нечное тепло.  Видимость  была  отменная,  мы
хорошо различали дорогу впереди. Столбик термометра  из  светопоглощающего
вещества  замер  где-то  на  середине.  Карта,   составленная   приятелем,
оказалась как нельзя кстати.
     - Говорят, что лунный колорит - это сплошное черное и серое, -  вслух
размышляла Стаен, - а  я  различаю  здесь  множество  тончайших  оттенков.
Видишь зеленоватую полоску вон там среди скал?
     - Ну и зрение у тебя. Стаен. Обычно люди  начинают  что-то  различать
здесь, проболтавшись на Луне  не  менее  года.  Впрочем,  большинству  это
просто не интересно. Здесь очень красиво, но эту  красоту  понимать  надо.
Это тебе не Земля. Господь создавал  эти  места  не  для  болванов.  Чтобы
оценить подобные места, нужен особый талант и еще - верный глаз.
     Тут я может малость и переигрывал, но не скажу,  чтобы  все  это  был
чистый треп.
     Стаен ужасно веселилась, подпрыгивая рядом  со  мной,  как  мячик,  и
поднимая густое облако пыли: все-таки сила притяжения здесь невелика.
     - Видишь, как быстро улеглась пыль? Мне кажется,  я  слышу  шорох,  с
которым она падает на порогу. Знаешь, я ведь не первый год в  космосе,  но
вот так пройтись пешком по незнакомой планете мне  еще  не  доводилось  ни
разу. А ты уже привык к здешним чудесам?
     - Привыкнуть к этому до конца невозможно. Всегда замечаешь что-нибудь
новенькое.
     Я резко остановился и нагнулся, присматриваясь к почве. Слой пыли под
нашими ногами кое-где украшал круглый узор. Крошечная  стеклянная  бусинка
сверкала в центре окружности, а от нее расходились во все стороны линии  -
волоски, такие тонкие, будто их выводили  иголкой.  Сферические  полушария
дополняли рисунок, и весь он был размером не более десятицентовой монетки.
     - Что это? - удивилась Стаен.
     - Я их называю цветами из  пыли.  Только  не  прикасайся,  иначе  все
рассыплется. Мой друг считает, что  это  кратеры  микрометеоритов.  Видишь
стеклянное зернышко в центре? Сюда попал метеорит, а рисунок  вокруг  него
прочерчен ударной волной, от которой поднялась пыль. Мой друг  даже  книгу
об этом пишет.  Интересно,  что  узоры  появляются  далеко  не  на  всякой
поверхности, а лишь на тончайшем пылевом покрытии.
     - А ты сам что о них думаешь?
     - Я же сказал тебе, цветы  из  пыли.  Их  тут  знаешь  сколько,  если
приглядеться?
     - Давай искать вместе.
     Мы двинулись  дальше  мимо  неуклюже  громоздившихся  полуразрушенных
валунов, мимо небольших кратеров.
     - Как странно, - продолжала Стаен, - что на  этом  отрезке  пути  так
много легкой пыли, а я всегда думала, что  рельеф  на  Луне  однообразный,
здесь ведь нет ни ветра, ни водных  потоков,  которые  могли  бы  сместить
верхний слой почвы, отшлифовать ее мельчайшие частицы.
     - Ты права, что-то тут не по правилам.
     Мы молча пошли  дальше.  Я  высматривал  подходящую  площадку,  чтобы
расставить наши тенты. Вскоре мы со Стаен оставили позади, если можно  так
выразиться, лес валунов и вышли на открытое место. Вид  отсюда  открывался
сногсшибательный, прямо-таки созданный самой природой Стоунхендж - терраса
на склоне холма, окруженная  рядом  грубых  колонн.  С  восточной  стороны
кольцо колоннады размыкалось и оттуда виднелась  уходившая  вдаль  плоская
равнина.  Почти  полная  Земля  низко  нависала  над   узенькой   полоской
горизонта. Казалось, на этой подернутой рябью глади, похожей на  океанскую
поверхность, вот-вот вынырнет  парус,  и  прибой  заплещется  на  песчаной
отмели.
     Потрясенная Стаен остановилась, как вкопанная, и лишь повторяла:
     - Какое чудо! Какое невероятное чудо!
     Она обернулась ко мне.
     - И ведь до нас здесь еще никто не был, правда?
     - Ты же видишь, здесь нет  следов.  Я  приберегал  это  местечко  для
особого случая.
     "Бог покарает меня в конце концов", - кольнула мысль.
     - А теперь пора вылезать из скафандров, не  мешало  бы  подкрепиться.
Умираю с голоду, - заявил я.
     Я развязал сложенные тенты, поставил их рядышком  вплотную,  дверь  к
двери. Впрочем, входное отверстие  в  таких  палатках  представляло  собой
просто-напросто круглую дыру, окаймленную мягкой прокладкой-присоской, так
что можно было плотно закупорить ее изнутри дверной пластиной, а  можно  и
составить из двух палаток одну, попросторнее, плотно прижав друг  к  другу
их входные отверстия. Стоит наполнить палатки воздухом, дверные  прокладки
так соединятся - не разомкнешь.
     Я подержал "дверь", пока Стаен ползком забралась внутрь и втянула  за
собой одеяла и сумку, а потом последовал за ней тем же манером. Согнувшись
в три погибели, я тщательнейшим образом соединил входами обе наши палатки.
     - Кажется, все герметично. Сейчас проверим, что у нас  получилось.  Я
начну выпускать воздух из баллона.  Если  заметим,  что  он  просачивается
наружу, придется отложить пикник до другого раза.
     - Я этого не переживу, - шутливо ужаснулась Стаен и на всякий  случай
поддала мне коленкой.
     Я  покрутил   вентиль   баллона.   Куполообразные   верхушки   тентов
зашевелились, как живые, и начали надуваться.
     - Как будто мы  внутри  резинового  матраса,  наполненного  водой,  -
высказалась Стаен.
     Я дополнил:
     - Напоминает поцелуй двух медуз.
     Мы  наблюдали  за  тем,  как  надувается  соседняя  палатка,   сквозь
прозрачные пластиковые стенки нашей. Стаен принялась  расстилать  на  полу
одеяла.
     - Зачем нужно было тащить оба тента?
     - Там  у  нас  будет  камера  хранения.  Увидишь,  когда  мы  сбросим
скафандры, покажется, будто мы вчетвером теснимся в одной палатке.
     - Хорошо, что всех четверых не надо кормить завтраком.  Ты  посмотри,
какие у нас одеяла.
     Она взялась за одеяло, и в руке у нее остался оторванный лоскут.
     - Похоже, здешняя атмосфера и солнечный свет не  очень  подходят  для
шерсти.
     - Они порядком износились и без того.
     Она продолжала расспрашивать:
     - Ну как, воздух не проходит?
     - Пока все идет, как надо.
     Палатки, накрепко  соединенные  присосками,  держали  жесткую  форму.
Температура воздуха выровнялась на  двадцати  пяти  градусах  по  Цельсию,
давление установилось порядка двухсот тринадцати миллибар.
     - А теперь можно снять скафандр?
     - Сначала я попробую.
     Я осторожно раскрутил колечко застежки на  вороте  своего  скафандра.
Ничего страшного не произошло. Снял шлем и  сразу  ощутил  приятное  тепло
воздуха, заполнившего  палатку.  Каменные  глыбы  как  раз  против  нашего
временного пристанища излучали жар, от которого раскраснелись щеки.
     - Потрясающе!
     Я освободился от лямок рюкзака. Еще несколько мгновений -  и  мы  оба
стащили с себя скафандры.
     В тонких шерстяных рейтузах, надетых под скафандр.  Стаен  смотрелась
на все сто. Она сняла перчатки, носки и уселась, болтая ногами. А я собрал
наши скафандры, шлемы, обувь и перенес все это в соседнюю палатку.  Теперь
у нас было просторно - из вещей оставался только мой рюкзак. Рюкзак  Стаен
я отправил вслед за остальными пожитками.
     - Вот и ладушки.
     Я с наслаждением принялся распаковывать сумку с продуктами.
     - Итак, мы имеем цыпленка, французские булочки, причем теплые,  салат
из капусты, помидоры, красный перец. Позвольте предложить вам бокал  этого
чудесного, легкого вина, капитан Крамблитт.
     Я разлил вино в бокалы,  затем  положил  в  тарелки  побольше  всякой
всячины. Мы разлеглись на одеялах, подсунув под спины мой рюкзак.
     - Как здесь чудесно, Панчо, - бормотала Стаен с набитым ртом.
     - Ага, да здравствует повар, и хвала всевышнему, что он не обременяет
нас своим присутствием, - пошутил я.
     Спустя два часа я откинулся назад  с  ощущением  приятной  тяжести  в
желудке. Стаен наполняла  наши  бокалы  из  второй  бутылки.  Атмосфера  в
палатке  приближалась  к  тропической.  Высоко  в  небе   повисла   Земля,
переливавшаяся сверкающим кобальтом,  ослепительно-белым,  и  бирюзой.  Мы
лежали, касаясь друг друга бедрами. Стаен склонилась ко мне на плечо.
     Мне захотелось выпить за родную планету.
     - Предлагаю тост за всех тех, чьи взоры устремлены на нас оттуда и за
то, что мы тоже смотрим на них.
     Тост вышел несколько сумбурный, но все же неплохой.
     - Они не могут увидеть нас, - прошептала Стаен, - делая глоток. -  Мы
же находимся в фазе новолуния.
     Я перевернулся на бок.
     - Ну тогда за то, что я вижу тебя так близко.
     Как было не поцеловать ее при этом? Она обняла меня за  шею,  отвечая
на мой поцелуй.
     Сказать по правде, я не  принадлежу  к  той  породе  мужчин,  которые
готовы языками чесать, что у них там и как с  девушкой,  но  тут  не  могу
умолчать: в неистовой спешке мы  с  ней  сбросили  то  немногое,  что  еще
оставалось на нас из одежды. Пустая сумка и все наше белье были отправлены
в соседнюю палатку, где скопились остальные вещи. Скалы,  окружавшие  нашу
стоянку, посылали теплое  инфракрасное  излучение,  озарявшее  наши  тела.
Груди Стаен отливали розовым перламутром, и если  бы  даже  вокруг  стояла
кромешная тьма, нам все равно было бы светло от их сияния. Она раскинулась
на одеялах и протянула ко мне руки.
     Можете  смеяться,  но  в  самый  неподходящий  момент  что-то  словно
остановило меня. Я в космосе не первый день, и мне  не  давало  покоя  это
незаделанное отверстие, зиявшее позади. Явных причин для тревоги вроде  бы
не было, но я себя уже знаю: не успокоюсь до тех пор, пока не задраю люк и
не закрою дверь за спиной. Здесь у многих такие странности.
     - Подожди меня, - попросил я и,  привстав  на  колени,  дотянулся  до
скатанного в трубку куска мягкого прозрачного пластика - это и была  дверь
от нашей палатки. Я расправил ее и,  надавив,  что  было  силы,  прижал  к
присоске, охватывавшей дверное отверстие, полностью отделив  одну  палатку
от другой.
     -  А  теперь  я  могу  уделить  тебе  все   внимание,   которого   ты
заслуживаешь, - сказал я, обнимая ее. Стаен свернулась  калачиком  в  моих
объятиях и поцеловала меня. Счастье переполняло меня.
     Стаен покусывала мочки моих ушей, и вот тут-то он и послышался,  этот
странный звук. Как будто внезапно выпустили пар  из  котла.  За  день  мы,
может быть, и не осознавая того,  свыклись  с  полным  безмолвием  лунного
пейзажа, и леденящий душу звук заставил нас одновременно  вздрогнуть.  Еще
секунда судорожной возни - наши тела разъединились. Волосы на  мне  встали
дыбом, я напрягся, как загнанный бродячий кот в минуту опасности, и впился
взглядом в расстилавшуюся перед нами холмистую равнину. Ничего!  Стаен  не
отрывала глаз от двери.
     - О, Господи! - простонал я.
     Соседняя палатка, в которой были свалены вещи, отделилась  от  нашей.
Воздух из нее мгновенно вышел сквозь незаделанное отверстие, она съежилась
и погребла под собой  скафандры,  шлемы,  обувь,  белье,  рюкзак  Стаен  и
грязную посуду с остатками еды.
     Все перечисленное мною обреталось  теперь  в  чистейшем  безвоздушном
пространстве, вакууме, ибо что такое здешняя  атмосфера,  как  не  вакуум?
Остались мы в буквальном смысле в чем мать родила. Из одежды,  если  можно
так  выразиться,  мы  располагали  двумя  одеялами,  а   наличные   запасы
ограничивались содержимым моего рюкзака.
     Стаен глотала воздух и не в состоянии  вымолвить  ни  слова.  Немного
совладав с собой, тихонько произнесла:
     - Хорошо хоть посуду не мыть теперь.
     Простая причина, по которой мы сразу же не погибли,  учитывая  резкий
спад давления, заключалась в том, что я все-таки  закупорил  вход  в  нашу
палатку. Наши скафандры были хорошо видны  сквозь  прозрачные  пластиковые
стенки на расстоянии какого-нибудь метра  от  нас.  Мое  внимание  привлек
рюкзак Стаен, валявшийся там же. Маленькая красная бирка  высовывалась  из
отделения  регулировки  воздуха.  Значит,  по  какой-то   причине   баллон
взорвался, и закупоренный тент переполнился воздухом.  Давление  мгновенно
подскочило, потому и разошлись  сцепленные  дверные  прокладки.  Поскольку
входное отверстие второй палатки не было закупорено пластиной,  воздух  из
нее быстро вышел и давление упало до нуля. Если бы мы не загрузили палатку
своими вещами, она бы просто поднялась в небо, как  шарик,  выпущенный  из
рук. Наша  герметично  закрытая  палатка  пока  не  выпускала  воздух,  но
пластиковая дверь угрожающе выпирала наружу.
     Я подтянул рюкзак и  проверил  показания  компьютера.  Кислорода  нам
оставалось максимум часа на четыре, резерва  поглощения  углекислого  газа
тоже. Метр с небольшим, который отделял нас  от  радиостанций  в  соседней
палатке, равнялся миллионам километров. Мы оказались на приколе и в прямом
и в переносном смысле. Мысль эта,  по-видимому,  читалась  на  моем  лице,
когда я взглянул на Стаен.
     Стаен опустила руку  мне  на  плечо.  Кроткая,  ангельски-прекрасная,
сказала только:
     - Не трусь, Панчо.
     Ужас в моей несчастной душе сменился чувством вины.
     - Ну что ты. Стаен, мы же... мы пока еще живы.
     Она твердо продолжала:
     - Глупо рассчитывать на то, что нас случайно обнаружат здесь.
     - Разумеется! И все из-за меня, недоумка.
     - Да нет же, это я виновата во всем, я уговорила тебя пойти сюда.
     - Не говори так. Стаен. Я всегда сам знаю, что делаю.
     Можно подумать! Теперь она обнимала и нежно гладила меня. Ну и  дела.
Я был морально раздавлен. В своих собственных глазах я упал ниже, чем если
бы свалился на дно кратера. И после всего этого  она  же  еще  успокаивала
меня.
     Над нами чернело небо, и  звезды  с  любопытством  наблюдали,  как  я
выпутаюсь из этой заварушки. Надо что-то делать и делать быстро.
     - Что ты предлагаешь?
     Голос мой дрожал.
     - У меня есть две идеи. Первая.  Послать  все  к  чертовой  матери  и
наслаждаться оставшимися нам часами в надежде, что кто-нибудь набредет  на
нас.
     - Нет, это не по мне.
     - Тогда вторая Что если открыть наш вход и попытаться  достать  шлем?
Причем проделать все это надо за какую-нибудь долю секунды - больше нам не
выдержать в разреженном воздухе.
     - Теперь я заявляю тебе со всей ответственностью, что такие фокусы уж
точно не по мне.
     - А что такого? Быстро схватишь шлем и снова закупоришь  дверь,  а  я
тем  временем  добавлю  воздуха  из  твоего  резервного   баллона,   чтобы
восстановить давление: утечка воздуха все-таки произойдет. Вот так, раз  -
и готово. Зато сможем по радио запросить помощь.
     - Я не смогу потом быстро закупорить вход.
     - На эти несколько секунд нужно плотно-плотно затянуться  в  лоскутья
одеял, как пеленают  мумии.  Тогда,  возможно,  не  произойдет  мгновенная
закупорка сосудов.
     - Дорогая, такой способ самоубийства достоин всяческого уважения,  но
не придумать ли нам что-нибудь другое? А это прибережем на крайний случай.
Договорились?
     Она кивнула с подавленным видом.
     - К тому же ты сама говорила, что от одеял уже ничего не осталось.
     Я приподнял одеяло, оно было слежавшееся и тонкое, словно  папиросная
бумага, и рвалось, казалось, просто от того, что мы ерзали по нему.
     Мы молча сидели, обнявшись и прильнув друг  к  другу.  Так,  наверно,
сбиваются в кучу обезьянки, напуганные  грозой.  Стаен  сделала  все,  что
могла, чтобы подбодрить меня. Предложение раскупорить на несколько  секунд
нашу палатку было довольно рискованным - мог выйти весь воздух, - но, надо
признать, в основе своей здравым. Игра стоила свеч. И все  же  у  меня  не
хватало духу решиться вот так сразу.  Из  нас  двоих,  что  там  говорить,
мужчиной стоило родиться ей.
     Стаен немного сникла. Я обнял ее покрепче,  но  она  вырвалась.  Черт
возьми! Мысленно я так и видел  перед  собой  всю  эту  проклятую  дорогу,
которой  мы  прошли  от  Уэст  Лимба.   Ходу   всего   ничего,   если   не
останавливаться, чтобы поглазеть  вокруг,  и  не  валять  дурака.  Участки
поверхности, зажатые скалами, как эта тропа,  здесь  намного  ровнее,  чем
остальной рельеф, и даже напоминают гладкий пляж,  покрытый  вместо  песка
тончайшим слоем пыли.  Такой  путь  и  пешком  пройти  можно.  Я  медленно
соображал...
     - Стаен, - позвал я.
     Она засопела в ответ.
     - Прости меня. Раньше я думала, что храбрости мне не занимать,  но  у
меня тоже есть нервы.
     - Это меня пристрелить мало за то, что я притащил тебя сюда. Когда мы
возвратимся  на  базу,  у  тебя  будут  все  основания  привлечь  меня   к
дисциплинарной ответственности.
     - Так я и поступлю. За моральное разложение.
     Признаюсь, тут и у меня потекли слезы.
     - Послушай, Стаен, есть еще  один  вариант.  А  что  если  нам  самим
попробовать добраться до базы? Перевернем тент на ребро и, переступая, вот
так, покатим его. Вещи придется оросить здесь.  Моего  запаса  воздуха  на
обратный путь хватит, если не тянуть время.
     Подумав минутку, она согласилась.
     - Годится. Даже если палатка не выдержит, все равно хуже, чем сейчас,
не будет.
     - Это уж точно.
     - Ну давай.
     Она вскочила на ноги, потянув  меня  за  собой.  Я  поднял  рюкзак  и
взвалил его на спину, заправив торчавшие наружу шланги для подачи  воздуха
и  смазочно-охлаждающей  смеси  под  лямки  рюкзака.  Стаен  помогала  мне
расположить весь этот груз на моем обнаженном торсе.
     Сгибаясь под тяжестью, мы одновременно  сделали  несколько  шагов  по
направлению к стенке, пытаясь перевернуть  палатку  набок.  Пластмасса  на
ощупь казалась просто ледяной.
     - Подойди к самому краю пола, вплотную к стене, - командовал я.
     Тент медленно переворачивался,  пол  полез  наверх,  лоскутки  одеяла
полетели нам на голову. Тент  ребром  лег  на  лунную  поверхность.  Нечто
подобное,  по-видимому,  могло  произойти,  окажись  мы  внутри   внезапно
спущенной гигантской автомобильной камеры. Пол нашей палатки  теперь  стал
ее правой стеной, и, поскольку ничто больше не давило на него, он  выпирал
наружу почти так же, как и куполообразная верхушка палатки слева от  меня.
Пол был сделан из такого же прозрачного пластика, что и крыша. Я  постучал
по нему, чтобы стряхнуть приставшую снаружи пыль. Не могу  сказать,  чтобы
это сильно помогло, но, по крайней  мере,  что-то  можно  было  разглядеть
впереди.
     - Хоть в чем-то повезло. Дорога, по которой  нам  нужно  идти,  прямо
перед нами. Стаен, встань за  моей  спиной.  Поближе.  Теперь  сделай  шаг
вперед. Так. Мы с тобой будем переступать по ребру  тента  и  покатим  его
вперед.
     - Хорошо бы поворачивать не пришлось.
     Мы  сделали  пробное  движение.  Я  надавил  всем  своим   весом   на
пластиковую стенку, выгибавшуюся передо мной, она растянулась, и моя  нога
ступила на твердую почву. От растяжения на полу и  крыше  тента  появились
угрожающие морщинки. Внезапно наше сооружение резко накренилось вперед,  и
Стаен, не удержавшись на ногах, упала мне на  спину.  Мы  пошатнулись,  но
сумели сохранить равновесие.
     - Что там у тебя стряслось? - бросил я через плечо.
     - Тент рвануло, как только  я  сделала  шаг.  Знаешь,  чтобы  так  не
дергало, нужно идти  синхронно,  след  в  след.  Я  поднимаю  ногу,  а  ты
одновременно опускаешь. Я буду держаться за твой рюкзак.
     - Ох ты. Господи! Ладно, пошли. Левой, правой, левой, правой,  левой,
правой...
     И мы зашагали. Тент  покатился  вперед  наподобие  огромного  колеса,
кренясь то в одну, то в другую сторону, и лишь чудом  не  падая.  Если  на
пути у нас торчал валун, мы изо всех сил  наваливались  на  боковое  ребро
палатки, заставляя ее тем самым чуть отклониться в нужном направлении.  Но
иногда приходилось останавливаться и двигаться назад.  Сначала  ориентиром
мне служили наши собственные следы, оставленные утром, но когда  мы  вышли
на открытое пространство, пришлось  избирать  кратчайший  путь.  Теперь  я
старался держаться подальше от кратеров  диаметром  более  метра:  у  меня
почему-то не было в этот момент желания экспериментальным путем  вы