л его выводы.
     Все анализы, все вопросы не помогли ему понять, что существует особое
состояние - сон. И он не мог знать, что Новое Существо выходит  теперь  из
этого состояния и переходит в фазу полной жизни.
     Выброс покидал тело, и как ни был он  тонок,  это  движение  породило
множество нервных сигналов.
     Гипноз кончился, кончилось  и  действие  анестезаторов,  и  открывший
глаза малыш ощутил короткую, но жгучую боль. Он вскрикнул:  "Ай!",  потому
что был всего только маленьким ребенком, и протянул руки  к  склонившемуся
над ним отцу. И потому что он был всего только маленьким ребенком,  в  его
голове вспыхнули обида  и  ненависть  к  тому,  что  причинило  ему  боль.
Сильнейшая обида и сильнейшая ненависть.
     Никогда еще выброс  не  получал  такого  мощного  психического  шока.
Выброс тут же распался, но шок успел  промчаться  по  нитям  и  достигнуть
Исходного Комплекса.
     Обида ребенка подействовала  на  психические  центры  Комплекса,  как
настоящая бомба. Она выплеснула огонь, который стер запоздавшую  мысленную
защиту и разлился по всем жизненным разветвлениям.
     Исходный Комплекс умер, не успев даже узнать, что такое удивление.

     На поверхности восьмой планеты Винчи и далеко в  пространстве  начали
распадаться выбросы.
     Бернар совсем проснулся. Секунду Гарно стоял  неподвижно.  Он  держал
сына за руку, недоумевая, что вызвало этот крик боли.
     - Что с тобой?
     Подошла встревоженная Элизабет. Он  пожал  плечами  и  выпустил  руку
мальчика.
     - Дурной сон, - сказал он. - Просто дурной сон.
     И в это мгновение он  ощутил  глухую  вибрацию  заработавших  атомных
двигателей, которые начали тормозить гигантский корабль, переводя  его  на
посадочную траекторию. Элизабет схватила  сына  за  руку  и  с  притворной
строгостью сказала:
     - Ну, вставай, цирцеец! Не теряй ни минуты! Пора  начинать  приносить
пользу!
     Гарно улыбнулся, но думал он совсем о другом.



                               Деймон НАЙТ

                         ВОССЛАВИТ ЛИ ПРАХ ТЕБЯ?

                              пер. В.Гопман



     И настал День Гнева. Содрогнулось небо от  звуков  труб.  Вздыбились,
стеная, выжженные скалы и  грохочущей  лавиной  рухнули.  Раскололся  свод
небесный, и в ослепительном блеске явился белый престол. Исходили от  него
громы и молнии, и подле стояло семь  величественных  фигур,  облеченных  в
чистую и светлую льняную одежду, опоясанных по персям золотыми поясами.  И
каждый держал в руках дымящуюся чашу...
     Из сияния, окружавшего престол, раздался громкий голос:
     - Идите и вылейте семь чаш гнева божьего на землю.
     Полетел первый ангел и  вылил  чашу  свою  во  тьму,  стелющуюся  над
пустынной землей. Но молчание было ответом.
     Тогда устремился вниз второй ангел, и летал он над землею, не выливая
содержимого чаши. Наконец вернулся ангел к престолу, воскликнув:
     - Господи, я должен был вылить чашу мою в море. Но где оно?
     И опять было молчание. Взору предстала унылая картина: куда ни  глянь
- лишь безжизненная пустыня, а на месте океанов зияющие полости, такие  же
сухие и пустынные, как и все вокруг.
     Третий ангел воззвал:
     - Господи, моя чаша для источников вод...
     И четвертый:
     - Господи, позволь мне вылить мою.
     И вылил он чашу свою на солнце, и жег землю  зной  великий.  Вернулся
ангел, но ничто не нарушало тишины. Ни одна птица не пролетала под  сводом
небес, ни одно живое существо не проползало по лику земли, и не было на ее
поверхности ни дерева, ни травинки.
     Тогда молвил голос:
     - Ладно, оставьте... Этот день предначертанный. Сойдем же на землю.
     И снова, как некогда в старину, сошел господь бог на  землю.  Был  он
подобен движущемуся столбу дыма, а за ним, переговариваясь, следовали семь
ангелов, облеченных в белое. Они были одни под свинцово-желтым небом.
     - Мертвые избегли гнева моего, - произнес господь бог  Иегова.  -  Но
суда моего им не избежать.
     Выжженная пустыня  была  некогда  садом  Эдемским,  где  первые  люди
вкусили от древа познания добра  и  зла.  Восточнее  располагался  проход,
через  который  были  изгнаны  они  из  сада,  немного  дальше   виднелась
остроконечная вершина  Арарата,  куда  причалил  ковчег  после  очищающего
потопа...
     И вскричал господь:
     - Да откроется книга жизни, и восстанут мертвые из могил своих  и  из
глубин моря!
     Эхом разнеслись слова его под мрачным небом, снова  вздыбились  сухие
скалы и рухнули; но мертвые не восстали. Лишь клубилась пыль, как будто  и
следа не осталось от бесчисленного множества людей, живших  и  умерших  на
земле...
     Первый ангел держал в руках огромную раскрытую  книгу.  Когда  тишина
стала невыносимой, он закрыл книгу, и ужас обуял его; и исчезла  книга  из
рук его. Зашептались ангелы, и сказал один:
     - Господи, ужасно это молчание, когда слух наш должен был наполниться
стенаниями.
     На что бог отвечал:
     - Этот день предначертанный. Но один день на небесах может  равняться
тысяче лет на земле. Скажи мне, Гавриил, сколько дней прошло с Судного дня
по летосчислению людей?
     Первый ангел раскрыл книгу, снова  появившуюся  у  него  в  руках,  и
сказал:
     - Один день минул, господи.
     Ропот прошел среди ангелов.
     - Один день, -  отвернувшись,  задумчиво  повторил  господь.  -  Один
миг... а мертвые не восстали.
     Пятый ангел облизнул пересохшие губы и прошептал:
     - Господи, но разве ты не бог? Разве может  что-то  быть  сокрыто  от
твоего взора?
     - Молчите! - взорвался Иегова, и небо озарилось вспышками  молний.  -
Придет время, и камни заговорят. Я заставляю их рассказать все.  А  сейчас
идем дальше.
     ...Они шли по выжженным горам и высохшим впадинам морей.
     И снова спросил господь:
     - Михаил, я послал тебя наблюдать  за  людьми.  Чем  были  заняты  их
последние дни?
     Они остановились неподалеку от треснувшего конуса Везувия.
     - Господи, когда я видел людей в последний раз, - ответствовал второй
ангел, - они вели подготовку к большой войне.
     - Нечестивость их переполнила чашу моего терпения, - произнес Иегова.
- А что за страны собирались воевать меж собой?
     - Разные, господи. Одна из них - Англия, другие...
     - Тогда для начала - в Англию.
     Сухая аллея, бывшая некогда Ла-Маншем, вела к  острову  -  безлюдному
плато из крошащегося камня.
     В гневе приказал бог:
     - Пусть камни заговорят.
     Рассыпались серые скалы в пыль, открыв потаенные  пещеры  и  тоннели,
подобные переходам муравейника. В пыли  здесь  и  там  поблескивали  капли
расплавленного металла.
     Вопль ужаса исторгли из  груди  своей  ангелы,  господь  же  вскричал
сильнее прежнего:
     - Я сказал: пусть камни говорят!
     Тогда обнажилась пещера, находившаяся глубже других. В молчании стали
господь бог с ангелами у краев ее и,  нагнувшись,  попытались  рассмотреть
блестевшие внизу гигантские буквы. Их кто-то высек в стенах пещеры еще  до
того, как находившиеся в ней машины расплавились и металл залил углубление
в камне. Сейчас они ослепительно сверкали серебром во тьме.
     И прочел господь бог слова:
     "МЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ. ГДЕ ЖЕ БЫЛ ТЫ?"



                               Майкл РЕЗНИК

                                КИРИНЬЯГА

                           Пер. Андрей Новиков


     В начале всех начал Нгаи пребывал в одиночестве на вершине  горы  под
названием Кириньяга.  Когда  настало  время,  он  сотворил  трех  сыновей,
ставших отцами масаев, камба и кикуйю; каждому из них он предложил  копье,
лук и палку-копалку. Масаи выбрали копье, и им было велено пасти  стада  в
бескрайней саванне. Камба выбрали лук, и теперь охотятся в  густых  лесах.
Но Гикуйю, первый из кикуйю, знал, что Нгаи любит  землю  и  смену  времен
года, и потому выбрал копалку. В награду за это Нгаи не только научил  его
секретам земледелия, но и подарил ему Кириньягу с ее святой смоковницей  и
богатыми землями.
     Сыновья и дочери Гикуйю оставались на Кириньяге до тех пор,  пока  не
пришли белые люди и не отняли у них землю, а когда  белых  людей  изгнали,
они не вернулись к Кириньяге, а остались в городах,  решив  носить  одежду
белых людей, ездить на их машинах и жить их жизнью. Даже я, мундумугу - то
есть шаман, - родился в  городе.  Я  никогда  не  видел  льва,  слона  или
носорога, потому что они вымерли задолго до моего рождения, не видел  я  и
Кириньягу такой, какой ее завещал нам Нгаи,  потому  что  ныне  ее  склоны
покрывает бурлящий перенаселенный город с тремя миллионами жителей, год за
годом все ближе  подбирающийся  к  трону  Нгаи  на  вершине.  Даже  кикуйю
позабыли ее истинное имя, и теперь называют ее гора Кения.
     Ужасно быть изгнанным из рая, как то случилось с христианскими Адамом
и Евой, но бесконечно хуже жить рядом с раем, будучи оскверненным. Я часто
думаю о потомках  Гикуйю,  позабывших  свое  происхождение  и  традиции  и
ставших просто кенийцами, и гадаю, почему так  мало  их  присоединилось  к
нам, когда мы создали на планете Утопия мир Кириньяги.
     Это правда, что жизнь здесь сурова, потому что  Нгаи  не  обещал  нам
легкой жизни, но она приносит удовлетворение. Мы живем в гармонии со всем,
что нас окружает, мы приносим жертвы, и  тогда  сочувственные  слезы  Нгаи
проливаются на наши поля, не давая погибнуть  растениям,  а  когда  собран
урожай, благодарим Нгаи и режем для него козла.
     Удовольствия наши просты: тыква с помбе, чтобы утолить жажду, очаг  в
бома, согревающий после  заката,  крик  новорожденного  сына  или  дочери,
состязания бегунов и метателей копий, пение и танцы по вечерам.
     Люди из Обслуживания наблюдают за  Кириньягой,  но  в  наши  дела  не
вмешиваются, лишь время  от  времени  слегка  корректируют  орбиту,  чтобы
тропический  климат  оставался  неизменным.  Иногда  они  предлагают   нам
воспользоваться их  медицинскими  познаниями  или  отправить  наших  детей
учиться в их школы, но всякий  раз  мы  вежливо  отказываемся,  и  они  не
настаивают. Они никогда не вмешивались в наши дела.
     Так было до тех пор, пока я не задушил младенца.
     Не прошло и часа, как меня отыскал верховный вождь Коиннаге.
     - Ты совершил глупость, Кориба, - мрачно заявил он.
     - У меня не было выбора. И ты это знаешь.
     - Разумеется, у тебя был выбор, - вскипел  он.  -  Ты  мог  сохранить
ребенку жизнь. - Он смолк, пытаясь обуздать свои эмоции и страх. - До  сих
пор никто из Обслуживания не ступал ногой на землю  Кириньяги,  но  теперь
они это сделают.
     - Пусть приходят, - пожал я плечами. - Мы не нарушили закон.
     - Мы убили ребенка. И они отменят нашу хартию.
     Я покачал головой.
     - Никто не отменит нашу хартию.
     - Не будь таким самоуверенным, Кориба, - предупредил он. -  Когда  ты
закапываешь живьем козла, они лишь презрительно покачивают головами. Когда
мы уводим старых и дряхлых из поселка чтобы их съели гиены, они смотрят на
нас с отвращением. Но убийство новорожденного младенца  -  совсем  другое.
Этого они не простят. И придут сюда.
     - Если они придут, я объясню, почему убил его.
     - Они не поймут.
     У них не  останется  выбора,  кроме  как  принять  мой  ответ.  Здесь
Кириньяга, и им не дозволено вмешиваться.
     - Они найдут способ, - уверенно пообещал он. -  Поэтому  нам  следует
извиниться и пообещать, что такое больше никогда не произойдет.
     - Мы не станем извиняться, - твердо заявил я. - И обещать тоже ничего
не будем.
     - Тогда я, верховный вождь, сам принесу им извинения.
     Я пристально смотрел на него несколько секунд, потом пожал плечами.
     - Поступай так, как считаешь нужным.
     В его глазах появился страх.
     - Что ты со мной сделаешь? - спросил он
     - Ничего. Разве ты не мой вождь? - Когда он расслабился, я добавил. -
Но на твоем месте я стал бы избегать насекомых.
     - Насекомых? Почему?
     - Потому что любое насекомое,  которое  тебя  укусит  будь  то  паук,
москит или муха, убьет тебя, - ответил я. - Кровь в твоем теле закипит,  а
кости расплавятся. - Я помолчал и серьезно добавил. - Нет, такой смерти  я
не пожелал бы и врагу.
     - Разве мы не друзья, Кориба? - спросил он, и его лицо цвета  черного
дерева стало пепельно-серым.
     - Я тоже так думал. Но мои друзья уважают традиции. И  не  извиняются
за них перед белыми людьми.
     - Я не стану извиняться! - горячо пообещал он и плюнул  себе  на  обе
ладони, подтверждая искренность своих слов.
     Я развязал один  из  висящих  на  поясе  мешочков  и  достал  гладкий
камешек, который подобрал неподалеку на берегу речки.
     - Повесь камешек себе на шею, - сказал я, протягивая его Коиннаге,  -
и он защитит тебя от укусов насекомых.
     - Спасибо, Кориба! - искренне поблагодарил он.
     Мы поговорили несколько минут о делах в  деревне,  потом  он  наконец
ушел. Я послал за Вамбу, матерью  младенца,  и  совершил  над  ней  ритуал
очищения, чтобы она смогла зачать снова. Я дал ей мазь - ослабить  боль  в
разбухших от молока грудях. Потом уселся возле костра рядом со своей  бома
и принялся решать споры о курах и козлах, раздавать амулеты против демонов
и обучать людей обычаям предков.
     До ужина никто так  и  не  вспомнил  о  мертвом  ребенке.  Я  поел  в
одиночестве в своей бома, потому что мундумугу всегда ест и живет отдельно
от остальных. Потом укутал плечи накидкой, чтобы  не  мерзнуть  от  ночной
прохлады, и зашагал по тропинке в ту  сторону,  где  стояли  бома  жителей
деревни. Скот, козлы и куры уже были заперты на ночь, а мои  соплеменники,
зажарившие на ужин корову,  теперь  пели,  танцевали  и  пили  помбе.  Они
расступились, когда я подошел к котлу и выпил  немного  помбе,  потом,  по
просьбе Канджары, перерезал горло козлу, посмотрел на его  внутренности  и
увидел, что самая молодая жена Канджары вскоре забеременеет.  Эту  новость
тут же отпраздновали. Затем дети уговорили рассказать им сказку.
     - Но только не про Землю, - попросил один из  мальчиков  постарше.  -
Пусть сказка будет про Кириньягу.
     - Хорошо, - согласился я. Дети сели поближе. - Это будет история  про
льва и зайца. -  Я  помолчал,  убеждаясь,  что  все  слушают  внимательно,
особенно взрослые. - Однажды лев повадился нападать  на  деревню,  и  люди
решили принести ему в жертву зайца. Заяц, конечно, мог и  убежать,  но  он
знал, что рано или поздно лев его все равно поймает, поэтому отыскал льва,
подошел к нему и, когда лев  уже  разинул  пасть,  чтобы  его  проглотить,
сказал:
     - Извини, великий лев.
     - За что? - с любопытством спросил лев.
     - Ведь я такой маленький, мною не насытишься. Поэтому я принес еще  и
мед.
     - Но я не вижу никакого меда.
     - Поэтому я и извинился. Мед украл другой лев.  Он  очень  сильный  и
сказал, что не боится тебя.
     Лев сразу вскочил.
     - Где тот, другой лев?
     Заяц показал на глубокую яму.
     - Он там, но только он не отдаст тебе мед.
     - Это мы еще посмотрим! - взревел лев, громко  зарычал  и  прыгнул  в
яму. Больше его никогда не видели, потому что заяц выбрал  очень  глубокую
яму. Он вернулся в деревню и сказал, что  лев  никогда  больше  не  станет
беспокоить людей.
     Почти все дети засмеялись и от восторга захлопали в ладоши, но тут же
парнишка возразил:
     - Эта сказка не про Кириньягу. У нас нет львов.
     - Нет, это сказка про Кириньягу, - ответил я. - Важно не  то,  что  в
ней говорится о зайце и льве, а то, что она  показывает,  как  слабый,  но
умный может победить сильного и глупого.
     - Но при чем здесь Кириньяга? - спросил парнишка.
     - А ты представь, что люди  из  Обслуживания,  у  которых  корабли  и
оружие, это львы, а народ кикуйю -  зайцы.  Что  делать  зайцу,  если  лев
потребует жертву?
     - Теперь я понял! - неожиданно улыбнулся мальчик. - Мы сбросим льва в
яму!
     - Но у нас здесь нет ям, - заметил я.
     - Тогда что нам делать?
     - Заяц не знал, что рядом со львом окажется яма. Если бы  он  отыскал
льва возле глубокого озера, то сказал бы ему, что мед украла большая рыба.
     - У нас нет глубоких озер.
     -  Но  у  нас  есть  ум.  И  если  Обслуживание  когда-нибудь  станет
вмешиваться в наши дела, то мы уничтожим его.
     - Давайте прямо сейчас  придумаем,  как  уничтожить  Обслуживание!  -
крикнул мальчик, схватил палку и замахнулся на воображаемого льва,  словно
у него в руках было копье, а сам он - великий охотник.
     Я покачал головой.
     - Зайцы не охотятся на львов, а кикуйю не начинают войн. Заяц  просто
защищался, и кикуйю поступят так же.
     - А почему Обслуживание станет вмешиваться в  наши  дела?  -  спросил
другой мальчик, проталкиваясь вперед. - Они наши друзья.
     - Возможно, они не станут вмешиваться, - успокоил я  всех.  -  Но  вы
всегда должны помнить, что у кикуйю нет истинных друзей, кроме них самих.
     Возвратившись в свою бома, я включил  компьютер  и  обнаружил  в  нем
сообщение от Обслуживания. Меня  проинформировали,  что  их  представитель
явится ко мне завтра утром. Я послал очень  короткий  ответ:  "Статья  II,
пункт 5", напомнив о запрете вмешиваться в наши дела, и улегся на  одеяла.
Доносящееся из деревни ритмичное пение быстро погрузило меня в сон.

     Утром я поднялся вместе с солнцем и дал компьютеру  задание  сообщить
мне, как только сядет корабль Обслуживания. Потом  осмотрел  свой  скот  и
козлов - я единственный из нашего народа, кто не работает в  поле,  потому
что кикуйю кормят своего мундумугу, пасут  его  животных,  ткут  для  него
одеяла и поддерживают чистоту в его бома, -  и  зашел  к  Синаи  дать  ему
бальзам, помогающий при болях  в  суставах.  Затем,  когда  солнце  начало
припекать, вернулся в свою бома через пастбища, где юноши присматривали за
животными. Подойдя к бома, я сразу понял, что корабль уже сел, потому  что
возле входа лежал помет гиены, а это вернейший признак проклятия.
     Я прочитал то, что сообщил мне компьютер, потом вышел на улицу и стал
наблюдать за двумя голыми ребятишками, которые то гонялись за собачкой, то
убегали от нее. Когда от их веселья начали  пугаться  мои  куры,  я  мягко
попросил их перебраться играть к своей бома, потом  уселся  возле  костра.
Наконец я увидел визитера из Обслуживания, идущего по тропинке со  стороны
Хейвена. Женщина явно  страдала  от  жары  и  безуспешно  отмахивалась  от
вьющихся вокруг ее головы мух. Ее белокурые волосы были тронуты сединой, а
по неловкости, с какой она двигалась  по  крутой  каменистой  тропинке,  я
заключил, что она не привыкла к такой местности. Несколько раз она едва не
упала, к тому же откровенно побаивалась животных, но ни разу не  замедлила
шаг и вскоре приблизилась ко мне.
     - Доброе утро, - поздоровалась она.
     - Джамбо, мемсааб, - ответил я.
     - Вы Кориба, верно?
     Я быстро всмотрелся в лицо моего противника; средних лет  и  усталое,
но не несло на себе печати угрозы.
     - Да, я Кориба.
     - Прекрасно. Меня зовут...
     - Я знаю, кто вы, - прервал я ее.
     - Знаете? - удивилась она.
     Я вытащил из поясного мешочка горсть костей и высыпал их на землю.
     - Вы Барбара Итон, родились на Земле, - нараспев произнес я, наблюдая
за ее реакцией, потом собрал кости и рассыпал их вновь. -  Вы  замужем  за
Робертом Итоном, девять лет работаете на Обслуживание. Я еще раз  рассыпал
кости. - Вам сорок один год, и вы бесплодны.
     - Как вы все это узнали? - удивленно спросила она.
     - Разве я не мундумугу?
     Она смотрела на меня долгую минуту и наконец догадалась:
     - Вы прочитали мою биографию в компьютере.
     - Если факты верны, то какая разница, как я их узнал - по костям  или
с помощью компьютера, - ответил я, уклонившись от прямого ответа. -  Прошу
вас, садитесь, мемсааб Итон.
     Она неловко уселась на землю, подняв облачко пыли, и поморщилась.
     - Очень жарко, - пожаловалась она.
     - Да, в Кении очень