Я вижу, - сказал рикс, - что эта женщина очаровала тебя. Она умрет,
и чары спадут.
   - Эх, Одохар... - Коршунов покачал головой. - Неужели ты  забыл,  кто
я?
   - Даже бога можно очаровать,  -  вмешался  Агилмунд.  -  А  ты  точно
очарован, Аласейа! Вот скажи, как рикс может  использовать  эту  рабыню,
кроме как на своем ложе?
   - Скажу, - усмехнулся Коршунов, хотя мысль об Одохаре  и  Насте  -  в
одной постели ему совсем не понравилась. - Скажу.  Например,  она  может
написать письмо ромлянам, с которыми так дружен Стайна.
   - Она уже написала, - буркнул Агилмунд. -  Предлагаешь  отправить  ее
послание ромлянам?
   - Предлагаю, - кивнул Коршунов. - Только не то, а другое.  В  котором
будет написано, что мы  погрязли  в  распрях.  Что  Одохар  с  Комозиком
сцепились и не пойдут в поход. Или еще лучше: напишем, что поход  будет.
Что несметная сила собирается вторгнуться в империю и  ромлянам  следует
собрать побольше войск, чтобы встретить нас...
   - Это еще зачем? - возмутился Агилмунд.
   "Все-таки для начальника контрразведки мой шурин слишком простодушен,
- подумал Коршунов. - Скулди уже догадался бы".
   - А потому, что мы в послании укажем одно место вторжения, -  Алексей
усмехнулся. - А сами ударим совсем в другое. И ромлянских войск там  уже
не будет. Угадай - почему?
   - Неплохо, - рикс оценил идею раньше Агилмунда. - И поэтому ты не дал
мне ее убить?
   - Не только, - Коршунов улыбнулся. - Но разве настоящий воин способен
забыть о славе ради женщины? Но если вместе с женщиной выплескиваешь  из
чаши победу... Нашу победу, рикс!
   Одохар покачал головой.
   - Ну и родич у тебя,  Агилмунд,  -  заметил  он.  -  Воистину  хитрее
ромлянина.
   - Скажи это Скулди, - отозвался старший Фретилыч. -  Ему  понравится.
Он только и знает, что ромлянских хитростей искать.
   - И он прав, - жестко, совсем другим тоном произнес рикс. - Теперь мы
это знаем. Он прав, и ты прав, Аласейа.  Этой  женщине  стоит  сохранить
жизнь. Ты нашел слова, которые меня убедили.

***

   Поздним вечером того же дня, когда на подворье Фретилы, куда  Алексей
с Рагнасвинтой заглянули патриархально поужинать, псы во дворе  залились
лаем, а в ворота кто-то постучал.
   Книва, младший из мужчин, пошел открывать. Минуту спустя он появился,
растерянный и озабоченный.
   - Аласейа! Тебе дар от рикса!
   Тут он посторонился, пропуская внутрь еще одного человека.
   В сенях было темно,  но  Коршунов  узнал  бы  ее  даже  в  абсолютной
темноте.
   Рикс Одохар нашел, как использовать ядовитый зуб и  при  этом  самому
уберечься от яда. И вдобавок отблагодарить дружинника  за  перспективную
идею. Он всегда был практичен, военный вождь гревтунгов.
   Единственное, что поначалу  беспокоило  Коршунова:  как  отнесется  к
"подарку" Рагнасвинта. Но Алексей беспокоился зря. Его квено отнеслась к
появлению у мужа тиви вполне одобрительно. Как  и  положено  по  местным
нравам. Чем больше у мужика наложниц, тем выше его статус.  А  чем  выше
статус мужа, тем выше он и у жены.  А  жена  у  Аласейи  только  одна  -
Рагнасвинта.

Вместо эпилога
"ЧТОБЫ ГЛАВНОЕ ПОМНИТЬ И ЧТОБ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ЗАБЫТЬ..."

   Это были слова из какой-то совсем старой  песни.  Коршунов  стоял  на
носу собственного корабля, чудного судна с двумя  носами,  выдолбленного
из цельного древесного ствола. Над головой Алексея вздувался  пузырь  из
парашютного шелка, "небесный парус цвета снега и крови".  Парус  первого
из двадцати  трех  таких  же  корабликов.  То  был  "победоносный  флот"
славного рикса Одохара. Его сухопутная армия - четыре с половиной  сотни
всадников, примерно столько же пехоты  и  длинная  вереница  фургонов  -
двигалась сушей. По местным меркам, то была грозная армия, и  здесь,  на
герульских землях, ее сопровождал полусотенный отряд  дружинников  рикса
Комозика. Так, на всякий случай. Предупреждать местных жителей,  что  не
враг идет, а союзник. Да и самому союзнику  тоже  время  от  времени  не
вредно напомнить, что он - союзник.
   Коршунов стоял на носу и зорко высматривал  мели,  которых  здесь,  в
устье, было немало. У него было отличное настроение,  потому  что  жизнь
была прекрасна и удивительна. Потому что у него была  Анастасия,  а  все
проблемы бурга в бурге и остались. Единственное беспокойство  -  будущий
поход. Настя многое успела  рассказать  Алексею,  пока  их  неторопливые
корабли плыли вниз по реке,  которую  Настя  называла  -  Борисфен.  Она
многое рассказала ему, прекрасная гречанка из римской провинции Сирия. О
себе, о своей жизни, о виллах из мрамора и светлого туфа, о  праздниках,
о мудром философе из Александрии,  о  том,  как  по  приказу  Императора
убивали христиан, и о том, как убивали  в  великом  городе  Риме  самого
Императора. Это был рассказ о жизни великолепной греческой  гетеры,  чья
судьба была так похожа на судьбу ее родины, проглоченной римским львом и
привнесшей в Империю Силы и Закона толику  Мудрости  и  Красоты.  Греция
дала Риму то, что наполняет жизнь воина смыслом.  То  же  давала  сейчас
Коршунову  Анастасия.  Но  не  только  это.  Слушая  ее,  Алексей  зримо
представлял  себе  мир,  в  котором  она  жила.   Мир   Великого   Рима.
Великолепный Колизей, раскинувшийся на полконтинента. И "великий"  поход
варваров теперь казался  Алексею  походом  кучки  обнаглевших  муравьев,
вознамерившихся захватить пятидесятитысячный стадион в разгар финального
матча.
   Но  сегодня  был  последний  день  их  плаванья  по  спокойной  реке,
называвшейся ТАМ, откуда пришел Алексей, Днепром.  И  в  этот  последний
день, прежде чем солнце миновало макушку  неба,  Коршунов  изменил  свое
мнение. И изменил его потому, что за  очередной  излучиной  взгляду  его
открылось  потрясающее  зрелище.  Огромное  поле,  сплошь   заставленное
шатрами и палатками, заполненное  телегами  и  загонами  для  лошадей  и
скота, кишащее людьми... Такого столпотворения он не  видел  еще  с  ТЕХ
времен, и Алексея проняло. И он наконец понял,  почему  рикс  гревтунгов
Одохар называл будущий поход Великим.

Конец первой книги

Постскриптум

   На просторной поляне неподалеку от  заросшего  лесом  пологого  холма
расположилось около двух десятков вооруженных людей.  Большая  часть  их
отдыхала, меньшая несла караул  у  двух  больших  клеток,  связанных  из
ошкуренных древесных стволов. В клетках сидели  двое  голых  мужчин.  По
одному  -  в  каждой.  Они  были  похожи,  эти  двое:   оба   невысокие,
мускулистые, с квадратными лицами. Разве что у одного волосы  светлее  и
не так густо покрывали тело, как у второго.
   - Ты кто? - спросил тот, что посветлее. - Ху а ю?
   - Эго? - спросил второй. - Я? Я - кентурион  первой когорты
первого фракийского легиона Гонорий Плавт Аптус. Ты понимаешь латынь?
   Первый мотнул головой:
   - Латынь - нет. Тебя - да, кентурион Плавт.
   - А тебя как звать? - кентурион дополнил вопрос жестом.
   - Геннадий. Подполковник Геннадий Черепанов.
   - Геннадий Кереп... Как?
   - Черепанов. Церебра... - мужчина постучал себя по голове.
   - А-а! Череп! Понимаю! - римлянин ухмыльнулся, и его собеседник  тоже
ухмыльнулся. Очень  похоже.  Их  настроение  не  понравилось  одному  из
сторожей.
   - Молчать! - крикнул он и совсем уже собрался ударить  светловолосого
древком копья, но встретился с ним глазами... И передумал.
   - Что, Череп, пришло  наше  время  умирать?  -  спросил  римлянин.  -
Верно?
   - Мори? Нет! - светловолосый мотнул головой. - Не знаю, как ты,  а  я
бы еще пожил! Эго витус, Гонорий!  Эго..  -  он  на  секунду  задумался,
подыскивая подходящее слово... Спирометр... Респиратор... -  Эго  спира,
Гонорий!
   - О-о! - кентурион засмеялся. - Славно, Череп! У тебя  отвратительная
латынь, но я вижу: ты философ. Dum spiro, spero!
   - Примерно так, - Геннадию была знакома эта поговорка.
   - А как насчет этого? - римлянин похлопал по деревянной решетке.
   - Это? Это - ерунда! - по-русски  сказал  Черепанов  и  показал,  как
ломает палку о колено. - Вот с этими, - жест в сторону  караульщиков,  -
посложнее.
   Кентурион понял.
   - Я бы с ними разобрался, - сказал он на своем языке. - Будь со  мной
мой меч...
   - Гладиус не обещаю, -  по-русски  отозвался  его  собеседник.  -  Но
что-нибудь мы тебе подберем, Гонорий Плавт. Что-нибудь подходящее...  Мы
еще с тобой повоюем. Ми лито, Плавт! Пара беллум!
   - Я-то всегда готов, Череп, - отозвался римлянин. - Лучше  умереть  в
бою, чем сдохнуть у ног их поганых богов!
   - Нет, - покачал головой подполковник Черепанов. - Это  -  не  лучше.
Лучше - когда они сдохнут, а вот мы с тобой еще поживем немного...




    Александр МАЗИН 
    ВАРВАРЫ II 
    РИМСКИЙ ОРЁЛ 
 
 
 
 
 
 
ONLINE БИБЛИОТЕКА 
 
 
http://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Третий век от рождества Христова. Великая  Римская  империя  накануне
великих потрясений. Еще век с небольшим  -  и  она  рухнет  под  ударами
варваров.  Но  когда  первый  из  "солдатских"  императоров   полуварвар
Максимин Фракиец облачается в царский пурпур,  Рим  все  еще  -  Великая
империя. Грозная и могучая...
   Продолжение  романа  "Варвары".  Реальная  история  заката   Великого
государства.  Канун  гибели  Вечного   Рима   -   глазами   двух   наших
современников, один из которых выбился  в  вожди  свирепых  варваров,  а
второй облачился в доспехи римского легионера  и  встал  под  увенчанные
серебряными орлами штандарты Римской империи.
 
Часть первая 
КЕНТУРИОН 
 
   Malum nessesarium
   
 
Глава первая, 
В КОТОРОЙ ПОДПОЛКОВНИК ВВС ГЕННАДИЙ ЧЕРЕПАНОВ ПРОБУЕТ СЕБЯ В РОЛИ КВЕМАНСКОГО ПЛЕННИКА 
 
   Все-таки с ним обошлись деликатно. Не убили,  костей  не  переломали,
никакого членовредительства. Синяки и ушибы - мелочь. А вот он  обошелся
с ними менее деликатно. Нет, взяли его грамотно, Черепанов не мог  этого
не признать. Зажали щитами и треснули обушком  по  макушке.  Правда,  не
учли, что пистолет - идеальное оружие ближнего боя. Прорваться  Геннадий
не смог, но три раза пальнуть успел. Рукотворные гром с молнией в трепет
его противников не привели. Но выводы были сделаны. Довольно  неприятные
для Черепанова выводы. Впрочем, разве сам Геннадий несколько дней  назад
не  объяснял  своему  космонавту-исследователю,  как  настоящие   дикари
реагируют на "колдовство"?.. Но могло быть и хуже.  Это  он  по  личному
опыту знал. Был в биографии подполковника такой  эпизод:  две  недели  в
южноамериканской сельве. Решил, блин, подзаработать. Подрядился во время
отпуска подемонстрировать российскую технику на заморском рынке.  Теплый
океан, экзотика, метиски-мулатки - и еще деньги платят весьма приличные.
И машина знакомая - МиГ-25.  Черепанов  на  них  начинал.  На  МиГ-25УБ.
Учебно-тренировочном. Хорошая машина МиГ-25, скоростная, маневренная.  С
"сушками"    последними,    конечно,     не     сравнить,     но     для
семидесятых-восьмидесятых  -  очень  даже  неплохо.   По   отечественным
правилам на демонстрационных полетах особо выпендриваться  не  положено.
Держаться уровня летчика  "средней"  квалификации.  Да  Черепанов  и  не
выпендривался.  Никаких  закритических  углов  атаки,  все  скромненько.
Разогнал до "сверхзвука" (этой модели - это еще даже и  не  скорость)  -
сдох правый движок. Черепанов бы и  на  одном  дотянул,  но  тут  еще  с
гидравликой  неполадки  пошли...  Короче,  пришлось  катапультироваться.
Потом  говорили:  диверсия.  Но  Геннадий  эту  версию  не  поддерживал.
Полагал: техники облажались. Машина старая, налетано на ней было -  будь
здоров, поизносилась птичка. Ясно было только: вины летчика в катастрофе
нет. Но каково самому летчику, оказавшемуся в диких  горах,  в  трехстах
километрах от ближайшего населенного пункта... На крыльях-то - пустячок.
Десять минут лету. А пешочком...
   Нахлебался, одним словом. Вспоминать не хочется. Хуже только в Африке
было, когда его двойка F-16 УРом достала.
   В общем, грустно это, когда небо из  подвластной  тебе  стихии  вдруг
становится недоступным пространством  над  головой.  Но  бывают  вещи  и
погрустнее. Например, когда тебя смазывают патокой и голышом  кладут  на
срезанную макушку муравейника.
   На сей раз с Черепановым обошлись не так сурово.  Правда,  раздели  и
выпачкали  какой-то  липкой  дрянью.   Но   исключительно   из   желания
обезвредить   опасного   "чародея".   К   сожалению,   господа   квеманы
"магическими" мерами безопасности не  ограничились,  но  вдобавок  очень
качественно спутали Геннадия ремнями и спеленали  сетью.  Так  что  весь
немалый путь от поселка до спрятанных в дремучей чаще дикарских  святынь
подполковник  проделал   будучи   подвешенным   между   двумя   шестами,
опиравшимися на крепкие квеманские плечи. Хорошо еще, что липкая  дрянь,
которой его щедро умастили, насекомых  отпугивала.  Иначе  совсем  кисло
пришлось бы.
   Путешествие в "люльке" заняло три дня. Причем  каждый  вечер  местный
шаман старательно проводил над спеленатым Черепановым  "обезвреживающие"
процедуры - окуривал, тряс перед  носом  подполковника  черным  посохом,
украшенным  змеиными  головами...  Он  же  раз  в  день  поил   Геннадия
сладковатым  отваром  и  кормил  жидкой  болтушкой.  Остальные   квеманы
старались  держаться  от  "колдуна"   подальше.   Двое   их   товарищей,
пострадавших от "злого волшебства",  извергнутого  пистолетом  Токарева,
уже отбыли в лучший мир. Третий, получивший сквозное ранение плеча, имел
все  шансы  поправиться.  Последнее  шаман  считал  личной  заслугой   и
доказательством того, что  его  волшба  сильнее  "огненного  колдовства"
Черепанова, о чем неоднократно  сообщал  пленнику.  Пленник  помалкивал,
полагая, что скромность в данном случае - лучшая политика.
   На четвертое утро шаман счел, что пленник уже  достаточно  безопасен,
чтобы передвигаться самостоятельно. А может, носильщики  утомились.  Так
или иначе, но Черепанова "распеленали", связали руки за спиной, накинули
на шею петлю, конец ремня вручили шаману,  и  дальше  Геннадий  двигался
самостоятельно. А если, по мнению шамана, пленник делал это недостаточно
проворно, шаман слегка подбадривал его "змеиным" посохом. Но  делал  это
беззлобно, исключительно по необходимости.  Вообще,  шаман  обходился  с
Геннадием по-человечески. Обнаружив, что пленник сбил  ноги,  сплел  для
него обувку вроде лаптей, старые и  новые  царапины  и  ушибы  тщательно
обрабатывал. И не забывал вести "душеспасительные" разговоры о том,  что
против могучих квеманских  богов  злое  колдовство  Геннадия  -  мышиный
помет, не более. Польза от этих  увещеваний  была  очевидная:  Черепанов
обучался местному языку. Который, как ни странно, почти не отличался  от
того, на котором говорили в поселке. Так проходил  день  за  днем.  Леса
сменялись болотами, а болота - лесами. Мелкие речушки пересекали  вброд,
крупную (похоже, это был Днестр) - переплыли на плотах. Черепанов делал,
что говорили, агрессивности не проявлял. Глупо лезть в драку,  когда  ты
связан, а противников больше двух дюжин. И вооруженных к тому  же.  Шанс
еще представится, хотя на помощь  со  стороны  рассчитывать  не  стоило.
Правда, поселковые, как  выяснилось  из  квеманских  разговоров,  сумели
отбиться. Хочется верить, что и Леха уцелел. Нелегко парню придется,  но
ничего. Должен справиться, толковый. Жаль, конечно, что так  вышло.  Зря
Черепанов  той  ночью  за  похитителями  поперся.  Геройство   взыграло,
противника недооценил. И попал, как кур в ощип.  Однако  еще  не  вечер.
Русского космонавта за здорово живешь не забодаешь. Еще повоюем.
 
*** 
 
   Добрались.  Славное  такое  местечко:  остров  посреди  великолепного
синего озера. На острове - холм. На холме -  частокол.  На  частоколе  -
выставка черепов.
   К холму, впрочем, Геннадия не допустили. Переправили на  плоту  через
озеро и привязали растяжками к двум соснам. Под контролем полной  дюжины
очень   внимательных    копейщиков.    Вспомнили,    блин,    о    мерах
предосторожности. Черепанов даже пожалел, что  не  попытался  удрать  по
дороге. Тогда все-таки был какой-то шанс...  Правда,  совсем  маленький:
если для Черепанова лес был плацдармом для выживания, то для квеманов  -
домом. Не говоря уже о том, что за несколько переходов до острова к  его
конвою присоединились еще трое: зверообразного вида охотник в  шкурах  и
две разнокалиберные, но знающие дело собачки.  И  та,  что  покрупнее  и
полохматей, смахивающая на очень грязную южно-русскую  овчарку,  решила,
будто Черепанов нуждается в ее личном присмотре. В общем, до прибытия на
остров Геннадий ничего  не  предпринял,  а  после  побег  стал  и  вовсе
невозможен.
   Заботившийся о Черепанове шаман куда-то сгинул. Зато появился  кузнец
и приклепал к ноге Геннадия  браслет  из  толстого  железа,  соединенный
цепью с еще более толстым обручем, обвившим сосновый ствол.
   И началась у подполковника омерзительная  жизнь  цепного  волка.  Для
утоления жажды - озерная водичка, для  утоления  голода  -  однообразная
болтушка из репы и плохо протертого зерна. Хорошо хоть лето, тепло.
   Развлечений никаких, поговорить  не  с  кем,  поскольку  караульщикам
беседовать с пленником было либо запрещено, либо боязно.
   Время от времени с холма, из-за частокола, доносились какие-то  вопли
и завывания. По ночам, разумеется, а как же иначе?
   Остров был довольно крупный: километра  полтора  в  поперечнике,  как
прикидывал Черепанов. Постоянного поселения  не  наблюдалось,  хотя  оно
могло быть по ту сторону холма или  наверху,  за  частоколом.  Охранники
Геннадия обитали в нескольких  шалашах  неподалеку.  Жили  на  подножном
корму, и куда сытнее, чем пленник: дичь, рыба, грибы-ягоды.  Ароматы  из
их "кухни" постоянно дразнили аппетит Черепанова. Но подполковник хотя и
любил вкусно покушать, в рабстве у желудка не состоял. И на караульщиков
не  обижался.  Скорее  всего,   им   приказали   держать   пленника   на
"облегченной" диете.
   Черепанов вообще все эмоции отложил до поры  до  времени.  Исходя  из
ситуации, он поставил себе предельно простую  задачу:  не  опускаться  и
поддерживать форму. Исходя из возможностей: тщательно пережевывать  все,
что  давали;  мыться  под  дождиком;  не  менее  десяти  часов  в  сутки
заниматься физическими упражнениями, но при этом не перегружаться, иначе
на такой диете можно и ноги протянуть.
   Караульщики  на  его  гимнастику  старались  не  смотреть.  Полагали,
видимо, что сие есть некое опасное волхвование.  Но  не  препятствовали.
Вероятно, потому, что команды не было.
   Так прошло одиннадцать дней.
   На двенадцатый день на остров заявился знакомый шаман. И не один, а с
коллегами.
   Черепанова  опять  взяли  на  растяжки:  чтоб  не  трепыхался.  Далее
состоялся шаманий консилиум, в процессе  которого  подполковника  тыкали
различными предметами из дерева, металла и кости, изучали его физическое
строение  и  даже  реакцию  зрачков  на  свет  -  путем  принудительного
поворачивания головы к солнцу.
   Подполковник терпел, понимая,  что  бороться  бессмысленно.  Все  это
чем-то напоминало медкомиссию в том, потерянном  времени.  Зато  "врачи"
были несравненно колоритнее. Вместо фонендоскопов - ожерелья из  волчьих
зубов, вместо белых халатов - живописные одеяния из  кожи  и  меха.  Вот
только с гигиеной у здешних "докторов" было неважно.
   Обследование закончилось,  и  развернулась  дискуссия.  Ее  предметом
было: следует ли предъявить пленника богам немедленно или  отложить  это
представление до некоего большого  праздника.  Скудный  словарный  запас
подполковника не позволял уяснить детали, но суть была понятна.  Главным
сторонником первого предложения был знакомый шаман, главным  противником
- мерзкого вида дедок с лысой головой и метровой  бородищей,  в  которой
вши чувствовали себя достаточно вольготно и безопасно,  чтобы  время  от
времени выбираться из "зарослей" на променад.
   Знакомый шаман настаивал, что