латформы и  покатился  по  ней,  пока  не  остановился,
врезавшись в парапет.
   Прямо в него врезался, остановившись, Маркус.
   Почти сразу же взвыли сирены. Скитеру было наплевать.
   Сделано!
   Только тут он едва не задохнулся  от  разом  свалившихся  на  него  новых
напастей. Ему придется заплатить жуткий штраф  -  ведь  он  прорвался  через
дорогие платные Врата дважды, плюс штраф Маркуса, ибо Скитер, не  колеблясь,
намеревался взять ответственность на себя - в конце концов не по его ли вине
Маркусу так не повезло?
   - Пошли, - произнес он почти спокойным  голосом.  -  Пожалуй,  нам  лучше
пойти и покаяться Майку Бенсону сразу же, пока на нас не надели наручники.
   Глаза Маркуса вспыхнули на мгновение  испугом  -  странное  дело,  Скитер
понял, что тот боится за него, а не за себя, - потом он кивнул и, болезненно
морщась, поднялся с решетчатого настила. Скитер  тоже  встал,  вцепившись  в
перила. В толпе под ними разгневанной горой возвышался Майк Бенсон. Со  всех
сторон к пандусам уже спешили парни из службы безопасности.
   Скитер вздохнул, потом начал спускаться прямо к Бенсону. Маркус молча шел
следом.

***

   Возвращение Маркуса и Скитера стало настоящей сенсацией  даже  на  ВВ-86,
где всегда находилось что-нибудь достаточно экзотическое, чтобы судачить  об
этом. Но их возвращение, да вдобавок совместное  -  ни  о  чем  подобном  на
Вокзале еще не слыхали. Чтобы парень из  Верхнего  прорвался  сквозь  Врата,
пропадал целый месяц, а потом прорвался обратно,  таща  с  собой  пропавшего
Нижнего? Это стоило того, чтобы обсасывать так и этак,  без  конца,  поздним
вечером или ранним утром - что, впрочем, мало отличалось  друг  от  друга  в
ровном, никогда не гаснущем свете фонарей Общего зала. Все гадали - и,  само
собой, заключали пари, - как долго Маркуса со Скитером продержат в одной  из
не слишком комфортабельных камер Майка Бенсона.
   Еще больше пари заключалось  по  поводу  даты,  когда  Майк  Бенсон  даст
Скитеру пинка под зад, отправляя его через Главные Врата в  руки  тюремщиков
Верхнего Времени.
   Обитатели Восемьдесят Шестого ждали, делали ставки и спорили  до  хрипоты
(нет, можно сказать, до смерти), пытаясь понять необъяснимое: зачем?
   А у двери кабинета Майка Бенсона сидела, не пропуская никого  ни  внутрь,
ни наружу, небольшая толпа  молчаливых  людей  из  Нижнего,  включая  Йаниру
Кассондру и ее хорошеньких дочурок. Зачем они  там  сидели,  в  ожидании  ли
новостей или в знак протеста, - этого никто не  знал.  Достаточно  было  уже
того,  что,  к  удивлению  местных  жителей,  выходцы  из  Нижнего  Времени,
считавшиеся всегда бессловесными чуть ли не дикарями, смогли  организоваться
настолько, что устроили тихую, но эффективную  сидячую  забастовку,  которой
гордился бы сам Ганди.
   Разумеется, на этот счет тоже было заключено не одно пари.
   В помещении для допросов изможденный, почти теряющий сознание от  боли  в
раненом боку и бесчисленных ушибов, даже от мелких порезов на бритой  голове
(бронзовые бритвы не самым дружественным образом относятся к не привыкшей  к
ним коже), Скитер снова и снова повторял всю  историю  с  начала  до  конца.
Скитер так устал, что уже сбился со счета, сколько раз Бенсон  заставил  его
пересказать свои приключения. Много. Много, много часов подряд. Все тело его
молило о сне. Целительном, божественном  сне.  Он  не  знал,  как  долго  он
находится здесь, но, судя по покрасневшим глазам самого Бенсона,  достаточно
долго. Тот тоже с трудом боролся со сном.
   Маркус, державшийся до последнего, был, невзирая на протесты,  подвергнут
допросу с применением психотропных средств, который Бенсон счел необходимым,
дабы докопаться до истины. Как гражданин Верхнего Времени, Скитер  находился
в неприкосновенности  для  таких  приемов,  но  на  Маркуса  эти  законы  не
распространялись. Поэтому он тоже снова и снова повторял всю  историю:  свое
повторное рабство, встречу с запертым в клетку Скитером и так далее. Все это
настолько  точно  соответствовало  рассказу  Скитера,   что,   несмотря   на
усталость, тот твердо знал: Бенсон так и  не  поймал  их  даже  на  малейшем
несовпадении. Повторив свой рассказ в последний раз, измученный усталостью и
наркотиком Маркус просто выключился и мешком рухнул на стол.
   Одним  словом,  хорошенький  прием  устроил  им  Бенсон  -  пытку  вместо
радостной встречи с родными и близкими, которой оба так ждали.
   -  Ну,  что  дальше?  -   сумел   выговорить   Скитер   распухшим,   едва
поворачивающимся в пересохшем рту языком. - Как насчет кипящего масла,  черт
подрал?
   Он бы с радостью придушил Бенсона на месте голыми руками - если бы только
мог пошевелиться. Но он знал, что, если попробует встать,  просто  брякнется
на пол.
   - Посмотри на него. - Скитер как мог кивнул на продолжавшего  безжизненно
лежать на столе Маркуса. - Готов укокошить нас обоих, да, Бенсон, только  бы
добиться своей чертовой правды? Тебе хочется убить меня, так ведь? Так ведь,
Бенсон?
   Странный огонек загорелся в изможденных глазах Майка Бенсона.
   - Раньше - да, хотел. До этого вот. - Он тоже с усилием кивнул в  сторону
неподвижной, равнодушной ко всему (и к продолжающимся мучениям Скитера в том
числе) фигуры Маркуса. - Я... так, ничего. Когда я носил еще значок в  Сити,
я таких крыс, как ты, за решетку охапками сажал. Вроде  как  мусор  с  земли
сметал. - Он сел и не мигая уставился на Скитера. - Но это...
   - он снова кивнул на Маркуса, - это меняет все, так?
   - Меняет, говоришь? - окрысился Скитер; голос его от усталости дрожал.
   - Разве я все еще не вор, Бенсон? Не крыса,  как  ты  говоришь?  Тут  уж,
Бенсон, что-нибудь одно. Или я вор чертов, или мне наконец  удалось  сделать
хоть что-то достойное - что ты,  будь  ты  проклят,  ухитрился  изговнять  к
чертовой матери.
   Майк Бенсон устало потер руками лицо и глаза.
   - Что-то мне плохо думается, - пробормотал  он,  к  чему  Скитер  тут  же
добавил про себя: "Аминь, боров ты  вонючий!"  -  Ага,  -  продолжал  Бенсон
сквозь ладони. - Это меняет дело, Джексон. Для меня по крайней мере.  Уж  не
знаю, зачем ты сделал это, что тебе с этого, но твоя история  убедительна  и
подтверждена вот им. - Он еще раз кивнул головой в сторону Маркуса.
   Бенсон откинулся на спинку кресла, уронив обе руки на колени.
   - Ладно, Скитер. Можешь идти. И твой приятель тоже. Я... гм... переговорю
с ребятами  из  "Путешествий"  насчет  штрафов.  Это  у  тебя  была  как  бы
спасательная миссия.
   Скитер молча посмотрел на него. Бенсон залился краской и опустил глаза.
   - Сам понимаешь, обещать тебе я ничего не могу; это их Врата, а  Грэнвилл
Бакстер... ну, Бакс находится в трудном положении - самый туристский  сезон,
а "Путешествия" как раз  ввели  новые  правила,  и  он  вынужден  ужесточить
контроль, который и так жестче  некуда.  -  Он  вздохнул,  по  виду  Скитера
заключив, что тому глубоко наплевать на служебные проблемы Бакса. - Так  или
иначе, Скитер, я могу быть настойчивым иногда. И Булл тоже -  а  я  полагаю,
что он проявит всю настойчивость, когда получит мой рапорт.
   И снова Скитер промолчал, продолжая глядеть на него в упор.  "Неужели  он
серьезно   думает,   что   все   это   дерьмо   искупает    эти    последние
черт-знает-сколько часов?"
   - Угу, - только и смог произнести он наконец. Коротко и ясно.
   Бенсон снова покраснел. Проняло мерзавца.
   - Домой сам доберешься или помочь? - спросил он отвернувшись.
   Скитеру отчаянно хотелось взять Бенсона за грудки и рявкнуть ему в  лицо:
"Обойдусь, дрянь вонючая!" Гордость его требовала этого. Но сил  у  него  не
осталось вовсе, и он понимал это. И потом он не должен забывать про Маркуса.
   - Ага, - с трудом пробормотал он, - ага, помощь мне не помешает.  Или  ты
думаешь, что я благодаря твоему гостеприимству хоть три шага пройду?
   Бенсон покраснел еще сильнее и уперся взглядом в свои стиснутые  на  краю
стола кулаки.
   - Маркусу тоже надо помочь. - Скитер ткнул пальцем в своего друга,  потом
уронил руку, дрожа всем телом. - Я с радостью убил бы тебя, Бенсон,  за  то,
что ты сделал с ним.  Уж  он-то  никак  не  заслужил  ни  твоих  уколов,  ни
многочасового допроса.
   Бенсон странно посмотрел на него, словно  не  веря  своим  глазам,  потом
кивнул:
   - Ладно, Джексон. Мои ребята подбросят вас обоих. Если только, -  добавил
он мрачно, - им удастся пробиться через эту шайку демонстрантов под дверью.
   Скитер нашел в себе силы удивиться:
   - Демонстрантов?
   - Все из Нижнего Времени, - устало ответил Бенсон. - Устроили, видите ли,
сидячую демонстрацию. Часов уже двенадцать никого не пускают.
   Скитер не знал, что и думать, но все объяснил сам Бенсон.
   - Его... гм... жена и дети тоже здесь, в самой гуще. И если  бы  взглядом
можно было убить, я бы давно уже стал каменной статуей.
   Скитер вдруг ощутил в желудке леденящую пустоту. "Добро пожаловать  домой
- Маркусу. Но не мне, не  вонючему  воришке".  Он  попытался  стряхнуть  эти
мысли, понимая, что они должны думать о нем после  того,  как  Маркус  из-за
него отправился через Врата с Чаком Фарли. Интересно, вяло подумал  он,  что
сталось с этим говнюком? "Скорее всего я так и не узнаю".
   С неожиданной осторожностью - учитывая его методы ведения допроса -  Майк
Бенсон потряс Маркуса за плечо. Медленно-медленно сознание Маркуса пробилось
на поверхность, и он открыл глаза. При виде склонившегося над ним Бенсона он
болезненно вздрогнул.
   - Все в порядке,  Маркус,  -  тихо  произнес  Бенсон  на  безукоризненной
латыни. - Я верю тебе. Вам обоим. Можешь идти домой. Я вызвал сюда машину  с
водителем, чтобы отвезти тебя домой. Но мне стоит предупредить  тебя,  чтобы
ты не умер от удивления, - тут  под  дверями  сидят  ваши,  Найденные.  Ждут
новостей, а может, и еще чего, не знаю.  Твоя  семья  тоже  здесь,  у  самой
двери.
   Маркус попытался выпрямиться.
   - Йанира? - прохрипел он. - Мои дочки?
   Бенсон кивнул. Маркус встал на ноги, тяжело пошатнулся,  оттолкнул  руку,
услужливо протянутую ему Бенсоном, и все-таки с трудом выпрямился.
   - Пойду к своим. Спасибо за свободу. - В голосе его зазвучал металл.
   Скитер и Бенсон оба понимали, кому он обязан этим.
   Он доковылял до двери и скрылся в  коридоре  -  спина  гордо  выпрямлена,
колени предательски подгибаются.
   "Ну, черт возьми. Если он смог, я тоже". Выпрямить спину оказалось  делом
непростым и болезненным, но он сумел  скрыть  это  от  Бенсона,  бросив  ему
беззаботно: "Спасибо и за мою свободу". Вид у Бенсона был не блестящий.
   А потом это было уже позади, и ему удалось встать совсем  прямо.  Боль  в
теле была более-менее терпимой. Ну, пусть даже менее. Бенсон так и не сказал
ничего, пока Скитер ковылял к двери, сжав зубы от боли в затекших ногах.
   Казалось, вся его левая нога горит огнем. Но он все же добрался до двери,
потом - задыхаясь, глотая воздух - к выходу. Зрение его  то  затуманивалось,
то снова прояснялось, подсказывая ему, куда делать следующий  шаг,  потом  в
глазах снова темнело.
   Когда он открыл дверь, он увидел обнявшихся  Йаниру  и  Маркуса.  Девочки
цеплялись за его ноги. Никто даже не заметил Скитера. Внутри его не осталось
ничего, кроме пустоты. Все, что у него  осталось,  -  это  несколько  монет,
подобранных с песка арены. Бенсон не обыскивал их  -  сквозь  полупрозрачную
египетскую ткань и так было видно, что они не несут ничего такого. Так  что,
можно сказать, в этом не было особой вины Бенсона - ведь он не  знал  о  его
травмах. Когда он слепо столкнулся с  кем-то  из  расходившихся  обратно  по
домам или делам Найденных, это оказалось последней каплей. Скитер  попытался
удержать  равновесие,  но  его  изможденные,  избитые,  израненные   мускулы
окончательно отказались ему повиноваться.
   Он тяжело упал на мостовую. Прежде чем чернота  окончательно  захлестнула
его с головой, он понял, что Найденные просто бросят его здесь - после всего
того, что он сделал с Маркусом, можно  сказать,  отдав  его  на  растерзание
этому треклятому ублюдку Фарли. Он успел  еще  пообещать  себе,  что  найдет
Фарли и убьет его, а потом лицо  его  соприкоснулось  с  холодной,  твердой,
шершавой бетонной мостовой. Сгущавшаяся чернота сомкнулась  окончательно,  и
он уже ничего больше не помнил.

***

   Скитер приходил в себя медленно, по мере того  как  различные  части  его
тела напоминали о себе болью. Голова гудела, как песчаная буря  в  Гоби.  Он
лежал неподвижно, пытаясь вздохнуть и надеясь,  что  это  будет  не  слишком
больно, если только он постарается не шевелиться при этом.
   Это ему не удалось.
   Постепенно до Скитера дошло, что он больше не лежит  ничком  на  бетонной
мостовой Общего зала. Кто-то - возможно, ублюдки Бенсона - перенесли его.
   "Возможно, чтобы туристов не пугало  бесчувственное  тело,  -  с  горечью
подумал он. - Мешает бизнесу".
   С минуту он гадал, не поместил ли его Бенсон  в  одну  из  камер-одиночек
маленькой кутузки Ла-ла-ландии. Потом,  удивив  его  сверх  всякой  степени,
слуха его коснулся детский голос. "Майк Бенсон не сажает под замок детей.
   Во всяком случае, не таких маленьких". Он с  трудом  повернул  голову  на
подушке, чтобы слышать  лучше,  и  чуть  не  задохнулся  от  боли  в  шее  и
непривычного ощущения наволочки на  бритой  голове.  Он  справился  с  этими
помехами по одной, понемногу вспомнив их происхождение.
   Детский голос снова произнес что-то. Он не понял  слов,  но  они  звучали
певуче, как мелодия. Женский голос ответил что-то на том же текучем языке.
   Скитер зажмурился. Он знал этот голос. Глубокий, гортанный,  красотой  не
уступающий своей обладательнице. "Что я делаю в квартире Йаниры Кассондры?"
   Не то чтобы это его слишком тревожило, если Маркус не...
   Где Маркус?
   Он напряг слух, но не услышал голоса Маркуса.  Он  попытался  припомнить,
как попал сюда, но все, что вертелось у него в  голове,  -  это  бесконечный
поток утомительных, бессонных, болезненных вопросов Майка Бенсона. Он смутно
припомнил, что ему разрешили уйти,  что  он  упал  перед  входом  в  кабинет
Бенсона... но он никак не мог вспомнить, что же случилось с Маркусом.
   Этого вынести он уже не  мог.  Он  попытался  спустить  ноги  с  кровати,
откинуть одеяла и встать. Он честно попытался  сделать  это.  Все,  чего  он
добился,  -  это  того,  что,  не  успев  переместиться  из  горизонтального
положения в вертикальное, потерял на мгновение сознание и рухнул  обратно  с
криком боли - та взорвалась в нем электрическим разрядом, словно внутрь  его
сунули провода и открутили регулятор  на  всю  катушку.  Следующее,  что  он
ощутил, - это мягкое  прикосновение  теплого  полотенца  ко  лбу.  Это  было
истинное наслаждение: прикосновение  уняло  боль  в  глазах,  а  тот  голос,
который он слышал последним, зазвучал тревожнее:
   - Скитер? Не бойся, Скитер, ты в безопасности.  Маркус  пошел  позвать  к
тебе доктора Айзенштайн.
   Скитер снова порадовался тому, что  теплое  полотенце  на  его  лбу  было
пропитано водой, стекавшей по его лицу, - на этот раз потому, что глаза  его
непроизвольно наполнились слезами. Никто, кроме Есугэя, никогда не обращался
с ним с такой нежностью. Так, словно она обнаружила источник его  боли  -  а
может, она и впрямь нашла его; недаром же ее звали Заклинательницей,  -  она
начала легко  касаться  его  лица  кончиками  пальцев,  осушая  слезы,  чуть
надавливая на точки, которые он никогда не считал особенными...  так  тепло,
так уютно...
   - Ничего стыдного нет в слезах от боли, Скитер.  Мужчина  не  может  жить
один, без чьего-то прикосновения, без любви. Ты скучаешь по своему свирепому
хану, я знаю, но ты не можешь вернуться, Скитер. - Слова ее  тронули  что-то
глубоко затаенное в его душе, что-то, о чем он  знал,  но  не  хотел  думать
долго-долго. - Отсюда, - тихо говорила она,  продолжая  мягко  касаться  его
лица, - для тебя открыты только два пути, Скитер Джексон. Или ты  останешься
на том пути, по которому следовал всю свою жизнь, и тогда  твое  одиночество
разрушит тебя, или ты выберешь другой путь, к свету. Этот выбор за  тебя  не
сделаем ни я, ни Маркус. Только ты можешь решить это для себя. Но мы  пойдем
рядом с тобой, готовые помочь и поддержать тебя, насколько сможем, какой  бы
путь ты ни избрал. Он ощутил растущий в горле ком.
   - О, Скитер, бесценный друг, ты рисковал всем, даже кровью и жизнью своей
на арене богов, ради спасения Маркуса.
   Когда эмоции  от  этих  слов  окончательно  разбили  его  на  части,  она
помассировала ему виски и завела песню, возможно, древнее заклинание,  в  то
время как он,  отвернувшись  от  нее,  рыдал  в  подушку,  как  не  рыдал  с
восьмилетнего возраста. Слова, которые она прошептала, продолжали  сотрясать
все его тело: "Бесценный друг..."
   А потом послышался голос Маркуса, а еще минуту спустя над ним  склонилась
Рэчел Айзенштайн. Она не обращала внимания на его слезы, а может, считала их
реакцией на боль. Уверенно, опытными руками поворачивала она его так и этак,
оценивая травмы - шрамы на спине и ребрах, сведенные мышцы, порез на боку.
   Потом его осторожно уложили обратно и накрыли теплым одеялом.
   - Скитер? Ты меня слышишь? Это я, Рэчел.
   Не рискнув кивать, он сумел выдавить из себя  хриплое  "да".  Звук  вышел
жалкий, и даже он знал это. Он надеялся, что Йанира с  Маркусом  поймут.  Он
просто слишком устал, слишком измучился от боли, чтобы бороться дальше.
   - Скитер, мне нужно отвезти тебя в  лазарет  Ничего  такого,  что  бы  не
зажило, но слишком много для одного пациента разом. Ты понимаешь, Скитер?
   Снова это жалкое, хриплое "да".
   Он зажмурился, молясь, чтобы Йанира поняла, насколько нужно  ему  сбежать
ненадолго от эмоций, пробужденных в нем всего несколькими  ее  словами.  Эта
часть его существа тоже нуждалась в исцелении. Может, он все-таки повидается
с доктором Мунди, расскажет ему все в конце  концов,  снимет  с  сердца  все
тайны, боль и воспоминания о добрых и ужасных временах.
   Кто-то снял с его лба полотенце-компресс.
   - Помни, - услышал он тихий, бархатный голос Йаниры, -  мы  всегда  будем
рядом, готовые помочь.
   Потом слуха его коснулся металлический лязг  носилок,  двое  санитаров  с
профессиональной ловкостью подняли его и переложили на них. За все время  он
только  раз  закусил  губу.  Потом  каталка  двинулась  из  комнаты,  и  ему
показалось, будто он слышит женский плач, но в его нынешнем состоянии он  не
мог утверждать этого наверняка.
   Они сунули носилки в маленький электромобиль - "скорую помощь" и повезли,
сияя мигалками, судя по всему, по задним коридорам, поскольку продвижение их
не тормозилось толпами заполнивших вокзал отпускников. В маленьком  лазарете
Рэчел Айзенштайн деловито установила его каталку в гнезда  у  стены,  потом,
прежде  чем  он  успел  понять  что-то,  воткнула  ему  в  руку   иглу   для
внутривенного вливания.
   -  Сильное  обезвоживание  организма,  -  пояснила  она,  -  плюс  легкое
болеутоляющее. Тебе это не помешает.
   "Вот правильно, черт возьми". Впрочем, сил произнести это вслух у него не
осталось.
   - Я говорила сегодня утром с Майком Бенсоном, - как бы невзначай  сказала
она. Скитер собрался с силами и навострил уши. - Я все выложила прямо ему  в
лицо. - Она хихикнула. - Жаль, что ты не видел выражения его лица.  Когда  я
все сказала, надеюсь, даже он  усек,  что,  когда  через  Врата  вваливаются
раненые люди - вне зависимости  от  того,  кто  они  такие,  -  их  надлежит
доставлять прямо ко мне, а не терзать весь день бессмысленными допросами.  -
Она потрогала его лоб. - Ты имеешь полное право вытереть им  пол  сразу  же,
как только встанешь на ноги, а мускулы твои будут действовать как надо.
   Скитер сделал попытку улыбнуться, благодарный ей за то, что она понимает.
   - Правда? - прохрипел он.
   - Истинная правда.
   Возможно, он попадет за решетку, но, во имя всех богов, он просто  обязан
свести счеты с мистером Майкл