а, - сказал Резницкий и полез наверх.

    С  вершины  холма  он  оглядел фиолетовую рощу. Утренний ветерок колыхал
    ветви  деревьев,  среди которых бродили серые существа. Отсюда, с холма,
    они казались особенно маленькими и беззащитными.

    Новиков тронул Сергея Сергеевича за локоть:

    - Будет вам.

    -Они вымрут, Алеша.

    -  Приспособятся.  Планета, в общем, теплая, они привыкнут. Ну, конечно,
    те,  кто  послабее,  погибнут.  А за этого парня, Севастьяна, я спокоен.
    Накидал  на себя листьев и ничего, не замерз. Он и шалаш сделает. Голова
    у него варит.

    - Да, - сказал Резницкий. - Севастьян не дурак.

    -  Ну,  вот  видите...  Придется  им  второй раз пройти путь эволюции...
    Вначале поможет инстинкт самосохранения, а там и мышление появится...

    Разведчики  стали  спускаться  к  площадке,  на  которой стоял вездеход.
    Вдруг  они  разом  остановились. С неба донесся ровный гул, он нарастал,
    нарастал...  Разведчики  кинулись обратно на вершину холма. Они прыгали,
    кричали  и  размахивали руками. Вертолет сделал над ними круг и пошел на
    снижение.

    "Знание - сила", 1963, ‘ 1.













    Андрей Балабуха
    Усть-уртское диво
    ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ



    Чем  больше  времени  проходит  со  дня, когда явилось нам "усть-уртское
    диво",  тем  чаще я вспоминаю я думаю о нем. Интересно, происходит ли то
    же  с остальными? Как-нибудь, когда все мы соберемся вместе, я спрошу об
    этом.  Впрочем,  все мы не соберемся никогда. Потому что... Мне кажется,
    что  это  я  должен  был  пойти  туда, но тогда у меня просто не хватило
    смелости.  Да  и  сейчас - хватило бы? Не знаю. К тому же это неразумно,
    нерационально,  наконец,  просто  глупо  - в чем я был уверен еще тогда,
    остаюсь убежден и сейчас. И все же...

    "Усть-уртское  диво..."  О нем говорили и писали не много. Была статья в
    "Технике  -  молодежи",  в  разделе  "Антология таинственных случаев", с
    более  чем скептическим послесловием; небольшую заметку поместил "Вокруг
    света";  "Вечерний  Усть-Урт" опубликовал взятое у нас интервью, которое
    с   разнообразными   комментариями   перепечатали  несколько  молодежных
    газет... Вот и я хочу об этом написать.

    Зачем?  Может  быть, в надежде, что, описанное, оно отстранится от меня,
    отделится,  уйдет, и не будет больше смутного и тоскливого предутреннего
    беспокойства.  Может  быть,  чтобы еще раз вспомнить - обо всем, во всех
    деталях  и  подробностях,  потому  что,  вспомнив,  я,  наверное, что-то
    пойму,  найду  не  замеченный  раньше ключ. Может быть, ради оправдания,
    ибо  порой  мне  кажется,  что  все  мы  так  и  остались на подозрении.
    Впрочем, не это важно. Я хочу, а должен написать...

    Как  всегда,  разбудил  нас  в  то  утро  Володька.  Хотя "всегда" - это
    слишком  громко сказано. Просто за пять дней похода мы привыкли уже, что
    он  первым  вылезает  из  палатки  - этакий полуобнаженный юный бог - и,
    звучно шлепая по тугим крышам наших надувных микродомов, орет во всю мочь:

    - Вставайте, дьяволы! День пламенеет!

    И  мы,  ворча,  что  вот  не  спится  ему  -  и  без того, мол, вечно не
    высыпаешься,  так  нет  же,  и  в  отпуске не дают, находятся тут всякие
    джеклондоновсхие сверхчеловеки! - выбирались в колючую прохладу рассвета.

    Но  на этот раз нашему возмущению не было предела. Потому что день еще в
    не  собирался  пламенеть,  и  деревья  черными  тенями падали в звездную
    глубину неба.

    -  Ты  что,  совсем  ополоумел? - не слишком вежливо осведомился Лешка и
    согнулся, чтобы залезть обратно в палатку.

    Я  промолчал:  не  то  чтобы  мне  нечего было сказать - просто я еще не
    проснулся  до  конца,  что  вполне  понятно  после  вчерашней болтовни у
    костра,  затянувшейся  часов  до  трех.  Промолчали  и  Толя с Наташей -
    думаю, по той же причине. Все-таки будить через два часа - это садизм.

    -  Сам  сейчас  ополоумеешь, - нагло пообещал Вододька. - А ну-ка пошли,
    ребята!

    Хотя   Володька  был  самым  младшим  из  нас,  двадцатилетний  студент,
    мальчишка   супротив  солидных  двадцатисемилетиих  дядей  и  тетей,  но
    командовать  он  умел здорово. Было в его голосе что-то, заставившее нас
    пойти  за  ним  без  особого  сопротивления.  К  счастью,  идти пришлось
    недалеко - каких-нибудь метров сто.

    -  Это что за фокусы? - холодно поинтересовался Лешка и пообещал: - Ох и
    заработаешь ты у меня когда-нибудь, супермен, сердцем чую...

    - А хороший проектор! - причмокнул Толя.- Где ты его раздобыл?

    Действительно,   первое,  что  пришло  нам  в  голову,  -  это  мысль  о
    проекторе.  И  естественно.  Между двумя соснами был натянут экран, а на
    нем  замер  фантастический  пейзаж  в  стиле Андрея Соколова. Четкость и
    глубина     изображения    вызывали    восхищение.    Казалось,    между
    соснами-косяками   открылась  волшебная  дверь,  ведущая  в  чужой  мир.
    Багровое  солнце  заливало густым, словно сжиженным светом темный песок,
    волнами  уходивший  вдаль  -  туда,  где вычертились в изумрудно-зеленом
    небе  горы,  внизу  неопределенно  темные,  не  то  исчерна-синие, не то
    иссиня-зеленые,  увенчанные  алыми  снежными  шапками.  Оправа  высилась
    густо-фиолетовая  скала, отбрасывавшая ломаную, какую-то даже изорванную
    тень.  Формой  она  походила  на  морского  конька,  стилизованного  под
    новомодные  детские  игрушки,  изображающие  зверей,  и в этой тени едва
    ощутимо  чувствовалось  что-то  -  не  то куст, не то щупальца какого-то
    животного.

    -  Замечательно  красиво!  -  Наташа  передернула  плечами.  -  Молодец,
    Володька, днем не рассмотреть было бы!

    -  Да при чем здесь я! - обиделся Володька. - Я из палатки вылез, отошел
    сюда, увидел - и побежал вас, чертей, будить!

    - А проектор сюда господь бог принес? - невинно полюбопытствовал Лешка.

    -  В  самом деле, Володька, хватит, - поддержал я. - Поиграли - и будет.
    Мы не в обиде, картинка великолепная...

    - Дался вам проектор! Да где он? Где? И где его луч?

    Луча и впрямь не было - сразу это как-то не дошло.

    Мы переглянулись.

    - Может, голограмма? - неуверенно спросила Наташа.

    Никто  ей  не  ответил:  представления о голографии у вас были одинаково
    смутные. Кто его знает!..

    - Или мираж?.. - предположил я.

    -  Мираж?  -  переспросил  Толя с убийственным презрением.- Где ты видел
    мираж ночью? Да еще с таким неземным пейзажем?

    -  Неземным?  -  настороженно повторил Володька. - Ты сказал - неземным?
    Верно ведь! А если это...

    -  ...мир  иной?  -  съязвил Лешка.- Вогнуто-выпуклые пространства? Тоже
    мне Гектор Сервадак! Робинзон космоса!

    -  А  я  верю,  -  тихо проговорила Наташа. Наверное, женщины больше нас
    подготовлены  к  восприятию чуда. - Это действительно - мир иной. Только
    - какой?

    -  Бред,-  бросил  Лешка,  помолчал,  потом  развернул  свою мысль более
    пространно:  -  Поймите вы, я сам фантастику читаю и почитаю. Но всерьез
    новая  гипотеза  может привлекаться лишь тогда, когда ранее известное не
    объясняет  факта.  Это  -  азы  корректности.  Зачем звать пришельцев из
    космоса,  когда  загадки  земной  истории  можно  объяснить  земными  же
    причинами?  Зачем  говорить об иных мирах, когда мы еще не выяснили - не
    галлюцинация   ли   это?   Не   мираж  ли?  Не  какое-нибудь  наведенное
    искусственное  изображение?  Мы  не видим луча проектора? Но ведь есть и
    иные  способы  создания изображения. Мираж ночью? А вы точно знаете, что
    ночных  миражей  не  бывает?  Можете за это поручиться? Ты? Ты? Ты? - Он
    поочередно   тыкал   пальцем  в  каждого  из  нас.-  Так  зачем  же  зря
    фантазировать? Это всегда успеется.

    Возразить было трудно. Мы стояли, молча вглядываясь в картину.

    -  Стоп!  -  сказал  вдруг  Володька. - Сейчас мы все проверим. Я мигом,
    ребята! - И он убежал к палаткам.

    -  А ведь это... диво появилось недавно, - сказал Толя. Так родилось это
    слово  -  "диво": усть-уртское диво. - Часа три назад. От силы - четыре.
    Когда  сушняк  для костра собирали, я как раз между этими соснами прошел
    - тут еще куст есть, я об него ободрался, о можжевельник чертов...

    -  Любопытно.  -  Лешка  закурил,  огонек  отразился  в стеклах очков. -
    Знаете,  чего  мы  не сообразили? Проектор, проектор... А экран? Мы ведь
    его  только  вообразили:  есть  проектор - должен быть в экран. Ведь эта
    штуковина   болтается   в   воздухе.   Правда,  сейчас  умеют  создавать
    изображения и в воздухе, насколько я знаю.

    -  Возможно. - Толя похлопал себя по карманам. - Дай-ка сигарету, я свои
    в  палатке  оставил. Спасибо. Как вы думаете, почему оно не светит? Ведь
    там - день, а сюда свет не попадает... Слушайте, а что Володька задумал, а?

    -  Увидим,  -  коротко  сказала Наташа. Лешка тем временем обошел сосну,
    ограничивающую "диво" справа, и сразу же исчез.

    -  А  отсюда ничего не видно. Только сгущение какое-то в воздухе. Сейчас
    я его ощупаю.

    -  Давай  вместе,  - сказал я и пошел к нему. Уже начинало светать, и мы
    ориентировались  свободнее.  Сразу  же за деревом начиналось, как сказал
    Лешка,  "сгущение".  Воздух  быстро, на протяжении каких-нибудь двадцати
    сантиметров,   уплотнялся,  превратившись  в  конце  концов  в  твердую,
    идеально  гладкую,  прохладную  на  ощупь  стенку,  полукругом идущую от
    дерева  к  дереву. Дотянуться до ее верха мы не сумели, даже когда Лешка
    взобрался ко мне на плечи.

    Вернулся  Володька в сопровождении Чошки. Чошка - полугодовалый кобелек,
    если верить Володьке - карельская лайка. Их два брата - одного помета:

    Чок  и  Получок.  Это  охотничьи  термины,  значения  коих  я никогда не
    понимал.  Чок  -  интеллектуал.  При  любой  возможности  он  садится  и
    предается  размышлениям, уставясь в одну точку, сосредоточенно морща лоб
    и нос. Наташка утверждает, что это у него "наружные извилины".

    Володька  притащил свою гордость я предмет всеобщей зависти усть-уртских
    охотников:  скорострельный  охотничий  "манюфранс"  - изящный, легкий, с
    полупрозрачным    прикладом    из    какого-то    пластика.    В    день
    восемнадцатилетия  его  подарил  Володьке  Трумин,  сам заядлый охотник,
    купивший  ружье  во  время  не  то конгресса, не то симпозиума в Лионе и
    потом два года сберегавший для этого случая.

    -  Смотрите! - Володька показал пальцем на какую-то точку в зеленом небе
    "дива".  -  Видите,  птица  не птица - летает что-то такое, птеродактиль
    тамошний?

    Приглядевшись,  мы  убедились,  что  это  не  просто  точка, а крохотный
    черный  треугольник,  по-орлиному пишущий в небе круги. Володька вскинул
    ружье,  прицелился.  Грохнуло.  Полет  треугольничка словно сломался, на
    мгновенье  он  замер,  а потом наискось скользнул вниз. Володька опустил
    ружье.

    - Ну что, Лешенька? Мираж? Галлюцинация? Диапозитив?

    Лешка смолчал.

    -  Н-да,  диво!.. - раздраженно проворчал Толя. И вдруг мы вздрогнули от
    Наташиного истошного:

    - Чок! Чок!

    То  ли,  пошевелив  наружными  извилинами,  Чок  решил  принести  добычу
    хозяину,  то  ли  ему  просто  захотелось  рассмотреть  поближе, что там
    такое,  -  трудно  сказать.  По  словам  Наташи, он легко, одним прыжком
    проскочил  между  соснами  -  туда, в экран, в картину, в "диво", на миг
    остановился обалдело и помчался вперед, оставляя на песке ямки следов.

    -  Чок!  -  заорал  Володька. - Чок! - Он пронзительно засвистел, но Чок
    игнорировал  все  наши  призывы.  Характерец у него всегда был более чем
    самостоятельный...

    В  какой  момент  Володька  ринулся  вслед за ним, я не заметил - только
    услышал  сдавленное  Лешкино: "Стой, кретин!", а потом меня сшибло, и мы
    оказались на земле - все трое: Лешка, Володька и я.

    -  Держи  его! - скомандовал Лешка, и я рефлекторно вцепился во что-то -
    не  то  в руку, не то в ногу, успев предварительно получить хороший удар
    по скуле.

    -  Вот  теперь  вы  и в самом деле ополоумели! - Над нами стояла Наташа.
    Она сказала это так отчужденно, что мы сразу остыли.

    -  Где  мои  очки?  -  спросил Лешка, поднимаясь на ноги, вид у него был
    сконфуженный, - никто их не видел?

    -  На.  - И Наташа отвернулась, глядя в "диво". Мы тоже посмотрели туда.
    Багровое  солнце  поднялось выше. А из песка фантастически быстро, как в
    замедленной  киносъемке,  прорастали  какие-то  черные стебельки. Вблизи
    они   еще   только   высовывались   на  поверхность,  по  мере  удаления
    становились   крупнее   и   на  глазах  раскрывались  навстречу  солнцу,
    напоминая  выгнутые  стрекозиные  крылья. Чок потерялся в этих проросших
    зарослях.

    Володька  вскочил, протянул мне руку. Я тоже поднялся и отряхнул брюки и
    рубашку от хвои.

    -  В герои-первопроходцы захотел? - спросил Лешка зло.- А как вернуться,
    ты подумал? А если там воздух ядовитый?

    - Чошка-то там дышал! - возразил Володька.

    -  Допустим.  Но про всякие местные вирусы и прочую мелочь мы понятия не
    имеем...  И  вообще,  пора  кончать  эту  самодеятельность.  Хватит. Так
    знаете до чего доиграться можно?

    - До чего? - наивно спросил Володька.

    Лешка промолчал.

    - Что ты предлагаешь, Лекс? - поинтересовался я.

    - Для начала - пойти позавтракать. И посоветоваться. А там видно будет.

    Поминутно оглядываясь, мы молча пошли к палаткам.

    За  завтраком  было  решено,  что  Толя  с  Наташей  отправятся в город.
    Напрямик  отсюда  до Греминки километров тридцать, так что, идя налегке,
    к  последней  электричке  на  Усть-Урт  успеть  можно.  Вот  только  как
    притащить  сюда  "научную общественность"? Лешке пришла мысль обратиться
    к  Трумину:  он  знает  нас  и  должен поверить, а там уже поверят ему -
    как-никак доктор исторических наук, профессор...

    И мы остались втроем.

    Володька  весь  день просидел перед "дивом", хотя кидаться в него очертя
    голову  уже  не  порывался.  Чок  не  появлялся,  даже  не  вернулся  по
    собственному следу. Что с ним?

    Настроение   у   нас   было   смутное:  и  подавленное,  и  одновременно
    приподнятое,  ибо  мы  соприкоснулись  с  чудом, и тревожное, потому что
    неизвестность всегда порождает тревогу...

    Солнце   "дива"  закатилось  около  шести  часов  вечера.  Теперь  между
    деревьями   повис  провал  почти  абсолютной  тьмы,  кое-где  пронзенной
    тончайшими  жалами  мелких  и  редких  звезд.  Но  чернота этого провала
    казалась...  Как  бы  это  сказать?  Живой,  пожалуй. Да, другого слова,
    кажется, не подобрать.

    - Ноктовизор бы сюда, - вздохнул Лешка. - В инфракрасном бы посмотреть...

    Ноктовизора   у  нас,  увы,  не  было,  и  мы  пошли  ужинать.  Темнело.
    Напряжение  наше  чуть-чуть  спало, и мы понемногу разговорились, потому
    что  надо  же было в конце концов - не обменяться мнениями, как утром, а
    просто  поговорить.  Лешка  выудил  из  недр  своей "абалаковки" плоскую
    четвертинку коньяка.

    -  Черт  с вами, поглощайте НЗ. Как раз к случаю... Настоящий. Армянский
    ереванского розлива.

    Мы  развели  растворимый  кофе,  причем не в обычных кофейных дозах, а в
    поллитровых  эмалированных кружках. Володька обвел это хозяйство глазами
    и вдруг задумчиво спросил:

    -  Между  прочим, мне только кажется, что мы сегодня не обедали, или это
    в самом деле так?

    Вот  что  значит  остаться без женской заботы! Мы сразу же почувствовали
    зверский голод, который едва утолили тремя банками тушенки с хлебом.

    -  Вот  теперь  и  выпить не грех, - изрек Володька, бросив опустошенную
    банку  в  костер. Бумажная обертка вспыхнула, искристо затрещали остатки
    жира.

    Мы по очереди приложились к бутылке. Коньяк и впрямь был хорош.

    Володька,  слава  богу,  совсем  отошел. Он растянулся на спине, заложив
    руки за голову и попыхивая зажатой в губах сигаретой.

    -  А  знаете,  братцы,  что  меня больше всего беспокоит? Появилось диво
    нежданно-негаданно,  вдруг,  уже  при  нас.  Значит,  и  исчезнуть может
    аналогично. Найди мы его уже существующим, было бы спокойнее...

    - Логично, - согласился Лешка. - Хотя и не обязательно.

    -  А  я  ничего,  между  прочим,  не утверждаю. Я только высказываю свое
    мнение. Вотум сепаратум, так сказать. Есть у нас свобода слова или нет?

    -  Есть,  -  подтвердил я, - есть, Володечка, только ты на всякий случай
    сплюнь через левое плечо. Троекратно. А то накаркаешь еще...

    Володька поплевал.

    -  И  все  же  что  оно  такое  -  наше  диво?  -  вздохнул я. - Неужели
    действительно выход в какой-то мир, пресловутая нуль-транспортировка?

    -  Похоже.  Во  всяком  случае  мне ничто другое в голову не приходит, -
    сказал  Володька.  -  Меня  другое  интересует:  где  те, кто этот самый
    переход создал?

    -  А  ты  уверен, что его кто-то создавал? - спросил Лешка. - Представь:
    прилетел  на  Землю  какой-нибудь  шестиногий  и  жукоглазый  марсианин,
    увидел   шаровую   молнию   и  спросил:  "А  где  те,  что  создали  эту
    великолепную магнитную бутылку с плазмой?.."

    - Спонтанное образование? - удивился я.

    -  А  почему  бы  и  нет?  Сам  посуди: если бы проход кто-то создал, то
    воспользовался бы им. Логично?

    Я кивнул.

    -  А  может,  он  им уже воспользовался, только мы не заметили? Или - до
    того,  как  мы  нашли  диво.  Или  мы его и не можем увидеть? - возразил
    Володька.

    -  Цивилизация  человеков-невидимок? - В Лешкином голосе опять зазвучало
    ехидство. - Романы бы тебе писать, дружок!

    -  Но  ведь  и  обратного  утверждать  нельзя,  -  вступился я. - Зря ты
    язвишь, Лекс.

    -  Что  гадать!  Теоретически тут все равно ни до чего не додумаешься. -
    Володька  сел,  бросил окурок в костер. - Да и не важно это. Не по нашим
    зубам  орешек.  Паче  того:  самая  сверхкомпетентная  комиссия сразу не
    разберется,  если  вообще  разберется.  А  главное  -  и  так  ясно. Нам
    открылся  выход  в  чужой  мир.  Не земной. И мы - на пороге. Шагнул - и
    там. Этакое окно в Европу...

    -  Только  где  она,  Европа  твоя? Астрономы радиоисточник с оптическим
    объектом и то не всегда идентифицировать могут. А тут как?

    -  Спроси  что-нибудь  попроще,  а?  -  Володька  потянулся,  зевнул.  -
    Все-таки  недоспали  мы  сегодня крепко, ребята... Лишь бы окошко раньше
    времени  не  захлопнулось!  Кстати,  я  там  поснимал кое-что. Жаль, что
    кинокамеры  нет,  так  что  в  динамике  не получится. Но на худой конец
    сгодится. Две пленки нащелкал, а больше нету - не взял с собой...

    - Ты гений! - возгласил Лешка. - Преклоняюсь перед твоим величием!

    -  А  вам  не  кажется,  что мы не о том говорим? - Я встал, прислонился
    спиной  к дереву. Рельефная кора вдавилась в кожу. Говорить было трудно,
    каждое   слово  приходилось  напряженно  подбирать.-  Мы  идем  по  пути
    наименьшего  сопротивления.  Конечно,  рассуждать  о  физической природе
    явления  проще - это область категорий рациональных. Но ведь мы с вами в
    этом  некомпетентны,  и  вряд  ли наши суждения будут иметь значение для
    кого-то, кроме нас самих.

    - А кто компетентен? - спросил Лешка. - Ты знаешь такого?

    -  Не  знаю.  И  ты  не  знаешь.  Но  когда  соберут здесь роту ученых -
    надеюсь,  в  сумме  одна  компетентная  единица получится.