оставить
на улице какую-нибудь хитрую улику,  указывающую  на  этих  грязных  евреев.
Ничего, он постарается. Не забыл же он захватить свой мелок, верно?
   Но он не будет писать ничего такого, пока его нож не напьется досыта.
   Застав Кэтрин Эддоуз в момент ареста за пьяное поведение  на  улице,  они
потратили несколько часов, обходя паб за пабом следом за Страйд,  и  наконец
нагнали ее на Сеттлз-стрит, у питейного заведения " - Бриклейерс-Армз". Было
уже около одиннадцати вечера. Увы, они обнаружили ее в обществе  невысокого,
хорошо  одетого  мужчины,  которого  она  со  смехом  называла  Ллевеллином.
Валлиец! Менбрик, бросил взгляд на Лахли,  который  пристально  наблюдал  за
этой парочкой из тени.
   Потаскуха и ее валлиец стояли в дверях паба, ожидая, пока  дождь  стихнет
хоть немного. Клиент вел себя нетерпеливо: он целовал ее и  вообще  держался
как какой-нибудь матрос, а не респектабельный торговец, каковым, несомненно,
являлся. Возможно, какой-нибудь торгаш из Кардиффа -  приехал  в  Лондон  по
делу и слоняется по Ист-Энду, где мужчина может получить все,  что  захочет,
за стакан дешевого джина.
   Двое работяг, тоже прячась от дождя, заказали себе пива и с  любопытством
наблюдали за чудаками в дверях. Один узнал ее и толкнул второго локтем.
   - Эй, Лиз, тащи своего дружка сюда, выпьем, а?
   Высокая  женщина  со  смехом  оглянулась,  потом  шепнула  что-то  своему
клиенту. Тот мотнул  головой:  его  гораздо  более  занимали  ее  бедра  под
драповым пальто. Мужчина, пригласивший их, понимающе фыркнул.  Его  приятель
тоже окликнул их, перекрикивая царивший в пабе шум.
   - Держи ухо востро, Лиз, покуда этот Кожаный Фартук до тебя не добрался!
   Ответом на это предостережение был дружный  смех:  спутник  Лиз  явно  не
принадлежал к евреям - выходцам из  Восточной  Европы.  Он  и  в  Лондоне-то
наверняка был совсем недавно, так что не понял смысла шутки. Джеймс  Мейбрик
довольно ухмыльнулся в свой стакан пива. Кожаный Фартук, вот  это  и  впрямь
славная шутка вышла! А ведь  откуда  им  знать,  что  Кожаный  Фартук  сидит
аккурат здесь и смотрит на них, ждет, покуда этот ублюдок кончит свое  дело,
чтоб сэр Джим занялся своим. Правда, ее прелести мало волновали сэра  Джима.
Не за этим он сюда пришел. Сэр Джим может  поиметь  шлюху  всякий  раз,  как
захочет - для этого ему достаточно просто переспать со своей женой.
   Вскоре после одиннадцати Лиз Страйд и ее нетерпеливый  валлиец  вышли  из
"Бриклейерс-Армз" в дождливую ночь и направились в укромное  место,  каковым
оказалась темная лестница на Гульстон-стрит. Из своего  укрытия  у  подножия
лестницы Мейбрик слышал, как она просит мужчину  прочитать  ей  письмо,  что
лежит у нее в кармане.
   - Прочесть тебе письмо? -  прохрипел  он:  пока  она  задавала  ему  свой
вопрос, он явно занимался своим делом. - Ты что, спятила?
   - Оно на валлийском. Мужчина фыркнул.
   - Я не затем приехал в Лондон, чтобы читать чужие письма. Да  к  тому  же
читать по-валлийски могут только босяки. Боже правый, женщина, если  валлиец
хочет избавиться от несправедливости быть валлийцем, ему лучше  забыть  все,
что есть в нем валлийского. К черту черный хлеб, к черту валлийский язык,  к
черту все. Бог мой, женщина, да не дергайся же, я еще не кончил!
   Джеймс Мейбрик, низко нахлобучивший шляпу на лоб от дождя и ветра,  снова
улыбнулся в усы. Клиент Длинной Лиз не знал этого, но его неумение читать на
родном языке только что спасло ему жизнь. Элизабет Страйд  явно  не  слишком
обрадовалась тому, что чувство неполноценности у валлийца превратило его еще
в большего английского сноба, чем большинство англичан.
   Когда она наконец спустилась с лестницы, лицо ее опасно раскраснелось,  и
настроение тоже явно было не из лучших.
   - Ну спасибо, миленок, - буркнула она, сунув в карман несколько монет.
   Валлиец с озадаченным видом смотрел ей вслед.
   - И что им, черт подери, этим бабам, нужно? Ладно, ну  ее,  где  там  моя
гостиница?
   Он огляделся по сторонам, жмурясь от хлеставшего в лицо дождя, и  быстрым
шагом двинулся в западном направлении.
   В том, что нужно было Элизабет Страйд, не оставалось никаких сомнений. На
протяжении следующих тридцати минут Джеймс Мейбрик  и  его  наставник  тенью
следовали за ней по всему Ист-Энду, от Уайтчепла через Уоппинг и на  восток,
в Поплар - злачный квартал портовых  игорных  домов  и  питейных  заведений.
Поговаривали, что в свое время Длинная Лиз и ее  покойный  муж  держали  там
вполне даже процветающую  кофейную  лавку.  Именно  здесь  Страйд  подцепила
клиента - матросика, который вывалился из паба в компании  нескольких  своих
товарищей, распевая жалостную  песню  о  том,  как  он  тоскует  по  родному
Кардиффу. За четверть часа до полуночи она и ее  моряк,  молодой  человек  в
укороченном  черном  плаще  и  белой   матросской   шапочке,   тащились   по
Бернер-стрит обратно в Уайтчепл, где они задержались в подворотне дома номер
64, чтобы переждать вновь усилившийся дождь. Случайный прохожий покосился на
целующуюся парочку, но не заметил ни Мейбрика, ни Лахли, стоявших в тени  на
противоположной стороне дороги.
   - Да от тебя ничего окромя молитв не услышишь!  -  рассмеялся  матрос,  и
смех его раскатился по всей Бернер-стрит. Прохожий свернул на  Фэйрклу-стрит
и скрылся из вида, и он склонился к самому уху Лиз. - Ну а сейчас как насчет
этого.., самого? Дашь?
   - Еще  бы  не  дать,  я  и  место  укромное  знаю.  Тут,  через  улицу  -
Датфилдз-ярд, где раньше телеги делали. Там, миленок, в  полночь  никого  не
найти. Мистер Датфилд перенес свою мастерскую на  Пинчин-стрит,  а  мешочная
мануфактура на ночь закрыта. И там есть конюшня, сухая да пустая -  телег-то
нету.
   - А!.. На слух здорово. Ну, давай, веди, ангел мой. Когда они  показались
из подворотни дома  64,  штаны  у  матросика  заметно  топорщились  спереди.
Мейбрик сунул руку в карман, стиснул нож и задышал чаще. Датфилдз-ярд...  Он
знал это место. Лучше не придумать. Закрыто  со  всех  сторон,  только  один
вход, да и тот через узкий проулок длиной  футов  восемнадцать-двадцать.  Он
отгораживался от улицы деревянными  воротами,  по  обе  стороны  от  которых
тянулись непрерывной цепочкой коттеджи рабочих с табачных фабрик, портных, и
еще рабочий клуб, боковой фасад которого как раз выходил в проулок.
   Там сейчас как  раз  проходил  какой-то  вечер.  До  Мейбрика  доносились
обрывки разговоров на полудюжине разных языков. Английском, русском,  идише,
французском, итальянском, еще каком-то славянском - должно быть, чешском или
польском...  Эти  людишки  со  всей  Европы  собрались  в  этом  задрипанном
маленьком  зале,  чтобы  разыгрывать  здесь   любительские   спектакли   или
музыкальные концерты,  не  говоря  уже  о  вздорных  собраниях,  на  которые
стекались все смутьяны Ист-Энда.  Мейбрик  презирал  этих  агитаторов  с  их
бредовыми идеями насчет миссии рабочего класса и всего такого. Вот такие вот
бунтовщики и разрушают Империю. Они да их шлюхи подрывают основы  британской
морали...
   Элизабет Страйд, такая же инородка, как  рабочие  в  клубе  через  улицу,
развлекалась в Датфилдз-ярде. Интересно, читает ей сейчас ее  матрос  письмо
или нет? Мейбрик погладил свой нож. Ему было наплевать на  матроса,  хотя  и
ему предстояло умереть, если он перевел письмо доктора  Лахли  этой  поганой
замарашке. Боже, ну они и развлекаются там! Он  достал  из  кармана  часы  и
вгляделся в циферблат в слабом свете окон рабочего клуба.  Черт,  уже  почти
половина первого! Он замерз, устал  и  промок,  он  протрясся  в  поезде  из
Ливерпуля целых пять мерзких часов, и им еще  пришлось  таскаться  по  всему
этому проклятому Ист-Энду...
   Скорее бы! Он раздраженно захлопнул крышку часов и резким движением сунул
их в карман жилета. Нетерпение  жгло  его  изнутри.  Нынче  вечером  он  уже
готовился раз к удару, но из-за пьянства. Кэтрин Эддоуз все тогда сорвалось.
Когда Страйд наконец показалась в воротах, Джеймс Мейбрик созрел  для  таких
жестокостей, о каких раньше и не думал.  Бог  свидетель,  как  только  Лахли
получит свое письмо, он швырнет эту суку обратно в темный переулок,  задушит
ее, а потом будет кромсать, кромсать, пока не выплеснет всю злость...
   - Жаль, что ничего не могу поделать с твоим  письмом,  милая,  -  говорил
моряк, выходя вместе с ней на улицу. - Ну,  имя-то  я  свое  как-нибудь  еще
прочитаю, но не больше. В жизни в школу не ходил.
   - Ну, ты-то в этом не виноват, - отвечала она, но голос  у  нее  был  при
этом недовольный. Настроение у нее  по  сравнению  с  тем,  что  было  после
прощания с прошлым клиентом, явно не улучшилось.  -  Сдается  мне,  во  всей
Британии не найдется и одного валлийца, чтоб мог читать по-своему.
   Моряк рассмеялся.
   - Ну, раз так, поцелуй меня, и пойду-ка я, поищу  своих,  покуда  они  не
забеспокоились.
   Если бы Мейбрика не снедала жажда бить и резать, он  расхохотался  бы  во
весь голос. Бедная, грязная потаскуха: вот у нее  в  кармане  лежит  письмо,
которое стоит королевских денег - буквально! -  и  она  не  может  найти  ни
единой души, чтобы его перевести. Моряк смачно  чмокнул  ее  на  прощание  и
побрел в направлении Поплара и порта. Бурля от  нетерпения,  Мейбрик  шагнул
вперед, но тут же застыл, выругавшись про  себя,  когда  молодой  человек  в
темном плаще и охотничьей шапочке вышел из клуба, держа в руках завернутую в
газету коробку размером  примерно  шесть  на  восемнадцать  дюймов.  Он  шел
быстро, и глаза  его,  судя  по  всему,  не  успели  привыкнуть  к  темноте,
поскольку он налетел прямо на Лиз.
   - Ох, извините!  -  воскликнул  он,  с  трудом  удержав  ее  от  падения.
Произношение выдавало в нем иностранца.
   - Ну вы меня и напугали, - выдохнула она, изобразив тем не менее на  лице
улыбку.
   - Вы не ушиблись?
   - Нет, ни капельки, правда. А вы, часом, не знаете здесь никого,  кто  бы
читал по-валлийски?
   Несмотря на явное удивление, молодой человек с сомнением покачал головой.
   - Нет, боюсь, не знаю. Я сам - венгр, в Англии совсем недавно.
   - О... Ну, раз так, может, проводите меня до дому, а? Это близко,  а  мне
страшно, как этот маньяк разгуливает по улицам...
   - Конечно, мадам.
   Он проводил ее через улицу, как раз к месту, где  прятался  Мейбрик.  Тот
едва не сломал рукоять ножа, с такой силой он стиснул ее в кулаке, и  вжался
в темноту подъезда, в котором стоял. Боже правый,  да  неужели  эта  грязная
шлюха даже на минуту не остается одна? Если она всю дорогу до своей ночлежки
будет цепляться за этого чертова венгра, они так к ней и  не  подберутся!  И
тут новые  шаги,  простучавшие  по  булыжной  мостовой,  заставили  Мейбрика
вжаться в темноту еще глубже. Иисусе Христе,  это  же  чертов  констебль!  С
бешено колотящимся  сердцем  стоял  он,  окаменев,  и  смотрел  на  то,  как
констебль подходит к Страйд и ее венгру.  Полицейский  нахмурился  и  грозно
пошевелил усами.
   - Э, а ну давай, двигай отсюда, Лиз, нечего тебе здесь делать.
   Лиз Страйд возмущенно вскинулась: алкоголь и усталость от ночных  шатаний
начали сказываться на ней.
   - Не просила я джентльмена ничего такого! Он сам чуть не сбил  меня,  как
из той двери вышел!
   Венгр нервно помял в руках свою шапку, пробормотал что-то насчет  дома  и
устремился по  Бернер-стрит  в  направлении,  противоположном  тому,  откуда
появился констебль. Полисмен пожал плечами и двинулся дальше, оставив Страйд
браниться ему вслед.
   - Ну, на ночлег я по крайней мере набрала. Может, этот козел и  не  умеет
читать, но уж денежки у него в кармане водятся, это точно. - Она вздохнула и
побрела по Бернер-стрит, явно отказавшись на эту ночь от своих планов  найти
переводчика.
   И наконец-то, Боже, наконец-то она  осталась  одна.  Джон  Лахли  быстрым
движением вынырнул из своего укрытия  на  противоположной  стороне  улицы  и
подошел к ней.
   - Мадам? Я хотел сказать, мадам, я невольно подслушал ваш разговор. -  Он
говорил очень тихо, но Мейбрик, все  чувства  которого  были  напряжены  как
струна, слышал все до одного звуки вплоть до  дыхания.  -  Вы  говорили,  вы
ищете кого-нибудь, читающего по-валлийски?
   Лиз Страйд удивленно застыла.
   - По-валлийски? Ну да, искала. Он дотронулся  до  своей  черной  шапки  и
отвесил ей шутливый поклон.
   - Так уж вышло, что я валлиец. Что там вы хотели прочитать?
   В глазах ее вспыхнула жадность, и она потянулась к  карману,  но  тут  же
тревожно застыла.
   - Подслушали, говорите? - с опаской переспросила она. - И  давно  это  вы
слушали?
   - Ну, мадам, совсем недолго. Ну, так вы хотите, чтобы я прочитал для  вас
это письмо или нет?
   Она попятилась от него в сторону прохода в Датфилдз-ярд.
   - Я не говорила, что это письмо.
   Лицо Лахли вспыхнуло яростью. Ему так  же  не  терпелось,  как  Мейбрику,
возможно, даже больше - он-то ждал этого  целых  две  недели,  тогда  как  у
Мейбрика были дела в Ливерпуле, и дети, и дом...
   - Ну конечно же, письмо! Что еще  это  может  быть?  Ох,  Бога  ради,  да
давайте же сюда эту чертову штуку!
   - Мне идти надо, меня вон в том пабе друг ждет, мне... Она сделала шаг  в
сторону, и терпение Лахли лопнуло.  Он  схватил  ее  за  руку  и  потащил  в
переулок.
   - Гони письмо, шлюха вонючая! - Она попыталась вырваться, и Лахли  ударом
сбил ее в грязь. Лиз успела  негромко  взвизгнуть,  потом  еще  дважды.  Она
пыталась подняться на ноги, роясь  зачем-то  в  кармане.  Мейбрик  с  бешено
бьющимся сердцем схватил свой нож и совсем было собрался выйти  из  укрытия,
когда услышал приближающиеся шаги и шепотом выругался. Вместо ножа он достал
свою трубку, раскурил ее трясущимися руками, и тут Лахли оглянулся.
   -  Липский!  -   вырвался   у   Лахли   тревожный   выкрик,   заставивший
приближавшегося невысокого, темного человечка обернуться. И так собиравшийся
перейти на другую сторону улицы, чтобы избежать потасовки у ворот, бородатый
мужчина, судя по одежде, еврей, засеменил ногами еще быстрее. Мейбрик шагнул
к нему - новая помеха разъярила его до  такой  степени,  что  он  готов  был
изрезать в клочки кого угодно, оказавшегося  на  его  пути.  Еврей  бросился
бежать, и  Мейбрик  побежал  за  ним.  Так  он  преследовал  его  до  самого
железнодорожного  моста,  когда  до  него  дошло  наконец,   что   Лахли   в
Датфилдз-ярде уже отнимает свое письмо. Не за тем он, Мейбрик, приехал сюда,
чтобы гоняться за проклятыми, мешающимися под ногами евреями, не для того он
провел всю эту вонючую ночь под дождем.
   Мейбрик развернулся и поспешил обратно в переулок.  Лахли  и  правда  уже
достал из кармана потаскухи свое письмо. Он прижимал ее  спиной  к  воротам,
одной рукой сдавливая ей горло, чтобы она не  могла  вздохнуть,  не  то  что
закричать. Убийственная ярость исказила его лицо, а смертельный ужас  -  ее.
Глаза ее выпучились  при  виде  подбежавшего  Мейбрика,  и  лицо  осветилось
отчаянной надеждой...
   - Не на улице! - прошипел Мейбрик, остановившись. - Этот чертов констебль
может вернуться в любую минуту! Оттащим ее в Датфилдз-ярд...
   Подушив ее для  верности  еще  немного,  они  отволокли  Элизабет  Страйд
обратно в темноту. Она отбивалась из всех сил, что оставались в ее костлявом
теле, и это сильно тормозило их. Задыхаясь, Лахли наконец швырнул ее  спиной
о кирпичную стену и прижал ее одной рукой за грудь, второй -  за  горло.  На
всякий случай Мейбрик зажимал ей рот рукой в перчатке: ее хрип мог  привлечь
внимание людей в зале, окна которого выходили во двор прямо над ними.
   - Я хочу ее! - прошипел Мейбрик.
   - Когда я с ней покончу, черт подери! - Голос Лахли срывался от злости  и
натуги. Она еще билась, но  уже  слабее;  сознание  покидало  ее.  Дрожа  от
желания, Мейбрик достал  свой  нож.  Наконец  она  стихла,  только  в  горле
раздавался еще слабый хрип. Лахли уложил ее в грязь.  -  Надо  сделать  так,
чтобы казалось, будто она  зашла  сюда  трахаться,  -  пробормотал  он  едва
слышным шепотом. Мейбрик слышал, как доктор шарит по ее карманам.  -  Ага..,
это здорово, пакетик "Качу"...
   А... Мейбрик улыбнулся. Пилюли,  которые  сосут  курильщики  для  свежего
дыхания. Когда констебли найдут ее, они подумают, она  достала  их  пожевать
перед тем, как обслужить клиента.  Им  ни  за  что  не  догадаться,  что  ее
задушили и зарезали ради письма, которое Лахли прятал в карман своего плаща.
Вдруг Лахли выругался.
   - Боже! Эта сучка носила в кармане нож! - Он  выпрямился,  держа  в  руке
короткий, но, судя по виду, острый нож. В  темноте  Мейбрик  мог  разглядеть
только блестящее лезвие. - Чертова сука! Ладно, - прошипел наконец доктор. -
Она ваша. Только быстрее!
   - Дайте мне ее нож! - прохрипел Мейбрик. Он  взрежет  ее  же  собственным
вонючим ножом! Лахли передал нож,  и  Мейбрик  склонился  над  телом.  Какое
наслаждение он испытал, когда первым ударом перерезал ей горло! Он взялся за
ее юбки, чтобы взрезать ей живот...
   ...и ворота в конце переулка заскрипели, открываясь.
   Конские копыта зацокали по булыжнику, направляясь прямо  к  ним.  Мейбрик
распрямился так быстро, что у него закружилась голова. Лахли схватил его  за
руку и потащил в глубь двора, к конюшне.  Сердце  Мейбрика  вдруг  сделалось
тяжелым и неповоротливым от страха. Горячая кровь  капала  с  его  дрожавших
рук. Во двор въезжала чья-то телега.
   Боже праведный, нас же повесят из-за этой проклятой шлюхи!
   Лошадь почти наступила на распластанное тело. В  самый  последний  момент
она фыркнула и дернулась в сторону, явно унюхав запах крови.
   - Какой бес в тебя вселился? - буркнул мужской голос  с  хорошо  заметным
акцентом. - Вот я тебя кнутом... Э, да здесь на  земле  что-то...  -  Слышно
было, как человек склонился с телеги и потыкал в темноту кнутовищем.  -  Кто
это еще? Ты что, пьяна? Вставай, не мешай проезду... - Голос вдруг  сделался
неуверенным. - Может, ей худо? - Возчик соскочил  с  телеги  и  поспешил  по
переулку назад, на улицу. - Пойду, позову на помощь, принесу  фонарь.  Темно
здесь, как...
   Ох, Боже, он уходит!
   - Живо! - прошипел ему на ухо голос Лахли.  Мейбрик  не  стал  дожидаться
второго приглашения. На подгибающихся ногах  они  бесшумно  выскользнули  со
двора. Слава Богу, Лахли догадался обувать  башмаки  на  резиновой  подошве,
когда они начинали все это дело, иначе их шаги наверняка бы услышали. Ему до
сих пор не верилось, что им удалось бежать. Он  сунул  оба  ножа  в  карманы
своего плаща, и  они  зашагали  вниз  по  Бернер-стрит,  пока  кучер  телеги
стучался в дверь шумного рабочего клуба у них за спиной.
   - Что там, Димшульц? - донесся до них мужской голос.
   - Там, во дворе, какая-то женщина лежит. Достань фонарь...
   Димшульц! Имя мгновенно всколыхнуло Мейбрика. Еще один вонючий еврей!  Он
выследит этого ублюдка, точно выследит! Перережет его проклятую глотку - как
он посмел помешать им? Он едва горло ей  успел  перерезать,  ничего  больше,
черт подрал!
   - Держите руки в карманах! - прошипел Лахли. - Они у вас все в крови. Нам
нужно как можно быстрее уйти в подземелье.
   - Но я же даже выпотрошить ее не успел! В глазах его наставника вспыхнула
ярость.
   - Плевать я, черт возьми, хотел на то, что вы успели или не успели!  Псих
несчастный, нас ведь едва не поймали! Четверти часа  не  пройдет,  как  весь
Ист-Энд  будет  кишмя   кишеть   констеблями!   -   Лицо   Лахли   сделалось
пепельно-серым.
   - Я знаю, что нас чуть не  поймали,  черт  подери!  -  прошипел  в  ответ
Мейбрик, которого продолжала  жечь  неутоленная  ненависть.  -  Но  ведь  не
поймали, нет? И чертовы копы будут искать не нас двоих, а  одного  человека.
Вонючего еврея-иноземца, разгуливающего в одиночку!
   Лахли немного перевел дух; челюсть его, судорожно  выдвинутая  вперед  от
злости, вернулась в нормальное положение.
   - Верно. Ладно, раз так, идем дальше, вдвоем. А что, уже дружкам  принять
нельзя, раз суббота-то? Хлопнули по маленькой, вот,  идем  добавить,  а  че,