м  зловонием воздух вокруг, я с отчаянием думал:
    "Вот  судьба,  ожидающая  наш  мир и каждого в этом мире... Всех ожидает
    одна  судьба,  если  мир  идет не туда, если крах предначертан миру... И
    грешник,  и  праведник  сгорят  и  сгинут, смердя до небес, падут от рук
    нечеловеков,  творимых  низкой нечистью вопреки божественному провидению
    и  мировой  гармонии...  И все мы обречены, если мир этот обречен - а он
    движется  к  своему  концу,  ибо  не видно силы, способной противостоять
    силе нечеловеческой и всему человеческому бесконечно чуждой..."

    Старуха  в  ужасе  крестилась  и шептала молитвы. Меня же вдруг охватило
    полное  безразличие  к  своей  судьбе. Блаженны видящие гибель мира. Что
    жизнь  человеческая, когда рушатся царства? Нет страха, ибо нет спасения
    и нет даже намека на него.

    И вот тогда в душе моей внезапно зародилась странная надежда.

    Отсутствие  страха  перед  судьбой  снимает  шоры.  Тот,  кто ясно видит
    впереди  бездну,  способен  сделать  самый неожиданный поворот... И этой
    легкости никогда не поймет незрячий.

    Незрячий,  всегда  идущий  прямым  путем,  -  желанная  жертва бездны. Я
    поблагодарил  судьбу  за  найденные  мной  в дупле книги. Нехитрый скарб
    чернокнижника  -  какой  подарок  судьбы!  И  да  простит меня Господь -
    другого выхода не оставалось, я был убежден.

    Тем  временем  почти  стемнело.  Карлики  и  сотворенные ими твари - все
    вместе  -  перетащили яйцо и черный ящик на плоты, а сами возвратились к
    костру,  где принялись палками выгребать из жара и яростно вырывать друг
    у друга куски обгоревшего человеческого мяса...

    Этой-то  минуты  я  и  дожидался.  Я  сложил  оба  тома  в  свой мешок и
    простился  с бедной старухой. Когда я шагнул к двери, она заплакала. Но,
    оставаясь  здесь,  в  подвале,  я  уже  ничем  не  мог  помочь ни ей, ни
    хромоножке...

    На  мельнице уютно, по-домашнему, пахло мукой. Я сел на мешок с зерном и
    зажег  припасенный  огарок  свечи. Пламя озарило дощатые стены, разогнав
    летучих   мышей.  Жернов  служил  мне  столом,  так  что  я  мог  удобно
    расположиться  с  книгами.  Не  знаю,  листала ли их еще когда-либо рука
    доброго христианина...

    Я  старательно  изучал  запретные премудрости, ибо, как уразумел я, лишь
    они  могли  теперь приблизить меня к цели, благостной по сути, что я сам
    перед  собой  поставил.  Неисповедимы божьи промыслы и те пути, которыми
    во исполнение их предначертано идти нам, смертным!..

    Вскоре,  однако,  меня  постигло  глубочайшее  разочарование  - я не мог
    воспользоваться  ни  единым советом: под рукой всякий раз не оказывалось
    нужных  вещей.  То  не  хватало сорванных в новолуние цветов вербены, то
    высушенной  лягушачьей шкуры, то майской росы или магического кристалла,
    не  говоря  уже  о деревянной шпаге и черных локонах с головы непорочной
    девы...

    Наконец, я решил поступить так, как не делал, вероятно, никто и никогда...

    Обломив  у  реки ветку бузины, я очертил ею магический круг, после чего,
    высыпав  на  пол  пшеницу,  накрыл  свою голову чистым мешком из грубого
    льняного  волокна;  затем сжег в котелке пойманного тут же паука и ветку
    мяты,  случайно найденную у порога... А потом принялся читать все подряд
    заклинания с открытой наугад страницы.

    Комната  тотчас  наполнилась  стуками,  диким  ревом  и топотом звериных
    копыт.   Засверкали   молнии,   яркое   пламя  вспыхивало  за  пределами
    очерченного  мной  круга.  Потом  все исчезло, и загрохотал гром. Ведьмы
    завыли  на  все  голоса,  пламя снова начало лизать стены, но ни одна из
    вызванных мной стихий не проникала за невидимую черту.

    Я  читал  следующие  заклинания,  и  сонмы  бесов  скалили  свои  морды,
    скрежетали  зубами и в изнеможении бились о незримую преграду, словно не
    в силах были откликнуться на мои призывы.

    Я  долго  не мог догадаться, в чем дело, но наконец меня осенило. Тогда,
    ужасаясь  содеянному,  однако  не  видя иного пути, я со стоном сорвал с
    груди серебряный крест и вышвырнул вон, за пределы магического круга...

    И  как  только  крест  мой  блеснул в воздухе и, звякнув, упал у порога,
    белый  небесный  свет  залил  мельницу.  Стены  и  потолок заколебались,
    искаженные  нездешним  пламенем,  грянул  вселенский  колокол  и оглушил
    меня...  Все замелькало... Видения неведомых стран сменяли друг друга, и
    сонмы  ярких  миров помчались перед очами, как в сновиденьях пророков. Я
    замертво  рухнул на пол, и лишь богу известно, было ль на самом деле или
    привиделось мне в бреду все, что случилось дальше...

    Я  открыл  глаза,  когда  все утихло. Одни лишь летучие мыши шуршали под
    потолком,  да  полная  луна  в  окне  светила  на  раскрытую передо мной
    страницу.  Я  не помню, какого беса вызывало следующее заклинание, но на
    сей раз повезло сразу.

    Это  был  самый  могущественный  из  бесов,  в  чем  он  сам  признался,
    приветствуя меня диким хохотом и сильным пожатием старческих пальцев.

    То   была   подагрическая  рука  знаменитейшего  из  бессмертных.  Рука,
    прикосновения которой так страшились все...

    -  О  дьявольщина, черт возьми! Дай мне на тебя посмотреть! - загрохотал
    он   мне   прямо  в  ухо.  -  Сам  Соломон  был  скромен  со  мной,  как
    девственница!  Юлий Цезарь - и тот не решался спрашивать о пустяках, как
    ни  сжигала  его  жажда власти!.. О чем же способен просить осмелившийся
    вызвать меня?

    -  Понятия  скромности  или страха неведомы для того, кто брошен судьбой
    присутствовать  при  конце света, но надеется отвратить конец, - ответил
    я  храбро.  - И, кроме того, прости, я вызвал тебя по ошибке, - пришлось
    мне  добавить.  - Я даже не знаю точно, как тебя зовут... Имен упоминают
    много...

    -  Ах,  вот  как?! - расхохотался он, и я вынужден был объяснить, почему
    вызвал его и о чем прошу.

    Мне  снова  ответили смехом, и я почувствовал себя распоследним учеником
    подмастерья,  который  просит подметку у папы римского, думая, что попал
    к главному из сапожников.

    Он  был  дьявольским,  этот хохот, но в нем не слышалось ни раздражения,
    ни желания оскорбить. Мне почудилось, что покровитель мой мне сочувствует.

    -  Так  ты  просишь спасти твой мир? - сказал он. - Ну, что ж... Я хотел
    бы знать, заслуживает ли он того...

    Мы  беседовали  очень  долго.  Его интересовало все... И когда появились
    первые   нечеловеки,  и  как  из  богом  созданных  тварей  делали  себе
    подобных, наделенных столь редкой жестокостью и чуждостью всему людскому.

    Иногда он перебивал вопросами и странными замечаниями.

    Я  рассказал  ему о юродивой хромоножке и о несчастной козе; о герцоге и
    настоятеле  монастыря,  отправившем меня с лишним грузом... Он тотчас же
    выспросил все подробности об осажденной крепости.

    -  Так,  значит, нечисть боится крыс? - вдруг оживился он чрезвычайно и,
    удовлетворенно  покачивая  головой,  выслушал  с  интересом  мой  долгий
    рассказ  о  том,  как  пришельцы окружили замок кольцом из костров и без
    жалости  сжигают все живое, проникающее из замка: будь то спасающийся от
    голода беглец или крыса, стремящаяся к реке...

    -  Да... - задумался он на миг. - Мерзавец твой настоятель... - И тут же
    перескочил  на другое, принявшись уточнять перечень средств, применяемых
    при  антониевом  огне... Вновь чрезвычайно порадовался, что твари боятся
    крыс... Но иные простейшие вещи его почему-то удивляли.

    -  Как?!  Хромоногость не считается красотой? - например, не поверил он,
    вспомнив  о  хромоногой  дурочке. - Но я же хром! А я - первый красавец!
    Это всем известно!..

    Больше  часа длился допрос с пристрастием. Я и не заметил, как пролетело
    время:  вот  уж  и  вправду,  всегда  доставляет удовольствие разговор с
    умным и любознательным собеседником!..

    Да  и  он,  как  мне  показалось,  остался  вполне  доволен. К концу же,
    подобно всем старикам, он неожиданно ударился в воспоминания.

    -  И  в  прошлом  бывали у вас мудрецы... Да-да-да! Знавал я кое-кого...
    Сократ, к примеру. Тоже казался весьма неглупым поначалу...

    Я решил, что настало время напомнить о моей просьбе.

    -  Ну  вот...  -  искренне  огорчился  он,  -  разве  я был не прав? Без
    глупости  нет  истинного мудреца... Отделяющий зерно от плевел не знает,
    что делать с зерном. Подчиняющий законы мира не понимает главного...

    - Чего же? - заметил я.

    -  А  того,  что  ежели в мире возникло нечто, возвысившееся над миром и
    взявшее  в  свои руки его законы, как всадник берет узду, то это нечто -
    важнее  всего  мирского...  Такие,  как  ты, никогда этого не понимали и
    оказывались в дерьме...

    Я снова напомнил о своей просьбе. И впервые не засмеялись в ответ.

    -  Как  знаешь...  - смирился громовой голос.- Но пожалуй, я не стану...
    выполнять твою просьбу буквально. Позволь мне сделать... наоборот.

    - Это как же? - удивился я, почувствовав в его словах издевку и подвох.

    -  Ну,  видишь  ли... - сперва замялся, а потом снова захохотал голос. -
    Ведь   всем   известно,   что  дьяволу  свойственны  козни...  А  козни,
    по-вашему,  - это делать все наоборот! И потом... стоит просто верить...
    ибо  все,  что  ни  делается вообще - и в самом деле обычно к лучшему...
    Ну,  а  если сказать откровенно - нет смысла в выполнении твоей просьбы.
    Поздно...  Доставлять  тебя  к герцогу с мешком этих дурацких снадобий -
    занятие абсолютно глупое... Уж поверь.

    На  сей  раз в его словах не было и тени насмешки, и это повергло меня в
    совершенное отчаяние.

    -  И настоятель твой - первостепенная сволочь... - добавил он без особой
    уверенности,  что добавлять что-либо стоит. Чувствовалось, он размышлял,
    говорить ли мне правду, может, я и так уже сам догадался...

    Однако  я  по-прежнему  не улавливал хода его мыслей, в чем и признался,
    как бедный школяр на уроке.

    Тогда,  чуть  помедлив,  он  все же снизошел, кривя губы в презрительной
    улыбке:

    -  Да,  я  сделаю  наоборот, но так, чтобы все получилось к лучшему и ты
    понял  сам,  что  к  чему...  Я  переправлю не тебя к герцогу, а герцога
    доставлю  сюда.  И сможешь всласть полюбоваться на своего ублюдка!.. Ах,
    да! - спохватился он. - Надень вот это!..

    Собственно,  мне  ничего  не  пришлось  надевать - совершенно прозрачный
    мешок  сам  накрыл  меня  с  головы  до ног, какая-то сила плотно, но не
    создавая  неудобства,  затянула  его  на  шее. Дивиться невесомости этой
    ткани  было некогда - дверь бесшумно раскрылась, и в помещение вплыло по
    воздуху разряженное тело герцога в роскошном гробу.

    - Господи! - вскрикнул я и чуть было не перекрестился. - Он умер?

    - Мертв! Скончался. Но не от ран...

    Я  взглянул  на  синюшно-багровое,  раздувшееся  лицо трупа. Даже пышный
    шелковый  бант  не  мог скрыть одутловатую бычью шею. Смерть неузнаваемо
    исказила   черты,  что  всегда  бывает  при  страшнейшем  из  недугов...
    Невероятная  догадка  овладела мной. Казалось, герцог вот-вот поднимется
    в  гробу и жадно набросится на меня - в стремлении увести с собой на тот
    свет,  в  стремлении  столь же бесконечно загадочном, сколь и бесконечно
    жутком, и свойственном почему-то всем жертвам этой убийственной болезни...

    -  Чума? - вырвалось у меня. - Именно так! - согласился мой покровитель.
    -  Ну,  разве  его  преподобие  не  скотина?..  И вообще, - добавил он с
    чувством полного удовлетворения, - разве я не во всем прав?

    Еще  бы!..  Я  был  обманут  настоятелем  монастыря.  Посылать  меня без
    противочумной  маски  -  значило обречь на мучительную смерть. Мне стало
    ясно,  зачем  я нес снадобья, бесполезные при антониевом огне, и от чего
    в действительности требовалось лечить герцога.

    -  Ведь  не  от  ран  же, не от ран?! - с каким-то упоением повторял мой
    спаситель.  Я  кивнул. Вот от чего умер герцог... Чума! Гроб развернулся
    и поплыл к дверям.

    -  Проветримся!  -  предложил мой покровитель. Я не сразу понял, чего от
    меня хотят.

    - Подышим воздухом и поглядим на звезды.

    Он  взял меня галантно под локоток и вывел в свежую ночную прохладу, что
    оказалось кстати после всех пережитых волнений.

    Труп  плыл  несколько впереди нас. Бриллиантовые ордена блестели в ярком
    свете  луны.  Ее  серебряный  диск  висел над рекой, все было видно, как
    днем. За кустами по речному волнистому зеркалу змеилась мерцающая дорожка.

    Гроб подлетел к берегу и опустился на землю.

    -  Пускай  покрасуется!  -  сказал мой спутник. Неведомая сила, точно по
    приказу,  поставила  гроб  на попа и прислонила к дереву, возвышавшемуся
    на  прогалине  среди  кустов  -  отсюда,  от  мельницы,  труп был как на
    ладони,  и  лунный  свет  озарял синий, с белыми сердечками, бант на его
    шее.  Мы  же  стояли  полностью  в  тени деревьев, невидимые с реки, что
    сделалось весьма немаловажным, когда вновь поплыли плоты.

    Они  неслышно  скользили  мимо  нас  по  тихой  воде, почти невидимые за
    черными  пятнами ночных кустов. Я подумал об опасности, грозившей трупу,
    поскольку  с  воды он был виден хорошо, и сказал об этом. Но спутник мой
    захихикал.

    -  И  поделом ведь, и поделом! Ах, какой лакомый кусочек! Не похоронят -
    и все дела!

    Однако я был удивлен и сказал, что даже грешника следует предавать земле.

    -  Как угодно! - ответил мой покровитель. Гроб приподнялся и полетел над
    водой.  На  середине  реки  он повернул к крепости и медленно поплыл над
    лесом,  пока  не  сделался  маленьким черным пятнышком в той части неба,
    где глаз различал едва заметное зарево.

    Речная  гладь, залитая светом луны, не шелохнулась. Вереница плотов ушла
    за  поворот.  Путь  был свободен. И тогда я вдруг почувствовал пустоту и
    собственную полную ненужность в этом мире...

    - Куда же ты намерен идти? - спросил мой спутник.

    Где-то   далеко   в  лесу  завыл  одинокий  волк.  Надсадный  лай  собак
    откликнулся из еще большей дали.

    Я  хотел сейчас остаться один. Какая-то смутная мысль зрела в мозгу, и я
    всеми  силами  желал удержать ту тонкую связующую нить, что ускользала в
    разговоре...  Я  слушал  вполуха  его пространные речи о бессмысленности
    человеческого  существования на этой земле и о том убежище, спасительном
    для  мудреца,  которое  нельзя найти среди людей, а можно лишь обрести в
    иных,  куда  более  совершенных мирах, открывающих разуму неограниченные
    право  и  возможность познавать. Он звал меня в эти миры, и, убеждая, он
    обращался   к   мудрости   Соломона  и  вспоминал  подробности  скитаний
    Магомета...  Наконец,  я поблагодарил его за услуги и попросил милостиво
    предоставить меня собственной неотвратимой судьбе.

    Он  исчез так же, как и появился - с саркастическим смешком, лишь сказал
    напоследок:

    -  Кто  может  знать  свою  судьбу!  Ведь даже там, на небе, совершаются
    ошибки!..  Впрочем,  твое будущее для меня открыто. Ты мне симпатичен, у
    тебя  пытливый,  смелый ум - ты смог, отринув предрассудки, обратиться к
    силам  истинно великим. И тебе не место в этом мире - кроме горя и забот
    чем  он  способен одарить?! И потому даю тебе заветный шанс: еще раз - в
    последний!  -  возвыситься  над  собою,  чтобы  вмешаться в законы этого
    мира,  чтоб  распахнуть  врата  в  мир  бесов,  и тогда... Запомни, твое
    будущее для меня открыто, будь к нему готов. До встречи!

    Светящийся силуэт его мелькнул за кустами и пропал...

    -  Чума!..  -  прошептал  я,  словно прозревая. Будто вновь ухватился за
    конец  той  прихотливой  нити,  что, казалось, безвозвратно утерялась. Я
    опять  видел  герцога,  стоящего  в своем гробу, и окровавленную козу, и
    нечисть,  плывшую  по  реке...  Последний  шанс...  Мысль  кружила подле
    чего-то  важного,  единственно  необходимого, и не хватало только искры,
    чтоб огонь понимания вспыхнул и озарил все благотворным светом...

    Стать  выше самого себя... Но в том-то ведь и дело, что быть самим собою
    я  не перестану! Я могу войти в мир бесов, но таким же, как они, быть не
    смогу   и  силой  их  распорядиться  не  сумею...  И  потому  желание  -
    естественное  -  разом  уничтожить  подлую  власть  нечисти,  царящей на
    земле,  спасти  мой  мир  -  вряд  ли  выполнимо.  Вряд  ли  я  способен
    придавить,  как  вошь  в  немытых волосах, всех этих тварей, отравляющих
    нам  жизнь.  Необходим  окольный  путь  -  и  для него потребуются силы,
    коими,  быть  может,  человек не наделен... Но как мне поступить, с чего
    начать?

    О  том, что я могу остаться в мире бесов, где меня уже не будут тяготить
    проклятые вопросы, я, признаться, в эти смутные минуты просто позабыл...

    Что-то  зашевелилось  в  кустах  и  с громким всплеском прыгнуло в воду.
    Какая-то  тварь быстро плыла по течению. Хищная тупая морда. Блестящая в
    свете луны гладкая шерсть и сильный кожистый хвост... водяной крысы...

    Крыса!  Вот  оно!  Нечисть боялась крыс... и всяческой божьей твари там,
    где  была  чума.  Хотя  во  всех  прочих  местах  карлики  без  раздумий
    использовали и любых животных, и трупы людей...

    Я  повернулся  к мельнице, с укором для себя вспомнив о пользе прописных
    истин.  Даже  древние знали, что крысы разносят чуму. И я подумал тогда,
    что  мир, кажется, уже спасен, и спасен потому, что наши враги похожи на
    нас,  -  нами  же  вскормлены,  на нашей плоти взросли и приняли в самих
    себя,  верша бесчисленные зверства над нами, нашу кровь, нашу сущность и
    нашу слабость... Они тоже боялись чумы.

    Теперь  я  знал,  что следует делать. Мельница была рядом... Луна висела
    высоко  над  крышей  в зеленоватой мгле. Рассеянный, но достаточно яркий
    свет  проникал в мельничное окошко. Я поднял с пола свой мешок и вытащил
    другой  том  в  шагреневом  переплете.  Место,  где говорилось об умении
    видеть  за  тысячи миль, было заложено веткой сухой омелы. Я внимательно
    изучил  премудрости  перемещения далеких тел и особенности управления их
    полетом.  Увы,  в  книге  были  указаны лишь те магические операции, что
    осуществлялись  через  верхний  мир  с согласия его хозяев. Я же не смел
    беспокоить  йотунгов, зная, как озлоблены великаны. Хотя и был всегда со
    мной  флакончик  с эликсиром, который позволял при надобности сообщаться
    напрямую  с  верхним  миром,  я  резонно  опасался  рисковать.  Мне этот
    эликсир  когда-то,  умирая,  подарил  наш  прежний настоятель - он любил
    меня,  как  сына. Тогда йотунги куда добрее были... Впрочем, мне ни разу
    не  пришлось воспользоваться эликсиром - управлялся сам. Ну, а теперь...
    Как изменились времена!

    Я  машинально пролистнул еще несколько страниц. Бесполезно. По неведомой
    мне  причине составитель книги умолчал о каких-либо способах перемещения
    тел через другие пространства.

    Оставалось  одно.  Я  мог  действовать,  только  минуя  Йотунгейм. А это
    означало,  что  для выполнения задуманного мне придется проникнуть в тот
    единственный  мир,  в  пределы  которого  я  получил  право войти один и
    последний  раз  в жизни. Путь к мертвому герцогу, внутрь крепости, лежал
    через  мир  бесов  -  вот  оттуда-то  для  перемещения трупа я уже был в
    состоянии  использовать  те  удивительные  силы,  коими  располагал лишь
    верхний мир. Защита, таким образом, была мне о