ой мглы прямо на него. Огромный,
как медведь. Как медведь растопырился, заревел - зубы блеснули в пасти -
и Книву сверху руками облапил.
   Книва даже удивиться не успел. Нож у него в руке сам собой повернулся
плоской стороной к земле и квеману меж ребер вошел.  Мягко  так,  легко,
словно в теплый мед.
   Квеман, наверное, тоже удивиться не  успел.  Булькнул  тихонько  -  и
умер. Только что он стискивал Книву с  медвежьей  силой  и  вдруг  сразу
ослабел, на ноже повис, едва из руки не  вырвал.  Книва  руку  наклонил,
квеман мертвый с клинка сполз и на землю повалился...
   И тут из-за дерева на  Книву  что-то  белое  бросилось.  Книва  опять
ничего сообразить не успел, отмахнулся ножом, почувствовал,  что  попал,
не клинком - рукоятью, но  крепко.  Враг,  тот  квеман,  что  за  елками
таился, назад отлетел и тоже упал.
   А Нидада как стоял с рогатиной позади Книвы -  так  и  замер.  И  рот
приоткрыл.
   Книва ко второму квеману подошел, присел рядом. Это  баба  оказалась.
Раскинулась на спине,  титьки  кверху,  ноги  -  врозь.  Здоровущая.  У,
нелюдь!
   Книва морду ее потрогал: липко, кровь. По лбу он ей рукоятью попал.
   Тут рядом Нидада образовался, тоже на корточки присел.
   Книва подумал: надо  бы  бабу  квеманскую  добить,  но  как-то...  не
хотелось.
   "Пускай Нидада ее дорежет", - решил он, обтер ладонь о штаны и встал.
   - Добей ее и жди тут, - сказал он.
   - А ты куда? - спросил Нидада испуганно.
   - Надо, - отрезал Книва.
   И побежал за забытой рогатиной. Он особо не  таился.  Лес  был  полон
разных звуков: визга, воплей, хихиканья. Веселились квеманы.  Не  чуяли,
что среди них страшные убийцы  дела  геройские  творят.  Бежал  Книва  и
великим воином себя чуял. Бесстрашным и могучим. Казалось: захочет он  -
и всех квеманов, глупых и беспечных, в одиночку перебьет.
   Рогатина оказалась на месте. Книва подхватил ее и  помчался  обратно.
На полпути ему квеман дорогу перебежал. Книва уже руку занес для  удара,
но квеман его и не заметил. Проломился сквозь кусты, как безумный  лось,
и дальше потопотал. Но у Книвы боевой задор как-то сразу угас.

***

   Убитый квеман лежал на  прежнем  месте.  И  подбитая  квеманка  тоже.
Только вот Нидада...
   - Ты что надумал, сорочий сын? - прошипел в ярости Книва.
   Нидада, паршивец, уже портки спустил, уд встопорщил кверху.
   - Воину добытую бабу пользовать - молодецкое дело! - заявил Нидада  и
на колени опустился, примериваясь, как поудобнее взобраться на квеманку.
   - Какая это баба! - зашипел от ярости Книва. - Это ж нелюдь!  Знаешь,
кто от человека и нелюди родится? Болотный дух!
   - Ниче... - пробормотал Нидада, - не родится. Мы ж ее - того.
   Ухватил квеманку за титьки...
   И тут квеманка открыла зенки.
   Нидада аж подпрыгнул.
   А квеманка вроде, как и не испугалась.  Зубами  блеснула:  оскалилась
зазывно.
   Нидада, сразу видно, обрадовался. Снова ее за титьки ухватил...
   И тут она, извернувшись, горсть трухи с земли подхватила  и  прямо  в
глаза Нидаде кинула.
   Нидада взвизгнул совсем по-бабьи, с квеманки свалился. Она тут же  на
ноги подхватилась, заорала истошно... И осеклась, когда  Книва  рогатину
ей точно в горло вогнал.
   А Нидада на карачках по земле ползал, глаза тер и скулил.
   - Заткнись! - Книва пнул его в бок. - Портки надень!
   "Спешить нужно", - подумал Книва.
   Подошел к убитому квеману, перехватил рогатину поудобнее. Для  такого
дела, конечно, топор сподручнее, но  топора  ведь  нет.  Недодумали  они
насчет топоров.
   Наступив квеману на голову, Книва примерился  и  несколькими  мощными
ударами перерубил мертвецу хребет.
   Потом ножом мягкое дорезал. На шее у квемана амулет  был.  Его  Книва
подальше в кусты забросил. Лучше бы унести да сжечь, но человеку  амулет
от квемана с собой носить опасно. От него вред приключиться может.
   Голову квеманскую Книва в сумку спрятал.
   Пока Книва делом занимался, Нидада  успел  порты  натянуть  и  теперь
ножом  пытался  квеманке  голову  откромсать.  Пыхтел,  весь   в   крови
перепачкался, но кость крепкая, не поддавалась.
   В воздухе смрад стоял. От крови и от мочи  с  калом,  что  из  убитых
изверглись. К запаху этому Книва был привычен, но ежели учует его кто из
квеманов - сразу поймет, в чем дело.
   - Брось ее, - велел он Нидаде. - Уходить надо.
   - Еще чего! - прокряхтел тот, двумя руками нажимая на нож.  -  Мне...
тоже... трофей нужен!
   Наконец Нидада кое-как откромсал голову квеманки, ухватил за  волосы,
осклабился. Доволен!
   - Вот теперь уходим! - заявил он.
   И оба припустили прочь вдоль длинного озерного берега.

***

   Когда квеманские голоса растаяли вдали и даже запах  дыма  больше  не
ощущался, приятели сделали передышку.  Кровь  с  себя  смыли,  напились,
головы добытые в  воде  ополоснули.  Но  медлить  не  стали.  Надо  было
подальше уйти, пока квеманы своих убитых не обнаружили.
   Теперь они через лес побежали. Лес  же  духами  кишел:  кричали  они,
угрожали, жаловались...
   Книва с Нидадой сами не заметили, как с шага на бег перешли.
   Владения Иббы миновали на рассвете. С другой стороны обошли,  держась
подальше. И снова бежали - пока сил хватило. Потом место приметили,  где
спрятаться можно. Лежали  там,  отдыхали.  Обоим  чудились  голоса.  Все
казалось,  что  квеманы   гонятся:   вон   топочут,   перекликаются.   А
прислушаешься - нет никого. Лишь кровь стучит в ушах.
   Солнце высоко уже стояло, светило сквозь кроны, когда Книва с Нидадой
снова пустились в путь. Бежать было тяжело  -  парило  в  лесу,  пот  ел
глаза, в голове будто  молот  бил.  Но  это  уже  своя  земля  была,  не
квеманская, не чужая.
   Неподалеку от села еще озерцо было. Туда и свернули.
   От деревьев уже протянулись тени - к закату дело.
   У озерца остановились ненадолго. Сполоснулись, головы добытые  омыли.
От вида своей  добычи  Нидада  совсем  повеселел.  Озоруя,  стал  играть
головой квеманки.
   И неожиданно Книве будто с другой стороны Нидада явился. На  прыщавом
лице глаза горят  нехорошим  блеском.  На  подбородке  остром  бороденка
жидкая пробивается в три волоска, рот смехом распялен. Скалится,  голову
квеманки, - которую, кстати, Книва убил - с руки на руку перебрасывает.
   - Чего уставился? - вдруг спросил Нидада.
   - Вижу, каким ты станешь, - мрачно объявил Книва.
   - Воином! Великим воином! - Нидада запрокинул лицо вверх и закружился
на месте.
   Книва резко отвернулся. Взгляд  упал  на  другую  голову,  лежащую  в
траве. Книву вдруг вырвало желчью - не ел два дня. А  Нидада,  глядя  на
него, зашелся от хохота.

***

   До села уже рукой подать было, когда ветер  задул.  Книва  с  Нидадой
сперва не обращали на это внимания. Это даже приятно было  -  ветер  нес
прохладу  разгоряченным  лицам.  Они  уже  не  бежали,  на  своей  земле
все-таки, а  брели,  спотыкаясь,  лишь  время  от  времени  по  привычке
переходя на подобие бега.
   А ветер все усиливался. Теперь он налетал порывами. Ветер дул  сбоку.
И оттуда же по небу наползали, громоздясь, темно-серые горы туч. Донесся
тяжелый раскат грома.
   - Гроза идет, - пробормотал Нидада.
   Книве уже тогда показалось, что неспроста все это.
   Гроза застигла их в поле, что тянется от реки  в  сторону  квеманских
земель. Дождь то падал сплошной стеной, то вдруг  бил  в  лицо  колючими
струями. Небо раскалывалось от молний, которые Доннар, ярясь, бросал  на
мир.
   И они опять бежали. Бежали из последних сил.
   Поверхность реки вздувалась пузырями. Книва  с  Нидадой  добежали  до
брода,  потом  никак  не  могли  выбраться  на  берег.  Ноги  скользили.
Несколько раз они съезжали с глинистого откоса,  пока,  наконец,  сумели
выбраться  наверх.  Книва  даже  испугался,  что  унесет   река.   Время
запретное, а они даже подарка водному богу не сделали... Однако  ничего,
выбрались.
   В селе разделились. Нидада - в хибарку свою, Книва - домой.  Добежал,
ввалился в дом мокрый, весь перемазанный в глине.
   - Ай!  -  вскрикнула  Рагнасвинта,  сестра  Книвина.  Остальные  тоже
уставились.
   - Где был? - сердито спросил Фретила.
   Книва без сил упал на  чурбан  перед  очагом.  Квеманскую  голову  за
волосы вверх воздел, ухмыльнулся во весь рот...

Глава третья
КНИВА. НЕЧИСТЫЕ

   К ночи буря усилилась. Книва с Нидадой жались к огню,  вслушиваясь  в
раскаты грома и то и  дело  оглядываясь  на  шкуру,  прикрывавшую  вход.
Подбитый глаз Книвы заплыл, превратился в щелочку. И спина болела.  Там,
где приложился березовый сук.
   Фретила, отец, как  только  квеманскую  голову  увидел,  аж  с  лавки
подскочил. И сразу - кулачищем Книве в морду. А потом за волосы хвать  -
и выкинул из дома прочь, во двор. И сам следом выскочил, сук  прихватив.
И суком этим так Книву отходил... А-а! Разве в этом дело!
   В том дело, что Книва нечист. И Нидада нечист. И,  хуже  того,  через
них нечисть в село прийти может. Потому, если ныне в селе  случится  что
недоброе, то Книву с Нидадой убьют.
   Вот тебе и подвиг. Эх, было б на Книве с Нидадой воинское посвящение,
тогда и впрямь был бы подвиг. Тогда бы им  почет  оказали.  Как  героям.
Воинское посвящение нечисть отваживает. А коли нет его...
   Как они раньше об этом не подумали?!
   О том, как  и  кого  убили,  Книва  признался  не  сразу,  а  лишь  у
Хундилы-старейшины  на  подворье.  Его  туда  отец  Фретила   с   братом
Сигисбарном приволокли. И Нидаду туда притащили.
   И били там Книву с Нидадой нещадно. Только буря не стихала.
   И сказал Хундила, что теперь вся нечисть,  что  на  квеманском  озере
собиралась, в село придет. Потому что Книва с Нидадой ей путь показали.
   Отныне они не могут входить в дома. Не могут  ходить  там,  где  люди
ходят. Отныне они могут лишь сидеть в доме у Нидады. И дом  этот  отныне
тоже нечист.
   Если этой ночью нечисть заберет их жизни, дом сожгут. И новый строить
на этом месте не станут. Так Хундила сказал.
   Квеманские головы тоже здесь.
   Книва боялся смотреть в их сторону.
   А души квеманов снаружи теснятся. Их  крики  даже  сквозь  шум  ветра
слыхать. Громко кричат мертвые квеманы, отомстить жаждут.
   Книва с Нидадой тоже уже почти мертвые. Нет у них больше рода. А  без
рода человек - что отрезанная рука. Гниет,  и  черви  ее  едят.  А  люди
смотрят с омерзением. Отныне Книва с Нидадой тоже отрезаны.
   Если примет род нечистого человека, то сам станет  нечист  и  сгинет.
Оттого род Фретилы отверг того, кого люди Книвой звали.
   Ахвизра-дружинник, брат Нидады, еще ничего не знает. Но его род  тоже
Нидаду отвергнет. Ахвизра и отвергнет. И тем свой род почти  что  убьет.
Оттого что весь род Нидадин - сам Нидада  да  Ахвизра.  Но  Ахвизра  это
сделает, а как иначе?
   Книва знает: об этом сейчас думает Нидада, вжимая голову в  плечи.  О
том, что Ахвизра сделает. И боится. А чего бояться? Может, и до утра  не
доживет Нидада.
   Хундила-старейшина хотел вообще их изгнать из села.  Травстила-кузнец
вступился. Сказал: заприте пока нечистых в хижине у Нидады.  Если  ночью
пожрет их нечисть, то, глядишь, и отступится от села. Травстилу  в  селе
слушают. Травстила тайное ведает, с Овидой-жрецом дружбу  водит.  Кузнец
потому что.
   Пинками и палками Книву погнали сюда. И Нидаду тоже.
   А попозже  внутрь  еще  старый  горшок  кинули.  С  углями.  Угли  те
Травстила из кузницы принес. Нечисть огня из кузницы жуть как боится.
   Травстила хотел помочь. Он всем в селе помогает.

***

   - Дрова догорают, - пробормотал Книва. - Огонь гаснет.
   - Дрова снаружи, - отозвался Нидада. - Я туда не пойду.
   - Я тоже... - Книва вздохнул. - А ведь мы и озеро осквернили, и реку,
- сказал он.  -  Когда  на  пути  обратном  нечистыми  в  нее  вошли.  И
подношения не дали.
   - Так ведь не было у нас ничего, - еле  слышно  прошептал  Нидада.  -
Слышь, давай сбежим поутру.
   Книва не ответил. Не дадут  им  сбежать.  Дурак  Нидада,  неужели  не
понимает. И он, Книва, дурак, что с Нидадой связался.
   Они сидели и смотрели, как угасал огонь. Тьма  надвигалась  из  углов
дома, протягиваясь к ним. Снаружи стонали и кричали  убитые  квеманы.  В
дом проникнуть хотели.
   Вдруг страшный скрипучий  крик  перекрыл  звуки  бури.  Голод  в  нем
слышался и нечеловеческая ярость.
   Нидада заскулил от ужаса.

Глава четвертая
КНИВА. ЧУЖИЕ БОГИ

   Утро настало, а Книва с Нидадой все  еще  были  живы.  Изнемогали  от
нечистоты. Мечтали о смерти. Всю ночь, желая отомстить,  неистовствовали
снаружи злобные квеманские духи. И бессчетное  количество  раз  казалось
Книве и Нидаде: все. Сейчас ворвутся и пожрут.  Но  -  обошлось.  Может,
угли из кузницы помогли?
   С рассветом гроза ушла. Только ветер налетал порывами.
   Убогая у Нидады хижина, кособокая. Ночью от ярости  квеманских  духов
крыша прохудилась, сорвало солому. Всю  ночь  в  дыру  дождь  лил.  А  с
рассветом стал виден лоскут неба. По небу быстро неслись рваные облака.
   - Уходить надо, - выдавил Нидада.
   - Куда? - разъярился Книва. - Куда?!
   Нидада пробормотал себе под нос что-то неразборчивое. Книва со злобой
покосился на него. Великим воином он будет! Дерьмо свинячье!
   Снаружи послышались голоса, шаги. Ветхая шкура, прикрывающая  вход  в
хижину, отдернулась.
   Хундила-старейшина.
   Глянул молча, внутрь заходить не стал. Лишь пальцем поманил.
   Книва встал и вышел. Нидада - за ним.
   Снаружи собралось, почитай, все  село.  Пришли  узнать,  живы  они  с
Нидадой или нет.
   Книва с равнодушной тоской обвел взглядом  лица  односельчан.  Ничего
хорошего на них не прочел. Угрюмыми они были, эти лица.  А  у  мужчин  в
руках топоры да рогатины.
   Книва отвернулся. Лучше уж вдаль смотреть.
   Старейшина заговорил. Мрачно ронял тяжелые слова.
   Квеманские духи нашли путь сюда. Оттого нашли, что два щенка их  сюда
привели. Теперь нипочем сами не уйдут  квеманские  духи.  Мстить  будут.
После бури ночной на  поля  смотреть  больно.  Сколько  зерна  силой  не
нальется. Вот  и  дерево,  что  возле  богатырской  избы  росло,  теперь
повалено.
   Вчера как думали. Думали - изгнать. А ныне все иначе повернулось.
   Ночью-то вас никто ведь не видел. Все  по  домам  сидели.  А  снаружи
нечисть бесилась. И кто знает, может, уже и вселилась в вас нечисть. Кто
поручится за вас? Никто не поручится...
   В этот миг Нидада вдруг прочь  рванулся  с  места.  На  пути  у  него
Вутерих стоял. Нидада его оттолкнул. Откуда только силы взялись.
   Но не ушел. Не дали. Древко рогатины сунули в ноги. Нидада растянулся
на земле. Попытался вскочить, но тут уж на него все навалились.
   К Книве тоже подскочили, хоть Книва никуда не убегал. Вутерих  и  его
брат Герменгельд. Схватили за руки, выкрутили за спину.
   Книва поймал взгляд отца. Стоял Фретила,  супя  густые  брови.  И  ус
крутил мрачно.
   К Книве подтащили Нидаду. Тот исступленно рычал, пытался вывернуться.
   - К жрецам надо посылать, - сказал Травстила-кузнец. - А этих связать
пока.
   - Убить их - и всех дел! - крикнул рябой Хиларих. - Пока не поздно.
   - Пусть Овида-жрец это дело решает, - повторил Травстила. -  Его  это
дело.
   - Тебе хорошо рассуждать! - выкрикнул Хиларих. - Ты кузнец,  с  огнем
водишься, тебя нечисть боится!
   - Ну так запри их в избе да сожги, - проворчал Травстила.
   Кузнец добрый человек. Через огонь может  прийти  очищение.  Книва  с
благодарностью и надеждой уставился на него, выворачивая шею.
   Хундила-старейшина покачал головой:
   - Они нечисть в село привадили. Им и отваживать. За рекой на  болотце
надо. Там место все равно плохое. А за ними, глядишь, и нечисть уйдет из
села. Вместе с их кровью в топь уйдет.
   Книва снова отвернулся. Смотрел в сторону.  От  стремительно  летящих
облаков по земле неслись тени.  Ветер  гнал  по  улице  сорванную  ночью
мокрую листву...
   Внутри - нечистота. Она разрастается, превращая  тебя  в  квеманского
духа...
   ... Страшно искаженная рожа  бесноватого  Нидады,  хрипящего,  зубами
лязгающего... Перемазанные засохшей глиной  квеманские  головы  сзади  в
хижине...
   Книва поднял глаза к небу, к солнцу, ища помощи...
   И небо ответило. Зарычало небо. Гром в нем родился. И  не  гроза  это
была - иное. Странный это был гром, бесконечно  долгий.  Гром  бродил  в
небе, то затихая, то вновь становясь громче.
   А потом Книва увидел... И закричал. И все увидели...
   ... Из рваных клочьев мчащихся облаков вырвалось нечто и понеслось на
село. Ветер оседлав, неслось нечто, чему  нет  названия  в  человеческом
языке. Под парусами оно неслось. Цвета снега и огня были паруса. Снега и
крови. Нечто неслось от леса. От людского леса, не квеманского. От  того
леса, где у деревьев, старым Гундиухом  помеченных,  душу  взяли  -  для
погребального костра Гундиуха.  Стало  быть,  вымолил  Гундиух  у  богов
прощение для села!..
   Показалось Книве - сокрушит  нечто  дом  Фретилы,  его  отца.  Но  не
сокрушило - помиловало, высоко прошло. Стало быть, не перешла нечисть на
род Фретилы. Чист род перед богами. Над богатырской избой прошло, низко,
но нет, и богатырскую избу не сокрушило, лишь солому на крыше  вздыбило.
Над селом пронеслось, через реку, к болотцу. И там пало.
   Стало быть, прав старый  Хундила.  А  боги  его  слова  яснее  ясного
подтвердили. В болотную топь должна уйти  нечистая  кровь.  А  с  ней  и
нечисть квеманская из села уйдет.
   И выл, надрывая душу, злой квеманский дух в бесноватом Нидаде.

***

   Посланец богов прямо в топь угодил. Весь в болото ушел,  только  шлем
остроконечный наверху остался. Со шпилем длинным. А вокруг  по  болотным
кочкам паруса простерлись. Цвета снега  и  огня  были  паруса.  Снега  и
крови. Красивые.
   Мужчины на берегу стояли. Никто не решался к посланцу приблизиться. А
ну как встанет он из топи? Ежели даже шлем его боевой - повыше дома,  то
каков же тогда сам посланец?
   Даже отсюда видно было, что лишь недавно вышел шлем из  горнила.  Вон
как жаром небесной кузни попятнан. Книва  неотрывно  смотрел  на  дивную
громаду. Связанные руки мешали смахнуть со лба мокрые волосы, облепившие
лицо. Когда их с Нидадой гнали сюда через брод, два  раза  в  воду  упал
Книва. Поднимали, ставили на ноги и в спину толкали: иди давай.
   Рядом тяжело дышал Нидада. Голова квеманки, Книвой убитой, за  волосы
к поясу привязана. А квеманова голова - к поясу Книвы.  Нидада  тоже  на
диво уставился. Что-то шептал себе под нос. Только  не  разобрать  было,
что. И скалился радостно.
   Квеманские духи  нечистые  завладели  Нидадой.  Только  недавно  выл,
извивался, всех заесть хотел. А теперь радуется.
   - Гляди-ка, оно в топь-то уходит,  -  пробормотал  Вутерих.  -  Стало
быть, и этих надо туда же - в топь.
   Но Хундила Вутериха осадил. Если не так сделаешь, разгневаются  боги.
Сперва понять нужно, чего они хотят.
   А старый Ханала сказал: неспроста все это.  Испытывают  они  нас.  Не
стали бы ни с того ни с сего воина посылать. Могли бы на топь показать и
иным путем. Молнией или как-нибудь иначе.
   А Нидада, ужом извернувшись,  в  лицо  Ханале  заглянул  угодливо.  И
засмеялся вдруг, головой  в  сторону  дара  мотнув.  Рябой  Хиларих  его
древком копья ткнул. Нидада замолчал. Понурился.
   И снова воцарилось молчание. Лишь  комары  надсадно  звенели.  Стояли
сельчане, переминались с ноги на ногу, пытаясь постичь загадку богов.
   - Боги любят людей испытывать, - пробормотал Ханала.
   Ханалу сюда через реку на руках перенесли. Совсем стал слаб. Сам  уже
не смог бы брод одолеть.
   Тут в Вутерихе смелость взыграла. И пошел он, по грязи хлюпая,  прямо
к гигантскому шлему. На дивный ало-снежный парус  ступил,  запятнал  его
грязью, копье поднял и - хорошо хоть, сообразил! - не жалом, а древком в
опаленный шлем ткнул.
   И вспыхнул на шлеме  глаз  лютый!  И  закричал  утопший  воин-великан
истошным голосом, надрывно, как чайка кричит... Как  кричала  бы  чайка,
будь у нее крылья в полнеба.
   Высоко, по-заячьи подпрыгнул  Вутерих  и  в  грязь  шле