еще  более  страшное,  чем
    землетрясение,  проявилось  в  первую  же  ночь после появления звука. Я
    имею  в  виду  странное  поведение  Виталия, да и не только его одного -
    всех  нас.  Я  не  знаю,  что ощущали Виталий а другие члены экспедиции,
    скажу  о  себе. Постоянный страх, настороженность, недоверие даже самому
    себе,  стремление  спрятаться  в  пещеру  или  в какую-нибудь ямину, под
    корягу  и  тому  подобное.  Чтобы  преодолеть  этот  странный  комплекс,
    приходилось  тратить  уйму  сил,  стискивать  зубы  и буквально насильно
    заставлять  себя  заниматься тем делом, ради которого мы проделали столь
    трудный  и  дальний  путь.  Виталий  же,  судя  по  всему, "сломался" от
    первого  прикосновения  натурального,  что  ли,  звукового поля. Не буду
    притворяться,  будто  я  понял  это  сразу,  в  тот же час - увы! Просто
    сработал инстинкт самосохранения, а уж потом разум...
                                 Глава шестая,
                       рассказанная Виталием Кругликовым

    Раньше,  до  диамата,  сказали  бы  "нечистая сила", и точка. Теперь так
    просто  не  отделаешься.  К сожалению, лично я пока не имею какой-нибудь
    удовлетворительной  гипотезы  относительно  своего совершенно идиотского
    поведения,  поэтому  ничего  не  остается, как провозгласить о наличии у
    меня  еще одного "пунктика", кроме всех тех, которые уже известны. Новый
    "пунктик"  начался  в  ту ночь, когда раздался звук. Янис уже хорошо тут
    говорил  о  "комплексе",  могу  добавить  от себя: у меня было все то же
    самое  и плюс внезапное изменение всех моих прежних принципов Они словно
    растаяли  и  испарились  в  один  миг.  Даже  этот вот, классический, не
    торопись  подрывать свой авторитет, за тебя это сделают твои подчиненные
    - даже он не устоял, и, как видите, такие печальные последствия..

    Наступала  четвертая  ночь.  После  заката, как обычно, с озера поднялся
    туман,  потом  разъяснилось,  высыпали  звезды.  Мы  с  Ириной  пошли  к
    пеленгаторам.  Зоя  осталась  дежурить  по лагерю, возле больного Яниса.
    Старик  нахохлившейся  вороной  сидел  у костра и глушил чай - кружку за
    кружкой.

    До  восхода  луны  оставалось  еще  около  часу,  озеро  было небольшое,
    круглое,  как  чаша  спортивной  арены  в Лужниках, и мы с Ириной шли не
    торопясь,   уверенные,   что   не  опоздаем.  Я  рассказал  ей  о  своих
    переживаниях.  Она  равнодушно  сказала,  что  ей  тоже  все это кажется
    странным. Меня неприятно задел ее безразличный тон, но я промолчал.

    Мы  пробирались  сквозь  чащу, когда я услышал слабый всплеск. Так могла
    плеснуться  рыба,  но  я  знал, что рыбы в озере нет. Предупредив знаком
    Ирину,  чтобы  не  двигалась,  я  осторожно  прокрался  к  берегу и стал
    всматриваться  в  туман,  призрачно колыхавшийся .над водой. Увы, ничего
    не  было видно. Мы постояли, прислушиваясь, но все было тихо. Я выбрался
    из зарослей, и мы пошли дальше.

    Вскоре  появился  огонек  горящей  вполнакала  лампочки - это был первый
    пеленгатор.  .Возле него осталась Ирина. Я зашагал ко второму. Ходьбы до
    него  было  не более четверти часа, но я, специально не включая фонарик,
    шел  медленно,  осторожно,  прислушиваясь к малейшим шорохам, напряженно
    вглядываясь  в  смутно  видимые  впереди  контуры  деревьев. Уже десять,
    пятнадцать  минут  прошло, а огонька горящей лампочки все не было видно.
    Тревожные   предчувствия   чего-то  грозного,  неумолимо  надвигающегося
    овладели  мною.  Я  включил  фонарик,  прибавил  шагу  и в тот же момент
    налетел  на  треногу второго пеленгатора. Пораженный, я с минуту смотрел
    на   разграбленный   прибор,   не   веря   своим   глазам.  От  сложного
    измерительного  комплекса  остались  рожки да ножки - подставка, тренога
    да  болтающиеся  оборванные  провода. Сам пеленгатор и батареи бесследно
    исчезли.  Ясно,  что  здесь мне нечего было делать, и я немедля, быстрым
    шагом  пошел  обратно,  к  первому пеленгатору. Огонек я заметил издали,
    но,  когда подошел ближе, обнаружил, что, к моему величайшему удивлению,
    возле  прибора  никого не было. Помню, первым моим чувством была злость:
    какого  черта,  рычал  я,  вздумалось  ей  бегать куда-то, когда вот-вот
    начнется  звук.  И  вечно  так:  ничего нельзя доверить этим женщинам! Я
    чувствовал,  как  во  мне  созревал  еще один принцип. Рассвирепевший, я
    стал  громко  звать  Ирину,  кричал  во  все горло, но только горное эхо
    мрачно  вторило  в  этой  жуткой черной яме. Я стоял в растерянности, не
    зная,  на  что  решиться,- то ли кинуться на поиски жены, то ли остаться
    возле  прибора.  Вдруг  повеяло  прохладой,  небо засветилось, восточный
    хребет  внезапно  возник  из  мрака  глухой  черной громадой. И в тот же
    момент  раздался  звук.  Он быстро нарастал, набирая силу и громкость. Я
    приник  к  прибору  ночного  видения.  На  середине озера, среди клочьев
    тумана  покачивался плот, на нем странно приплясывал, размахивая руками,
    какой-то  человек.  Я  тотчас узнал его "Янис! Подлец!" - взревел я. Мне
    все  стало  ясно. Я бросился к воде, но тут сильный толчок сотряс землю.
    Я  еле  удержался на ногах. Вслед за первым толчком последовал второй, и
    началось  светопреставление:  все  кругом закачалось, завыло, завизжало.
    .Я  упал  и  покатился по колышущемуся, дергающемуся подо мной склону, -
    то  ли  вниз, в озеро, то ли вверх, на зубья дымящегося хребта. Рядом со
    мной,  навстречу  мне  летели,  грохотали  камни,  все затянуло пылью, я
    прыгнул  и  почувствовал,  что  погрузился с головой в воду. Вынырнув, я
    быстро  поплыл  на  середину  озера, и с каждым взмахом, с каждым рывком
    вперед  я ощущал все более и более сильную жажду сделать с Янисом что-то
    такое, после чего он никогда, никогда бы не посмел своевольничать.

    Рев,  грохот  и  вой  продолжались.  Озеро  как бы дрожало, мелкие волны
    беспорядочно  плескались,  сталкиваясь  и  гася  друг друга Яркий лунный
    свет освещал дымящиеся горы, рябую поверхность озера, качающийся лес.

    Я  подплыл к плоту. Яниса нигде не было. Вдруг он вынырнул рядом со мной
    -  с  двумя  горящими  фонарями,  в  маске,  с кислородными баллонами за
    спиной.   От  баллонов  к  маске  тянулись  гофрированные  трубки.  Янис
    дернулся  от  меня,  но  не  тут-то  было:  я  схватился за эти трубки и
    стиснул  их  что  было  сил.  Он как-то странно завозился в воде и вдруг
    накинул  мне  на  голову что-то вроде петли. В тот же момент меня сильно
    дернуло,  шею  сдавило,  и  я выпустил трубки. Меня поволокло куда-то, я
    задыхался,  хотел  закричать,  но  не  было  воздуха. Кажется, я потерял
    сознание.  То,  что происходило со мной потом, -это так странно и так не
    связано  с  настоящим,  что  утверждать,  будто прямо из озера я попал в
    пещеру, не имею оснований.
                                 Глава седьмая,
                        рассказанная Ириной Круглнковой

    Никогда  бы  не  поверила,  что  в человеке, будем говорить конкретно, в
    данном  случае в моем муже, Виталии Кругликове, столько всего запрятано.
    Я   имею   в   виду  "пунктики".  Можно  вытерпеть  его  обжорство,  его
    магнитофонные  записи,  его дурацкие принципы, которые он выдумывает сам
    на  свою  голову,  -  все можно вытерпеть, но воровство... Чтобы мой муж
    скатился  до  такого  -  нет,  это уже выше моих сил. Как только исчезли
    продукты,  я тотчас, взглянув в его бегающие глазки, поняла все, то есть
    что  это  его  работа.  Я  взяла  его за руку и повела к озеру. Он шел и
    хныкал,  как  ребенок.  Я топнула ногой и сказала, что немедленно, прямо
    сейчас  разведусь  с  ним, если не признается во всем и не покажет, куда
    спрятал  украденные  продукты.  Он  повалился  на  колени,  мычал что-то
    нечленораздельное  и  показывал куда-то на другой берег озера. "Веди!" -
    приказала  я. Он потащился по тропе, оглядываясь на меня и что-то ворча.
    От  негодования, от позора я была глуха и слепа. Как мы шли, где мы шли,
    ей-богу,  не  помню.  Наконец,  после карабкания на скалы он остановился
    перед  огромной  каменной  глыбой,  стоявшей  у  вертикальной  стены.  Я
    думала,  что  он решил передохнуть, но он вдруг схватился за эту глыбу и
    -  откуда у мужика столько силы! - отодвинул ее, открыв вход в пещеру. Я
    хотела  шагнуть  внутрь,  но он вдруг как зарычит - оскалился, как зверь
    какой-то.  Я  перепугалась,  но  не  подаю виду. "А ну-ка, говорю, милый
    мой,  вытаскивай все, что спер". Он схватил меня за руку и силой затащил
    в  пещеру.  Господи,  никогда  бы не подумала, что у меня такой странный
    муж.  И  правда, там было так уютно... Он просил, умолял меня не трогать
    продукты,  обещал  отдать мне половину, совал брикеты с гречневой кашей,
    банки  тушенки, которые он выкапывал откуда-то из углов пещеры. Мне было
    страшно,  но  и  как-то  интересно...  Вот тут самый загадочный для меня
    момент...  Короче,  он  меня  убедил...  Стыдно  в этом признаваться, но
    тогда  мы  съели с ним по банке тушенки и по два брикета гречневой каши.
    Позор,  да?  А  что  я  могла  сделать?  Вообще, Виталий теперь для меня
    загадка.  Как можно за какие-то несколько часов так сильно перемениться?
    Из  доброго,  покладистого,  демократичного  вдруг  превратился в злого,
    хитрого, жестокого...

    Особенно  меня  тревожили  его  взаимоотношения  с Янисом. Как известно,
    Виталий   вернулся  к  костру  позднее  всех,  подавленный  чем-то  и  с
    поцарапанным  лицом.  Я  спросила его, где он был и что с ним случилось.
    Он  сидел  в палатке и, злобно поглядывая на меня, молча уплетал кашу. Я
    ждала,  что  он  скажет.  Он  ел.  Тут  в палатку просунулся Янис и тоже
    поинтересовался,  что  с  Виталием.  И  вдруг  Виталий,  прижимая к себе
    миску,  проворно  отполз  в дальний угол и стал ругать Яниса на чем свет
    стоит  - дескать, тот следит за ним, не доверяет, командует, оскорбляет,
    жалеет  для  него  кусок  хлеба,  попрекает  едой  и  так  далее  и тому
    подобное.  Янис  слушал,  слушал  и  тоже  не  выдержал да как закричит:
    "Замолчи!"  Никогда  я не видела его таким. Даже глаза побелели - просто
    ужас  какой-то.  Ну,  думаю,  сейчас  начнется  истерика.  Но  нет, Янис
    пересилил  себя  и  спокойно  так, но страшно холодно говорит: "Виталий,
    очень прошу, возьми себя в руки. Понимаешь?"

    Второй  раз  они  схватились  из-за  выбора  пути обнаружения источника:
    Виталий  считал,  что  прежде  чем  лезть  в  воду,  необходимо провести
    тщательные    замеры,   чтобы   как   можно   более   точно   определить
    местоположение   источника;   Янис  же  из  каких-то  своих  соображений
    настаивал  на  немедленном обследовании дна озера по результатам первого
    замера.  Я  сказала,  что,  наверное,  прав Янис, потому что кислородные
    аппараты  у  нас  были,  примерное  место известно - зачем тянуть? И тут
    Виталий   буквально   рассвирепел.  Я  была  поражена.  Обычно  широкое,
    добродушное,  с  круглым  вялым подбородком и большими голубыми глазами,
    его   лицо  вдруг  заострилось,  вытянулось,  главным  образом  за  счет
    челюсти,  которая  опустилась  и  резко  выдвинулась  вперед, глаза ушли
    вглубь,  сузились,  брови  как  бы  взлохматились  и  грозными  валиками
    нависли  над  мрачно  горевшими  глазками, ноздри раздались, стали шире,
    круглее,  и  было  видно,  как  они  трепетали. Я со страхом смотрела на
    него,  и  внутри  у  меня буквально выла сирена. С Янисом произошло тоже
    нечто  странное: он присел, попятился и быстро исчез куда-то, словно его
    и не было.

    И  вот  вечером  за  два дня до катастрофы ко мне подошел Янис и сказал,
    что  хочет  со мной поговорить. Мы пошли к озеру. По дороге он рассказал
    о  своем плане: не тянуть с поисками, а при следующем же появлении звука
    искать  источник  в  воде  при помощи пеленгатора и с аквалангом. Только
    пеленгатор  надо  отделить  от  треноги и прибора ночного видения, чтобы
    просто  держать  в  руках.  Он  сказал,  что  убежден  в  том, что озеро
    является  резонатором,  в центре которого находится небольшой и, видимо,
    нетяжелый  источник  звука.  Он  попросил  меня  помочь  ему проверить в
    нескольких   сечениях  профиль  дна  озера.  Я  согласилась,  и  мы,  не
    откладывая,  пошли  к  нашей "пристани", сели на плот и медленно поплыли
    от  одного берега к другому. Я чуть-чуть гребла, Янис при помощи грузила
    и  капроновой  веревки  следил  за изменением глубины. Таким образом, мы
    исследовали  озеро  по  трем  направлениям  -  Янис  ликовал:  дно озера
    представляло собой почти идеальную чашу.

    Утром,  накануне  катастрофы,  пока  все  спали,  мы  ушли  на  озеро  и
    договорились,  как  будем действовать в случае появления звука. Еще днем
    он  притворится больным, чтобы не вязался Виталий, и перед самым заходом
    солнца  перенесет  акваланг и веревку поближе к плоту. А когда стемнеет,
    демонтирует  один  пеленгатор.  Я  должна  была  прийти  на "пристань" и
    подтянуть  к берегу плот, который Виталий еще днем установил на середине
    озера  для  наводки  приборов  ночного  видения. После этого я, чтобы не
    вызывать  подозрений,  должна  буду  вернуться  к  костру и после захода
    солнца  пойти  с Виталием на дежурство к ближнему пеленгатору. Если звук
    появится,  я  должна  буду мчаться со всех ног к "пристани" и страховать
    Яниса  на случай, если что-нибудь случится с аквалангом. Все у него было
    расписано  как  по  нотам-единственной  нерешенной  проблемой оставалась
    ледяная  вода  озера:  температура  стабильно  удерживалась  в  пределах
    семи-восьми  градусов.  Ясно,  что  в  такой  среде  даже  тренированные
    "моржи"  более десяти - пятнадцати минут находиться не могут. В качестве
    хоть  какого-то  выхода Янис продумал систему гимнастических упражнений,
    которые,  по  его расчетам, должны были разогревать его под водой. Перед
    погружением  он  намеревался  сильно  натереться шерстяным свитером. Все
    это  казалось  мне  весьма  сомнительным, и я очень тревожилась за него.
    Тут  я увидела воробья, обычного пестренького маленького воробья, и меня
    осенило:  ведь  птицы плавают в ледяной воде и не мерзнут, потому что их
    перья  смазаны  жиром!  Я  сказала  Янису  про подсолнечное масло: перед
    купанием  надо обильно намочить нижнее белье в масле в одеться - жировая
    послойка  будет  прекрасной  теплоизоляцией!  Янис  благодарно пожал мне
    руку.  После  завтрака, улучив минутку, я стащила все масло, какое у нас
    было, и спрятала на берегу.

    Приближался  вечер.  Янис великолепно изображал больного-думаю, что если
    ему не повезет в науке, он сможет многого добиться на подмостках театра.

    Когда  стемнело,  я  сбегала  на  "пристань"  и подтянула плот к берегу.
    Потом  мы  с  Виталием пошли к пеленгаторам. Это была та еще прогулка! С
    Виталием  творилось  что-то  странное: чем дальше мы отходили от костра,
    тем  напряженнее  и,  я  бы  даже  сказала,  пугливее он становился. Шел
    осторожно,  как-то  забавно  приседая  и вздрагивая при каждом шорохе. Я
    включила  и  направила на него фонарик - он чуть не закричал, такой ужас
    отразился  на  его  перекошенном  лице.  Но  вот что не менее странно, я
    совершенно  не  испытывала  страха  -  наоборот,  было  как-то забавно и
    любопытно,  хотелось  подразнить  его,  даже  более  того,  надавать ему
    тумаков,  потаскать  за  мохнатые  уши.  Хотелось  в  пещеру... Когда мы
    подошли  к первому пеленгатору, Виталий пробормотал что-то бессвязное и,
    сутулясь,  переваливаясь  с  боку на бок, пошел дальше. Я осталась одна.
    Передо  мной в белесой мути лежало озеро. Небо, горы - все было затянуто
    туманом.  И  стояла  такая  необыкновенная  тишина, что слышно было, как
    возле  костра  покашливал Василий Харитонович. Я ждала, не шелохнувшись,
    пронизанная  каким-то  странным  острым  ощущением,  будто  вокруг меня,
    через  меня  от  земли  идут какие-то мощные токи, какие-то необъяснимые
    силовые  поля,  которые  все более и более плотной завесой отделяют меня
    от  всего  мира. Еще, казалось, миг, и эти поля растворят меня в себе, и
    я  исчезну,  разойдусь  туманом, дымкой, как эти тонкие прозрачные слои,
    колышущиеся  над  озером.  Мне  стало страшно. Я бросилась бежать, и мне
    казалось,  будто  эти  поля, эти токи мягко, но сильно пытаются удержать
    меня.  Опомнилась я возле "пристани" - Янис был уже на плоту и беззвучно
    греб  к  середине  озера.  Он  был  едва  виден сквозь туман. Я включила
    фонарик  и  стала размахивать им, как мы уславливались. Янис ответил мне
    вспышками.  Я  нащупала  на  берегу две веревки, села между ними и стала
    следить,  как  они  стравливаются  по мере движения плота. Вдруг рядом с
    собой  я  услышала  прерывистое  дыхание,  и  что-то  холодное  и мокрое
    ткнулось  мне  в  лицо.  Я  вскрикнула,  отшатнулась, но в тот же момент
    догадалась,  что  это  Хара.  Он  стал  тереться  об мое плечо и жалобно
    поскуливать.  Я  шикнула  на  него,  и  он  куда-то исчез. Тут раздались
    чьи-то  торопливые  шаги, цоканье копыт, и вскоре возле меня остановился
    Василий  Харитонович,  держащий под уздцы своего коня. Молча. жестами он
    показал  мае,  что надо сделать, и тут же сам связал веревку, тянувшуюся
    к  Янису,  с  ремнями,  в  которые  была  запряжена лошадь. Я поняла его
    затею:  в  случае  чего  лошадь  быстро  вытащит Яниса на берег. Я стала
    горячо  благодарить  старика  -  он помотал головой и, присвистнув Харе,
    торопливо  ушел.  Теперь  все  мое внимание сосредоточилось на Янисе. Он
    доплыл  уже  до  середины  озера, я почувствовала, как натянулась правая
    веревка.  Левая  обвисла  было,  но  вскоре  поползла  снова  - это Янис
    перетягивал  ее к себе на плот. Одним глазом я поглядывала за конем - он
    стоял    неспокойно,    пофыркивал,    переставлял    ноги.    Вдруг   с
    противоположного  берега  донесся  крик-то  ли  вопль  о  помощи,  то ли
    яростное  рычание.  Крик  повторился,  и горное эхо принесло многократно
    отраженное  "Ир-ри-Ир-ри!".  Я  догадалась,  что  это  ревел  Виталий  -
    господи,  никогда  не  подумала  бы,  что  он  может  так  орать! Что-то
    бултыхнулось  там  в  воду,  и  в  тот  же  момент  раздался  звук.  Мне
    показалось,   будто  все  озеро  чуть  приподнялось  из  тумана  и,  как
    серебряное  блюдо, сияющее под луной, задрожало, завибрировало, отчего и
    возник  этот  стремительно  нарастающий по громкости звук. Янис, стоя на
    плоту,  торопливо  надевал  акваланг.  От  волнения он путался, что-то у
    него  не  получалось,  но  вот,  наконец, он нырнул, и, едва скрылся под
    водой, началось землетрясение...
                                 Глава восьмая,
                       рассказанная Виталием Кругликовым

    Я  сидел в пещере и дрожал от холода. На мне было много шкур, но все они
    были  новые,  плохо  размятые  и  неплотно  укрывали  тело.  Я отобрал у
    Дохлятины  ее шкуру и обвернул свои ноги. Умник снял с себя шкуру, кинул
    ей  и  посмел  взглянуть  мне  прямо в глаза. Я этого не терплю, поэтому
    хлестанул  его  по  морде.  Он  заскулил  и  отполз поближе к выходу. Он
    всегда  торчит  там,  возле дыры, чтобы вовремя улизнуть, иначе мы давно
    бы его съели.

    Я  разрыл  под  собой листья и достал последний припрятанный кусок мяса.
    Он  был  свалявшийся,  суховатый,  почти без сока, но я проголодался и с