яснять,
можно ли оттуда вытянуть палатку наверх.
     Дела у нас вообще-то пошли лучше, чем я  предполагал.  Мы  по  прямой
спустились со склона, при этом  я  непрерывно  отсчитывал  в  такт  шагам:
левой, правой, левой, правой! А Стаен орала, чтобы я заткнулся.
     Так мы и катили вперед нашу палатку. Острые обломки камней  впивались
мне в подошвы ног. Когда покрытая пылью равнина осталась позади, а впереди
показался  каменистый  отрезок  пути,  я  всерьез  забеспокоился,  что  мы
все-таки порвем тент. И тогда, хоть  расстарайся,  ничего  не  придумаешь.
Конец! Стаен, задыхаясь, тащилась сзади и чертыхалась, наступая на  острые
камни.
     От наших одеял к этому времени остались одни  клочья,  и  когда  тент
переворачивался в очередной раз, они снова сбивались  вниз.  Я  попробовал
наступать хотя бы на эти мягкие волокнистые обрывки, но  в  результате  мы
сбились с шага.
     - Одно утешает: даже если бы у нас была обувь, все равно пришлось  бы
идти босиком - подошвы быстрее порвут палатку, чем эта поверхность.
     - Ага, - со вздохом подтвердила  Стаен,  -  пошли  дальше.  Не  будем
останавливаться.
     Часов у меня не было, но полагаю, мы  прошагали  так  не  менее  трех
часов. Теперь, когда раскаленные валуны остались позади, в  палатке  стало
прохладнее. Думаю, если бы почва не была прогретой, мы могли бы отморозить
ноги. Вокруг расстилалась изъеденная рытвинами равнина, а нам казалось, мы
все еще бредем по нескончаемому склону холма,  припорошенного  пеплом.  От
яркого света звезд мурашки пробирали.
     - Хоть денек выдался тихий, облачный, - заметила Стаен.
     - Что-о?
     - Ну на Земле. Да и нам здесь видно, куда идем.
     - А-а-а.
     Я  размышлял,  сможем  ли  мы  форсировать  преграду,  если   таковая
возникнет на нашем пути. Я рискнул и сошел  с  проторенной  нами  дорожки,
надеясь сократить расстояние, но зато теперь  мы  оказались  в  совершенно
незнакомых местах.
     Чем ближе мы подходили к базе, тем сильнее отклонялся к западу  склон
Гевелия. Справа между волнообразными холмами выглянуло солнце. Мы  подошли
к первой разогретой солнечными лучами прогалине и обожглись, будто ступили
на раскаленную сковородку.
     - Быстро назад!
     - Обжег ногу?
     - Еще нет, слава Богу.
     - Как же пластик выдержит такой жар?
     - Ничего с ним не случится. Этот материал любую температуру выдержит,
а вот нашим ногам туго придется.
     Мы присели передохнуть, тент снова перевернулся.
     -  Сколько  нам  еще  идти?  -  спросила  Стаен,  пока  мы   пытались
перебинтовать разбитые  в  кровь,  покрывшиеся  волдырями  ноги  обрывками
одеяла.
     - Меньше километра. Вот обогнем этот кряж, -  а  там  до  базы  рукой
подать.
     Воспользовавшись остановкой, я  обследовал  состояние  нашего  тента.
Было очевидно, что промерзший, исцарапанный пластик не протянет долго.
     Кое-как перевязав ноги, мы снова подняли тент и покатили его  вперед.
Оставшаяся часть пути заняла у нас много времени.  Приходилось  перебегать
от одной затененной площадки к другой, а затем отдыхать. Но самое страшное
это,  конечно,  залитая  солнцем  открытая  поверхность.  Вот   где   тебя
поджаривает, точно грешника на костре. И на каждой остановке,  в  тени,  я
обдумывал, как быстрее и с меньшими потерями преодолеть  очередное  пекло,
да при этом не напороться на торчащие повсюду  валуны.  При  каждом  нашем
шаге пластиковые стены палатки издавали негромкий,  пугающий  треск.  Боль
пульсировала в разбитых йогах, но я из последних сил плелся вперед. Если я
с трудом стоял на ногах, то каково же приходилось Стаен!
     Наконец показались очертания базы Уэст Лимб. Сроду не подумал бы, что
зрелище этой грязной помойки способно привести меня в такой экстаз.
     - Стаен! - завопил я. - Ты видишь? Мы уже почти у цели.
     Лица ее мне не было видно, я только почувствовал, как  она  судорожно
вцепилась в мой рюкзак.
     - Прибавим ходу, милая. Мы дошли, - сказал я, не сбавляя темпа.
     Солнце нам больше не угрожало: незащищенные  тенью  участки  остались
позади, но возникла другая проблема. Как нам попасть внутрь здания?  Самое
лучшее - подобраться поближе к грузовому люку, просторный тамбур  которого
позволит вкатить туда палатку, не повредив  ее.  Пока  мы  приближались  к
базе, я изложил Стаен свои соображения на этот счет:
     - Нам придется попросить кого-нибудь  раскупорить  тамбур.  Мы  будем
проходить прямо под витринами бара, а предчувствие подсказывает  мне,  что
дело идет к концу смены и народу  в  баре  полно:  скоро  спиртное  начнут
продавать со скидкой. Нас не могут не заметить.
     Стаен внезапно остановилась и дернула за лямки  рюкзака  так,  что  я
едва устоял на ногах.
     - Что ты сказал? - хрипло спросила она.
     Я все не мог взять в толк, что ей не нравится.
     - Ты предлагаешь мне пройтись совершенно голой перед  окнами  бара  в
час пик?
     Обернувшись к ней, я попытался было урезонить Стаен:
     - Пойми, нам повезло, что мы вообще остались живы. О чем ты говоришь?
     И тут она разрыдалась:
     - Делай со мной, что хочешь, я не пойду туда.
     А ведь никто иной, как она, помогла мне выстоять в этой передряге. До
сих пор мороз по коже идет, когда вспоминаю  наш  переход.  Изжарились  мы
лучше, чем осетрина на вертеле, на ногах живого места  не  осталось.  Даже
если бы и не проделали этот путь, а просто находились в палатке, мы играли
со смертью. И всякий раз, когда приходилось совсем туго, это она вселяла в
меня надежду, не позволяла впасть  в  отчаяние.  Только  теперь,  впервые,
выдержка и чувство  юмора,  которые  я  мог  оценить,  как  никто  другой,
изменили ей. Какой-нибудь подонок на моем  месте  наверняка  сорвался  бы,
наорал на нее. Но только не я.
     Я обнял ее, окинул взглядом ее фигуру, провел  руками  по  спине,  по
волосам, гладил ее грудь, нежный живот. Я сам уже не соображал, что делаю.
     - Стаен, Стаен, дорогая, - задохнулся я, - такой красавицы,  как  ты,
этим придуркам за всю свою жизнь видеть не доводилось. Ты сама это знаешь.
     В эту минуту в левом ухе у меня щелкнуло, а левое ухо, надо  сказать,
у меня вместо барометра. Давление воздуха в тенте начало  падать.  Значит,
как мы его ни берегли, где-то появилась прореха.
     Стаен тоже почувствовала неладное. Она снова вцепилась в мою упряжь и
подтолкнула меня вперед. Моим единственным желанием было броситься наутек.
     - Удвоить темп! - рявкнул я. - Левой, правой!
     И снова нам повезло. Сквозь туман, уже скапливавшийся  в  палатке,  я
разглядел, что люк открыт. Это походило  на  грубейшее  нарушение  техники
безопасности, но я до конца дней благодарен тому неизвестному  нарушителю.
Сам я вышагивал первым. Стаен пряталась у меня за спиной, таким манером мы
продефилировали перед окнами бара.
     Я помню округлившиеся глаза, открытые от изумления  рты  и  застывшие
руки с бокалами. В тот вечер  за  стойкой  стоял  сам  Йоркнер.  Он  потом
рассказывал мне, что такой гробовой тишины, которая воцарилась  при  нашем
появлении, он не помнит за долгие годы работы в баре.
     Мы со Стаен влетели в тамбур  с  такой  скоростью,  что  я  заработал
синяк, с разбегу ударившись лицом  о  внутреннюю  дверь.  В  ушах  у  меня
покалывало, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Только теперь я понял,
что  налетел  на  пульт  управления  входом  и  проехался  по   рубильнику
аварийного блокирования. Дверь люка с металлическим  лязгом  захлопнулась.
Тент сразу опал, опутав нас, а в тамбуре гудел, наполняя его,  потрясающий
свежий воздух.
     Выпутываясь из тента, я стукнулся о стену. Стаен просто плюхнулась на
пол. Мы  оба,  задыхаясь,  глотали  воздух.  Только  я  собирался  ляпнуть
что-нибудь вроде "слава Богу, дошли", как за внутренней дверью  послышался
топот и возбужденные голоса. Публика, поджидавшая вожделенного часа, когда
после рабочего дня спиртным в баре начинали торговать со скидкой,  почтила
нас своим вниманием.
     Стаен рванула на себя дверь палатки,  выбралась  наружу  и  процедила
сквозь сжатые зубы:
     - Убью первого же ублюдка, который сунется сюда.
     - Эй, Суареш! Ты в порядке? -  раздался  в  динамике  знакомый  голос
Поркнера.
     Он, по всей видимости, первым пришел в марафоне  от  стойки  бара  до
грузового отсека. Я отшвырнул тент и ладонями закрыл объектив  телекамеры,
обозревавшей внутренность тамбура.
     - Мы в полном порядке, - сказал я в  переговорное  устройство,  -  но
хорошо бы что-нибудь накинуть.
     - Об этом уже позаботились, - ответил Поркнер, - но у нас тут зажегся
аварийный сигнал, придется открывать люк вручную. Отойдите в сторону.
     Мы со Стаен прижались к стене. После переговоров, которые,  казалось,
длились целую вечность, послышались металлический лязг и  клацанье.  Затем
дверь подалась вперед, и образовалась щель,  в  которую  просунулась  рука
Поркнера. В руке были две белоснежные скатерти. Да будет благословенно имя
этого благородного человека, и чтоб мне пусто было, если я еще раз позволю
себе охаять его спагетти!
     Под рукоплескания зрителей мы со Стаен,  скромно  задрапировавшись  в
тоги, шагнули в пропыленный коридор. Даму,  естественно,  проводили  в  ее
покои, а мне пришлось ответить на  множество  вопросов.  Не  обошлось  без
непристойных  замечаний  относительно  моего,  скажем   так,   физического
состояния, которое не осталось не  замеченным  любопытствующими,  пока  мы
неслись  под  окнами  бара.  В  общем,   как   я   всегда   говорю,   нам,
первопроходцам, выпала честь брать самое трудное на свои плечи.
     Если вас интересует, как сложились в дальнейшем мои взаимоотношения с
капитаном Крамблитт, замечу лишь, что ее прощальный поцелуй обещал многое.
Когда мы повстречались с ней в следующий раз, она спросила, нет ли у  меня
желания покататься на лыжах. Дело было на северных ледниках Марса, но  это
уже совсем другая история.




                               Том ГОДВИН

                    НЕОБХОДИМОСТЬ - МАТЬ ИЗОБРЕТЕНИЯ



                             Человек умеет приспосабливаться - он способен
                          признать   неизбежность   фактов,   даже   таких
                          неприятных, как смерть.
                             Человек упрям  -  даже  признав  неизбежность
                          неприятных фактов, он отказывается согласиться с
                          тем, что их нельзя изменить.
                             Человек   может    проявить    необыкновенную
                          изобретательность, чтобы изменить  нежелательные
                          факты.
                                     "Разновидности галактических культур"
                                     антареанского философа Б.Рал Гетана



     Когда "Стар Скаут" вышел из гиперпространства  на  окраине  скопления
Тысячи Солнц, его скорость была много меньше световой. Впереди, чуть ниже,
виднелась последняя звезда скопления  -  двойная  система,  состоявшая  из
желтого карлика и бело-голубого гиганта. Приборы нащупали сверкающую точку
- в четырехстах миллионах миль от бело-голубого солнца, - определили новое
направление, и "Стар Скаут" опять исчез в гиперпространстве.
     Но вот он снова вышел  в  обычный  космос,  и  точка  превратилась  в
планету, которая сверкала вдали, как огромный драгоценный камень на темной
вуали. Проходили часы,  и  планета  увеличивалась,  заполняя  весь  экран.
Сквозь опаловую дымку уже можно было с трудом  различить  массивы  суши  и
небольшие моря.
     Блейк начал торможение.  За  его  спиной  четверо  мужчин  напряженно
вглядывались в экран. Медленно поползли стрелки - это анализатор зачерпнул
первые пробы разреженного воздуха. Несколько минут  спустя  стрелки  опять
вернулись на место.
     - Пригоден для дыхания, - с трудом выговорил седовласый Тейлор.
     - Углекислого газа меньше, чем на Земле, - заметил Уилфред.  Молодой,
невысокий, широкоплечий, он переносил торможение  легче,  чем  его  бывший
декан. -  Не  понимаю,  почему  спектроскоп  показывал  такую  неимоверную
концентрацию углерода?
     - По-видимому, углерод содержится в коре планеты, а не  только  в  ее
атмосфере, - сказал Тейлор.
     - Держитесь, - прервал его Блейк, не отрывая глаз от  приборов.  -  Я
еще раз буду тормозить.
     Их вдавило глубже в кресла, и  все  молча  смотрели,  как  на  экране
вырастал континент,  изрезанный  неясными  складками.  Потом  эти  складки
превратились в цепи гор. Блейк всмотрелся в полупрозрачный белый кружок  в
центре  экрана,  указывавший  точку  приземления,  и  понял,  что  посадка
произойдет на западном склоне горного хребта. Он решил не менять  курса  -
все в этом мире было одинаково неизвестно.
     На экране появилась зеленая лента реки, окаймленной деревьями. Место,
накрытое полупрозрачным кружком,  превратилось  в  небольшую  заболоченную
дельту. Дельта надвигалась на них все медленней, медленней,  и  вот  белый
кружок накрыл свободную от деревьев площадку, словно  бы  усеянную  чем-то
вроде блестящего песка.
     "Стар Скаут" повис метрах в трех над землей,  от  ударов  дюз  вихрем
взметнулись тяжелые тучи  блестящего  песка.  Потом  корабль  пошел  вниз,
поддерживаемый тягой, и, чуть накренившись, коснулся поверхности.  Широкий
хвостовой стабилизатор уперся в песок, и Блейк выключил двигатели.
     - Приехали, - коротко сказал он.
     Остальные уже нетерпеливо всматривались в показания приборов. Блейк с
интересом наблюдал за своими спутниками. Ни один из них прежде не  покидал
Земли, и теперь они были возбуждены, как дети, получившие  новую  игрушку.
Самым пылким энтузиастом оказался  Тейлор,  который  всю  жизнь  провел  в
стенах института. Когда-то он признался Блейку: "При всем моем уважении  к
этим каменным стенам, увитым плющом, должен сказать, что и они могут стать
тюрьмой. Прежде чем я состарюсь, пне хотелось бы увидеть немногое: космос,
далекие звезды и необычные миры". Ближе  всех  к  Блейку  стоял  Ленсон  -
худощавый, высокий, на голову выше юного розовощекого  Уилфреда.  Это  был
приятный человек со спокойной улыбкой,  который  терпеливо,  с  пониманием
относился к чужим слабостям.
     Лица всех троих были  отмечены  печатью  интеллекта;  Кук  среди  них
выделялся, как черная овца среди белых.  Блейк  знал,  что  Кук  не  менее
интеллектуален, чем любой из них; подобно всем остальным,  он  был  выбран
именно потому, что его знания и способности были гораздо выше средних.  Но
внешность у него была  далеко  не  интеллектуальная:  смуглое,  с  тяжелой
челюстью лицо, перебитый нос, горящие черные глаза. Глядя на  него,  Блейк
часто думал: он не похож на них, ему бы жить на Земле лет триста назад  да
стоять на борту пиратского корабля с саблей в руках.
     Внешне Кук казался человеком решительным и даже жестоким. На деле  же
он ограничивался тем, что добродушно  посмеивался  над  окружающим,  да  и
вообще над жизнью.
     - Судя по всем важнейшим параметрам, эта планета -  земного  типа,  -
заметил Тейлор.  -  Притяжение,  температура,  состав  воздуха...  Никаких
вредных бактерий - нам удивительно повезло!
     - Шанс найти такую планету у нас был  один  на  несколько  тысяч,  не
правда ли, Рэд? - спросил Ленсон, поворачиваясь к Блейку.
     Блейк кивнул.
     - Прямо скажем, на много тысяч! Ведь  эта  звезда  не  принадлежит  к
классу G. Тейлор прав, нам здорово повезло: мы  с  первого  раза  вытянули
счастливый билет.
     - Так давайте выйдем и рассмотрим нашу находку поближе, - нетерпеливо
сказал Кук. - Воздухом подышим, пробежимся по песочку - в кои-то веки.
     По  долголетней  привычке  Блейк  взглянул  на  показания   приборов.
Температура в двигательном отсеке подошла  к  красной  черте.  Она  быстро
повышалась, и Блейк повернул рукоятку с  надписью  "НАРУЖНАЯ  ВЕНТИЛЯЦИЯ".
Этим поворотом он открывал иллюминаторы в двигательном  отсеке  и  включал
вентилятор, чтобы гнать мощные струи  прохладного  воздуха  в  нагревшееся
сверх меры помещение.
     - Двигательный отсек здорово нагрелся во время торможения, -  пояснил
он, направляясь вслед за остальными к лифту.
     Они заглянули в кабины только для того, чтобы захватить оружие.
     - Никогда  не  угадаешь,  с  чем  можешь  встретиться  на  незнакомой
планете, - пояснил Блейк, входя в лифт. -  Признаков  разумной  жизни  тут
вроде бы нет, но могут быть животные. Эти твари  порой  не  желают  ждать,
пока вы за ними погонитесь, а, набравшись духу, сами начинают  гнаться  за
вами.
     Они вышли через нижний шлюз и спустились  по  кормовому  трапу  вниз.
Облако пыли все еще окутывало корабль.
     - Вентилятор гонит внутрь всю эту пылищу, - заметил Блейк, чихая. - Я
и не думал, что она такая густая. Хорошо хоть двигательный отсек заперт  и
пыль не набьется в другие помещения.
     Они отошли от корабля. Впереди виднелся вход в ущелье, а вершины скал
тонули в радужной дымке. Песок и скалы, редкие деревья и колючий кустарник
- все это напоминало земные  полупустыни.  Некоторые  кусты  были  покрыты
удивительно красивыми цветами, от нежно-розовых до ярко-пунцовых.
     - Надо бы дать ему имя... этому миру, - сказал Тейлор. - Как  мы  его
назовем?
     - Аврора, - тотчас ответил Ленсон.
     - Хорошее название, -  согласился  Тейлор.  Он  посмотрел  в  сторону
ручья, который протекал в десятках метров  и  почти  скрывался  под  густо
разросшимися на берегах деревьями. - Давайте возьмем пробу воды на анализ.
     Они двинулись в сторону реки, то и дело оглядываясь на  возвышавшийся
корпус  корабля.  "Люди  всегда  так  поступают,  когда  высаживаются   на
незнакомой планете, - подумал Блейк. - Они выходят из шлюза,  настороженно
высматривая возможную опасность, и никогда не забывают оглянуться,  словно
желая проверить, не  исчезла  ли  громоздкая  махина  их  корабля.  И  это
совершенно естественно:  когда  человек  вступает  в  незнакомый  мир,  он
остается один, и единственная его связь с другими людьми и  мирами  -  это
корабль. Без корабля люди во враждебном  незнакомом  мире  были  бы  почти
беспомощны; с кораблем они становятся непобедимыми".
     - Даже цветы, - воскликнул Кук, когда они приблизились к деревьям  на
берегу ручья. - Красные, желтые, пунцовые цветы, зеленые деревья и хороший
воздух - что еще нужно колонистам?
     Блейк со все возрастающим любопытством рассматривал сверкающий  песок
и гальку. Отдельные камни были величиной с яйцо. Они совсем не походили на
кварц. Блейк поцарапал  один  такой  камень  кончиком  ножа:  отметины  не
осталось. Камень светился изнутри, словно живой, а его строение, насколько
можно было судить по закругленным, неровным краям,  ничуть  не  напоминало
строение кварца. Немного дальше Блейку попался  другой  кристалл,  рдевший
густым рубиновым цветом. Он задержался, чтобы поднять его, и в  это  время
услышал возбужденный крик Ленсона, который вместе с остальными  уже  дошел
до берега ручья: "Посмотрите, что это!"
     "Это" был кристалл густого рубинового цвета диаметром не меньше фута.
Он лежал на  самом  берегу  мутного  опалового  потока.  Берег  был  усеян
кристаллами  поменьше  -  желто-голубыми,  желтыми,  красными,   голубыми,
зелеными. Преобладали  светло-голубые.  Песок  и  галька  в  устье  ручья,
казалось, состояли сплошь из этих сверкающих минералов.
     - Вам когда-нибудь доводилось встречать такие  залежи  кристаллов?  -
спросил Ленсон. - И таких разных по цвету? Вы только взгляните на  этот  -
прямо настоящий рубин!
     Блейк не расслышал ответа. Мысль, возникшая еще  раньше  -  когда  он
рассматривал   поднятый   камень,   -   неожиданно   перестала    казаться
фантастичной. Все  сходилось:  отсутствие  других  минералов,  "ошибочный"
спектральный анализ, который  показал,  что  планета  содержит  невероятно
высокий процент углерода, большой показатель преломления этих кристаллов.
     Это можно было проверить очень быстро.
     - Дай-ка мне твое кольцо, - обрати