казал
Геннадий. - Не мешай, пожалуйста. Если что - спрос с меня будет.
   - Будет, - посулил толстяк, - не сомневайся.
   - Но это еще не все, господин первый кентурион, - произнес Геннадий.
   - Что еще?
   - Еще мне нужны средства на поощрение отличившихся.
   - Двойная миска каши - достаточно.
   Черепанов покачал головой.
   - Казначей  легиона  выделяет  для  поощрений  три  тысячи.  На  нашу
когорту. Доля каждой кентурии таким образом составляет пять сотен.
   - Это кто же тебя так хорошо считать научил? - ощерился Пондус.
   - Не важно. Важно, что я действительно хорошо  считаю,  -  с  нажимом
произнес Геннадий. - Триста динариев я считаю достаточным.
   - Не слишком ли ты раскатал  губу,  первый  гастат?  -  процедил  Тит
Квинтус.
   Черепанов усмехнулся. Молча. Одними губами.
   - Ты мне угрожаешь?
   Геннадий усмехнулся  еще  шире.  Но  глаза  его  остались  такими  же
холодными.
   - Откуда ты узнал, сожри тебя вороны?
   - Узнал, - сказал Черепанов. - И не только это.
   Некоторое время оба молчали. Толстяк размышлял. Жалко ему было денег,
ежику понятно. Опять же, одному дашь - другие узнают. И тоже захотят.
   - Сто, - наконец произнес Пондус. - Сотни хватит.
   - Триста, - отрезал Черепанов. - Ты - мой командир, Пондус. Пока.  Но
это  скоро  изменится,  можешь  не  сомневаться.  Запомни:  со  мной  не
торгуются. Со мной дружат. Со мной хорошо дружить, Пондус.  Подумай.  Ты
ведь не дурак. Неужели первый  кентурион  когорты  -  это  предел  твоих
мечтаний?
   - Дожили, - проворчал толстяк после  паузы.  -  Какой-то  гастат  мне
повышение по службе сулит!
   - Не "какой-то гастат", Пондус. Я. Прочувствуй разницу.
   - М-да... Значит, триста?
   - Триста, кентурион. - И подсластил пилюлю:
   - Никто не узнает. Я забочусь о своей кентурии. Другие пусть  сами  о
своих позаботятся.
   - Ладно, подумаю, - проворчал первый кентурион и двинулся прочь.
 
*** 
 
   На  следующее  утро  его  вестовой-бенефектарий   принес   Черепанову
мешочек. Триста динариев.
   Но главным итогом вчерашней беседы были все-таки не  деньги,  хотя  и
деньги пригодились. Главным было, что рейтинг Черепанова подскочил сразу
на  десяток  пунктов.  Сперва  внутри  кентурии,  а   потом,   по   мере
распространения слухов, и в других подразделениях.  Потому  что  старший
лейтенант, который осмеливается возражать майору, не такая уж  редкость.
Но вот когда майор уступает старшему лейтенанту, это уже кое-что значит.
Для тех, кто понимает.
   А в своей кентурии на Черепанова смотрели, как на грозного бога.  Еще
бы! И месяца не прошло, а его легионеры вышли из  категории  ничтожеств.
Напротив, на них поглядывали уже чуть ли не с  почтением:  те  самые,  у
которых кентурионом тот самый  Череп.  Друг  Аптуса  (Плавта  в  легионе
помнили и уважали), любимчик Максимина и вообще крутой  мужик:  своих  в
обиду не даст и чужим ничего не спустит.  Череп,  одним  словом.  Голыми
руками на куски порвет. Вон, самого Партокла, сирмийского чемпиона, едва
не убил... Но не убил, пожалел.
   На Геннадия уже поглядеть приходили. "Это который - Череп? Этот,  что
ли? Здоровый. А ростом - не очень". "Так пойди, скажи ему  об  этом",  -
предлагали скептику.
   "Ну уж нет, - отвечал тот. - Я себе не враг".
   В общем, все шло по плану. А где-то  в  середине  октября  от  легата
Максимина поступил приказ: сворачивать лагерь. Пришло время перебираться
на зимние квартиры.
   Но еще раньше в гости пожаловал император.
 
Глава семнадцатая 
ОТВАЛЬНАЯ, ПРОЩАЛЬНАЯ... 
 
   Черепанов знал, что  Александру  Антонию  Северу  Августу  было  чуть
больше двадцати. Но выглядел он старше. Геннадию, который стоял в хвосте
легиона, справа от  своей  кентурии,  лицо  императора  не  понравилось.
Какое-то брезгливо-порочное. Хотя говорили, что  Александр  ведет  очень
скромную жизнь, почти аскетическую - в сравнении с  прежними  Августами,
Черепанову было не с чем сравнивать. Это был первый  римский  император,
которого он видел воочию. Север ехал на высокой  колеснице  в  окружении
конных преторианцев. Рядом, с напряженным, белым от пудры  лицом  -  его
мать,  Мамея.  Соправительница.  Когда-то  она,  вероятно,  была   очень
красивой женщиной. Время, интриги и власть изуродовали ее. Хотя заметить
это под толстым слоем грима, драгоценностей и драпировок было нелегко.
   Ревели трубы. Легионы приветствовали императора, ударяя в  щиты.  Без
особого  энтузиазма.  Каждый  легионер  знал:   Август   их   не   любит
"данубийцев". Уроженец Сирии, Александр любит только своих "азиатов".
   Император привез подарки. Награды. Взревывали трубы.  Глашатай  зычно
выкликал номер  подразделения,  имя...  Офицерам  награды  вручал  лично
император. В их легионе таких оказалось всего двое: трибун Гай  Петроний
Магн, совсем молодой, всего  лишь  года  на  три  старше  императора,  и
какой-то  кентурион  из  бывших  преторианцев.  Легионы   приветствовали
награжденных (так было положено), но довольно прохладно. Тем более что и
награжденных  было  немного.  Все   знали,   что   император   скуповат.
Расщедривается только тогда, когда пахнет жареным.
   И вдруг все когорты словно взорвались: появился Фракиец.
   Гай Юлий Вер Максимин въехал на  лагерный  форум  <Форум  -  открытое
место, площадь, где  римляне  собирались  по  разным  поводам.  Форум  в
римском лагере находился в "командном" квартале,  слева  от  алтаря,  на
котором    совершались     жертвоприношения     богам,     сразу     над
насыпью-трибуналом, с которой полководец обращался к войску и на которой
производил  суд.>   один.   Махнул   рукой,   приветствуя   легионы,   и
присоединился к свите императора. Но приветственный рев и грохот  утихли
далеко не сразу. Черепанов видел - у него было  превосходное  зрение,  -
как "Мать императора, солдат и страны" (как ее именовали при официальном
титуловании) раздраженно поджала губы.
   Потом были пир и праздник.
   Черепанов впервые наблюдал гладиаторские бои: Север  привез  с  собой
дюжину пар. Ничего интересного. Все, кроме двух бойцов (оказавшихся, как
выяснилось, не рабами-гладиаторами, а спортсменами-любителями),  дрались
так себе. На всех хватило бы одного  Плавта.  А  черепановская  кентурия
легко стоптала бы сотни полторы таких вояк. Конечно, не на  арене,  а  в
настоящем бою. В общем, ничего особенного. Четверых бедолаг  убили,  еще
четверых  -  покалечили.   Надо   признать,   сам   процесс   публичного
смертоубийства  легионеров   возбуждал   мало.   Сказывалась   специфика
профессии. Ставки - вот что делало  бои  по-настоящему  привлекательными
для этих ребят.
   Когда уже совсем стемнело, прискакал Плавт. Бросил пару слов  Феррату
и забрал Черепанова с собой. К Парсию. Развлекаться.
 
*** 
 
   - Этот Север вечно жнет, где не сеял! - Гонорий, принявший  на  грудь
литра три, всегда становился чуточку агрессивен.
   - В позапрошлом году Сенат в Риме устроил ему триумф и поименовал его
"Великим Персидским". Притом что мы, только мы били  персов.  Мы  прошли
всю Армению и так врезали хваленой персидской кавалерии, что у них мозги
из ушей летели. В Мидии <Мидия - историческая область в  северо-западной
части Иранского нагорья. В 70-х гг. VII - сер. VI вв. до н.  э.  царство
со столицей в Экбатане. Расцвет при Киаксаре.  В  550  -  549  завоевана
персами. Возродившееся в последней четверти IV в.  до  н.  э.  мидийское
царство занимало часть территории Мидии  -  южный  Азербайджан,  который
позже был назван Мидией (или Малой Мидией).>, понимаешь, гора  на  горе.
Коннице не развернуться, на пехоте - самое то. А пока мы  дрались,  этот
сопляк со своими любимчиками из восточных легионов застрял в  пустыне  и
потерял почти всех лошадей. А третью армию вел любимчик Сената Марцелл -
только полный болван мог доверить ему армию! Шел как по Аппиевой дороге.
Все ждал: вот сейчас Александр с мамашей с основными силами  подойдут...
Ардашир <Правитель государства Персеполь Ардашир в 223 - 230 гг. восстал
против парфян и сверг их  монарха,  подчинив  все  государство  династии
Сасанидов, названной  так  в  честь  его  деда.  Это  новое  руководство
оказалось  для  Рима  гораздо  опаснее  прежнего,  парфянского,  изрядно
ослабленного   войнами   с   тем   же   Римом.   Молодое,   агрессивное,
националистически  настроенное   персидское   государство,   управляемое
сильным  правителем,  поставило  себе  целью  расшириться  до   пределов
древнего парфянского царства в Малой Азии. В 230 г.  Ардашир  вторгся  в
Месопотамию, угрожал Сирии и другим азиатским провинциям империи.  После
года бесплодных переговоров Александр и Мамея отправились на  Восток  во
главе значительной армии и сделали  еще  одну  попытку  решить  проблему
дипломатическим путем. Но договориться с  персами  не  удалось.  Ардашир
предъявил ультиматум: потребовал отдать ему все  земли,  на  которые  он
претендовал. И Мамея с Александром были вынуждены  начать  войну.>  взял
его, как волк овцу. Вырезали всех. Втоптали в песок и  утопили  в  водах
Евфрата <Евфрат  -  река  в  Месо  потамии.>.  А  этот  маменькин  сынок
обгадился и остался на месте. И нам приказал  отступить.  Осенью,  через
перевалы. Туда мы летом шли. Летом еще ничего,  а  осенью...  Представь,
Череп: горы, снег, холод, никакой жратвы  и  фуража.  Наших  там  больше
погибло, чем  в  Мидии.  Но  все-таки  мы  с  Максимином  врезали  этому
Ардаширу! Мы так дали персам по зубам...
   -  Погоди-ка,  -  попросил  Геннадий,  заинтересовавшийся  стратегией
войны, о которой говорил его друг. - Вы что же, атаковали раздельно?
   - Ну да, - кивнул Плавт. - Вот, гляди (он нарисовал на земле схемку).
Вот Тигр <Тигр - река в Месопотамии. Междуречье Тигра и Евфрата,  наряду
с Египтом - одна из колыбелей человеческой  цивилизации.>.  Вот  Евфрат.
Вот здесь - наша земля, вот тут - персы. Вот отсюда ударили мы  -  через
Армению. Били их почем зря, прорвались в  Мидию  и,  если  бы  остальные
дрались так же, свернули бы этому Ардаширу шею, как глупому  петуху.  Но
не все легионеры подобны нашим. И не у всех есть Максимин!  -  в  голосе
кентуриона смешались горечь и гордость. - Мы разбили  их,  но  нас  было
слишком  мало  и  с  провиантом  возникли  трудности.  А  вторая  армия,
Августова, шла через Северную Месопотамию и завязла вот здесь.  Говорят,
из-за проклятой жары. Но я в это не верю. Просто ни Александр с мамашей,
ни его любимчики с Востока <Будущий император  Антонин  Александр  Север
родился в 208 г.  в  финикийском  городе  Кесарии  Ливийской  и,  будучи
уроженцем Востока, всегда отдавал  предпочтение  своим  землякам.  И  не
скрывал  этого.  Естественно,  легионам,  сформированным  в  европейских
провинциях, это не нравилось.> не хотели драться и тянули сколько могли,
что-бы не их кровь пролилась, а наша. А потом они  просто  струсили!  Ну
мы-то не посрамили своих орлов, а вот ребятам, которые вышли  к  Евфрату
отсюда, через Южную Месопотамию, не повезло. Побили их персы.  А  мы  им
врезали! - Плавт грохнул кратером по столу. - Да мы им так напинали, что
Ардашир и думать  забыл  про  нашу  Месопотамию!  И  после  этого  Сенат
устраивает триумф Александру с мамашей. Да  они  там  даже  ни  в  одной
хорошей драке не были! Тьфу! - Плавт сплюнул на землю. - Ну,  Александр,
конечно,  знал,  чья  это  была   победа.   И   ему   пришлось   здорово
раскошелиться, чтобы легионы не взбунтовались. Даже его  любимые  азиаты
готовы были его прикончить за то, что он струсил и бросил своих.  Потому
он и оставил  наши  легионы  на  востоке.  А  отсюда,  с  запада,  вести
приходят: мол, опять  здесь  варвары  зашевелились.  Алеманны,  мол,  по
Паннонии шарят... А у наших тут, на Рейне, на Данубии  -  семьи,  земля.
Кто их убережет? Август с  мамашей  и  хи  трожопой  дипломатией?  Хрена
лысого! Мы кричим:  отправляй  нас  домой.  Не  слушает.  Тогда  уж  сам
Максимин к нему приехал. "Отправляй, -  говорит,  -  Август  богоравный,
наших домой. Не то бунт будет, Геркулесом клянусь!"
   Максимина-то он послушал, ясное дело. Повелел.  Ну,  поднялись  мы  и
пришли сюда. В самый раз, чтобы варваров приструнить. У  нас  дипломатия
простая, зато радикальная. - Кентурион осклабился. - Гладий  в  пузо.  И
повернуть для надежности. Очень помогает.
   - Не сомневаюсь, - улыбнулся Геннадий. - Значит, так себе  полководец
из нашего императора?
   - Да кабы в императоре дело было, - возразил Плавт. -  Александр  еще
ничего. Жалованье вот поднял. Сам просто живет, без роскоши.  Но  им  же
мамаша крутит. И Сенат. А Мамее и сенаторам до солдат дела нет. Им  лишь
бы сундуки ауреями набить да земли пожирнее под  себя  подмять.  Мы  вот
почти три тысячи рабов из Персии пригнали. Взяли-то больше, да две трети
по дороге подохли. Зила больно суровая оказалась. Даже и наши от холодов
пострадали многие. Ну и что дальше? Постановлением Сената да  повелением
императора забрали у нас весь полон да и увезли.  Якобы  для  обмена  на
наших пленных. Да только  потом  тех  персидских  рабов,  которых  якобы
обменяли, почему-то видели на сирийских рынках. Справедливо ли это, а?
   - Да уж, - согласился Черепанов.  -  Но  ведь  он  молодой  еще,  наш
император? Может, еще поправится?
   - Хитрый он, - сказал Гонорий. - Все  ловчит  да  комбинирует.  То  с
преторианцами заигрывает, то с нами, то  с  германцами...  Сейчас  время
такое: надо четко знать, с кем  ты  и  на  кого  опереться  можешь.  Вон
Фракиец - знает. А Август, он вроде как худого не  делает,  а  скользкий
какой-то, не поймешь. Сегодня - "бей алеманнов", завтра -  "наши  друзья
алеманны". То он  землю  граничную  нашим  ветеранам  дает,  как  встарь
положено, то вдруг рядом диких гетов  сажает.  Одно  слово  -  восточный
человек. На Востоке родился, ихним богам жертвовал. Но помяни мое слово:
зря он в восточных легионах крепость себе ищет. Восток - это Восток, там
настоящей надежности нет. И вся зараза оттуда. Боги лживые, любовь эта к
мальчикам кудрявым, роскошь безмерная. Не так наши деды-прадеды жили, не
так. Но мы еще поправим дело, не зря нам, римлянам, Марс-Воитель  щит  с
неба сбросил <По преданию один из  священных  щитов  (ancilia),  которые
были неотъемлемым атрибутом шествий салиев (жрецов Марса), упал с  неба,
а  остальные  были  сделаны  по  его  образцу.>.  Мы  еще  покажем  этим
мальчиколюбцам, как отечество любить! - Гонорий  хлопнул  Черепанова  по
спине. - А ты молодец, дружище! Слыхал, у  самого  Толстяка  серебро  из
пасти выдрал!
   - Откуда ты знаешь?  -  удивился  Геннадий.  Он  полагал,  что  не  в
интересах Пондуса болтать об их маленькой "сделке".
   -  Железный  рассказал.  Толстяк  под  это  дело  решил  пару   сотен
сэкономить. Мол, теперь он их тебе будет отдавать, а не ему.
   - Он что же, на пару с Ферратом казну тянет? - удивился Черепанов.
   Он-то считал, что старший кентурион  Первого  Фракийского  -  человек
честный.
   - Вот еще! На пару! - Гонорий хмыкнул. - Тоже  мне  пара:  медведь  и
лиса. Долю он Железному отдает. Как мне отдавал. Как  положено.  Младший
со старшим всегда делиться должен. Это только ты,  -  тут  он  подмигнул
Геннадию, - ни с кем не делишься. Но у тебя есть я.  -  Он  самодовольно
выпятил челюсть. - А на меня в моем, хоть  и  бывшем,  легионе  ни  одна
шавка не тявкнет. Тем более это  я  Феррата  в  старшие  вывел.  И  тебя
выведу,  не  сомневайся!  Служи  крепко  и  верно,   а   старина   Аптус
позаботится, чтобы шавки тебя  за  калиги  не  хватали.  Я  Феррату  так
сказал: "Черепа не трогай. Череп - правильный муж. Он, сам  знаешь,  для
себя ничего не берет. Все - для дела. А дело ему сам Фракиец определил".
   Я ведь тебя знаю, Геннадий. Ты дружбу выше золота  ценишь.  Я  помню,
как там, в Готии, ты мне все ценное отдал: храни, Аптус, я тебе доверяю.
И этим ты меня купил, дружище. Больше чем когда варварам  меня  зарезать
не дал. И понял я... (Показалось Черепанову или нет,  что  глаза  Плавта
увлажнились?) Понял я, что  не  будет  у  меня  друга  верней,  чем  ты,
Геннадий! Потому что видел я не раз, как родные братья из-за золота друг
другу глотки рвали. А Железному я так сказал: если Череп  что  для  себя
возьмет - сам с тобой поделится. Феррат - он понимает. Он - наш. Он - за
Быкоборца...  -  Тут  Плавт  внезапно  осекся  и  бросил  на  Черепанова
подозрительный  взгляд.  Подполковник  ответил  ему  взглядом  прямым  и
наивным, но про себя подумал:
   "Так-так... Что еще за Быкоборец?"
   - Словом, можешь на Железного рассчитывать! -  заявил  Гонорий.  -  А
начал ты хорошо, Череп! Очень хорошо! Выпьем за это!
   А потом  Плавт  уехал.  Ночью.  Даже  не  попользовавшись  Парсиевыми
девочками. Попрощался с Геннадием и  отбыл,  наказав  времени  даром  не
терять и крошку-Марцию  не  разочаровывать.  Потому  что  завтра  Первый
Фракийский сворачивает палатки и уходит в Августу. На зимние квартиры. А
от Августы сюда - шесть дней пути.
 
*** 
 
   - А у меня для тебя новость, - проговорила Марция, перебирая  колечки
волос на его груди.
   -  Какая  же?  -  Ее  нога  лежала  поперек   его   бедра,   тяжелая,
расслабленная, теплая. Локоны растрепались и  наполовину  закрыли  лицо.
Черепанов протянул руку и убрал их вверх. - Какая  новость,  плохая  или
хорошая?
   - Не знаю. - Она отодвинулась, и волосы снова упали. - Отец мне  мужа
нашел... Ну, что ты молчишь?
   - А я должен что-то сказать?
   - Ты рад за меня? Или огорчен? Или сам хотел взять меня в жены? - Она
игриво засмеялась. - Тогда скажи отцу. Он не посмеет тебе отказать:  все
знают, что ты - друг Аптуса. Хочешь?
   - А ты хочешь? - Черепанова немного покоробило  то,  что  не  посмеют
отказать не ему самому, а "другу Аптуса".
   - Не хочу! - Она снова игриво засмеялась. Геннадий молчал.
   - Ты не думай, - быстро сказала Марция. -  Не  потому  не  хочу,  что
боюсь тебя. Все говорят: Череп, Череп, а я ведь знаю, какой  ты.  Совсем
почти не страшный. Но ты не Венере принадлежишь - Марсу. А я не  хочу  в
лагере жить. И еще хочу, чтобы муж мой со мной рядом был и чтобы баловал
меня он - хочу! А ты меня баловать не будешь. И жить с тобой трудно.
   - Почему? - сухо спросил Геннадий.
   - Потому что ты строгий. И суровый. К себе суровый  и  ко  мне  таким
будешь. А я хочу, чтобы муж мой мягким был. Чтобы только  приап  у  него
твердый был, как у тебя.
   - И кто он, этот твой жених? - нехотя поинтересовался подполковник.
   - Племянник виноторговца из Реции.  Виноторговец  этот  -  бездетный.
Дело свое племяннику передаст. Когда-нибудь. А пока тот отцу моему будет
помогать. В гостинице.
   - Хоть симпатичный? - Черепанов мрачно усмехнулся.
   - Оч-чень! Молоденький такой, кудрявый, пухленький! Просто лапушка!
   - Рад за тебя. -  Геннадий  немного  отодвинулся.  Ложе  позволяло  -
широкое. Посмотрел на жаровню, в которой тускло мерцали угли. - Может, и
сегодня мне не стоило приезжать?
   - Почему? - Марция надула губки. - Ты меня больше не любишь?
   - У тебя же свадьба скоро. Жениху это вряд ли понравится.
   - Ой, да кто его спросит, поросенка! - Марция даже руками всплеснула.
- Да он, если хочешь знать, сам с тобой покувыркаться не  прочь!  Я  ему
все про тебя рассказала!
   - Ну уж от этого меня избавь!
   Черепанову представился групповичок из него,  Марции  и  неизвестного
"пухленького"...
   Подполковник  фыркнул...  И  неожиданно  снова   пришел   в   хорошее
настроение. Да кто он такой, чтобы ревновать эту малышку?  Тем  более  к
"поросенку"!
   Да и не нужна ему Марция в качестве жены. Что  у  них  общего,  кроме
постели? Правда, в постели...
   Он просунул руку под мягкий изгиб повыше бедра и опрокинул Марцию  на
себя. Она с готовностью прильнула к нему, потерлась  грудью,  животиком,
колким лобком, прошептала:
   - Ты такой горячий... Как птица...
   - А я и есть птица, - сказал  Геннадий.  -  Стальная  птица...  -  Он
приподнял ее и опустил, медленно-медленно, слушая, как она мелко, сквозь
стиснутые   зубы   втягивает   теплый,   с