Книва,  что  туда  он  попал,
откуда небесные герои прилетели. В Байконур.  И  возрадовался.  И  сразу
Голос услыхал. И говорил ему Голос важное...
   А потом очнулся Книва и понял, что не умер он. Что лежит он на шкурах
волчьих, а голова - на коленях у Ахвизры. И вокруг -  воины  стоят.  Все
знакомые. И Агилмунд, и Сигисбарн. И Одохар суровый. А рядом  с  Книвой,
на коленях Овида-жрец стоит.
   - Что сказали тебе боги, рысенок? - спрашивает.
   Догадался Книва: уже можно ему говорить. И хотел  ответить,  что  ему
Голос вещал... И понял, что позабыл все. Ничего не помнит. Только море и
небо красно-алое. И заплакал Книва от горя.
   Не знали воины, почему плачет Книва, но никто  не  засмеялся.  Только
Ахвизра руки Книвины сжал крепко. Сочувствовал.

***

   Ничего не сумел вспомнить Книва из того, что  Голос  говорил.  Помнил
только, что тот все время позади звучал,  как  Книва  ни  поворачивался,
тщась бога воочию увидеть.
   Но объяснил Овида: хорошо это, что бог ему не показался.  Потому  что
это чужой бог, не Доннар и не Вотан, и не Фрей веселый. От  лика  чужого
бога и ослепнуть можно. И еще это значит: будет бог сей всегда за спиной
у Книвы. Хранить его будет и на врагов направлять. И  в  большом  походе
бог этот с Книвой будет.
   Еще сказал Овида, что Доннар с Вотаном тоже с ними в поход пойдут и с
чужим богом они - в  дружбе,  иначе  не  перенесли  бы  Книвину  душу  в
Байконур.
   И еще сказал Овида, что Книва теперь - воин. И на руку Книвы показал.
Увидел Книва, что на коже его воинский знак наколот. И  узнал,  что  это
Ахвизра собственноручно знак наколол, и стал теперь Ахвизра Книве  вроде
отца или брата старшего. Будет учить его бою, как раньше Агилмунд  учил.
И еще - языку тайному, знакам особым и всему, что настоящий  воин  знать
должен. А Ахвизра рядом сидел, кивал и усмехался.
   И хорошо стало Книве оттого, что он -  воин.  И  что  Ахвизра  больше
убить его не хочет. И оттого, что теперь  точно  его  Одохар  в  дружину
возьмет. А  потом  вспомнил  Книва  Нидаду,  Ахвизрова  брата,  и  снова
опечалился и заплакал. Но опять не смеялся никто, а Овида после  сказал:
не зазорно воину от печали нестерпимой плакать. Или от  радости.  Хорошо
это и богам приятно. Ибо эти слезы - совсем не те, что  от  боли,  обиды
или страха текут. Вот и Ахвизра нередко от печали бороду слезами  мочил.
И кивал Ахвизра, соглашаясь.
   И вспомнил еще  кое-что  Книва  и  спросил:  что  ему  с  квеманскими
головами, в прежних битвах добытыми, делать?  Тех,  что  прежнему  Книве
принадлежали?
   Овида задумался, а потом засмеялся и сказал:  выкинуть  их  -  и  все
дела. Не отыщут более Книву мстительные  квеманские  духи.  А  отыщут  -
пусть на себя пеняют. Ибо воин теперь Книва, и покровители у него  -  не
квеманским чета.
   А голов воин Книва еще  немало  добудет,  потому  что  славный  герой
выйдет из Книвы. Это сам Одохар сказал, и все с Одохаром согласны.
   И понял Книва, что такое настоящее счастье.

Глава двадцать вторая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ЗУБ АЛЗИСА

   Дернула нелегкая Коршунова Свинку на променад вывести. Честно говоря,
его совесть мучила. Из-за Насти.  Хоть  и  не  было  у  них  ничего.  Но
Коршунов вполне отдавал себе отчет: не потому не было, что женат  он,  а
потому что не срослось. Пока. Но срастется непременно.
   Потому что никуда им друг от друга  не  деться.  Потому  что  Судьба.
Потому что хоть и чужая женщина, а все равно. И наплевать, что чужая.  И
наплевать, что  будет,  потому  что  голова  кругом  идет,  едва  к  ней
прикоснешься. То есть - влюбился, как школьник. Нет, покруче. Потому что
школьник - он легко влюбляется, а матерый мужик вроде  Коршунова  -  ох,
тяжко. Таких, как он, купидонова стрела навылет бьет. Намертво.
   Но совесть все равно мучила. Рагнасвинта, девочка юная, прилепилась к
нему тоже всерьез. И первый он у нее. И законный. Хоть и случайно вышло,
да малышке откуда знать, что случайно? Нехорошо  это:  свое  счастье  на
чужой беде строить. Тем более что и счастья может не быть.  Настя  -  не
его  женщина.  И  черта-с-два  ее  этот  чертов  кабан  Стайна   отдаст!
Пристрелить его, что ли?
   В общем, оторвал от сельскохозяйственных  работ  Аласейа  -  небесный
герой  женушку  свою  законную  И  вывел  ее,  Рагнасвинту   Фретиловну,
шестнадцати лет от роду, на прогулку. По городской площади, мать ее так.
Может, купить чего или так пройтись.
   А площадь была пустынна. Жара, пыль. Никого. Только один  "лоточник",
мужичок не из бурга, приехавший из какого-то дальнего села, разложил  на
рогожке поделки: упряжь, ремешки, пояса...
   И тут - будто ждали. Вышла со двора Стайны целая толпа.  Сам  хозяин,
прихлебателей с полдюжины, охранников четверо.
   И тотчас один из прихлебателей  к  Коршунову  подбежал.  Мол,  мирный
вождь желает с небесным героем о делах перемолвиться.
   - Ты тут пока постой,  солнышко  -  сказал  Коршунов  Рагнасвинте.  -
Приглянется что - бери.
   Впрочем, знал, что  лишнего  Свинка  не  купит.  Бережлива.  Чтоб  не
сказать больше.

***

   Стайна ходить вокруг да около не стал. Сразу  к  делу  перешел,  слов
впустую не тратя.
   - Продай мне небесный парус, Аласейа, - сказал мирный вождь. - Я тебе
настоящую цену дам. Такой никто не даст.  Только  весь  продай.  Золотом
заплачу. Вес за вес. Больше только за  ромейские  паволоки   дают.
   "Ах ты хитрая бестия, - подумал Алексей. - Вес за вес. При  том,  что
парашютный шелк и не весит почти ничего, о чем тебе, толстяк,  прекрасно
известно".
   - Не думаю, что это хорошая цена, - сказал  Коршунов.  -  Сколько  ты
говоришь - за паволоки дают?
   - Один вес против трех, - неохотно проговорил мирный вождь. Наверняка
занизил. Коршунов пожал плечами:
   - А ты мне - один против одного предлагаешь. За небесную ткань. Но за
хорошую цену я, может быть, продам тебе немного. Или обменяю... - у него
мелькнула шальная мысль. Махнуться! Шелк - на Анастасию!
   - Мне нужно все, - заявил Стайна. - Только все.
   - Все не получится, - развел руками  Коршунов.  -  Часть  паруса  мне
самому нужна. Но я тебе  хороший  кусок  продам.  Такой,  что  все  твое
подворье вместе с домом накрыть можно.
   - Нет! -  безапелляционно  заявил  Стайна.  -  Ты  продашь  мне  весь
небесный парус. Если цена моя кажется тебе  малой,  назови  свою.  Знай,
Аласейа, за весь парус я ничего не пожалею. Назови цену! Что пожелаешь в
дому моем - твоим станет.
   "Знает? - подумал Коршунов. - Про нас с Настей? Эх,  зачем  я  только
пообещал Одохару!"
   - Не получится, - сказал Алексей с  искренним  сожалением.  -  Я  дал
слово.
   Если бы он точно знал, что Стайна согласится  на  обмен...  Нет,  все
равно  нельзя.  Это  значит  предать  Одохара.  Даже  если  плюнуть   на
последствия такого действия, все равно... Не по-мужски это.
   - Я знаю, что ты обещал  Одохару,  -  спокойно  сказал  Стайна.  -  Я
освобожу тебя от твоего слова. Я вправе. В  этом  бурге  я  -  хранитель
Закона. Не Одохар.
   Ответил Алексей не сразу. Тут следовало подумать.
   - Не могу, - наконец произнес он. - Не в Одохаре дело.  В  моем  роду
такой закон: не давши слова - крепись, а давши - держись.  Нет,  Стайна,
по-твоему не получится. Я сожалею...
   - Ты говоришь "нет"  мне,  Аласейа?  -  в  голосе  Стайны  прозвучало
удивление.
   - Я говорю тебе, что не могу принять это предложение, -  дипломатично
ответил Коршунов. - Сделай мне другое, и я постараюсь сказать тебе "да".
   Стайна задумался. Он сверлил Алексея своими прозрачными  глазками  и,
можно поклясться, интенсивно пытался отыскать в его словах второе дно.
   Коршунов отвел взгляд от широкого, лоснящегося от пота лица, повернул
голову: как там его Свинка?..
   Ну вот! На минуту одну оставить нельзя!
   Рядом с Рагнасвинтой топтался какой-то  длинный  парень.  Говорил  ей
что-то настойчиво, за руку взял. Рагнасвинта руку выдернула,  выкрикнула
что-то резкое. Парень тоже голос повысил...
   - Мне нужно отойти, - сказал Коршунов.
   - Мы не договорили, -  с  нажимом  произнес  мирный  вождь.  Он  тоже
смотрел в сторону Алексеевой квено. Видел. Но или ему было  безразлично,
что там происходит... Или, наоборот, не безразлично.
   - Позже, - бросил Коршунов.
   Один из парней Стайны встал у Алексея на пути, но Коршунов  оттолкнул
его  в  сторону,  потому  что  в  этот  момент  длинный  снова   схватил
Рагнасвинту за руку...
   Двадцать метров - это даже не расстояние. Коршунов  пролетел  его  за
три секунды и с ходу, ребром ладони, ударил длинного  в  основание  шеи.
Тот, не пикнув, повалился в пыль.
   - Ты - в порядке? - спросил он свою квено. - Что ему было нужно?
   - Ему?.. - Свинка в восхищении взирала на Алексея.  -  Что  ему  было
нужно...
   - Да!
   - Но, Аласейа, это же... - тут в глазах ее что-то мелькнуло, Коршунов
мгновенно развернулся.
   Черт, это же Алзис! Морда перекошена, поднимается с земли, а  в  руке
уже ножик в полруки длиной.
   А за спиной - Стайна  со  своими.  И,  похоже,  вовсе  не  собирается
вмешиваться.  Улыбается  добродушно-покровительственно,  типа:  играете,
мальчики? Ну играйте, играйте.
   Окружающее отпечаталось в глазах Коршунова,  как  объемная  картинка.
Оскал, движение, нож...  А  туловище  Алексея  уже  начало  клониться  в
привычном развороте, и нога сама пошла на удар. Мощно, с проносом, сбоку
- по оскаленным зубам. Алзиса опять швырнуло  мордой  в  пыль.  Коршунов
выпрямился, выхватил из чехла собственный нож...
   Стайна выкрикнул что-то резкое, и его охраннички моментально пришли в
движение: повыдергивали топорики, встали между Алексеем и Алзисом. Что ж
вы, хлопчики, только сейчас спохватились, а?
   А мирный вождь  по-прежнему  благожелательно  улыбался:  мол,  ничего
личного, порядок есть порядок. Убивать никого не  будем,  но  ежели  кто
желает...
   Коршунов не желал. Не тот у него уровень, чтобы схватиться с  оружием
с четырьмя профи. А за пистолет хвататься - повод не тот, чтобы  светить
"секретное оружие".
   Алзис поднялся. Сначала - на карачки,  потом  -  на  ноги.  Красавец:
глаза в кучку, морда в грязи и пыли. Постоял немного,  потом  наклонился
(едва не упал), поднял нож. Подержал в руке немного,  спрятал.  Выплюнул
на ладонь зуб, поглядел тупо...
   - Дай мне, - потребовал Стайна.
   Отобрал зуб, спрятал. Интересно, зачем?

Глава двадцать третья
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ЗУБ АЛЗИСА, АКТ ВТОРОЙ

   Зачем Стайна прибрал Алзисов зуб, выяснилось очень  скоро.  Когда  от
мирного вождя прибыл посыльный и сообщил: законность действий  Коршунова
в  отношении  пострадавшего  Алзиса  подвергнута  сомнению   и   требует
судебного разбирательства.
   Суд же назначен на следующее утро.
   Вечером  состоялся  "семейный"  совет.  Председательствовал  Фретила.
Высказал полное одобрение действиям зятя. Высказал  недовольство  мирным
вождем. Оказывается, он успел пообщаться со Стайной  с  целью  перенести
судебное  заседание.  Стайна  отказал.   При   этом   высказал   крайнее
недовольство зятем Фретилы.
   - Чем ты его обидел? - строго спросил старейшина.
   - Небесный парус отказался продать, - ответил Коршунов. - Весь - и за
бесценок.
   - Правильно отказал, - одобрил бережливый Фретила.
   Но родичи погрустнели. Полагали: очень нехорошо, что Стайна сердит на
Аласейю.  И  что  суд  будет  проводиться  в  отсутствие   Агилмунда   и
Сигисбарна. Сыновья Фретилы, будучи, одновременно, родичами  подсудимого
и "штатными" дружинниками  Одохара,  могли  привлечь  к  разбирательству
военного вождя. У остальных такого права не  было,  а  следовательно,  у
Одохара не было формального права выступить на судебном разбирательстве.
Даже если бы и был в бурге Одохар.
   Коршунов забеспокоился и попытался выяснить, что ему грозит в  случае
осуждения. Оказалось, ничего особенно страшного. Придется  заплатить  за
выбитый зуб верегельд, то бишь штраф.  Причем  размер  штрафа  в  данном
случае строго определен и не так уж велик.
   Алексей  сразу  успокоился  и  сказал,  что  это  пустяки  и   нечего
беспокоиться. Заплатит он сколько нужно. Что у него, денег нет, что ли?
   Оказалось, что дело вовсе не в штрафе. Дело - в  принципе.  В  ущербе
чести. В утрате родом Фретилы  неких  непонятных  Коршунову  бонусов  на
будущем тинге. В том, что выплата  штрафа  наносит  ущерб  коршуновскому
статусу "небесного героя",  и  получается,  что  он,  "небесный  герой",
оказывается должен какому-то паршивому Алзису, у которого теперь,  после
гибели Хундилы, и  родичей  приличных  нет.  Короче,  осуждения  Аласейи
допустить никак нельзя. А в отсутствие Агилмунда  и  Сигисбарна  позиция
рода Фретилы существенно ослаблена. Тем более, и рикса Одохара в  городе
нет. Следовательно, решение полностью зависит  от  произвола  Стайны.  А
мирный вождь свою позицию уже обозначил.
   Короче, дела плохи. Фретила, конечно, послал человека на  капище:  по
возможности  поторопить  своих.  И  он  очень  рассчитывал  на  "перенос
разбирательства". Но Стайна отказал, и все теперь зависит от  того,  как
поведет себя на суде сам  Аласейа.  Тут  все  с  надеждой  поглядели  на
Коршунова, а тот совсем растерялся, поскольку  понятия  не  имел,  каким
должно быть его поведение. Признать свою вину?  Послать  Стайну  на  три
буквы? Еще раз дать по морде ублюдку Алзису?
   После окончания семейного совета Коршунов попробовал  прояснить  этот
вопрос у Фретилы. Тот сразу надул щеки  и,  сочась  важностью,  произнес
речь по поводу "чести и достоинства"  рода  вообще  и  "небесного  героя
Аласейи" в частности. Много громких слов -  и  ничего  полезного.  Глава
рода просто не понимал сути вопроса. И не желал понимать. Как  не  желал
понимать, что есть некие элементарные вещи, о которых здесь знает каждый
сопляк, а "небесный герой" и понятия не имеет.
   Коршунов плюнул и прекратил расспросы. Эх, был бы рядом Книва, тот бы
все растолковал просто и доходчиво.
   В печали и растерянности Коршунов отправился спать. Но вместо сна ему
пришлось вкусить "семейной жизни": развлекать Рагнасвинту. Развлекать же
ее можно было двояко: вести с ней "благочинную беседу" или трахаться. От
"благочинных бесед" со своей "квено" у Коршунова ныли зубы. Не то  чтобы
она была полной дурочкой, но теперь, когда  смысл  ее  "щебетания"  стал
внятен Алексею, он уже  не  мог  умиляться.  "Славная  наивная  девочка"
оказалась донельзя меркантильной  и  вдобавок  страшно  высокомерной  по
отношению ко всем, кроме  себя  и  мужа.  Нечто  подобное  Коршунов  уже
испытал, когда, овладев разговорным английским, послушал как-то  любимые
рок-хиты своей молодости. Короче, слушать Свинкину  болтовню,  состоящую
из  безудержного  хвастовства  и   планов   по   использованию   будущей
коршуновской добычи,  в  нынешнем  настроении  Алексея  было  совершенно
невозможно. И предаваться телесным утехам тоже стало нелегко. Во-первых,
вокруг полон дом народу. Во-вторых... Во-вторых,  в  самый  неподходящий
момент возникало перед глазами тонкое лицо Анастасии и... Одним  словом,
беда. Хоть бы скорей в поход уйти...

Глава двадцать четвертая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. "С ВУТЬИ СПРОСА НЕТ!"

   Все было похоже на тот, первый суд. По поводу свиной колбасы. Но  еще
торжественнее: помимо скамьи  для  Стайны  и  "заседателей"  на  площадь
выволокли двурылого деревянного уродца: местное судейское божество.
   Распределились: слева - Алзис с  кучкой  свидетелей,  "очевидцев"  из
свиты Стайны. Справа - Коршунов с Фретилой и прочими  родичами  мужского
пола. Их набралось человек десять,  в  большинстве  -  пожилых  мужиков.
Молодые с Одохаром на капище отправились.
   "Зрителей"  набежало  полная  площадь.  Еще  бы:  и  развлечение,   и
уважительная причина увильнуть от сельхозработ.
   Рагнасвинта присутствовала, но  в  числе  зрителей.  Выпустить  ее  в
качестве свидетельницы было рискованно. Такого наговорит...
   Первое слово предоставили "потерпевшему", то бишь Алзису.
   - Я, - сказал "потерпевший", - стоял спиной, ничего не видел.  И  тут
меня кто-то ударил сзади. Я  упал.  Тогда  увидел,  что  напал  на  меня
Аласейа. Я начал подниматься - он меня снова ударил. Зуб выбил  (Вилимир
продемонстрировал выбитый зуб) и убить  хотел,  но  вождь  Стайна  рядом
оказался: не дал меня убить.
   - Так было дело? - спросил Стайна Алзисовых " свидетелей ".
   - Так! Так! - загудели они. - Подскочил сзади... Ударил... Потом  еще
ударил... Зуб...
   - Кто другое видел? - спокойно спросил "хранитель закона".
   - Я! - выкрикнул Фретила. - Не так все было!
   - Ты сам видел? - ласково осведомился Стайна.
   - Нет, - буркнул Фретила.
   - Очень хорошо, достойный Фретила, - еще ласковее  проговорил  мирный
вождь. - А то ведь и я там был, как ты знаешь.  И  все  видел.  А  тебя,
достойный Фретила, не видел.
   - Раз ты все видел, так должен знать, что...
   - Я, достойный Фретила, должен суд вершить. А  не  свидетельствовать.
Не может хранитель Закона как свидетель говорить. Так по  обычаю  нашему
следует, и это все знают. Верно, люди?
   "Люди", толпа зрителей, одобрительно загудели. Коршунов  оглянулся  и
увидел в первых рядах знакомые физиономии. Все  как  один  -  сторонники
Стайны. Многих он за столом мирного вождя наблюдал, когда в день приезда
у Стайны на пиршестве надрался.
   В сравнении  с  этой  толпой  "группа  поддержки"  Алексея  выглядела
довольно жалко.
   "Черт, - подумал Коршунов. - А ведь тут что-то нехорошее  затевается.
Этот хитрожопый судья какую-то гадость задумал. Точно!"
   - Кто видел не то, что сказал  Алзис?  -  рявкнул  Вилимир.  -  Пусть
говорит.
   Братья Фретилы  вытолкнули  мужика,  у  которого  Рагнасвинта  поясок
выбирала.
   - Ты видел? - глазки-щелки мирного вождя прицелились  в  торговца.  -
Сам?
   - Сам, - пробормотал тот, глядя в землю.
   - Что ты видел? - в мягком голосе Стайны еле-еле, но  почувствовалась
угроза.
   - Этот... Алзис, он с дочкой Фретилы говорил, - пробормотал мужик.
   - Громче! - потребовал Стайна. - Люди должны слышать.
   - Алзис говорил с дочкой Фретилы, - погромче повторил мужик.
   - С квено Аласейи! - рявкнул Фретила.
   - С квено Аласейи... -  покорно  повторил  мужик,  бросил  на  Стайну
тревожный взгляд, но тот кивнул великодушно - мол, продолжай.
   - Говорил, значит, с квено, а этот чужак...
   - Аласейа, - мягко поправил судья.
   - Аласейа, да, ну он, значит, подскочил, и Алзис этот упал.
   - Значит, ты тоже видел, что Аласейа ударил Алзиса сзади и тот  упал?
- щурясь, как довольный кот, осведомился Стайна.
   - Как ударил - не видел. Только как Алзис упал.
   - И как Аласейа ударил Алзиса второй  раз  -  ты  тоже  не  видел?  -
вкрадчиво спросил Стайна.
   - Не, это я видел, - сказал мужик.
   - Значит, - подхватил Стайна, - ты видел то же, что и остальные. И то
же, что сказал Алзис?
   - Ну... Да. Только он про эту... квено не сказал.
   - Хорошо, - не стал спорить Стайна. - Алзис, что  ты  можешь  сказать
про квено?
   - Я разговаривал с ней, - сообщил Алзис.
   - Видел ли ты ее раньше? Знаком ли с ней? - осведомился Стайна.
   - Ну да. Я ее знаю. Мы - из одного села. Я разговаривал с ней, а  тут
этот вутья...
   - Во-от! - перебил Стайна и поднял большой палец. - Ты точно  сказал,
Алзис! Именно так! Вутья! Один лишь вутья может без причины на  человека
наброситься. Все это знают...
   Площадь одобрительно загудела.
   - С вутьи же -  какой  спрос?  -  добродушно-снисходительно  произнес
Стайна и ласково улыбнулся Коршунову. - С вутьи спроса нет, верно?
   Снова одобрительные возгласы.
   "К чему он клонит? - подумал Коршунов. - Конечно, „спроса нет" -  это
хорошо, но с чего он такой добрый?"
   Алексей покосился на Фретилу: Фретила стоял как в воду опущенный.
   - Аласейа - не вутья! - выкрикнула вдруг  Рагнасвинта.  -  Аласейа  -
небесный герой! Ты сам вутья, Стайна!
   Поднявшийся ропот мирный вождь успокоил жестом.
   - Правильно, женщина, - сказал он. -  Аласейа  -  небесный  герой.  К
богам приближенный. Кто же есть вутья?