чень недурном,  кстати),  когда  на  традиционную  бандитскую
"стрелку"  одна  из  сторон,  как  водится,  прибыла   на   навороченных
иномарках, а вторая выставила... новейший вертолет огневой поддержки.
   Зрелищем высадки римских легионеров на подведомственный риксу бережок
стоило полюбоваться. И Черепанов  полюбовался  с  удовольствием.  А  вот
подавляющее большинство местного населения - нет. Потому что  на  всякий
случай драпануло в лес.
   К чести рикса, он удирать не  стал.  Явился  в  сопровождении  личной
охраны встречать нежданных гостей. Правда,  охрана  эта  в  сравнении  с
шеренгами римских "морпехов" смотрелась жалко. И уж  совсем  жалко  стал
смотреться сам рикс, когда узнал Плавта с Черепановым.
   Нет, благородные римляне не стали наказывать  "союзников".  Гельвеции
отечески пожурил престарелого вождя - вот и все.  Ну  еще  взял  с  него
небольшую контрибуцию в виде продуктов питания. Да намекнул  риксу,  что
надо бы устроить небольшой праздник по случаю их визита, а  сбежавшим  в
леса готским "дамам"  не  худо  бы  на  этом  празднике  присутствовать.
Поскольку что ж это за праздник - без женщин? Лично для него, Гельвеция,
такой праздник - и не праздник вовсе. А  уж  его  старый  друг,  любимец
самого  легата  Максимина,  о  котором  рикс  наверняка   слышал   (рикс
часто-часто закивал), тот и вовсе без дам обходиться не  может.  Болеет.
Причем болезнь его в  очень  неприятной  форме  выражается.  Крушит  все
доблестный кентурион Плавт Аптус. И все живое вокруг рубит  без  удержу.
Пока сотни две народу не  покрошит,  не  успокоится.  Случившийся  рядом
Гонорий  подтвердил  с  гнусной  ухмылочкой:  да,  есть  у  него   такая
проблемка.
   Разговор шел по-готски, с отдельными вкраплениями  латыни.  Черепанов
не мог не восхититься, насколько точно "пограничник" Гельвеции  копирует
степенные интонации и неторопливую речь варваров. По форме.  А  по  сути
совершенно бестактно наезжает на притрухавшего рикса. Но  рикс  оказался
понятлив: спорить  не  стал  и  все  условия  принял.  Разместил  гостей
почетно: в крепостце, чем,  как  выяснилось,  весьма  порадовал  рядовых
легионеров,  которым  (в   ином   варианте)   пришлось   бы   заниматься
обустройством лагеря. Попутно варварский вождь послал гонцов  за  своими
подданными, и вскоре сбежавшее население  потянулось  обратно  к  родным
очагам и пажитям, дабы могучий "союзник" не превратил эти самые  дома  и
пажити в пепел и уголья. Как выяснилось, старый лис послал не только  за
односельчанами, а вдобавок и направил гонца к вышестоящему  риксу  -  за
подмогой. Но это обнаружилось позже. А пока, в то время как  не  слишком
радостные федераты готовились к "радостному" пиру,  Плавт  позаимствовал
из риксовой конюшни пару коней, позвал Черепанова, и они отправились  на
лесную прогулку.
   Наездник из Геннадия был довольно посредственный. Даже и после  того,
как он раздобыл пару ремней и приспособил в качестве стремян.  Но,  имея
кое-какие  теоретические  познания,  небольшую   практику   и   отличную
физическую подготовку, подполковник не сомневался, что очень скоро будет
сидеть в седле как влитой. А  это  насущная  необходимость,  коли  уж  в
римской  армии  именно  кавалерия,  а  не  пехота  является  основным  и
привилегированным родом войск. Попутно он поспрошал Плавта насчет  новой
римской тактики.
   Оказалось, не такая уж она новая. И единственно  возможная.  Особенно
на востоке, где без конницы вообще ловить нечего. И всегда так  было.  В
назидание же кентурион  рассказал  историю  времен  Цезаря  <Традиционно
неверное написание имени Юлия Цезаря здесь сохранено мною исключительно,
чтобы не путать читателя.>, когда некий консул Марк Красс, чье имя  было
Черепанову смутно знакомо,  получив  в  управление  Сирию,  вознамерился
превзойти подвиги Александра  Македонского  и  завоевать  Индию.  А  для
начала сокрушить парфян. И даже частично преуспел в этом -  переправился
через Евфрат и захватил с дюжину месопотамских городов и  крепостей,  не
встретив  особого  сопротивления.  Поскольку  для  парфян  данный  наезд
оказался сюрпризом и к  войне  с  Римом  они  были  не  готовы.  Тут  бы
честолюбивому Крассу и развить успех, но... Но тут  пришло  время  сбора
налогов в подведомственной ему богатой  провинции  Сирия.  Должность  же
наместника в Римской республике была своеобразным призом для  выдающихся
политических  деятелей.  Традиционным  способом   поправить   финансовое
положение, обдирая подданных как липку.  А  уж  это  ответственное  дело
жадный  наместник  не  пожелал  доверить  никому.  Потому,   оставив   в
захваченных городах небольшие гарнизоны,  консул  вернулся  в  Сирию.  А
поскольку грабить и так подвластную  ему  богатую  провинцию  было  куда
менее хлопотно и куда более доходно, чем воевать, то доблестный консул и
занялся этим делом вплотную, от жадности забыв  о  грядущей  славе.  Всю
зиму доблестный консул потрошил сирийцев, набивая карманы, а вот парфяне
времени даром не теряли и очень серьезно готовились к будущей войне.
   Ранней весной к Крассу  прибыл  посол  парфянского  царя.  С  деловым
предложением. Римлянам предлагалось убираться с его территории. При этом
посол намекнул, что столь мягкое отношение его царя к  ситуации  связано
исключительно с почтенным  возрастом  римского  военачальника.  Дескать,
если инициатива нападения исходит от Рима, то он, парфянский царь, будет
драться  беспощадно  и  свирепо.  Но  если   нападение   на   Парфию   -
самостоятельная идея впавшего в старческий  маразм  Красса,  то,  так  и
быть, царь его прощает  и  даже  готов  отпустить  тех  римлян,  которых
парфяне захватили, отбирая назад крепости, захваченные Крассом во  время
летней кампании.
   Красс взбесился и заявил, что в следующий раз они  будут  говорить  в
столице Парфии.
   На что наглый посол рассмеялся, показал  римскому  консулу  ладонь  и
сообщил, что скорее на этой ладони вырастут волосы, чем римляне войдут в
парфянскую столицу.
   С тем посол и отбыл.
   А чуть позже начали возвращаться солдаты, которым удалось  уцелеть  в
зимних боях с парфянами. Собственно, зимой летняя история повторилась  с
точностью до наоборот. Если летом  Красс  легко  вышибал  из  городов  и
крепостей слабые и не подготовленные гарнизоны парфян, то зимой  парфяне
с той же легкостью вышибли из своих укрепленных пунктов солдат Красса. И
солдаты эти много чего  рассказали  о  парфянах.  Дескать,  кони  у  них
быстры, как ветер, стрелы пробивают любую броню, а сами они сплошь герои
и гиганты. Если бы у Красса была голова на плечах, то он многое  мог  бы
почерпнуть из этих рассказов о тактике противника. Но  вместо  головы  у
консула был сундук для золота, и сам он был  вояка  еще  тот.  Всех  его
"славных" побед - разгром толпы  взбунтовавшихся  рабов  Спартака.  (Тут
Черепанов вспомнил, откуда он знает имя Красса. Точно,  из  "Спартака".)
Вот консул и решил, что семи легионов, четырех тысяч всадников (половину
их составляли галлы-федераты, которых прислал Крассу Цезарь), и  четырех
тысяч легкой пехоты достаточно, чтобы стереть парфян в труху.
   Возможно, этого и хватило бы, если бы командовал ими  юный  Александр
Македонский, которого вознамерился превзойти старый  пердун  Красс.  Или
если бы во главе легионов стоял великолепный Гай Юлий. Может быть, тогда
парфянскому послу и пришлось бы выращивать волосы на ладони... Но  Красс
не был ни Александром, ни  Цезарем.  Вдобавок  жадный  и  глупый  консул
поверил мнимому перебежчику-парфянцу и завел свою  армию  в  пустыню.  А
когда наконец измотанное войско наткнулось на парфян... В общем, не было
в мире пехоты, способной разгромить римские легионы. Но  это  с  успехом
сделала парфянская конница. Римлян окружили и  забросали  стрелами.  Все
попытки контратак проваливались. В одной из  них  погиб  сын  Красса.  К
чести консула, вид отрезанной головы сына не поколебал его духа.  Но  на
общем результате  это  не  сказалось.  В  конце  концов  парфяне  Красса
прикончили. А аквилы его легионов достались им  в  качестве  трофеев.  И
только в прошлом году, благодаря воинскому искусству Максимина, - заявил
друг Черепанова, - и еще личной  отваге  Гонория  Плавта  Аптуса  и  его
соратников, эти аквилы  вернулись  в  Рим  <Насчет  аквил  Красса  Плавт
приврал. Они были возвращены еще Августом, в 20  г.  до  Р.  X.  Ардашир
возвратил (вероятно)  штандарты  разбитых  им  легионов.>.  И  хотя  эту
заслугу  все  приписывают  императору,  но  ни  хрена  это  не   заслуга
императора, поскольку не император, а Максимин бил парфян. И  это  факт.
Такой же, как и то, что историю Красса Плавту рассказал именно Максимин,
которому незазорно было учиться на чужих ошибках, даже если этим ошибкам
- без малого четыре века. Великий Максимин,  который  никогда  не  терял
своих орлов и никогда не проливал  попусту  кровь  своих  легионеров.  И
сколько бы его ни упрекали в жестокости...
   Короче, Плавт сел на своего любимого конька. Наилучший, непогрешимый,
величайший, богоподобный Максимин...
   - Слушай, - неуважительно перебил славословия Черепанов.  -  А  какой
нынче все-таки год?
   - Одиннадцатый от начала царствования, - последовал ответ.
   - Хм-м... А если по более общему  летоисчислению?  -  поинтересовался
Геннадий. - Есть у вас такое?
   - Разумеется! - Плавт  снисходительно  взглянул  на  "невежественного
варвара". - Девятьсот восемьдесят шестой год. Ab urbe condita  .
   "М-да, - подумал Черепанов. - Под  городом  , очевидно, подразумевается Рим.  А
основали его то ли в восьмом, то ли в девятом веке до нашей эры. То есть
нынче у нас третий или четвертый век. Если летоисчисление  совпадает.  И
до памятной даты крещения Руси остается, соответственно, пять или  шесть
веков".  Не  удивительно,  что  на  днепровских  берегах   всякие   готы
расположились. И какой изо всего этого вывод?
   - Ага! - воскликнул Плавт. - Вот он, родимый!
   В желтеющей кроне  ближайшего  дерева  серел  его  вещмешок.  Набитый
квеманскими драгметаллами.
   - Ну  разве  я  не  молодец!  -  воскликнул  кентурион,  обращаясь  к
Черепанову.
   Тот охотно кивнул. Его  собственный  вещмешок  достался  вандалам.  К
счастью, предусмотрительный Гонорий все более или менее ценное складывал
к себе. "Так надежнее", -  приговаривал  он  каждый  раз.  Черепанов  не
спорил. Умение хранить деньги среди его достоинств не числилось. Что  ж,
хорошо, что оба они оказались правы.
   Ехали не спеша. Куда торопиться? Поэтому когда друзья нашли  то,  что
искали, уже перевалило за полдень и оба изрядно проголодались.
   Они спешились, привязали  коней  и  принялись  "замаривать  червяка".
Благо было чем. Тут тебе и копченый окорок, и осетринка,  и  маслины.  И
вино, разумеется. В количестве, достаточном, чтобы  смочить  горло  двум
серьезным мужчинам.
   К сожалению, как следует пообедать им не удалось.
   Первым  этот  звук  услышал  Черепанов.  У  него,  как  уже  не   раз
отмечалось, был превосходный слух. Ничуть не хуже зрения и обоняния.
   Звук был  далекий,  но  достаточно  характерный.  Специфический  шум,
который создает множество лошадей,  движущихся  по  дороге.  И  то,  что
дорога проходила  довольно  далеко,  было  совсем  неприятно.  Поскольку
означало, что лошадей действительно много. А что  такое  много  лошадей,
передвигающихся  вместе?  Где-нибудь  в  степи  это  мог   быть   табун,
перегоняемый с пастбища на пастбище. Да и в лесу - тоже мог быть  табун.
Но вряд ли. Скорее всего, на каждой лошади  имелся  наездник.  И  скорее
всего - вооруженный. А  когда  много  вооруженных  всадников  собираются
вместе и поспешно куда-то направляются, то это уже называется войско.
   - Тихо! - произнес Черепанов напряженно. - Слушай!
   Гонорий перестал жевать и... В следующий миг он  уже  совал  в  мешок
недопитую фляжку, а через полминуты оба уже сломя голову  неслись  через
лес, рискуя вылететь из седел, наткнувшись на низкую ветку.
   Но когда друзья вылетели на дорогу, там уже не было никого. Хотя пыль
еще не успела осесть. Скакать вслед колонне было глупо.  Ломиться  через
лес, когда враг движется по дороге, - еще глупее. К юго-востоку была еще
одна дорога к поселку. Вдоль реки.
   Качеством даже лучше этой, лесной. Зато более извилистая...
   Не сговариваясь, друзья пересекли грунтовку и снова  двинулись  через
лес. Спустя четверть часа они увидели Дунай.
 
*** 
 
   И все-таки они опоздали.
   Когда их полузагнанные кони вылетели на  пригорок,  с  которого  были
видны поселок и готская крепостца, варварское войско -  несколько  сотен
конных - уже разворачивалось для боя.
   Плавт резко осадил коня.  Отсюда,  с  прибрежного  холма,  открывался
отличный вид. Все  как  на  ладони.  И  готские  домишки,  и  деревянная
фортеция на соседнем холме, и отдельные человечки  в  форме  легионеров,
бегущие к крепости вверх по  склону,  и  римская  трирема  со  спущенным
парусом.
   Варвары разделились. Большая часть их с криками понеслась  к  берегу,
рассчитывая захватить корабль.
   На триреме спешно рубили концы. Если она успеет отчалить, а Гельвеции
со своими запрется в крепости, то варварам не повезло. Даже такое жалкое
укрепление не искушенным в фортификационном деле варварам  быстро  взять
не удастся. А овладеть крепостью измором не получится, потому что  очень
скоро сбежавшая трирема вернется. С подмогой.
   Но кажется, отчалить триреме все-таки не удастся. Варвары были уже на
берегу. Некоторые прямо с седел прыгали на борт  и  карабкались  наверх.
Другие осыпали стрелами немногочисленных защитников корабля.
   - Черт! Что он делает! - воскликнул Черепанов.
   Сверкающая сталью и бронзой змейка  выползла  из  крепости  и  начала
неторопливо, но четко перестраиваться в  боевой  порядок,  "всасывающий"
тех, кто бежал вверх по склону. Гельвеции решил дать бой.
   - Стой! - Плавт ухватил повод черепановского коня.
   - Но... - Геннадий удивленно уставился на него. - Там же наши!
   - Без тебя разберутся! - отрезал Плавт. - Успеешь еще подраться.
   Как только варвары обнаружили, что римляне не собираются отсиживаться
за стенами, их планы моментально изменились. Те, кто и так направлялся к
холму, прибавили ходу. Да и большая часть тех,  кто  штурмовал  трирему,
бросили это занятие и устремились к холму.
   К сожалению (для варваров), у подножия холма был вырыт ров. Да и  сам
склон изобиловал рытвинами.  Так  что  большинству  нападающих  пришлось
спешиться. Лишь с полсотни варваров остались  в  седлах.  Часть  из  них
преодолела ров по узкому мосту, остальные решили, что  их  коням  вполне
под силу перепрыгнуть препятствие. Некоторым это и впрямь удалось,  хотя
не всем.
   Зато на римлян обрушился настоящий град стрел. И тут Черепанов своими
глазами увидел, что такое  римская  выучка.  Мгновение  -  и  растянутая
шеренга  легионеров  сжалась  втрое.  И  превратилась  в  некое  подобие
"черепахи", панцырем которой были сомкнутые  щиты.  Стрелы  сыпались  на
"черепаху" сверху, били спереди... Но не причиняли заметного  ущерба.  В
точности,  как  объяснял  когда-то  рыжему  вандалу   Плавт.   Кавалерия
кавалерией, а римская пехота тоже не разучилась драться.
   А  разъяренные  варвары  пестрой  лавой  катились  вверх  по  склону.
Черепанов слышал их рев, грозный даже с расстояния в полкилометра. А  уж
как он звучал для тех, кто прятался за щитами у стен крепости!
   Все! Стрельба прекратилась, и орущая,  взблескивающая  сталью  лавина
накатилась на римлян и захлестнула их, как  морская  волна  захлестывает
сложенную из гальки крепость.
   Черепанов на мгновение ощутил внутри сосущую пустоту. Он  понял,  что
когда волна отхлынет, то оставит после себя вывернутые из рук,  разбитые
щиты и окровавленные тела...
   Но вышло иначе.
   - Вскройсь! - резко выдохнул Плавт.
   И словно услышав его команду, захлестнувшая легионеров волна, куча из
сотен сгрудившихся варваров, - взорвалась!
   Да, это было именно так! Словно внутри рубящегося  и  орущего  месива
сработал какой-то механизм - и сжавшаяся римская "черепаха" одним мощным
усилием,  буквально  расшвыряв  навалившихся  на  нее  варваров,   снова
развернулась в четкие шеренги. Черепанов не мог видеть отдельных деталей
- слишком далеко. Зато очень хорошо услышал,  как  трубный  боевой  клич
легионеров  "Бар-pa!"  перекрыл  рев  варваров.  Плотный  строй  римской
когорты пришел в движение. Сначала - неторопливо, потом все быстрее.  Он
увидел, как падают варвары, пронзенные дротиками и  копьями,  а  шеренги
римлян, все ускоряясь, накатываются  на  дикую  толпу  и  подминают  ее,
словно бульдозер, пятная изувеченными телами оставленный позади склон.
   - Бар-pa! Бар-ра!
   Нет, варвары не побежали. Все, кто был на  склоне  холма,  продолжали
сражаться яростно и беспощадно. Но боевая машина римского строя сминала,
сгребала их и гнала в сторону рва, как нож бульдозера гонит перед  собой
вырастающую кучу земли и мусора.
   Но у самого рва шеренги остановились. Одновременно.  И  снова  в  ход
пошли пращи и дротики.
   И тогда варвары побежали. Те немногие, кто уцелел.
   - Ну,  Череп,  -  процедил  Плавт.  -  Теперь  и  мы  с  тобой  можем
повеселиться! Бар-pa! - мощно выдохнул кентурион  и  бросил  коня  вниз,
наперерез разрозненным фигуркам удирающих варваров.
   Геннадий последовал за ним.
   Молча.
 
*** 
 
   Поселок жечь не стали. Хотя поступало и такое предложение.  Гельвеции
решил: федераты, на собственной практике убедившиеся в силе Рима,  будут
более лояльны, чем федераты, не прочувствовавшие  зубами,  сколь  крепок
римский кулак. Посему победители домов не жгли и  населения  не  резали.
Даже двурушника-рикса наказывать не стали, просто  выгребли  из  готских
ларей и  схоронок  все,  что  представляло  хоть  какую-то  ценность,  и
переправили  в  трюм  триремы.  Точно  так  же  гуманно  поступили  и  с
военнопленными: посадили всех под замок и отправили  риксова  племянника
гонцом к родичам. Договориться насчет выкупа.
   Зная, впрочем, характер  варваров,  римляне  почивать  на  лаврах  не
стали, а выставили боевое охранение и взяли под контроль все  подходы  к
поселку.  Чтобы  в  случае  чего  быстренько  погрузиться  и   отчалить,
прихватив наиболее ценных пленников.
   Самый же ценный пленник принадлежал Плавту. Как  оказалось,  там,  на
холме,  кентурион  не  просто  наблюдал  за  ходом  сражения,  а   успел
высмотреть того, кто командовал варварами,  и,  когда  те  драпанули,  с
идеальной меткостью (не зря его Аптусом звали) выхватил добычу из  общей
массы беглецов, словно кусок свинины  из  бурлящего  котла  с  кашей.  И
кстати,  попутно  пресек   попытку   этого   самого   вождя   превратить
неорганизованный драп в тактически грамотное отступление.
   Да, у Гонория было чему поучиться. И Черепанов учился.  Наматывал  на
отросший ус.
   Вождь оказался готом. Из  племени  вези.  Старшим  сыном  большого  и
грозного рикса, под которым ходят другие  риксы  и  который,  можете  не
сомневаться, выкупит у римлян своего наследника. И  всех  соплеменников,
которые оказались в римском плену. Но - только соплеменников.  Остальных
пусть выкупают собственные сородичи. В роли остальных  оказались  старые
знакомые. Квеманы. И даже совсем старый знакомый  -  тот  самый  рикс  в
рогатом  шлеме.  Правда,  ни  Черепанов,  ни   Плавт   уже   не   смогли
засвидетельствовать квеманскому вождю уважения. И грозный  рогатый  шлем
тоже пришлось отправить на переплавку, поскольку водрузить его на голову
уже было невозможно. Упрямый квеман оказался среди  тех,  кто  штурмовал
трирему.  А  на  палубе  оказалось  несколько   небольших,   но   вполне
боеспособных орудий. И небольшая (размером с копье)  стрела  "скорпиона"
угодила аккурат в шлем грозного