росекло.
   - Скулди! - бросил он, уставясь на первого размалеванного.  -  Так  и
знал, что это ты, барсучья отрыжка!
   У Книвы сердце прыгнуло от радости. Как же он раньше Скулди не узнал!
И Кумунда! Тут же пришла посторонняя мысль: как он силен,  этот  Кумунд!
Скрутил столь сильного мужа,  как  мальчишку!  А  Аласейа  Кумунда,  как
мальчишку, по земле валял! Сколь же велика сила Аласейи!
   - Гляди, Скулди! - с угрозой прорычал герул. - Узнает Комозик, что ты
его родича...
   - А откуда он узнает? - удивился Скулди.  -  Думаешь,  он  скажет?  -
кивнул в сторону Книвы. - Так он не  скажет,  верно,  парень?  -  Скулди
подмигнул Книве: жуткая гримаса получилась. Хоть и знал Книва, что  друг
ему Скулди, а внутрь неприятный холод проник. А ведь не испугался Книва,
даже когда его жечь собирались.
   - Видишь, он не скажет! - засмеялся Скулди. И Кумунд  тоже  засмеялся
басом. Будто пустую бочку покатили.
   - Или ты думаешь, этот скажет? - Скулди  ухватил  и  поднял  с  земли
оглушенного  герула.  Тот  неуверенно  задвигался,   но   глаза   мутные
остались...
   - Так и он ничего не скажет Комозику, может, его дух скажет? - Скулди
быстрым движением вогнал меч между ребрами сородича. Точно в  сердце.  -
Как думаешь, Кумунд, придет его дух к Комозику?
   - Не-а, - пробасил Кумунд. -  Его  ромлянское  золото  сразу  в  хель
утянет.
   Скулди одобрительно кивнул, присел около Книвы, перерезал веревки.
   - А ты крепок, сын Фретилы, -  уронил  он  одобрительно.  -  Помнишь,
Кумунд? Этот ромлянский прихвостень его уже на угли  ставил,  а  он  все
равно им зубы показывал. Хороша у Фретилы кровь! Если Алексия  убьют,  я
его квено за себя возьму!
   - Не будет этого, - буркнул Книва, растирая руки. - Рагнасвинта тогда
вместе с мужем на костер пойдет. Только не убьют Аласейю.
   - Я тоже так  думаю,  -  кивнул  Скулди.  -  Ну  ладно,  некогда  нам
разговоры разговаривать. Надо дело делать. Кумунд...
   Тут пришпиленный к березе герул рванулся изо  всех  сил.  Но  вырвать
руку из пальцев Кумунда не смог. Зато вырвал нож  из  дерева  приколотой
рукой. Большого мужества герул оказался.  Только  не  помогло  ему  это.
Кумунд ударил его кулаком в живот, и герула свернуло пополам.
   Скулди приблизился к нему, сдернул  с  его  головы  ремешок,  который
волосы удерживал, и перетянул выше локтя проколотую руку.
   - Обдери его, - бросил он Кумунду. Так, словно речь шла о  поросенке.
- А ты (это уже Книве) рассказывай. Только  покороче,  а  то  знаю  вас,
гревтунгов: как начнете, так хорошо, если к зиме конец виден станет.
   Хотел ему Книва ответить о гревтунгах... Да вспомнил,  что  спас  его
Скулди. Простил герулу глупые слова Книва и  начал  говорить.  Когда  он
дошел до свертка, Скулди  тут  же  встал  и  принялся  потрошить  мешки,
сложенные у костра.  Нашел,  развязал.  Внутри  оказалась  скрученная  в
трубку тонкая кожа, испещренная загадочными рунами.
   Скулди присел у костра, послание изучая. То, что это послание,  а  не
амулет, было сразу понятно. На амулетах столько рун писать не нужно.
   - Эллинские, - наконец сказал он.
   - Что говорят? - жадно спросил Книва. Скулди пожал плечами.
   - Я их речь понимаю, а вот руны... Ничего, этот скажет, -  кивнул  на
герула, которого Кумунд уже раздел и крепко привязал к дереву.
   - Ничего я тебе не скажу! - яростно прохрипел герул.
   - А ты как думаешь? - спросил Скулди Книву.
   - Не скажет, - уверенно ответил тот.
   - А я думаю:  скажет,  -  заметил  Скулди,  поднимаясь.  -  Я,  когда
ромлянам  служил,  частенько  одному  человеку  помогал.   Который   для
ромлянского рикса языки развязывал. Великий искусник был сей человек. Не
было такого, чтоб  у  него  пленник  не  заговорил.  Многому  я  у  него
научился. Поди  ближе,  Книва,  поучись  тоже.  Брата  твоего  старшего,
Агилмунда, я тому искусству научил, и тебя тоже учить  буду.  Понравился
ты мне. Молодец!

Глава тридцать седьмая
АГИЛМУНД. БАБУШКА

   - Агилмунд! - громко крикнули с площади. - К тебе бабушка!
   Десятник высунул голову из окна.
   Несколько дружинников  развели  костер  прямо  на  площади,  рядом  с
дружинным домом и варили похлебку. Около них отирались мальчишки и  пара
девок. Девки были  незнакомые.  Видать,  их  родичи  на  тинг  привезли:
женихов поискать.
   - Какая-такая бабушка? - гаркнул Агилмунд.
   - Твоя, чья еще! - Троих молодых из десятка Ахвизры вопрос  Агилмунда
очень развеселил.
   Но сын Фретилы уже приметил неподалеку горбатенькую  старушку.  Очень
похожую  издали  на  бабушку  Стилихо,  которая  в  квеманский  набег  в
Хундилиной избе сгорела. А из Агилмундовых бабушек одна  жива  была,  да
ростом и телом побольше - мать Брунегильда в  нее  пошла.  А  вторая  уж
двадцать зим как померла. Агилмунд же тогда сам  мал  был  и  потому  та
бабушка ему тоже большой казалась. А она, выходит, махонькая...
   - Иду! - крикнул Агилмунд.
   Не из тех он был, кто испугается духа. Тем  более,  духа  собственной
бабушки.
   Разговор "бабушки" с внуком оказался недолгим. И, вернувшись  в  дом,
Агилмунд первым делом натянул поддевку, а на поддевку - кожаный жилет  с
железными бляшками. Поверх нацепил широченный боевой пояс с мечом, сунул
в петли пару метательных ножей.
   - Уходишь? - лениво осведомился Ахвизра.
   - Да, - кивнул Агилмунд. - И ты тоже.
   - Куда это? - У Ахвизры не было ни  малейшего  желания  куда-то  идти
этой ночью. Завтра - тинг. А перед тингом  лучше  хорошенько  выспаться.
Мало ли что...
   - Бабушка ко мне приходила...
   - Да-а? - удивился Ахвизра. - А я думал: мои шутят.
   - Нет, - Агилмунд присел около растянувшегося на лавке Ахвизры. Ножны
его меча негромко звякнули. - Да только бабушка - не моя. Так что  мы  с
тобой, Ахвизра, сейчас наведаемся в одно место. И немного повеселимся.
   - Да? - Ахвизра оживился. - К девкам?
   - Стал бы я для девок всю эту сбрую надевать? - фыркнул Агилмунд.
   - А почему нет?
   - В такую жару!
   - Тоже верно, - Ахвизра сел. - Дело спешное?
   - Верхами за полночи обернемся, если хорошо выйдет.
   - Кого еще взять? - Ахвизра уже обувался.
   -  Сами  управимся.  Я  только  Сигисбарна  прихвачу.  Пусть  учится.
Сигисбарн! - гаркнул Агилмунд. - Эй, ты! Ну-ка найди мне Сигисбарна.
   - Ага, - Ахвизра затянул шнурок куртки. - Одохару сказать надо?
   - Нет. Не до нас ему. Он с полудня со старейшинами заперся.
   - Так и сидят? - удивился Ахвизра. - Ну ладно, пойду седлаться.
   Вопросов он больше задавать не стал.  Все,  что  требуется,  Агилмунд
расскажет по дороге.

***

   Ворота этой ночью не запирались: тинг. Три всадника  беспрепятственно
покинули бург. Они объехали стороной большую поляну,  где  стояли  шатры
тех, у кого у бурге не было родни или кто не захотел в такую теплую ночь
ютиться  под  крышей.  Когда  огни  костров  остались  позади,  всадники
прибавили ходу: дорога позволяла.
   - Ну, - сказал Ахвизра, поравнявшись с побратимом. - Рассказывай, что
у нас за веселье будет?

***

   Скулди не сумел узнать, что написано в послании. Не  потому,  что  не
умел спрашивать. Нет, спрашивать он умел. Увидел Книва: многому научился
Скулди у того ромлянина. Лунный серп  за  деревья  уплыть  не  успел,  а
пленник уже болтал, как две девки у колодца. Жаль только, что знал герул
совсем немного. Поручено было ему (и уже не в первый раз) взять послание
и передать своему родичу, который к ромлянам с товарами пойдет. Не  знал
он и о том, кто писал. Но знал,  что  дело  -  тайное,  поэтому  проявил
осторожность: пустил своих людей вперед,  а  сам  задержался.  И  увидел
Книву.
   У Скулди и Кумунда была лодка. Поэтому трех мертвецов сложили  на  их
же корабль, а корабль подожгли. Все трое ведь умерли в бою, с честью.  А
что один был пленен и заговорил, так у Скулди и межевой камень заговорил
бы. Из имущества ничего не взяли. Скулди сказал: хорошо хоть, ни один из
убитых с ними в родстве не состоял, очищения не требуется.  А  вещей  им
брать все равно нельзя. Книве -  можно,  но  это  тоже  нехорошо  будет,
потому что жизнь Книвы сейчас Скулди принадлежит и  за  все,  что  Книва
сделает, Скулди отвечает. Это герульский обычай такой. Если  герул  кому
жизнь спас, то спасенный ему - как дитя становится.  Герул  опекать  его
должен. Все шиворот-навыворот у этих герулов. А вот у  родичей  Книвы  -
все правильно. Если спас кого, то не ты  спасенному,  а  спасенный  тебе
обязан. И по справедливости должен спасителю подарок сделать.  Так  что,
когда возьмет Книва добычу у ромлян, непременно лучшее  Скулди  подарит.
По своему обычаю.
   Скулди с Кумундом подожгли корабль и оттолкнули от берега.  Это  было
хорошее погребение. Даже лучше, чем развеять пепел  над  землей.  Скулди
сказал: если его убьют, он тоже хочет, чтобы его  над  водой  сожгли.  И
Агилмунда о том попросит, когда спасенного Книву "дарить" ему станет.
   Но когда они вернулись в бург, то Агилмунда там не нашли. И  Ахвизры.
И где они - никто не ведал.

***

   - Собачки у них две, - прошептал Ахвизра, прислушиваясь.  -  Бойцовые
собачки. Ромлянские.
   Месяц только что спрятался - не видно ни зги. И они спрятались  -  за
изгородью, с подветренной стороны. Как раз и ждали, пока луна зайдет.
   - Это хорошо, что бойцовые, - заметил Агилмунд.
   - Почему? - шепотом спросил Сигисбарн, тиская древко копья.
   - Потому что обычная шавка брехать начнет, а бойцовая - кинется.
   - И чего? - Сигисбарн никогда  раньше  не  имел  дела  с  ромлянскими
псами.
   - А ничего, - последовал ответ. - Волк пошустрей будет.  Хотя  эти  -
побольше. Ладно, пошли.
   Два  друга  одновременно  перемахнули   через   изгородь,   беззвучно
приземлились на  ноги  по  ту  сторону  и  бросились  вперед.  Сигисбарн
замешкался, но перебрался через преграду так же бесшумно. Для  человека.
Собаки, ясное дело, услышали. Топот, рычание, справа-впереди -  хрусткий
удар топора... Внезапно нечто  более  темное,  чем  темнота,  совершенно
бесшумно возникло перед Сигисбарном. Вспыхнули  два  красных  уголька  -
и... Сигисбарн принял пса на щит - как удар топора. Сшиб в сторону и тут
же, наугад ткнул копьем. Почувствовал упругое сопротивление  -  отдернул
назад, пока не застряло. И тут же  -  хруст,  короткий  визг  и  тишина.
Кто-то, Агилмунд или Ахвизра, подскочил и добил зверя.
   Бегом пересекли двор. Впереди возникла громада  дома.  Изнутри  -  ни
звука.
   - Спят, - прошептал Ахвизра.
   - Или ждут, - тоже  шепотом  отозвался  Агилмунд.  Достал  три  белых
лоскута, один повязал на руку, два других  раздал  товарищам.  Сигисбарн
восхитился предусмотрительностью брата.
   - Ты - у входа, - велел ему Агилмунд. - Ахвизра, пошли.
   Не более  чем  на  ладонь  сдвинув  шкуры  у  входа,  оба  дружинника
проскользнули внутрь.
   Сигисбарн ожидал криков, звона железа... Но  никаких  звуков  боя  не
было. Ничего. Время шло... Ничего.  Только  под  крыльцо  ежик  шмыгнул.
Домашний, наверно.
   Сигисбарн уже всерьез забеспокоился, когда внутри застучало о кремень
кресало и брат его окликнул:
   - Заходи!
   Боя не было. Была резня. Четверо мужчин и две женщины.  Мужчины  были
из дружины Стайны. Всех прикончили спящими. Только один из мужчин был  в
одежде. Его, верно, сторожить оставили, а он понадеялся на псов.
   - Вояки, - пренебрежительно бросил Ахвизра. Он отыскал  факел,  зажег
от масляного светильника и вышел во двор.
   Яму нашли за домом, быстро нашли. По запаху.
   - Аласейа! - наклонившись, позвал Агилмунд. Внизу заворочались.
   - Пошел прочь, козлиное дерьмо! - пробурчали снизу.
   - А ведь уйду! - посулил Агилмунд. - А ты так и будешь здесь сидеть.
   - Агилмунд? Ты? - Аласейа явно обрадовался. Но тут же добавил:
   - Тише, услышат. Ахвизра хихикнул.
   - Я духов не боюсь, - сказал Агилмунд. - Сигисбарн, открывай.
   Сигисбарн быстренько скатил с решетки валуны, сдвинул ее в сторону  и
аккуратно опустил вниз лежащий рядом шест с поперечинами.
   Аласейа выбрался наружу. Пахло от него, как от свиньи.
   - Цел! - Агилмунд звонко шлепнул его по спине. Аласейа зашипел:
   - Легче! Мне вроде ребро сломали... "Плохо", - подумал Сигисбарн.
   Сломанное ребро может что-нибудь внутри проткнуть - и пропал воин.
   - Ну-ка стой! - невзирая на протесты, Агилмунд быстро ощупал родича.
   - Целы, - сказал он с облегчением. -  Иди  сполоснись,  там  бочка  у
дома. Одежа где твоя?
   - Стайновы люди забрали.
   - Сигисбарн, иди поищи, - скомандовал Агилмунд. - И ты, Ахвизра, тоже
иди. Глянь, чего там взять стоит...
   Сигисбарну уходить не хотелось, но Ахвизра  подпихнул  его  в  спину:
понял, что хочет Агилмунд с родичем с глазу на глаз поговорить.
   Аласейа тем временем добрался до бочки,  полез  внутрь,  расплескивая
воду, окунулся  с  удовольствием,  аж  закряхтел.  Агилмунд  еще  раньше
заметил: любит воду Аласейа. Без воды беспокоиться начинает, чесаться. И
запах от него гуще  становится.  Трудно  ему  зимой  будет,  когда  река
замерзнет.
   Аласейа высунул голову из бочки.
   - Как вы меня нашли? - спросил. Чудной он все-таки.
   -  Галка  насвистела.  -  Агилмунд  услышал,  как   в   доме   что-то
опрокинулось и тут же смех Ахвизры раздался.
   - Книва вернулся?
   - Книва? - Агилмунд насторожился. - Я не видел.
   - Та-ак! - Аласейа рывком выбросил тело из бочки, обрызгав Агилмунда.
- Вы верхами?
   - Три лошади есть.
   - Три?
   - Сигисбарн и пробежаться может, - Агилмунд фыркнул.
   Но мысленно признал: недодумал. Надо было четвертую лошадь взять.
   - Если Книвы нет - это  плохо,  -  сказал  Аласейа.  -  Он  за  одним
человеком пошел. Очень подозрительным. Так что давайте-ка вы с  Ахвизрой
обратно в бург, а мы тут как-нибудь с Сигисбарном сами...
   - Нет, - отрезал Агилмунд. - Ты говори.
   - А что говорить? - Аласейа хмыкнул, мотнул головой, стряхивая  воду.
- Попался, как рыбка на приманку. Даже и говорить не хочется.
   - Рассказывай, - бесстрастно произнес Агилмунд. И Аласейа рассказал.
   - Лучше бы ты ее просто убил, -  выслушав,  заметил  сын  Фретилы.  -
Тогда бы заплатили виру, и все. За тиви вира небольшая  положена.  А  за
насилие - много хуже.
   - Интересные у вас законы... - пробурчал Аласейа.
   - Наши законы - от пращуров, - строго ответил Агилмунд. - За такое  -
лошадьми разметать. Всегда так было. И правильно.
   - Да она сама...
   - Сама - и того хуже. Жену и новую завести можно,  а  каково  узнать,
что сын твой - и не твой вовсе.
   - Нет, ну какая дрянь... - пробормотал Аласейа.
   - Не ругай ее, - сказал Агилмунд мрачно. - Это она мне  сказала,  где
ты.
   - Она?! - Аласейа аж подпрыгнул, схватил Агилмунда за  плечи.  -  Она
сказала? Где она, Агилмунд? Что с ней?
   - У Стайны в доме, где ж ей быть в такой час, - проворчал Агилмунд.
   - Бес! Как я хочу ее видеть... - пробормотал Аласейа.
   Вот дурной!
   - Ты беса не зови, - предостерег Агилмунд. - Не то придет.  А  Стайсу
свою ты увидишь. Завтра на тинге. Когда тебя судить будут.
   - Но... Почему судить? Вы что, меня тут оставите?
   "Точно дурной, - подумал Агилмунд. - Или его  так  крепко  по  голове
стукнули, что все перемешалось? Ну и народ у них в Байконуре! Каково  их
риксу с такими? Хотя у них и рикс, должно быть, такой же. Сильно, знать,
им боги благоволят и удачи им отмеряют полные возы. Не то  давно  пожгли
бы враги их Байконур".
   - Не оставим тебя, Аласейа,  -  сказал  вслух.  -  Если  б  оставили,
Стайна, может, тебя на тинг и не поволок бы. Сам прикончил.
   - Вот уж нет. Он же сам меня на тинге и судить собирается.
   В доме опять что-то грохнуло.
   - Шевелись там, -  сердито  крикнул  Агилмунд.  -  На  тинге  судить,
говоришь? Вот как?
   Из дома появились Ахвизра  с  Сигисбарном.  С  полными  мешками.  Под
мышкой у Сигисбарна - Аласейева одежда.
   - А нож мой? - спросил Аласейа.
   - Нету, - Ахвизра попытался развести руками, да мешки мешали.
   - Ну-ка дайте глянуть... - Агилмунд решительно высыпал добычу.
   Пока Аласейа одевался, сын Фретилы быстро отобрал то, что можно  было
признать как Стайново, и велел отнести в дом.
   Затем щедро плеснул маслом на крыльцо, бросил факел.  Пламя  медленно
поползло по перильцам. Сырое дерево.
   - Уходим, - скомандовал Агилмунд.
   -  Нет,  погоди!  -  вмешался  Аласейа.  -  Хочешь,  чтобы  никто  не
догадался, что вы меня выручили?
   - Хочу, - Агилмунд поглядел на Аласейю.  У  того  в  глазах  металось
лижущее крыльцо пламя.  А  лицо  сияло.  Вспомнил  Агилмунд,  что  дивно
хитроумен бывает Аласейа. Хотя иной раз - дурнее мальчишки Книвы.
   Аласейа бросился в дом, выволок наружу  одного  из  Стайновых  людей,
принялся вытряхивать из одежды.
   Пламя наконец поднялось, поползло по стене, добралось  до  соломенной
крыши и сразу взметнулось ввысь.
   Аласейа, ободрав убитого, свернул одежду в  ком  и  метнул  в  огонь.
Ухватил мертвеца за руки, поволок, споткнулся, едва не упал. Ахвизра тут
же подскочил, помог. Интересно было Ахвизре, что Аласейа задумал.
   Вдвоем они дотащили мертвеца до ямы, в которой Аласейа сидел, уронили
вниз, лица в сторону отворачивая. Потому что близко от дома была  яма  и
жар от огня сильный был.
   Аласейа к амбару кинулся, охапку сена приволок, швырнул между ямой  и
домом, потом еще одну. Жердей сверху накидал, так, чтобы  яму  прикрыли.
Большую кучу накидал: Ахвизра с Сигисбарном ему помогали.  Занялось  все
быстро. Будто погребальный костер над поганой ямой разожгли.
   Аласейа встал рядом с Агилмундом, дышал тяжело, но доволен был  сверх
меры. А Сигисбарн еще не понял, что Аласейа задумал.  Сообразил,  только
когда Ахвизра сказал:
   - Стайнов-то прихвостень статью - точь-в-точь Аласейа.
   Дом пылал так ярко, что светло вокруг стало, как днем.
   Тут до Сигисбарна дошло. Засмеялся Сигисбарн, а Агилмундов взгляд  на
мертвого пса упал. Схватил Агилмунд дохлого пса  за  ноги,  раскрутил  и
тоже в огонь швырнул, а Ахвизра - второго.
   Ничего не скажешь, хитер Аласейа. Приедет утром Стайна, а вместо дома
- пепелище жаром пышет. Даже  если  и  вытащит  Стайна  из  ямы,  из-под
угольев обгорелый труп, пусть-ка догадается, что не Аласейа это.
   Хорошо задумано,  однако  поспешить  надо.  Беспокойно  на  сердце  у
Агилмунда: как бы с Книвой тоже беды не случилось!

Глава тридцать восьмая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ЕДИНСТВО МИРА

   Лошади двигались гуськом по тропе, которую со всех  сторон  обступили
деревья. Время от времени Коршунову приходилось нагибаться, "ныряя"  под
низко нависшую ветку, которую он скорее чувствовал, чем  видел.  В  лесу
было совершенно темно. Зато он был полон самых разнообразных и  чарующих
звуков: стонов, уханья, писка, шорохов и скрипов. Алексей  погрузился  в
некое мистическое состояние.  Он  был  одновременно  и  отдельной  живой
сущностью, и неразрывной частью этого мира. Он физически чувствовал свою
связь: с лошадью, чье тепло он ощущал коленями,  с  воздухом,  овевающим
лицо, с деревьями, вросшими в нетронутую  человеком  землю,  и  с  самой
землей, запах которой чуял и которую ощущал  каждый  раз,  когда  с  ней
соприкасалось копыто его лошади. В эти, еще не  кончившиеся,  невероятно
длинные сутки с Алексеем произошло нечто, отодвинувшее на задворки  мир,
в котором он жил прежде. Человек, рожденный в  двадцатом  веке,  ушел  в
прошлое, а тот, который родился сегодня...  Он  был  в  большей  степени
Аласейей, чем Алексеем Коршуновым. Потому что Аласейа  мог  принять  как
должное  мгновенный  переход  от  любви  к  предательству,  из   объятий
прекрасной женщины - в полную зловонной жижи яму... И от предательства -
к верности, смывающей мерзость, как вода -  нечистоты.  До  сегодняшнего
дня он, несмотря ни на что, подсознательно не воспринимал  необратимость
происшедшего. Это была словно бы некая игра, в которую он играл  с  этим
удивительным миром.  Сейчас  Алексей  понимал  разницу  между  тем,  как
воспринял "переход" он сам, и тем, как отнесся  к  нему  Черепанов.  Это
была разница между глупым котенком, оказ