Ну, уехал я из Франции и с год кое-как проболтался, а потом  очутился
в Зальцбурге. После той битвы при Турине прошло уже года четыре. Ну, там в
Зальцбурге один парень сказал мне, что у них живет самый лучший доктор  на
свете. Я даже имя его помню. Да и как его забыть? Его звали Филипп  Ауреол
Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. За неско