янулся,  но  ничего  подозрительного  не
заметил. И впереди на дороге - тоже никого. В том числе  и  человечка  в
войлочной шапке. И Книвы...
   А "старуха", заметно прибавив шагу, свернула с дороги и через огороды
заспешила к ближайшей рощице.
   Коршунов решил, что идти прямо  за  ней  неблагоразумно.  Поэтому  он
шагов через сто свернул с  дороги  и  нырнул  за  угол  чьего-то  сарая.
Перескочив через невысокий плетень, Алексей  перебежал  через  грядку  с
проросшей репой, перемахнул через кусты малины...
   Сутулая фигурка продолжала двигаться в прежнем направлении.
   Миновав огороды, Коршунов оказался на лугу и  нырнул  в  высокую,  по
плечо, траву. Пригибаясь, он промчался через луг, спустился, цепляясь за
кусты, в овраг, пробежал метров двести по  каменистому  дну  и  выбрался
наверх, существенно опередив Анастасию.
   Он перехватил ее уже в роще. Притаился в зарослях, выждал и выпрыгнул
прямо на тропинку. Сгреб в охапку.
   Женщина вскрикнула от неожиданности... И в живот  Коршунову  уперлось
нечто твердое и острое. Нож!
   - Не бойся, это я! - Алексей засмеялся, сбросил с ее головы  капюшон.
Вместе с седым париком. Запрокинул ее голову, поцеловал жадно...  Пальцы
женщины разжались, и  нож  упал  на  землю.  Миг  -  и  ее  руки  обвили
Коршунова. А в следующий миг он уже, подхватив ее на руки, уносил прочь,
с тропинки в глубину рощи, туда,  где  пятна  тени  лежат  на  ковре  из
запутавшихся  в  траве  дубовых  листьев  и  даже  в  июльский   полдень
прохладно, как середине мая.

Глава тридцать третья
КНИВА. ПОПАЛСЯ!

   Книва увидел, как к Аласейе подошла какая-то старуха. Книва видел эту
старуху в первый  раз,  но  не  встревожился.  Старуха  могла  оказаться
колдуньей,   но   что   может   сделать    небесному    герою    Аласейе
старуха-колдунья? Да ничего!
   Поэтому он  продолжал  наблюдать  и,  выждав,  когда  человек  Стайны
отойдет достаточно далеко, последовал за ним.  Книва  не  очень  спешил,
потому что был уверен, что бегает намного быстрее человека Стайны. И  не
слишком обеспокоился, когда, выйдя из ворот бурга, увидел,  что  человек
Стайны уже довольно далеко и со всех ног бежит по дороге. Нет, Книва  не
побежал за ним. Он помнил, что говорил Аласейа: тебя не должны заметить.
Поэтому Книва не побежал даже тогда, когда человек Стайны достиг  опушки
леса и нырнул в чащу. Уж в лесу-то Книва его не упустит.
   Спустя  какое-то  время  Книва   очень   порадовался,   что   проявил
осторожность.  Потому  что  увидел,  как  от  пристани  поднимаются  два
всадника. Зрение у Книвы было острое, поэтому он сразу узнал их: герулы.
Те самые. А кони... А кони у них - из конюшни Стайны.  По  крайней  мере
одного, гнедого мерина, Книва узнал.
   Герулы на рысях выехали на дорогу шагах в восьмидесяти впереди Книвы,
взглянули на него с обычной герульской надменностью и поскакали прочь от
города. Но недолго скакали. Свернули в тот  же  лесок,  куда  и  человек
Стайны.
   Теперь-то Книва совсем обрадовался. Потому что ясно  ему  стало,  что
герулы поехали за человеком Стайны. И еще потому,  что  опытный  охотник
может запутать свои следы, а вот два всадника никогда бесследно  в  чаще
не растворятся. Поэтому Книва последовал за  всадниками.  Это  проще.  И
безопасней: сидя на коне и услыхать Книву труднее, а  уж  нюхом  уловить
совсем невозможно. Лошадиный запах все перебивает. Поэтому Книва даже  и
таиться особо не стал, припустил в полную  силу  и  очень  скоро  догнал
герулов. Лес - это не открытое место.  В  лесу  Книва  любого  верхового
легко догонит.
   Человек Стайны ждал герулов в хорошем месте. Сразу и не заметишь. Вот
и герулы не заметили, проехали  бы  мимо,  кабы  человек  Стайны  их  не
окликнул.
   Один герул спешился, второй  остался  в  седле.  Тот,  что  спешился,
вступил в разговор с человеком Стайны.  Тот,  что  верхом,  настороженно
озирался. Но Книву он заметить не мог.  Книва  умел  прятаться  не  хуже
человека Стайны.
   Говорили довольно долго. Потом человек Стайны передал герулу  сверток
с пояса, а герул передал человеку Стайны большую сумку из желтой кожи.
   После этого первый герул вскарабкался в седло,  а  тот,  что  следил,
наоборот спешился и направился  в  сторону  Книвы,  на  ходу  развязывая
штаны.
   Книва удивился. Если герул хотел помочиться, то зачем  куда-то  идти?
Удивился Книва и  насторожился.  И  осторожно,  задом,  начал  отползать
прочь. Но отполз совсем недалеко, потому что нечто острое укололо в шею.
Книва замер.
   - Перевернись, - велел мужской голос.
   Книва медленно перевернулся на спину и увидел  зазубренное  по  краям
железко копья. И третьего герула,  который  это  копье  держал.  Ну  да.
Теперь Книва сообразил: герулов-то трое было!
   Книва хотел сесть, но герул кольнул его в  щеку  -  и  Книва  остался
лежать. Тем временем второй герул подоспел. Тоже встал над Книвой.
   - Ты кто? - спросил тот, что с копьем. - Что тут делаешь?
   - Да я... Силки проверить! - нашелся Книва.
   - А что таишься?
   - А?.. Что таился? - Книва изобразил смущение. - Да испугался я,  вот
и спрятался!
   "Убьет, - подумал Книва, глядя на заросшее рыжей бородой лицо герула.
- Убьет. И Аласейа ничего не узнает. Кто ему скажет?"
   Герул немного отвел копье, собираясь ударить...
   Книва напрягся, приготовившись откатиться в сторону. Но второй герул,
угадав его мысли, поставил ногу Книве на горло.
   - Лежи!
   Подошел человек Стайны.
   - Знаешь его? - спросил герул с копьем.
   - Знаю, - кивнул человек Стайны. - Из дружины Одохара.
   - Такой заморыш? - губы герула презрительно искривились. -  Совсем  у
вас народ измельчал, я гляжу. Таких дохляков в дружину берут.
   "Ты бы это брату моему сказал, - злобно подумал Книва. - Он  бы  тебе
показал „дохляка"!"
   - Да этот недавно взят, - пояснил человек Стайны.
   - Ты - дружинник? - спросил Книву герул.
   - Да! - Книва попытался гордо выпятить подбородок, но  помешала  нога
второго герула.
   - Ага, - герул опустил копье. Раздумал убивать.
   - Вяжи его, - скомандовал он. - С дружинником Одохара мне потолковать
интересно.
   Книва понял, что лучше ему быть убитым и, схватив второго  герула  за
лодыжку, дернул изо всех сил. Герул не устоял, полетел навзничь... Книва
вскочил, хватаясь за нож...  Но  рыжебородый,  изловчившись,  ткнул  его
древком копья в живот. Книва отлетел назад - в руки еще  одного  герула.
Человек Стайны бросился на Книву. Книва пырнул его  ножом  в  живот,  но
попал в пояс из толстой кожи, и нож соскользнул, а герул, который держал
Книву, ударил его по затылку. Искры брызнули из глаз  Книвы,  и  тут  же
новый удар бросил его в темноту...

Глава тридцать четвертая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ЧТО ГОВОРИТ ЗАКОН...

   Их тела обмякли. Последний  вскрик  растворился  в  щебете  птиц,  но
сердца еще продолжали колотить в ребра. Коршунов откинулся  на  спину  и
лежал,  расслабленный,  медленно,  с  наслаждением  ощущая,  как   тает,
обращаясь в мягкое тепло, бешеный огонь  страсти.  Его  рука  лежала  на
влажном животе Анастасии, пониже пупка. Алексею было хорошо.
   Ладошка любимой легла на его мокрый лоб.
   - Не смотри, - прошептала женщина.
   Через мгновение она выскользнула из-под  его  руки.  Алексей  услышал
шорох удаляющихся шагов, но продолжал лежать с  закрытыми  глазами.  Да,
ему было хорошо. По-настоящему хорошо...
   - А здоров  ты  с  бабами,  Аласейа,  -  внезапно  раздался  знакомый
вкрадчивый голос.
   Коршунов успел только глаза открыть, вскочить не  успел:  жала  копий
уперлись ему в живот и в грудь, а горло прихватила вилка рогатки.
   - Или ты только с  чужими  тиви  такой  бойкий?  -  продолжал  Стайна
насмешливо.
   - Только попробуй ей что-нибудь сделать... - прохрипел  перехваченным
горлом Коршунов.
   Стайна засмеялся. И  его  дружинники,  которые  прижали  Коршунова  к
земле, тоже захохотали.
   - И что будет? - отсмеявшись, поинтересовался Стайна.
   Коршунов промолчал. Глупо грозить, когда ты в таком положении.
   - Не тревожься, -  сказал  Стайна.  -  Я  не  стану  наказывать  свою
женщину. За что  же  мне  ее  наказывать?  За  то,  что  вутья-чужак  ее
снасильничал? Вот кабы она сама... Тогда следует по закону ее  наказать.
И сурово. Но ведь не сама же она с тобой  легла.  Подстерег  ее  в  роще
похотливый кобель и снасильничал. Так?
   - Так, - выдавил из себя Коршунов.
   "Неужели он не видел? - подумал Алексей. - Неужели не понял?"
   Очень хотелось в это верить. Раз уж все равно пропадать... Вряд ли он
Коршунова живым отпустит...
   И тут рядом со Стайной появилась Анастасия. Успела  уже  накинуть  на
себя рубаху и плащ, лицо обтереть.  Только  коса  немного  растрепалась.
Встала рядом со Стайной, обняла, потерлась щечкой о плечо толстяка.
   - Вот, - Стайна повернулся к ней, -  он  уже  признал  вину.  Поймал,
говорит, снасильничал.
   - А я тебе говорила.  -  Нежный  голосок  теплом  отозвался  в  груди
Коршунова. Хотя он уже начал понимать...
   - Он признает все, что ты скажешь, господин мой. Так ведь, Алексий? -
в голосе слышались молящие нотки.
   - Ты... Вместе с ним? - В голове Коршунова не укладывалось,  что  эта
женщина, его  любимая  женщина,  которая  минуту  назад  стонала  в  его
объятиях, попросту заманила его в ловушку. Подманила, как теленка!
   - Да, Алексий. А как же иначе? Ведь я принадлежу ему. Или ты забыл?
   Коршунов хотел сказать, что он думает по этому поводу, Стайна  сделал
знак, и рогатка передавила Алексею горло. Вместо слов из  него  вырвался
жалкий сип.
   - Что ж нам теперь с ним, с насильником, делать? - глумясь,  произнес
Стайна. - Может, для начала ему  корень  детородный  вырвать?  Да  прямо
сейчас и казнить? Знаешь, Аласейа, что  Закон  говорит?  Закон  говорит:
"Привязать за ноги к двум коням, да и гнать коней, не  переставая,  пока
насильника пополам не разорвет или не побьет до смерти".  Именно  так  и
говорит Закон, Аласейа. Уж поверь мне, хранителю.  И  я,  как  хранитель
Закона, могу прямо здесь вынести тебе приговор. И  сделать  по  сему.  И
никто мне не скажет дурного. Даже Одохар. Потому что и  видаков  у  меня
хватает и поклянутся эти видаки перед богами, что своими ушами  слышали,
как без пытки, по собственной воле признал  ты,  что  снасильничал  тиви
мою, Стайсу. Может, мне так и сделать, а то еще прилюдно  откажешься  от
своих слов? Откажешься?
   - Что тебе нужно? - прохрипел Коршунов.
   - А ничего мне не нужно, Аласейа, - толстяк прижмурился, как  кот.  -
Даже и не признаешь ты, что  силком  взял  тиви  мою,  что  переменится?
Ничего не переменится. Только уже не тебя одного,  а  двоих  вас  конями
разметают. А Одохар так в твою удачу верил, Аласейа... - Стайна  покачал
лысой головой. - Так  ошибся  Одохар!  Только  и  хватило  твоей  удачи,
Аласейа, что квеманское село пограбить да чужую тиви на траву  завалить.
Что скажешь, Стайса, казним его сейчас? Или  на  суд  тинга  представим?
Тебе решать. Откажется Аласейа от своего слова - размечут  тебя  конями.
Как по Закону следует. И захочу я помочь тебе, а не смогу.  Завтра  тинг
начинается, серьезное дело. Должен я к тингу готовиться, некогда мне  со
всякими насильниками возиться. Так что, если скажешь,  что  веришь  ему,
посадим его пока в яму. А завтра на суд тинга выставим. Говори,  Стайса:
завтра или сейчас?
   Рогатка давила на горло, два копья упирались в тело, но руки  и  ноги
Коршунова были свободны.
   "Скажет „сейчас" - рванусь! - подумал Коршунов. - Пусть лучше копьями
продырявят".
   Терять ему было нечего, и овцой подставлять шею под нож мясника он не
собирался.

Глава тридцать пятая
АНАСТАСИА. "ЗАВТРА"

   Анастасиа ответила не сразу. Стайна  был  прав:  именно  ее  жизнь  и
смерть зависели от того, как поведет себя на суде Алексий. Она рисковала
всем. И она очень хорошо знала, как мстительны люди.  Она  действительно
заманила Алексия в ловушку. По приказу мужа, но еще и потому что ей  так
хотелось хоть немного побыть с ним. И она, глупая, почему-то  надеялась,
что Алексий сумеет спасти и себя, и ее. Он казался ей таким... Настоящим
любимцем богов. Почему она не предупредила его? Не потому  ли,  что  обо
всем забыла, оказавшись в его объятиях? Теперь его ждет страшная смерть.
И она в этом виновата. Наверное, она должна разделить его судьбу.  Хочет
ли он ее смерти? Хочет ли она умереть?
   Их глаза встретились...
   "Помоги мне, Господи!" - Анастасиа в какой-то миг почувствовала  себя
так, словно она и Алексий возлежат в атриуме ее домика (Чей  он  теперь?
), в далекой Антиохии, у маленького мраморного бассейна, который кажется
пустым - настолько прозрачна вода в нем... Только они вдвоем...
   - Что ты бормочешь, Стайса? - недовольно проворчал Стайна. - Громче!
   - Завтра, - чуть слышно проговорила женщина.
   - Громче! - рявкнул Стайна.
   Анастасиа знала, что он не хочет убивать Алексия  сейчас.  Алексий  -
дружинник Одохара.  Одохар  может  спросить:  "Почему  ты  казнил  моего
дружинника без моего ведома? Если он виноват, как ты говоришь, почему ты
не захотел, чтобы и я услышал от него о его вине?"  Нет,  Стайне  нужно,
чтобы тинг осудил Аласейю, Одохарова дружинника, того  самого  небесного
героя, с которым Одохар так  накрепко  связал  удачу  будущего  великого
похода. Позорная казнь Аласейи станет смертельным ударом для  того,  что
намерен сделать Одохар. После этого мало кто захочет пойти за  риксом  в
великий поход. Именно такого исхода желал  Стайна.  И  Анастасиа  должна
была желать  того  же.  Разве  не  для  этого  она  живет  среди  грубых
варваров?

***

   Стайна знал, что его тиви знает его намерения. И он был  уверен:  она
не посмеет сказать "сейчас". Разве он - не ее господин? Разве его  планы
не стоят того риска, которому подвергнется ее жизнь? Там  более,  Стайна
уверен, что Аласейа глуп. Дважды угодил  в  одну  и  ту  же  ловушку.  А
глупцом управлять легко.
   Анастасиа понимала, что Алексий не глуп. Он просто думает по-другому.
Но она знала мужчин и увидела у него в  глазах  то,  что  искала:  он  -
настоящий мужчина и не станет мстить женщине. И  еще  -  его  имя.  Имя,
которое на ее родном языке означает "Защитник"...
   - Я разделю с ним его судьбу, какой бы она ни  была...  -  прошептала
Анастасиа по-гречески. И добавила громко, на языке варваров:
   - Завтра. Не сегодня.
   - Хорошо, - Стайна сделал знак Хвитсу, который стоял позади Алексия.
   Тот снял с пояса мешочек с песком, наклонился и  ударил  лежащего  по
голове. Алексий обмяк.
   Вчетвером, охранники ее  мужа  подняли  Алексия  и  закинули  его  на
лошадь. Они увезут его в усадьбу. Там есть яма,  куда  сажают  тех,  кто
ослушался Стайну. Та  самая,  которой  господин  грозил  Анастасии.  Они
бросят Аласейю в яму, но сначала, возможно, будут бить его плетью, чтобы
красивое тело Аласейи покрылось рубцами,  а  дух  его  ослабел.  Завтра,
когда  избитый,  перепачканный  нечистотами  Алексий  предстанет   перед
тингом, никто не увидит в нем небесного героя. Стайна  добьется  своего,
как добивался всегда. И Анастасиа будет по-прежнему служить ему,  потому
что таков закон мира. Ах, как хотелось  Анастасии  перерезать  заплывшее
тремя подбородками горло своего господина! Но она не смела.

Глава тридцать шестая
КНИВА. "ТЫ КРЕПОК, СЫН ФРЕТИЛЫ"

   Книва очнулся и сразу понял, где  он,  хотя  вокруг  было  темно.  На
корабле он был. Слышно было, как снаружи у бортов плескалась вода. Темно
и душно. Книва лежал на боку, и бок у Книвы намок. Оттого, что лежал  он
на дне, под палубным настилом. И еще сверху что-то лежало. Рот Книвы был
забит тряпкой и сверху еще одной тряпкой обвязан, чтоб Книва языком кляп
не вытолкнул.
   Книва лежал. Долго. Потом сверху голоса донеслись. Приглушенные, слов
не разобрать. Книва забился, замычал... Без толку.  То  ли  не  услышали
Книву, то ли не захотели услышать.
   Корабль сильно качнуло.  За  бортом  заплескало  веселей...  И  сразу
запела, заскреблась о днище вода. Поплыли. Книва догадывался, зачем  его
увозят. И было ему страшно. И очень  обидно.  Да  и  умирать  совсем  не
хотелось. Тем более, так умирать. И еще он боялся, что не сумеет принять
смерть как воин, когда начнут пытать его герулы.
   Совсем недолго плыли. Скоро  корабль  тряхнуло,  внизу  зашуршало,  и
Книва понял, что днище скользит по песку. А через  некоторое  время  над
ним завозились, что-то тяжелое разбрасывая, - и сквозь  решетку  настила
проник свет. Тусклый. Уже вечер. Или утро?
   Двое подняли решетку. Двое герулов. Те самые. Молча подхватили Книву,
подняли и через  борт  перекинули.  Книва  в  воду  упал,  погрузился  с
головой, подумал: лучше бы утонуть... Но утонуть не успел. Третий  герул
его из воды на песок выволок. Кляп изо рта вынул, дал откашляться.
   От носа корабля канат шел - к толстому дереву. Книву к  этому  канату
привязали. Как будто он мог куда-то  сбежать,  связанный.  Он  сообразил
уже, что герулы через реку переправились и еще вниз по течению отошли.
   Лежал Книва на песке, а герулы тем временем костер развели, стали уху
варить. От запаха у Книвы полон рот слюны набежал.
   Но не стали герулы Книву кормить. Поели и сидели  у  костра,  темноты
дожидаясь. Известно, ночью люди слабее делаются, значит, и  спрос  вести
ночью лучше.
   Стемнело. В камышах лягушки  заквакали.  Двое  герулов  спустились  к
Книве, подняли, поволокли наверх, к костру.
   Рубаху Книвину ножами  распороли  (жалко,  совсем  новая  рубаха),  в
костер бросили. Со значением: мол, больше тебе  рубаха  не  понадобится.
Потом главный герул тем же ножом по Книвиной груди провел, кровь пустил,
и сказал:
   - Расскажешь нам все, гревтунг, мучить не будем. Просто убьем.
   Книва молчал. На костер смотрел. В костре  много  угольев  было.  Для
Книвы  эти  уголья.  Но  вспомнил  Книва,  как  на  капище  бог  с   ним
разговаривал, вспомнил, как бог Аласейи Книву хранить обещал,  и  понял,
что не даст бог герулам  убить  Книву.  Что  испытывает  его  бог  через
герулов: крепок ли Книва? Готов ли великую славу вместить?
   Поэтому совсем перестал  бояться  Книва,  ничего  герулу  не  сказал,
только усмехнулся чуть-чуть. Так и смотрел, усмехаясь, как другой  герул
уголья из костра выгребает, а третий обувку с Книвы стягивает...

***

   Не обманул бог Книву. Помог. Увидел Книва, как  между  деревьев  тень
мелькнула. Герулы тени не увидели. Заняты  были.  А  главный  только  на
Книву смотрел: слабину искал.
   "Ищи, ищи, - подумал Книва, улыбаясь злорадно. - Сейчас бог тебя..."
   Но это был не бог. Это был  еще  один  герул.  Книва  его  только  по
зеленым щекам и узнал, потому  что  все  лицо  у  герул  а  было  черным
размалевано. Здоровенный герул, с хорошим длинным мечом в одной  руке  и
маленьким кулачным щитом - в другой. Стоял, зубы скаля, пока те  герулы,
что Книву похитили, уголья кучкой сгребали, а  когда  один  уж  собрался
ноги Книвы на эти уголья поставить, размалеванный громко откашлялся.
   Эти трое аж подпрыгнули, хотели к оружию кинуться,  да  размалеванный
не дал. Одного сразу насмерть зарубил, второго щитом по голове ударил, а
третьего, главного, ногой в грудь пнул, отчего тот прямо в костер спиной
упал, но тут же, через голову перевернувшись, вскочил... И из  лесу  еще
один герул появился. Еще больше размалеванного. Схватил сородича  своего
и к себе прижал. Да так, что  даже  Книва  услыхал,  как  у  того  ребра
хрустнули. Но старший герул был настоящий воин, не сдался,  а  схватился
за нож. Только сила есть сила. Огромный перенял руку, сдавил так,  будто
не пальцы у него, а челюсти  волчьи.  Затем  вынул  из  пальцев  Книвина
пытальщика нож, руку его  к  березовому  стволу  прижал  и  пришпилил  к
дереву, вогнав отнятый нож в запястье, точно между костями. Да  так  все
красиво большой герул сделал: не спеша, спокойно. Словно не со  взрослым
воином, а с малым ребенком управлялся. Но похитивший  Книву  герул  тоже
красиво себя вел: даже не вскрикнул, когда лезвие руку п