ет и хлещет фонтаном. В отверстии
    появляется  рука,  она пытается уцепиться за края люка. Это рука Долина.
    Сергею  Борисовичу  что-то  мешает выплыть. На долю секунды показывается
    его искаженное удушьем лицо, затем Долин скрывается окончательно.

    ДЕТИ испуганно жмутся друг к другу в зале командного пункта. Каспар кричит:

    - Смотрите, смотрите!

    Из-под  двери  с  желтым кругом, в который вписан черный крест, вытекает
    струйка воды, ползет к центру зала.

    Дети  кидаются  к  выходу,  в  испуге  останавливаются  у дверей - к ним
    тянется   захват  ближайшего  манипулятора.  Но  что-то  искрит,  гаснет
    освещение,  включаются аварийные лампы. Манипуляторы беспомощно обвисают
    на штангах.

    Дети  бегут по длинному коридору, огибают беспорядочно болтающиеся трубы
    манипуляторов,  стукаются  о  них  и  испуганно  отшатываются.  За ними,
    бурля, бежит водный поток.

    -  К  лифту!  К  лифту!..  -  кричит,  задыхаясь. Стас. Он тащит за руку
    Анну-Луизу. - Уйдем по скобам...

    В   зале  командного  пункта  вода  прибывает  медленно,  но  кое-где  в
    аппаратуре  начинает  искрить.  Счет, однако, не прерывается: 1 024... 1
    023...  1  022... На пульте начинают мигать новые огоньки. На дисководах
    с тонким гудением набирают обороты диски...

    ПОДЗЕМНАЯ  ДИСПЕТЧЕРСКАЯ.  Клавердон  вцепился  побелевшими  пальцами  в
    плечо  оператора,  но  тот  ничего  не  замечает.  Оба впились глазами в
    транспарант с цифрами.

    В это время на пульте гаснет несколько табло.

    - Защита отключилась! - кричит кто-то.

    -   Слава   богу!  -  переводит  дыхание  Клавердон.  -  Это,  наверное,
    прорвались  Шичке  с Кларком. Срочно вертолеты на остров! - рявкает он в
    микрофон.   -   Защита  отключена.  Любой  ценой  блокируйте  шахты!  Их
    двадцать. Все двадцать! Горные лазеры приданы машинам три и пять...

    КАБИНЕТ  Руководителя.  Референт  кричит  в микрофон, повторяя многое из
    того, что только что мы слышали от Клавердона.

    -  Барраж!  Все автопилоты - на барраж! Машин с киберпилотами не жалеть!
    Наводка  на  таран  -  с  Большого  Компьютера. Сверхзвуковые самолеты с
    парашютистами  с  ближайшего  аэродрома  -  к острову! Защита отключена.
    Блокировать шахты. Любой ценой! Любой!

    -  НЕУЖЕЛИ  успеем?  Неужели  успеем?  Неужели успеем? - как заведенный,
    исступленно шепчет оператор в подземной диспетчерской.

    ВОДА  поднимается  медленно,  очень  медленно - база велика. Дети ползут
    вверх  по  скобам. Вода бурлит внизу и вдруг прорывается откуда-то сбоку
    -  слева,  справа...  Дети задыхаются, спешат. Анна-Луиза, стиснув зубы,
    лезет   первой.  Замыкает  Стас.  Наконец  они  выбираются  на  лифтовую
    площадку,   останавливаются,  переводя  дыхание.  Слышен  шум  бурлящего
    потока.  Дети бегут к проему. Через несколько секунд после того, как они
    покидают  лифтовую  площадку, темная вода захлестывает ее и устремляется
    в проем.

    НА  ЭКРАНЕ  в  диспетчерской  виден  затопленный зал, изображение слегка
    рябит.  Огни  на  пульте хаотически гаснут, но многие еще горят. Кое-где
    искрят провода. Отсчет продолжается: 345... 344...

    Клавердон смотрит на наручные электронные часы.

    -  Отсчет замедлился, - отмечает он. - Паузы больше трех секунд. - И тут
    же кричит в микрофон: - Что с машинами?

    - Вертолеты пошли, - отвечает голос из динамика.

    ДЕТИ  добрались  до  проема,  откуда  начинали  свое  путешествие Стас и
    Анна-Луиза.  Здесь валяются обрезки труб, гнутые ржавые прутья. На стене
    - выключатель. Невидимая вода журчит где-то недалеко.

    Один   за   другим   дети   ныряют  в  проем  и  оказываются  в  зале  с
    переплетениями  лестниц  и  переходов.  Теперь можно разглядеть цилиндры
    шахт.  Они  опоясаны огоньками, светятся шкалы приборов, щелкают клапаны
    в трубопроводах, шипит сжатый воздух - идет предстартовая работа.

    Дети  пробегают  рядом  с  шахтой.  Начинает выть сирена. Своим воем она
    сопровождает  их  путь.  Время  от  времени  Стас  задирает голову, но в
    переплетении лестниц, уходящих вверх, трудно отыскать нужную.

    В  ДИСПЕТЧЕРСКОЙ  напряжение  достигло  предела.  Медленно плывут цифры:
    189... 188... 187... Паузы между ними постепенно увеличиваются.

    Клавердон переводит глаза с часов на табло, с табло на часы.

    -  Раз  Курт  и  Саймон прорвались, почему они не отключают компьютер? У
    них должно хватить запаса воздуха...

    - А у детей? - спрашивает кто-то.

    - Что - у детей?

    - У детей хватит запаса воздуха? - спрашивает все тот же голос.

    Клавердон  разводит  руками  и  молча  садится в кресло. В диспетчерской
    воцаряется   гробовая   тишина,   а  цифры  на  экране  продолжают  свой
    медленный, тягучий бег: 151... 150... 149...

    ДЕТИ  затравленно  мечутся между шахтами. Вдруг у основания одной из них
    со  скрипом  открывается  люк,  там  показывается  темная  фигура, она с
    криком бросается навстречу детям.

    - Дети, дети... - всхлипывает Мария. - Живы! О господи...

    Каспар ревет, Анна-Луиза гладит его по голове.

    - Скорей, скорей, - поторапливает Стас. - Вода!

    Внизу  бурлит  поток, вода медленно разливается по помещению, затем звук
    ее  постепенно  стихает.  Уровень  затопления  сравнялся  с поверхностью
    моря.  На  стене  действительно отметка, словно ватерлиния на корабле, и
    цифра "О". Ихара замечает это и указывает пальцем:

    -  Ф-фу,  -  говорит Ихара. - Закон сообщающихся сосудов - великая вещь.
    Теперь можно не торопиться.

    ОТСЧЕТ   продолжается:  119...  118...  117..  Паузы  теперь  длятся  по
    нескольку  секунд.  Все  больше  и больше коротких замыканий, все темнее
    пульт компьютера, но жизнь его еще не оборвана...

    ДЕТИ  и  Мария  не  торопясь  лезут по скобам в узком пространстве между
    стенкой  шахты  и стальным, мертвенно отблескивающим корпусом ракеты. Ее
    узкое  тело тянется вверх, как бы желая поразить самый центр светлеющего
    неба.

    Анна-Луиза  теряет  равновесие  - у нее закружилась голова. Руки девочки
    слабеют,   она   выпускает   скобу   и  начинает  валиться  вниз.  Мария
    подхватывает  ее и всем телом прижимает к стенке шахты. Анна-Луиза снова
    хватается  за  скобу.  Но  теперь  теряет опору сама Мария - она сделала
    слишком  резкое  движение. В поисках поддержки Мария опирается на корпус
    ракеты.  Тут  же  металлическая  покатая  поверхность обливается голубым
    сиянием.  Шипение, искры. Обожженная Мария с истошным воплем срывается и
    падает в щель. Летящее тело, задевая ракету, прочеркивает огненный пунктир.

    - Мария! - визжит Стас.

    -  Энергозащита...  -  шепчет  Ихара  побелевшими губами. Каспар, закрыв
    глаза, еще крепче вцепляется в скобы. Анну-Луизу начинает трясти.

    -  Прижаться к стенке! - кричит Стас, пытаясь не терять самообладания. -
    Не касаться металла!

    - Вниз не смотреть! - вторит ему Ихара. - Вверх! Вверх!

    ОТСЧЕТ:  99...  98... Руководитель и Президент стоя наблюдают за числами
    на экранах.

    ДЕТИ  выбираются  на  поверхность.  Лица  как  белые  маски.  Анна-Луиза
    щурится отвыкшими от дневного света глазами на восход.

    - Боже... Солнце... - шепчет она.

    Издалека доносится нарастающий гул.

    -  Скорей,  скорей! - кричит Стас и бежит по склону вниз. Дети мчатся по
    тропинке   и   не  видят,  как  около  шахт  садятся  вертолеты,  оттуда
    выпрыгивают  люди  в серебристых комбинезонах с длинными черными трубами
    в руках.

    Нарастает гул, со стороны моря показывается вторая группа вертолетов.

    С высоко летящих самолетов посыпались парашютисты.

    ОТСЧЕТ страшно медленно ползет: 38... 37...

    Цифры зажигаются теперь прямо на экране и сопровождают всю концовку фильма.

    ВЕРТОЛЕТЫ  зависают  над  поляной,  где  были  палатки, и поднимают тучу
    пепла.  Стас  заставляет  детей  лечь  и  накрывает  собой  Анну-Луизу и
    Каспара.  Рядом плюхается Ихара, уткнув лицо в золу. Он колотит кулаками
    по   земле   и  задевает  какой-то  черный  прямоугольный  предмет.  Это
    магнитофончик Долина. От удара он включается.

    К шуму вертолетов присоединяется музыка.

    ОТСЧЕТ продолжается: 20... 19...

    НА  ЭКРАНЕ  зажигается  надпись:  КОНЕЦ  ФИЛЬМА.  Но  цифры  отсчета  не
    исчезают. Каждая сопровождается коротким гудком зуммера.

    В  зале  зажигается  свет.  Экран  чист.  Но гудки зуммера продолжаются,
    постепенно стихая.

    "Изобретатель и рационализатор", 1986, ‘ 4 - 6.













    А. Балабуха
    Две копейки



    В  тот  день  я задержался на работе. Вышел на улицу и почувствовал, что
    вот  сейчас  просто  умру  от  голода. Согласитесь, что для здоровенного
    двадцатипятилетнего  оболтуса  выпитый  в  полдень  стакан  чая  и  пара
    бутербродов!  И  когда, наконец, в нашем КБ организуют столовую? Сколько
    лет  твердим  об  этом  на  каждом  профсоюзном  собрании,  а  воз,  как
    говорится, и ныне там.

    У  ворот  Иоанновского  равелина  стояли  на скамейке прикрытые клеенкой
    дымящиеся   корзины,   и   две  женщины  бойко  торговали  пирожками.  Я
    споткнулся  о  кабель,  который  тянулся  из  ленфильмовского автобуса к
    "юпитерам"  в  проеме  ворот, - опять в крепости снимали какой-то фильм.
    Сглотнув  слюну,  сунул руку в карман, на ощупь вытащил два двугривенных
    и протянул продавщице.

    - Три с мясом, пожалуйста!

    Она  дала  мне пирожки и сдачу трехкопеечную монету и два семишника. Это
    -  на  телефон.  Я  сунул  их  в  задний  карман  и, дожевывая последний
    пирожок,  вспомнил  вдруг,  что  так  и  не  позвонил Володьке. Пришлось
    забраться  в  телефонную будку. Там была истинная душегубка кажется, это
    называется  парниковым  эффектом.  Хорошо бы оставить дверь приоткрытой,
    но трамваи так грохочут на повороте, что разговаривать невозможно.

    Чувствуя,  что  медленно  превращаюсь  в бульон на собственных костях, я
    достал  из  кармана оба семишника, опустил один из них в щель автомата и
    набрал  номер.  Раздались длинные гудки. От нечего делать я стал крутить
    второй  в пальцах. Монетка была новенькая, блестящая, словно не бывавшая
    еще  в употреблении. Люблю такие. Сам понимаю, что это смешно, но люблю.
    Трубку все не снимали (опять его нет дома!). Жаль.

    Продолжая разглядывать монетку, я повесил трубку. И тут...

    Однажды,  еще  в  школьные  годы,  мне  повезло:  в  троллейбусе  вместо
    гривенника   мне   дали  со  сдачей  десятипфенниговую  монетку.  Как  и
    большинство сверстников, я собирал монеты, и это было мне только на руку.

    Но такого!

    Я  еще  раз  внимательно  осмотрел  семишник. На аверсе - герб и надпись
    "СССР",  на  реверсе  -  в  ободке из колосьев крупная, словно взятая из
    школьной  прописи  двойка  и  написанное строгим бруском слово "копейки"
    Две копейки. И ниже - год.

    "1996"!

    Да  нет же! Бывает так, перепутываются в голове цифры. Однако это был не
    1969,  а  именно  1996  год.  Я  вышел  из  будки в состоянии некоторого
    обалдения.  Первым порывом было вернуться к тем продавщицам, но тут же я
    понял, что это бессмысленно. А что делать?

    Я  вырвал  из  записной  книжки  листок,  завернул  монетку  и  убрал  в
    бумажник,  - чтобы не потерять, не спутать случайно с другой. И поехал к
    друзьям, которые, я надеялся, помогут разобраться в этом темном деле.

    Конечно,  мы  заболтались, и я вспомнил про монету только в самом конце,
    когда надо было уже уходить, если я хочу успеть на трамвай.

    - Фальшивая, - изрек Жора - Но сделано здорово, ей-ей!

    -  Брось  ты  свои  детективные  замашки, - откликнулся Виктор - Обычный
    заводской  брак,  -  он  закурил  и добавил, - чудеса! Брак на "Монетном
    дворе"! Рассказали бы - не поверил.

    -  Ее  потерял Путешественник по Времени, - подал из спальни голос Жорин
    сын, десятилетний Герка.

    - Ты почему это не спишь? - поинтересовался отец.

    - Уснешь тут, как же!

    И  то  правда,  современные  квартиры  не  для бурных дебатов. К единому
    мнению мы так и не пришли.

    Идея   у   меня  родилась  уже  дома:  надо  позвонить  Пуху.  Уж  он-то
    разберется. С этой мыслью я и уснул.

    На следующий день перед обедом я позвонил ему.

    -   Федор   Феоктистович,  вы  не  смогли  бы  выглянуть  на  полчасика?
    Консультация нужна. Давайте пообедаем вместе.

    - С удовольствием, - сказал Пух - Где?

    - Ну хоть на проспекте Добролюбова...

    - Ладно. Ждите у Ботного домика.

    Пух   работал   старшим   технологом  на  "Монетном  дворе".  Мы  с  ним
    познакомились   в   крепостном   буфете,   куда  он  попал  по  какой-то
    случайности.  С  тех  пор мы несколько раз встречались, болтали на самые
    разные  темы,  чему  нимало  не препятствовала разница в возрасте, - был
    Пух  без  малого  вдвое старше меня, - хотя в дружбу наши отношения пока
    еще не переросли.

    -   Давайте  сюда,  -  сказал  Пух,  выслушав  мой  рассказ  -  Попробую
    что-нибудь сделать. Выясню - позвоню.

    -  Спасибо,  Федор Феоктистович! Очень вы меня обяжете: терпеть не могу,
    надо признаться, всяких таинственных историй...

    Он  позвонил мне через три дня, в пятницу. И мы снова встретились на том
    же месте.

    -  Вот,  -  сказал  Пух,  протянув  мне  монету,  -  все, что можно было
    проверить,  мы проверили. Монета настоящая. Даже присадка радиоактивного
    изотопа   в  норме.  Представить  себе  возможность  изготовления  такой
    фальшивки  в кустарных условиях практически невозможно. Да и не стали бы
    тогда  размениваться  на  двухкопеечные. Представить же подпольный завод
    еще сложнее, согласитесь. Не знаю уж, что еще сказать вам, Андрей.

    - А брака такого не могло быть, чтобы вместо 1969 отчеканили 1996?

    Пух молча пожал плечами, но потом все же снизошел до объяснения:

    -   Наша   продукция   идет  большими  сериями.  Брак  на  одной  монете
    невозможен,  только  на  всей  серии.  А  такого  ОТК  не  прозевает. И,
    простите  великодушно, мне лично сама эта мысль представляется более чем
    нелепой!

    Я согласился с ним.

    -  И  вообще,  -  сказал  на  прощание  Пух,  - не напоминайте мне о ней
    больше,  прошу  вас!  Голову  на этом сломать можно. Если хотите доброго
    совета,  -  выкиньте.  В  Неву.  Или  позвоните кому-нибудь по телефону.
    Впрочем,  добрые  советы даются лишь для очистки совести, прислушиваться
    к ним вовсе не обязательно...

    И в этом Пух опять-таки был прав.

    Вечером  я  поехал  к  Севе Воробьеву, моему однокласснику, с которым мы
    когда-то  вместе увлекались нумизматикой. Но я довольно быстро охладел к
    этому  делу,  а  он  так  и  остался  ярым  собирателем.  Его  коллекции
    неоднократно  выставлялись,  он  даже  писал какие-то статьи, выступал с
    докладами...  Уж  он-то  поможет, решил я. Хотя бы ниточку даст. Но Сева
    только пожимал плечами.

    -  Откуда  мне  знать? Ведь ты говоришь, что ее подлинность проверяли...
    Эксперты  там, конечно, квалифицированные... Так чего ты хочешь от меня?
    Если  избавиться  от  нее,  как  тебе  советовали,  -  отдай мне. В моей
    коллекции она будет на месте. Или - продай.

    -  Иди  к  черту!  -  огрызнулся  я.  -  Стану  я тебе продавать, торгаш
    несчастный! А отдать... Подумаю. Может быть, потом. Но не сейчас. Извини.

    С тем мы и разошлись.

    Прошло две недели, но история эта не идет у меня из головы.

    Может  быть,  ты  в  самом деле есть, Путешественник по Времени? Бродишь
    сейчас  где-то по Ленинграду и по ошибке употребил монету твоего родного
    (или - не родного?) 1996 года?

    Или   -   ты   еще   только  будешь?  Быть  может,  Машина  Времени  уже
    сконструирована  в  каком-нибудь  КБ  или НИИ, и скоро ты отправишься на
    ней  в  будущее  -  первый  в  истории  времяпроходец? Экипируя тебя для
    путешествия,  отчеканили монеты года, в который ты отправляешься, и одна
    из  них  случайно  попала  мне  в  руки? Или... Я не знаю, что думать. И
    потому  решил написать этот рассказ. Если его напечатают, может быть, ты
    найдешь  меня  и заберешь свой семишник? Я сижу за столом и пишу. Рядом,
    тепло   поблескивая   в   свете   настольной   лампы,   лежит  новенький
    двухкопеечник.  Временами  я смотрю на него - лишний раз удостовериться,
    что все это не сон человека, начитавшегося фантастики.

    Сейчас  я  выправлю  текст  и  завтра отнесу его в редакцию. И захвачу с
    собой  монету  - как вещественное доказательство. Конечно, хорошо бы еще
    приложить  справку от психиатра, но я оптимист и надеюсь, что как-нибудь
    обойдется. Если ты есть, Путешественник по Времени, - отзовись!

    "Химия и жизнь", 1974, ‘ 9.























    Марина Бернацкая
    В СЕЛЕ ЗА РЕКОЮ



    - Я когда умру, на солнце попаду,- Сошка задрал голову.

    - С чего ты взял? -удивился Дим.

    -  А  в  церкви  сегодня  батюшка  говорил:  дай им вечный свет и вечный
    покой. А раз свет, значит, солнце.

    Темная  зеленая  река  неслышно  скользила  мимо них, утягивала под воду
    низкую ивовую ветку, распластывала ее под водой, тянула за листья.

    -  Дядь  Дим,  а  почему  речка  тухлой  рыбой  пахнет? Там рыба мертвая
    водится, да?

    - Это водорослями пахнет. И тиной.

    Дим  лег  на  песок.  Река  на середине вспучивалась и стекала к берегу,
    почти  вплотную  подбиралась  к Диму. На том берегу, в деревне, зажглось
    чье-то окно.

    - Пошли-ка домой. Солнце скоро сядет.

    - А Тантал?

    - И Тантал тоже.

    -  Дядь  Дим,  а  почему  оно - Тантал? Тантал, Фемида, Тифон, Солнце, -
    Сошка начал загибать пальцы.

    - Харон, - напомнил Дим.

    - Харон? - Сошка заелозил на месте, зашарил взглядом по небу.

    - Нет его пока. Он раз в три дня. Темный.

    - Темный, как Тифон?

    - Посветлей. Но тоже темный.

    -  Как  много,  -  Сошка  насупился, - Солнце, Тифон, Фемида .. Харон, -
    загнул он палец - Дядь Дим, а еще?

    -  Тантал, - Дим ткнул пальцем в сторону Тантала, тот медленно подползал
    к Солнцу.

    -  Дядь Дим, а как деревня называется? - Сошка рассматривал правый берег
    через дырку в ивовом листе.

    - Не знаю.

    -  А дед говорил, Квань. А река - Ока. Река-Ока, Ока-река, - запел Сошка
    -  Смешная  какая  деревня  Ква-ква-квань.  Смешная,  да? А почему Шакин
    говорит, что река - Стикс?

    - Говорит, - Дим провел пальцем по песку - Шакин много чего говорит.

    Река  спешила  куда-то, старалась побыстрей прошмыгнуть мимо них. Солнце
    садилось, и Тантал все сильней освещал воду своим темным светом.

    Старик проснулся.

    - Деда, а дядь Дим опять плавать пробовал .

    - Ябеда, - сказал Дим.

    Старик быстро глянул на Дима. Тот пожал плечами. Старик кивнул и закурил.

    - На том же самом месте, - сказал Дим. - Как в стену...

    - Деда, я в деревню хочу, вон туда, - захныкал Сошка.

    -  Перестань,  Александр,  -  спокойно  сказал  старик. - Ты чего-нибудь
    вспомнил? - повернулся он к Диму.

    - Как отрезало, - Дим повернулся на спину.

    - Хотя бы - как попал, где раньше жил... Кто ты...

    - Только имя.

    - А фамилию?..

    - Нет. Пробовал - не могу. Отшибло.

    - А что, что отшибло? - жадно спросил старик.

    - Не знаю. Все пытаюсь вспомнить, и никак.

    -  Странно,  -  старик  пожевал  губами.  -  Я  помню,  что  был врачом,
    терапевтом...  А  вот как меня звали?.. Этого не помню. Шакин