принцепс был риксом варваров (Черепанов  мысленно
поморщился - опять "варвар"), и  кому,  как  не  ему,  знать  ход  мысли
варваров.  Я  ничуть  не   сомневаюсь   в   правильности   предложенного
латиклавием Зимой. И не сомневаюсь в выводах,  которые  им  сделаны.  Но
обращаю внимание на тот факт, что наличие усиленной когорты в  указанной
области  действительно  обезопасит  побережье.  И,  с  другой   стороны,
отсутствие одной когорты не ослабит нашего легиона. Так что у меня  есть
предложение: поручить Геннадию Павлу свободное патрулирование  западного
побережья в пределах провинции Мезия. Предоставить в  его  распоряжение,
кроме его собственной двойной кентурии, смешанную <Смешанной  называлось
подразделение, в которое входили одновременно пехота и конница. Иногда в
подобном подразделении пехоту, для ускорения передвижения,  тоже  сажали
на коней.> когорту, набранную из состава  легиона.  Думаю,  этого  будет
достаточно, чтобы пресечь возможные мелкие набеги  варваров.  Лично  мне
будет спокойнее, если я буду знать, что на случай неожиданностей  у  нас
окажется здесь подразделение Геннадия Павла. Принцепс уже  доказал,  что
умеет появляться в нужное время в нужных  местах.  Думаю,  удача  ему  и
впредь не изменит.
   Легат наморщил лоб. Он был в  затруднении.  Он  всегда  оказывался  в
затруднении, когда требовалось  пошевелить  мозгами.  Правда,  время  от
времени он вспоминал, что  он  командует  легионом.  И  должен  отдавать
приказы. И тогда - горе его легионерам.
   Сейчас, впрочем, Цейоний  Метелл  решений  принимать  не  стал,  а  с
надеждой поглядел на трибуна-латиклавия.
   - А что, - изрек Деменций Зима. - Мысль неплохая. Только я думаю, что
сотни катафрактариев будет маловато. Предлагаю усилить смешанную когорту
двумя-тремя  алами  легкой  конницы.  Армянской  или  нумидийской.   Как
считаешь, Флор?
   Префект лагеря Децим Флор пожал широкими плечами:
   - На твое усмотрение. Если ты согласен с Аптусом,  не  стану  с  вами
спорить.
   Он придерживался принципа: поддержи своих -  и  они  поддержат  тебя.
Черепанов не был для него своим, зато Аптус и Зима - были.
   - У кого  еще  есть  предложения?  Возражения?  -  осведомился  Дидий
Цейоний Метелл.
   Предложений не  было.  Коли  трое  старших  (после  легата)  офицеров
высказались "за", то какие могут быть возражения?
   Остальные присутствующие сочли за лучшее промолчать. В римской  армии
было не принято оспаривать решения старших. Если это не касалось  денег.
И если в списке предков не было пары-тройки консулов.
   -  Предлагаю  тебе,  принцепс,  использовать  личный  состав   второй
когорты. Все равно ее следует доукомплектовать, - сказал Деменций  Зима.
- Там после прошлогодней баталии только два кентуриона осталось.
   Цейоний Метелл глянул на своего латиклавия с  неодобрением.  Максимин
уже объявил во всеуслышание, что считает  легата  Одиннадцатого  главным
виновником прошлогодних потерь. Раз командующий так считает, значит, так
оно и есть. Но зачем Деменций лишний раз напоминает об этом. Нетактично.
   - Значит, решено, - быстро сказал  легат.  -  Принцепс  Геннадий,  ты
понял, что от тебя требуется?
   - Так точно!
   - Писарь, составь приказ и дай мне на  подпись.  Что  у  нас  дальше,
Деменций?
   - Телеги, превосходный. Для летней кампании  нам  требуется  еще  сто
восемьдесят повозок. А канцелярия наместника...
   Черепанов не слушал. Это был не его вопрос. Зато он уже знал, с  чего
начнет  доукомплектование  второй  когорты.  С  перевода  своей   старой
кентурии  из  Первого  Фракийского  сюда,  в  Одиннадцатый.  Ему   нужны
надежные, проверенные парни на "сержантских" должностях. Те, на кого  он
может положиться. Тем более он однажды обещал Гаю Ингенсу,  что  сделает
его кентурионом, а обещания надо держать.
 
Глава восьмая 
ГОНЕЦ 
 
   Они   высадились   в   разгар   праздника   Флоралий   <Флоралии    -
праздник-карнавал в честь богини Флоры (28  апреля  -  3  мая).>.  Когда
жители большинства римских провинций, прекратив работу, радовали себя  и
богиню плясками, подарками и  карнавальными  шествиями.  Когда  железная
хватка римской дисциплины ослабела, и десятки тысяч легионеров  по  всей
бескрайней  империи  на  несколько  дней  перестали   быть   армией,   а
превратились в обычных мужчин, свободных, радующихся жизни,  разомлевших
и безмятежных. Когда... Они высадились, когда их не ждали. Там,  где  их
не ждали...
 
*** 
 
   Командир  мобильного  подразделения  принцепс  Одиннадцатого  легиона
Геннадий Павел Череп, тоже разомлевший  и  безмятежный,  лежал  в  своей
командирской палатке на охапках свежих цветов, а юная грация, вся одежда
которой состояла из кожаной карнавальной  полумаски,  амазонкой  оседлав
кентуриона, втирала благовонное масло в его мускулистую спину. Так  было
принято. Веселиться и осыпать  друг  друга  цветами.  И  кувыркаться  на
цветочных "постелях" с темпераментными поселянками. И  бросать  венки  в
воду. И многое другое, безусловно приятное.  Так  что  даже  не  слишком
потакавший многочисленным религиозным отправлениям  (снижающим,  по  его
глубокому убеждению, боеспособность армии)  Черепанов  в  этот  праздник
разрешил  своим  ребятам  оттянуться  по  полной.  И  сам  тоже   слегка
расслабился. В конце концов, все мы - люди...
   Прекрасное  настроение  принцепса  Геннадия  объяснялось  не   только
праздником, но и тем, что вчера он получил очередное письмо от Корнелии.
Дочь  сенатора  Гордиана  прислала  стихи,  написанные  ее  отцом  перед
отбытием в Африку. Император направлял Антония Антонина  легатом  в  эту
провинцию. Стихи были, на вкус Черепанова, весьма посредственны.  А  вот
само письмо, где в канву светских  сплетен  Великого  города  вплеталась
грустно-лирическая нотка воспоминаний  о  кратких  встречах  с  "храбрым
Геннадием Павлом", возбудило в душе "храброго" принцепса трепет,  весьма
неожиданный для столь солидного мужчины. Особенно же приписка о том, что
Корнелия будет просить богов, чтобы в ближайшем будущем  пути  "храброго
Геннадия" и Корнелии Престы непременно пересеклись, а  встречи  не  были
столь мимолетны.
   Холодный разум Черепанова  утверждал,  что  это  лишь  слова  юной  и
романтичной девушки, и увлекший ее образ "храброго  Геннадия",  спасшего
ее  от  варваров,  -  всего  лишь  романтический  образ,  весьма   слабо
соответствующий настоящему Геннадию Черепанову. Холодный разум  говорил:
у юной и романтичной девушки есть взрослый и совсем не романтичный папа,
искушенный  и  хитроумный  политик,  кичащийся  собственной  благородной
кровью... Который так удачно отбыл на другой континент.
   И подполковник велел "холодному разуму" заткнуться. Потому  что  если
он, Геннадий Черепанов, стремился к настоящей  цели,  то  он  этой  цели
непременно достигал. Всегда. Ну почти всегда...
 
*** 
 
   Пропыленный, воняющий лошадиным потом гонец ввалился в палатку,  давя
калигами пахучие полевые цветы.
   "Поселянка", младшая дочь хозяина  здешних  виноградников,  пискнула,
когда Черепанов, мгновенно перевернувшись, сбросил  ее  на  благоухающий
"ковер".
   - Какого?.. - начал он. И осекся. - Где? - быстро спросил он.
   - У Тумоса, - хрипло ответил гонец. - Я от префекта Маркиополя.
   - Что Маркиополь?
   - Удержимся. Их тысяч пять. Кораблей полтораста. Мы удержимся.  Тумос
- вряд ли.
   - Та-ак... - протянул  Черепанов,  поймал  жадный  взгляд,  брошенный
гонцом на кувшин с разбавленным вином, разрешил:
   - Глотни.
   Дочка поселянина-виноградаря (годовой доход впятеро  больше  годового
жалованья принцепса вместе с "премиальными") накинула тунику  и  взялась
заплетать сандалии. К смуглым ножкам прилипли белые цветочные лепестки.
   - Кто? - спросил Черепанов.
   Гонец оторвался от кувшина, обтер губы ладонью.
   - Готы, - сказал он. - В  основном.  Еще  герулы  и  бораны.  Это  их
корабли. Еще карпы. Вроде бы. Сутки скакал. Полтораста миль.  Нас  троих
послали, но я - первый.
   - Тебя наградят, - обещал Черепанов.
   Два месяца он гонял и муштровал своих легионеров, выжимая из них все,
чтобы "к началу сезона" сделать из сборной солянки единую  "команду".  И
добился своего. Все части врученного ему  боевого  "механизма"  работали
почти безупречно.
   Конники-ауксиларии Трогуса:  безбашенные  галлы  и  косматые  суровые
армянские лучники.
   Безукоризненно   вышколенные    фракийцы-катафрактарии    субпрефекта
Теренкия.
   Неутомимые и неустрашимые легионеры Гая Ингенса.
   Все.
   В постоянной боевой готовности.
   И вот теперь, когда Черепанов  позволил  своим  командирам  на  время
приотпустить вожжи, долгожданные варвары - тут как тут.
   Вернее, не тут, а там.
   Высадившиеся примерно в сорока  милях  от  Маркиополя,  у  небольшого
приморского городка Тумоса, варвары были именно "там",  а  не  "тут".  В
максимальном  удалении  от  главных  лагерей  римских  легионов.  Словно
специально рассчитали. И в двух днях форсированного марша  от  мобильной
группы Черепанова.  Плюс  еще  один  день,  который  потребуется,  чтобы
собрать и привести черепановских солдат в боевую готовность.
   - Мой префект будет посылать вестников ежедневно, - сказал  гонец.  -
Если Маркиополь не обложат.
   "И если гонцов не перехватят", - добавил про себя Черепанов.
   - Иди отдыхай, - велел он гонцу. - Я тебя еще расспрошу.  Попозже.  -
И, повысив голос, чтобы услышала охрана у палатки:
   - Эй, там!  Первого  кентуриона  Ингенса  и  субпрефектов  Трогуса  и
Теренкия - ко мне! Немедленно!
   Ауксиларии Трогуса выступили через пять  часов.  Некоторых  всадников
изрядно мотало в  седлах.  Но  на  собственных  ногах  они  и  вовсе  не
удержались бы. Ничего, по дороге отрезвеют.
   Основные силы выступили только на следующее  утро.  Что  было  крайне
прискорбно:  за  день   до   Флоралий   усиленной   когорте   Черепанова
потребовалось  бы  не  более  двух  часов,  чтобы  свернуть   лагерь   и
построиться в маршевую колонну.
   Черепанов мрачно оглядел свое почти тысячное войско.
   Впереди - молодцеватые  катафрактарии  по  "парфянскому  образцу",  в
сверкающем "железе" от макушки до лошадиных бабок,  гордо  восседали  на
могучих конях. За ними - пехотинцы, располагавшиеся в седлах, "как  коза
на изгороди", по  образному  определению  Максимина  Фракийца.  То  есть
примерно так, как с полгода назад - сам Черепанов.  Но  с  точки  зрения
боеспособности это не  имело  значения.  Геннадий  усадил  их  на  коней
исключительно для скорости передвижения. Драться  они  все  равно  будут
пешими. Что-что, а драться они умеют.  Почти  тысяча  молодцов,  отлично
знающих, как прикончить врага...
   И все-таки Черепанов никак не мог избавиться  от  скверного  чувства,
что ведет этих парней на смерть. Пять тысяч варваров...
 
Глава девятая 
НОЧНОЙ БОЙ 
 
   - Говорит,  здесь  остались  только  гепиды,  -  сообщил  переводчик,
маленький лысый грек. - Только  гепиды.  Остальные  ушли.  Частью  -  на
кораблях, частью так. Пешком.
   - Спроси его: почему они остались? - велел Черепанов.
   Пленник, весь в крови и поту, что-то пробормотал. На командира римлян
он старался не смотреть. И на палачей - тоже. Его единственный уцелевший
глаз, щелочка в сплошной красно-черной влажной корке,  неотрывно  глядел
на  пожухлый  пучок  прошлогодней  травы.  Он  неплохо  держался,   этот
германец.  Допросчикам  потребовалось  почти   три   часа,   чтобы   его
разговорить.
   - Остались потому, что  не  захотели  идти  за  вождем-гревтунгом,  -
перевел толмач.
   - Чем же плох вождь-гревтунг?
   - Не гепид.
   Коротко и ясно.
   - За что я люблю варваров, - проговорил  Черепанов,  поворачиваясь  к
Трогусу, - так это за их единство.
   Командир армянской и галльской конницы расхохотался.
   Истерзанный  гепид  глядел  на  них,  и  в  его  расширенных  зрачках
плескался животный ужас.
   - Что, принцепс, этого хватит или еще одного  германца  приволочь?  -
деловито спросил Луций Ингенс, младший из братьев.
   - Да вроде все ясно, - сказал Черепанов. - Шесть десятков варваров  -
под стенами и еще около сотни шастает по окрестностям. Этими пусть потом
префект Маркиополя занимается. Хватит ему  за  стенами  отсиживаться.  А
осаждающим мы завтра устроим праздник Марса-Мстителя.
   Перед его мысленным  взором  возникла  бухточка,  набитая  маленькими
германскими кораблями, пестрый лагерь под  стенами  старенькой,  изрядно
обветшавшей крепости, в которую набилось человек пятьсот: все  население
городишки Тумоса.
   - Завтра? - переспросил Трогус. - Лучше с рассветом. А то как бы  они
этого (кивок на истерзанного гепида) не хватились. Выставят дозоры.  Или
сядут на свои лоханки - и прощай-не горюй!
   - С утра, говоришь? А ведь и верно. - Геннадий  усмехнулся.  -  Зачем
откладывать до утра то, что можно сделать прямо сейчас? Почему бы нам не
устроить им ночной карнавал? В честь Сатурналий!
   - Так темно же! - огласил  очевидную  истину  Ингенс-старший,  первый
кентурион.
   - Не боись! - усмехнулся Черепанов. - Мы сделаем подсветку!
 
*** 
 
   Первый горшок с маслом ухнул о палубу варварского корабля примерно  в
семь часов ночи по римскому времени <Римляне делили сутки на 24 части  -
двенадцать дневных частей и двенадцать ночных. Продолжительность каждого
часа зависела от соотношения  светлого  и  темного  времени  суток.>.  В
начале третьей стражи. Следующий угодил в воду. Но  третий  тоже  попал.
Стража  на  кораблях  заорала.  В  гепидском   лагере,   расположившемся
неподалеку, тоже заорали. Следующий горшок упал уже в самом лагере.  Три
машины Черепанова метали снаряды навесом, без "пристрелки", зато  не  по
конкретным целям, а по "площадям".
   - Ну хватит, - крикнул  Черепанов,  когда  к  варварам  переправилось
около тонны масла. - Трогус! Давай своих стрелков.
   Это очень красиво, когда в  воздух  взмывает  одновременно  несколько
сотен зажигательных стрел.  А  потом  еще  несколько  сотен.  Но  крайне
неприятно, когда эти стрелы падают  тебе  на  голову.  И  когда  облитые
маслицем палубы вспыхивают как порох.
   Куда  эффективней  и  безопасней  внезапного  нападения,  на  котором
настаивал Луций Ингенс. Потому что резать спящих можно только оказавшись
с ними рядом. А забрасывать врагов стрелами можно издалека. И это  очень
удобно делать, когда ты находишься сверху и тебя не видно, а те, в  кого
ты стреляешь, - внизу. И прекрасно освещены.
   Как выяснилось, одна из первых стрел досталась гепидскому  риксу.  Но
скорее всего, общая дезорганизованность противника  была  связана  не  с
гибелью вождя, а с самим характером варваров.  Когда  скученные  борт  к
борту корабли превратились в один  большой  костер,  а  в  самом  лагере
загорелась пара-тройка шатров, гепиды поняли, что дело  пахнет  жареным.
Жареным гепидом. И бросились наверх, туда, откуда летели стрелы.  Но,  к
их сожалению, карабкаться ночью по крутым  склонам  было  сложновато,  а
удобная дорога наверх вела мимо крепости. С другой стороны, займи гепиды
крепость, они вполне могли бы отсидеться...
   Но в крепости тоже мух не ловили, а пустили в дело все свои ресурсы и
резервы: и камешки, и кипяток, и смолу.
 
*** 
 
   Черепанов потерял шестерых - десятка три гепидов все же вскарабкались
наверх и сумели поработать копьями, пока их не прикончили.
   Защитники крепостцы потеряли больше. Но были безумно  счастливы,  что
сумели удержаться. А  вот  многие  черепановские  легионеры  были  очень
недовольны именно тем, что крепость удержалась. В отличие от  Черепанова
они предпочли бы, чтоб варвары взяли  крепость.  Потому  что  тогда  все
добытое в крепости варварами стало бы законной добычей легионеров.
   Отлавливать тех германцев,  которые  сумели  избежать  ночной  резни,
Черепанов не стал. Послал гонца с письмом в Маркиополь. В  Маркиополе  -
усиленный гарнизон, почти триста человек. С отловом мелких банд они сами
управятся. А ему надо поспешить за остальными варварами, коих оставалось
на римской земле немало. Почти две с половиной тысячи. На  сей  раз  это
было точное число, полученное на основании допросов нескольких  пленных.
Что ж, две с половиной тысячи - это в два раза меньше, чем пять. И всего
лишь в два с небольшим раза больше, чем  воинов  Черепанова.  А  если  и
впредь  на  одного   погибшего   римлянина   будет   приходиться   сотня
германцев...
   На этот раз они опоздали. Хотя могли бы успеть. И все могло  быть  не
так скверно, но варвары оказались умнее, чем хотелось бы. А  командующий
городским гарнизоном глупее. Поэтому, когда он увидел, как с трех  дюжин
боранских кораблей высаживается не больше  пяти  сотен  скифов,  префект
решил, что со своей когортой сделает  из  них  отбивную.  А  может,  его
спровоцировало, что варвары с ходу  начали  резать  рыбаков...  Так  или
иначе, но спросить его было уже нельзя. Как  только  гарнизон  вышел  из
укрепления и отошел достаточно далеко, две тысячи  варваров,  подошедших
сушей, подошедших скрытно, вопреки своей обычной привычке,  возникли  на
поле боя и отрезали городскую когорту от  крепости.  Возможно,  будь  на
месте городских легионеры  Черепанова,  они  бы  сумели  прорваться.  Но
городским не хватило выучки. Или ярости. Их взяли в кольцо  и  перебили.
Город сдался сам. В обмен на жизни жителей. И, как ни странно, горожанам
позволили  уйти.  Правда,  потом  многих  догнали  и  перебили.  Но  это
случилось позже. Когда опьяненные успехом варвары рассыпались на  мелкие
отряды и принялись бить, грабить и жечь  все,  что  подворачивалось  под
руку.
   Как раз за этим  благородным  занятием  их  и  застали  черепановские
легионеры.  И  над  тлеющими  руинами  выросли  диковинные   "растения",
состоявшие  из  пары  вкопанных  в  землю  и  сколоченных  крест-накрест
брусьев,  с  которых  свисало  то,  что  совсем  недавно  было  свирепым
бородатым воином. Хотя на кресте оказывались  немногие.  Большинство  до
креста не доживало. Дрались варвары  беспощадно  и  яростно.  Римляне  -
тоже. Черепанов не щадил никого. Он лично руководил  допросами  пленных.
Ни вопли, ни вонь паленого мяса его не смущали. За  эти  дни  он  досыта
нагляделся  на  смерть.  Вблизи.  На  сожженные  фермы.  На   заколотых,
сгоревших, изнасилованных. Женщин, стариков, детей.
   Варвары пытали крестьян, чтобы  узнать,  где  спрятаны  деньги,  куда
угнали скот. Черепанов пытал варваров, чтобы узнать, куда направились их
сородичи, сколько их и  какие  у  них  планы.  Чтобы  успеть  эти  планы
пресечь. И успевал. Почти всегда. Почти, потому  что  не  хотел  дробить
силы и терять людей. И буквально на второй день он уже знал расположение
всех шаек. И их намерения.
   Он отлавливал их и громил поодиночке. Сначала  самые  крупные,  потом
помельче. Он атаковал внезапно и  сокрушительно.  Не  позволял  уйти  ни
одному врагу. Поэтому варвары далеко не сразу узнали,  что  их  убивают.
Догадались, когда начали натыкаться на кресты со своими  соплеменниками.
Но поздно. Их было слишком мало для успешного сопротивления,  даже  если
бы они сумели собраться вместе. А Черепанов не дал им времени  на  сбор.
Мелкие шайки уничтожали ауксиларии. Те, что  покрупнее,  -  пехота.  Это
было увлекательное  дело:  отлавливать  и  убивать  убийц.  И  Черепанов
увлекся. И забыл, что совсем недавно войско этих же варваров  ухитрилось
пройти семьдесят с  лишним  миль  по  вражеской  территории,  ничего  не
запалив и не раскурочив, обходя населенные пункты и при этом контролируя
дорогу и отлавливая всех, кто хоть  сколько-нибудь  напоминал  вестника.
Факт, который Черепанов просто не имел права упускать  из  виду,  потому
что это было действие, разительно нетипичное, совершенно  невероятное  с
точки зрения обычной "отмороженной" варварской тактики. А это  означало,
что у варваров имеется вождь, который способен действовать  неординарно.
И Геннадий был просто обязан пошевелить  мозгами  и  учесть,  что  такой
неординарный вождь может  выкинуть  еще  какой-нибудь