сумеет вернуть расположение  Малькольма.  Она  должна
это  сделать.  Она  лучше  покончит  с  собой,  чем  вернется  в   Миннесоту
проигравшей.
   Во время бесконечной прогулки по улочкам  Спитфилдза  Марго  вслушивалась
всем своим существом в то, что происходило вокруг, безжалостно отметя  прочь
унижение и страх ради более насущной необходимости учиться.  Она  запоминала
жаргонные словечки,  названия  предметов,  которые  она  никогда  прежде  не
видела,  обрывки  новостей  и  сплетен,  которые  привели  ее  к  нескольким
поразительным выводам о состоянии мира в 1888 году.
   - Малькольм? - Голос Марго лишь чуть-чуть дрожал.
   - Да? - Его голос все еще был ледяным.
   - Это ведь не обычные трущобы, верно? Спитфилдз, я имею в  виду.  Они  не
похожи на Уайтчепель или Сент-Джайлз.
   Он посмотрел на нее. Холодность в его взгляде немного  растаяла,  уступив
место удивлению.
   - Почему ты спросила об этом?
   Она  прикусила  нижнюю   губу,   затем   кивком   показала   на   женщин,
разговаривавших на  каком-то  неведомом  языке,  явно  не  по-английски,  на
мужчин, длиннобородых и одетых в черные сюртуки; они  глядели  прищурившись,
словно их глазам пришлось повидать слишком много горя.
   - Эти люди выглядят и говорят, как беженцы. Кто они?
   Малькольм аж замер на месте. Он рассеянно подул  на  свои  пальцы,  чтобы
согреть их, глядя на Марго оценивающим взглядом.
   - Чтоб меня черти взяли... - тихо пробормотал он. Она  ждала,  гадая,  не
заслужила ли она отсрочки приговора.
   - А как ты думаешь, кто они такие? - Он задал ей нелегкую задачку,  чтобы
посмотреть, как она с этим справится.
   Она стала внимательно разглядывать женщин постарше, укутанных  в  платки,
молоденьких девушек с блестящими черными распущенными волосами и  стыдливыми
улыбками, стариков в широкополых черных шляпах и  шерстяных  жилетах  ручной
вязки с бахромой. Молодые люди выглядели деятельными и полными  надежд.  Те,
что постарше, казались неуверенными и боязливыми, они подозрительно косились
на нее и Малькольма. Язык был похож на немецкий. И тут все, что она  увидела
и услышала, вдруг сложилось в цельную картину.
   Идиш.
   - Это еврейские беженцы, - медленно сказала она. - Но от чего они бежали?
Гитлер... он ведь еще даже не родился?
   - Гитлер был не первым безумцем, организовавшим погромы еврейских общин в
Европе. Просто самым последовательным и жестоким. Сталин, конечно, был почти
таким же негодяем. Лет восемь назад, в 1880-м,  начались  кровавые  погромы,
прокатившиеся по всей Европе. Евреев  убивали,  изгоняли  из  их  домов,  из
стран, где они родились.
   - Значит... то, что происходило во время второй  мировой  войны,  было...
чем-то вроде продолжения всего этого? Только гораздо хуже? Мне  никогда  это
прежде не приходило в голову. - Марго оглядела из конца в конец  улицу,  где
кошерные  бойни  и  лавки  мясников  сражались  за  место   с   портновскими
мастерскими и пекарнями И в эту минуту  Марго  увидела  связи,  тянущиеся  в
будущее из настоящего мгновения, гулким эхом  отражаясь  от  пробелов  в  ее
сознании, пробелов, о которых она прежде и не подозревала. Внезапно ее узкий
миннесотский  мирок  взорвался  и  стал   с   головокружительной   скоростью
расширяться в бесконечно большее пространство, в котором валялись причудливо
разбросанные кусочки человеческой головоломки. И  ей  предстояло  попытаться
сложить их и понять то, что она никогда прежде не считала возможным.
   Ясно,  как  будто  вдруг  вспыхнула  молния,  осветив  неведомые   раньше
закоулки, она вдруг поняла, почему  Малькольм  Мур  был  готов  сносить  всю
бедность и унизительность жизни независимого гида лишь для того,  чтобы  еще
раз шагнуть через новые Врата.
   Он хотел понять Марго взглянула вдоль этих бесконечных коридоров в  своем
сознании, полных нескончаемых  пробелов  и  пропусков,  и  увидела,  что  ей
необходимо заполнить их все - или по крайней мере столько, сколько  удастся,
пока она еще жива.
   Когда она стряхнула с себя это неожиданное видение, Малькольм смотрел  на
нее самым странным образом, словно с ней только что случился припадок и  она
просто никак не может сообразить, что ей следует упасть.  Единственное,  что
она смогла придумать, - это сказать ему:
   - Они, должно быть... я даже представить себе не  могу,  что  они  должны
были подумать, когда Гитлер начал бомбить Лондон.
   Что-то на самом донышке его глаз изменилось в ответ на то, что, наверное,
стало заметно в ее глазах. Марго мгновенно почувствовала, что  он  абсолютно
точно понял, какое сияние распирало ее изнутри. Внезапные, неожиданные слезы
навернулись ему на глаза. Он отвернулся в сторону, выдохнул  и  прокашлялся.
Облачко пара растаяло в морозном февральском воздухе.
   - Это наполовину, если не больше, был мой собственный промах, - промямлил
он. - Ты и так уже была сильно расстроена, и мне следовало проверить, знаешь
ли ты, как обращаться с подобным револьвером, еще до  того,  как  мы  прошли
через Врата. Просто всегда нужно так много всего запомнить, что даже опытные
гиды забывают порой кое-какие мелочи,  скажем,  проверить,  что  знает  твой
напарник. - Странный изгиб его губ, покрасневшие от  смущения  щеки  удивили
ее. - И, по правде сказать, я не очень-то привык работать с напарником.
   Марго вдруг почувствовала, что ей стало трудно глотать.
   - Я начинаю понимать, Малькольм. Ну правда же. Я учусь каждую минуту, что
мы находимся здесь. Я пытаюсь научиться тому, как нужно учиться, а не только
тому, что я должна выучить.
   Малькольм коснулся ее подбородка.
   - Это хорошее начало, Марго. Мы попробуем еще раз, согласна?
   Теперь уже ее глаза наполнились слезами.  В  разведке  оказалось  столько
всякой всячины, кроме приключений и охоты за сокровищами, что Марго  впервые
не была уверена в своей пригодности к этому  делу.  Она  провела  по  глазам
костяшками пальцев и шумно зашмыгала носом.
   - Спасибо, Малькольм. Большое спасибо.
   Он взъерошил ее коротко подстриженные волосы.
   - Отлично сказано, юная Смит. Сейчас едва перевалило за полдень. Вам  еще
осталось изучить изрядный кусок Лондона. - Его улыбка сняла все унизительные
намеки, которые могли почудиться ей в этих словах Не говоря ни слова,  Марго
настроилась, чтобы попытаться понять все, что она увидит вокруг, а не просто
глазеть по сторонам, как ополоумевшая  туристка  Марго  усердно  училась  до
конца их пребывания в Лондоне Она усваивала - медленно и мучительно, но  все
же она усваивала новое. Малькольм без конца  экзаменовал  ее  по  вечерам  с
помощью Джона,  который  быстро  накапливал  множество  сведений  для  своих
собственных исследований. Марго записывала наблюдения в свой  личный  журнал
каждый вечер, пока они еще были свежи в ее памяти.  Она  и  сама  удивилась,
сколько деталей она способна запомнить, если постарается.
   Затем Малькольм сказал ей, что он связался с некоторыми своими  друзьями,
приехавшими в город на зиму.  Приглашение  на  ужин  было  получено  и,  как
полагается, принято. Она была в ужасе.
   - Что мне нужно делать? Что говорить?
   - Как можно меньше, - сухо ответил Малькольм.
   Она вымученно улыбнулась. "Не провали это", - вот что означали его слова,
четко и ясно. Конечно, разведчику не слишком часто приходится  заботиться  о
таких вещах, как формальный званый ужин с британской знатью...
   Ей было страшно и подумать о возвращении к книжной работе, которая  будет
ждать ее после возвращения на Вокзал Времени. Учиться,  делая  что-то,  было
куда как интереснее. Но ей  явно  не  хватало  знаний,  которые  можно  было
почерпнуть из утомительного чтения об обычаях и  нравах  былых  времен.  Она
усилием воли прогнала противные мурашки, поползшие по спине.  Марго  за  три
дня узнала больше о викторианской Англии, чем могла бы выучить за три года в
каком-нибудь душном классе.
   - Ну  что  же,  -  философски  заметила  она,  -  мне  все  твердят,  что
воспитанницы благотворительных школ  должны  быть  скромны  и  молчаливы.  Я
всегда могу вспыхнуть от смущения и пролепетать  какой-нибудь  вздор,  а  вы
выручите меня.
   - Это одно из возможных решений. В данном случае и  впрямь  не  такое  уж
плохое, поскольку формально вы еще не выезжали в свет. Вы читали газеты, как
я посоветовал?
   - Они очень странные.
   - А журналы?
   - Там нет фотографий. Только эти скучные черно-белые гравюры.
   - Предполагается, что вы  читаете  статьи,  -  сказал  он,  преувеличенно
нахмурив брови.
   - Ну, я и половины не понимаю, что там написано.
   - А... - Вот и все, что он на это ответил.
   - Да, да, я знаю. Мне еще многому предстоит научиться.
   - Совершенно верно, - сказал он, взглянув на нее  сверху  вниз  и  задрав
свой ужасно британский нос, - в этом сомневаться не приходится.
   - Ну, не обязательно вам так уж усердно вдалбливать мне это.
   - Хмм,  вот  с  этим  я  согласиться  не  могу.  Мы  чуть  не  погибли  в
Сент-Джайлзе, и... Впрочем, чем меньше будет сказано о  вашем  первом  уроке
верховой езды, тем лучше. Карьера неподготовленного разведчика бывает  очень
короткой.
   Марго вздохнула:
   - Ладно. Я стараюсь. Ну правда же, я стараюсь.
   - Я знаю. Ну а теперь насчет ужина.  Позвольте  мне  объяснить  вам,  как
нужно пользоваться ножами...

***

   Последние три  дня,  проведенные  Марго  в  Лондоне,  были  настолько  же
восхитительными, насколько жалкими и  ужасающими  были  первые  четыре.  Она
освоила  искусство  хлопать  ресницами  и  уходить  от  расспросов,  задавая
собственные наивные вопросы.
   - О, но я такая неинтересная, ну  зачем  вам  выслушивать  нудные  жалобы
сиротки? Пожалуйста, расскажите мне лучше о  верховой  охоте  с  гончими,  я
ничего  не  понимаю  в  этом  развлечении,   а   оно   кажется   мне   таким
захватывающим...
   В этом наряде школьницы, в чепце  и  фартуке,  ее  никто  не  воспринимал
всерьез. Даже леди находили ее прелестной.
   - Мистер Мур, какое необычайно милое дитя. Ваша подопечная очаровательна.
   - Вам и вправду следовало бы вывезти ее в свет через год или два.
   - О нет, нет, только не назад в эту  ужасную  тропическую  дыру,  уж  вы,
конечно, не собираетесь возвращать ее туда?
   И  вот  так  проходил  этот  вечер,  в  чудесной  атмосфере  тонких  вин,
искрящихся весельем разговоров, среди такого изобилия пищи,  с  которым  она
была не  в  состоянии  управиться,  одно  блюдо  за  другим,  с  изысканными
маленькими десертами между ними. В тот вечер она словно плыла на  облаке,  и
ночью ей снились длинные роскошные платья, заразительный смех и  бесконечная
череда приемов и ужинов, и Малькольм рядом с нею...
   На следующий день они снова отправились  ездить  верхом,  на  сей  раз  в
Гайд-парк, причем Марго  сидела  в  дамском  седле  в  длинной  амазонке,  а
Малькольм был облачен в безупречный утренний  костюм.  Несколько  женщин,  с
которыми они вчера ужинали, с улыбками приветствовали  Малькольма,  а  затем
улыбнулись и ей. Марго отвечала на эти приветствия,  как  она  надеялась,  с
подобающей скромностью, но внутри у нее все вскипало от счастья.
   Освещенный утренним солнцем, Гайд-парк был великолепен в этот ранний час,
настолько великолепен, что она почти забыла весь  ужас  болезней,  нищеты  и
насильственной смерти, царивший так недалеко  к  востоку  отсюда.  Поскольку
формально она еще не "выезжала в  свет",  то  ни  один  из  джентльменов,  с
которыми они вчера ужинали, не подал виду, что заметил ее,  но  с  этим  все
было в порядке. Это лишь означало, что Марго приняли как современницу. Она с
блеском  выдержала  трудный  экзамен,  по-своему  столь  же   трудный,   как
смертельная короткая стычка в Сент-Джайлзе.
   Они провели вторую половину дня, разглядывая товары в витринах  магазинов
под стеклянной крышей Королевского пассажа на  Олд-Бонд-стрит,  соединявшего
фешенебельный  Браун-отель  с  этой  главной  торговой  улицей.  Джон  также
сопровождал их.  Марго  пялилась  сквозь  витрины  на  убранство  ювелирного
магазина Бретелла, который почтила своим вниманием сама королева Виктория.
   Марго покинула пассаж, просто ослепленная его великолепием.
   В последний день Малькольм отвез ее на поезде в Брайтон, где они  бродили
по промозглым улицам, а Малькольм указывал ей на тысячи различий между  тем,
чем был этот город в 1888 году, и тем городом,  в  котором  его  семья  была
застигнута Потопом в 1998-м. Они остановились там, откуда  был  виден  берег
моря. Малькольм завороженно  глядел,  как  свинцовые  брызги  разбиваются  о
галечный пляж, и вдруг как-то странно умолк.  Марго  почувствовала,  что  не
может вынести выражения, появившегося в его глазах.
   Она набралась духу и взяла его руку в перчатке своей рукой. Он  посмотрел
на нее, его глаза расширились от удивления, и он с трудом сглотнул.
   - Спасибо, мисс Смит. Я...
   Он не мог произнести больше ни слова.
   Марго принялась действовать инстинктивно.  Она  повела  его  по  улице  к
теплому трактиру и выбрала место в углу. Когда трактирщик подошел к ним, она
улыбнулась и сказала:
   - Крепкого портера, пожалуйста, для моего опекуна,  и  могу  я  попросить
принести мне чашечку горячего чая?
   - Конечно, мисс. Могу ли я предложить джентльмену  чего-нибудь  еще?  Он,
похоже, плохо себя чувствует. Малькольм явно собирался с силами.
   - Простите меня, сударь, - он потер переносицу рукой в перчатке, -  но  я
потерял недалече отсюда любимого брата. Утонул в море. Я...  с  тех  пор  не
бывал в Брайтоне.
   Трактирщик печально покачал головой и поспешил принести  темного  пива  и
чашку  обжигающего  чая.  Марго  молча  потягивала   чай,   пока   Малькольм
окончательно не пришел в себя.
   - Мне не следовало сюда приезжать, - тихо сказал он.
   - Разве туристы не выбираются сюда на выходные?
   - В феврале это редко бывает, - слабо улыбнулся он.  -  Если  кому-то  из
моих гостей хочется побывать на побережье, я  обычно  рекомендую  им  остров
Уайт или даже Мэн. Я избегал Брайтона. Тем более в феврале.
   Марго знала,  что  орбитальный  взрыв  произошел  в  феврале,  ударив  по
побережью Атлантики посреди ночи. Количество  жертв  было  огромно  даже  на
сравнительно защищенных берегах Ла-Манша.
   Малькольм снова отхлебнул своего темного крепкого портера.
   - Ты сейчас отлично себя показала, - прошептал он. - Я не  привык,  чтобы
меня выручал кто-то, кому я служу гидом. Ты спасла меня здесь  от  серьезной
неприятности. Это, - сказал он, подняв свой стакан приветственным жестом,  -
было как раз то, в чем я нуждался: потрясение от необходимости оставаться  в
роли, возвратившее меня  к  реальности,  и  портер,  чтобы  заглушить  боль.
Спасибо.
   - Я... мне просто показалось, что это было бы правильно.
   Слабая улыбка тронула его впалые щеки.
   - Значит, у тебя хорошая интуиция. Это важно. Гораздо  важнее,  чем  тебе
могло бы показаться. - Он допил  остатки  портера,  затем  достал  карманные
часы. - Если мы хотим успеть на обратный поезд в Лондон, лучше поспешить.
   Когда Малькольм пожал ее руку в перчатке, Марго показалось, что она летит
по воздуху.
   К тому времени, как новое открытие Британских Врат заставило их  покинуть
Лондон, Марго уже знала, чем ей хотелось бы заниматься всю оставшуюся жизнь.
"Я сделала это, я провела целую неделю в Нижнем Времени, и я отлично с  этим
справилась". Разумеется, ей еще многому предстояло научиться, она претерпела
унижения и получила ценные уроки, но теперь, когда они остались позади,  она
знала, что именно этого ей все время хотелось.
   "Вот увидишь, - пообещала она небритому лицу, навсегда впечатанному в  ее
память, - ты увидишь, черт бы тебя побрал. Я это сделаю. Это было  потруднее
выдержать, чем все, что мне пришлось снести от тебя, но  я  сделала  это.  И
сделаю снова. Только подожди. Я тебе это докажу".
   Теперь Марго знала, кто она такая и чем ей в жизни заниматься.
   Осталось только убедить в этом Кита Карсона.  И  Малькольма  Мура.  Марго
бросила последний долгий взгляд на освещенные газом окна  дома  "Путешествий
во  времени"  и  храбро  шагнула  через  Врата   на   решетчатую   платформу
Ла-ла-ландии.
   И ей показалось, что она наконец попала к себе домой.

Глава 11

   - В драке на ножах, - терпеливо сказал ей Свен Бейли, -  применяются  три
основные хватки. - Он продемонстрировал.  -  Молотковая  хватка  -  это  тот
способ, которым большинство  людей  держат  нож,  все  равно,  кухонный  ли,
разделочный или столовый.
   Марго поупражнялась с тем тонким ножом, который он ей дал.
   - Затем идет фехтовальная хватка. - Он переложил нож в  своей  руке  так,
словно вскрывал им конверт. Его большой палец был распрямлен и лежал  сверху
на тупой кромке ножа. - Это смертоносная хватка в руках опытного мастера боя
на ножах, от нее очень трудно защищаться. Научись ею пользоваться.
   Марго попыталась взять свой нож так, как ей показал Свен.  Ощущение  было
какое-то странное.
   - И наконец, есть еще обратная хватка, которой обычно  держат  пешню  для
колки льда. - Теперь он держал нож лезвием к себе, так что оно плоско лежало
вдоль его руки.
   - Это выглядит глупо, - заметила Марго. И ощущение тоже было дурацкое.
   Свен протянул к ней поднятую вертикально руку с ножом.
   - Ты осмелишься ударить меня по  руке,  когда  вот  здесь  торчит  острая
кромка?
   - Ну, нет.
   - Верно. В таком положении нож неплохо защищает твою руку. Кроме того,  -
он сделал молниеносное движение, - ты можешь нанести  опасную  резаную  рану
поперек груди и закончить ее мощным уколом.
   Кончик ножа замер в полудюйме от грудины Марго. Она нервно сглотнула.
   - Ох...
   - Редко применяется, но все же это полезная хватка.  Ты  должна  овладеть
всеми тремя и теми приемами, которые годятся для каждой из  них  или  только
какой-то определенной.
   - Ладно. С чего мы начнем?
   - С разновидностей лезвий и для чего они годятся.  -  Он  забрал  обратно
нож, который одолжил ей для практического занятия, и начал рыться в  ящичке,
принесенном с собой в тренировочный зал. Свен достал оттуда полдюжины ножей,
аккуратно вложенных в ножны.
   - Ну вот. Существуют две основные формы лезвия, обе известны во множестве
вариантов. Это, -  Свен  вытащил  из  ножен  десятидюймовый  нож  с  толстым
лезвием, - называется "бови". Срединная часть утолщена  для  прочности.  Вся
эта сторона срезана, так что лезвие несимметрично. Изогнутая верхняя  кромка
называется ложной кромкой. Ее часто затачивают, но не всегда.  Иногда  такие
лезвия дополнительно снабжают зубьями, как у пилы. В сущности, эти  зубья  -
всего лишь рекламный трюк, основанный  на  скверных  кинофильмах  двадцатого
века. Они слишком крупны, чтобы ими можно было  что-нибудь  пилить.  Избегай
таких лезвий. Они могут застрять меж ребрами, и ты останешься без ножа.
   - Никаких зубьев пилы, - повторила Марго.
   - Бови - превосходный нож для  выживания.  Он  достаточно  прочен,  чтобы
использовать его для хозяйственных  надобностей  на  биваке,  например,  для
срезки тонких сучьев для костра, если ты окажешься без ручного топорика.
   Лезвие достаточно толстое, чтобы им можно  было  открывать  жестянки  без
большого риска сломать  кончик.  К  сожалению,  у  него  есть  недостатки  в
качестве боевого ножа, скажем,  излишняя  длина,  отсутствие  острой  второй
кромки на всем  протяжении  до  рукояти,  не  говоря  уже  о  самом  главном
недостатке: он - анахронизм почти во всех местах и временах, в которых  тебе
придется оказаться. Но ты научишься пользоваться им, потому  что  мы  должны
быть дотошными.
   - Поняла.
   - Это, - сказал Свен, извлекая из ножен прекрасное, идеально симметричное
лезвие длиной около восьми дюймов, - листовидный, или  копьевидный,  кинжал.
Его форма почти такая же, как у древних наконечников копии,  и  даже  как  у
древнеримского короткого меча гладия. Но в отличие от гладия  он  достаточно
мал и достаточно остер с обеих сторон, чтобы являться почти идеальным боевым
ножом. Он разрежет к чертям