- Слышь, а там с даками еще какие-то  хмыри  то  дрались,  то  вместе
воевали. Ну, они их еще подставили в  конце.  Кто  эти  хмыри  были,  не
помнишь?
   - У которых вождь в страшной маске такой на качелях качался?
   - Ага.
   - А хрен его знает. Варвары.
   - На здешних похожи, точно? Леха хмыкнул. Встал, потянулся.
   - Эх, сейчас бы перед видиком завалиться. И чего-нибудь  этакого  для
оттяжки. Современного. "Матрицу" какую-нибудь.
   - Будет тебе "Матрица"! - хмыкнул Черепанов. - Будет тебе и  какао  с
чаем. Поднимайся. Пойдем барахло оттащим, пожрем и до холма прогуляемся.
Хочу я на крепость их поближе поглядеть. И  с  комендантом  ее,  Гардой,
познакомиться, про которого Книва говорил. Любопытно мне...

Глава двадцать четвертая
ХАНАЛА. "ИСТОЩИЛСЯ МИР..."

   Долгую жизнь прожил Ханала и много удивительного  видел.  Видел,  как
истощался мир и лжи становилось все больше. Он как думает, Ханала:
   Ни к чему могучим богам во вместилище железном странствовать. Нету  в
этом величия, как нет величия в поросенке, которого в мешке несут.
   Вот сидел он, Ханала, с богами чужими за одним столом. И не  видел  в
них величия. А страх скрываемый видел. Будто у  юнцов,  которые  впервые
переступили порог мужской избы.
   Не знает он, ох  не  знает.  Может  и  так  статься,  что  и  боги  в
оскудевшем мире в ничтожество впали. А может, изгнанники они,  оттого  и
странствуют по миру неприкаянно.
   Тотила-жрец - он бы сразу сказал, боги  пришлецы  или  люди.  Но  нет
Тотилы, много зим уже нет. А  тем  жрецам,  что  ныне  богам  служат,  с
Тотилой не сравняться.
   Вот когда был Ханала у тиудов, народа дикого,  что  сторожит  путь  к
Скандзе, видел он чудное. Есть в тех краях холм великий,  а  у  подножья
холма роща растет.
   В рощу ту никто не ходит, ибо в ней  злое  божество  обитает.  И  для
ублажения того божества тиуды делают так. Берут они пленника из племени,
на которое набег учинили, и ведут на холм.  А  на  вершине  холма  столб
вкопан. К тому столбу и привязывают пленного. И оставляют. А  сами  вниз
идут и прячутся.
   Он, Ханала, собственными глазами это видел, оттого и говорит. И  нету
лжи в его словах.
   В тех местах летом ночи нет, а лишь сумерки. И  в  сумерках  из  рощи
заповедной облачко малое исходит и вверх по склону холма движется. И  на
вершине до рассвета стоит. А потом исчезает бесследно.
   Когда день начинается, вновь идут тиуды на холм. Ханала  сам  с  ними
туда поднимался и видел все собственными глазами. Труп,  обескровленный,
на веревках, к столбу привязанных, висел.
   То - божество истинное. А эти...
   Не должно богам от народа своего уходить. Никогда прежде не слыхивали
о таком. Но - о многом прежде не слыхивали. А ныне - вот оно, есть.
   К концу мир идет, ибо обветшал. Как ткань истлевшая  расползается.  И
незачем в суть вещей вникать, ибо не стало сути. Изолгался мир, к  концу
стремясь. И люди мелкими стали и убогими. И боги, видно, измельчали.
   Когда по широкой реке плывешь, берега медленно движутся. А узкой река
делается - и берега назад быстро убегают.
   Так и мир. Все суетно и ничтожно. Раньше все неторопливо шло. А ныне?
Не упомнишь ничего, столь быстро все меняется. Да и помнить неохота. Нет
ныне такого, глядя на что - радуешься.
   Да, смотрел он, Ханала, на чужих богов. И на вместилище их смотрел. И
вроде по облику боги они, а все равно сомнение гложет.  И  вот  что  он,
Ханала, думает: праздные это боги.
   Вроде луговых божеств. Или тех, которые на лесных опушках живут. И  с
этими, как с теми, поступать должно. А  что  есть  праздные  боги  -  то
ведомо.

Глава двадцать пятая
ГЕННАДИЙ ЧЕРЕПАНОВ. ФОРТ

   Деревянный форт был построен грамотно. Посажен на  ближайшую  к  селу
возвышенность. Частокол  из  двойного  ряда  вкопанных  в  землю  бревен
спиралью охватывал вершину холма, с "захлестом" примерно в пять  метров.
То  есть  желающие  войти  внутрь  вынуждены  были   эти   пять   метров
протискиваться между стенами. Один-два  хороших  бойца  могли  перекрыть
доступ в крепость без  всяких  ворот.  Сама  стена  тоже  была  довольно
крепкой. Пространство между  двумя  рядами  заостренных  поверху  бревен
(внутренний несколько ниже внешнего) было заполнено  глиной,  доступ  на
стены изнутри облегчался двумя накатами и несколькими лесенками.  Доступ
на стены снаружи затруднялся небольшим наклоном внешнего ряда  навстречу
нападающим. Внутри форта оказалось три строения: два дома и амбар.  Дома
обычные, местного стандарта, с очагами, лавками и тому подобным. Запасов
провианта в амбаре не было. Была груда булыжников  примерно  одинакового
размера. Для нужд обороны, надо полагать.
   В домах тоже было - шаром покати.
   Хлынул дождь. Проливной. Но  кончился  быстро  и  снова  -  солнышко.
Геннадий с Алексеем вышли во двор.
   Во дворе имелся колодец, довольно глубокий,  с  кожаным  ведерком  на
веревке.
   -  Где,  интересно,  этот  Гарда,  про  которого  Книва  толковал?  -
пробормотал Алексей. - Может, вот он? -  Коршунов  похлопал  ладонью  по
столбу, вкопанному в центе форта.
   На столбе были грубо вырезаны три  хари  с  вытаращенными  зенками  и
раззявленными  ртами.  Создавалось  впечатление,  что  хари   собираются
блевать.
   Черепанов на предположение Коршунова  никак  не  отреагировал,  молча
полез на стену.
   Сверху открывался отличный  вид  на  окрестности.  Да,  стратегически
превосходное место. И, учитывая  местную  технику,  почти  неприступное.
Хотя - кто его знает? Стенобитные орудия  еще  древние  греки  научились
строить. И китайцы. Впрочем, такие форты не для настоящих войн  строили.
Так, отсидеться при внезапном набеге.  До  подхода  помощи...  Черепанов
отдавал себе отчет в том, что еще не научился мыслить  категориями  века
мечей  и  копий.  А  с  точки  зрения  пилота  тридцать  пятой  "сушки",
оснащенной  для  удара  по  наземным  целям  ракетами   класса   "X"   с
телевизионным, телекомандным,  тепло-визионным  и  лазерным  наведением,
ракетами крылатыми и аэробаллистическими, бомбами управляемыми (калибром
до 1500 кг) и свободнопадающими, бомбовыми кассетами  и  НАР...  Короче,
одна только встроенная в крыльевой  наплыв  тридцатимиллиметровая  пушка
(оружие  просто   ничтожное   в   сравнении   с   перечисленным   выше),
выплевывающая полторы тысячи  снарядов  в  минуту,  превратила  бы  этот
"могучий" бастион в кучу щепы и мертвого мяса за долю секунды.
   Черепанов вздохнул. И  еще  раз  вздохнул,  вспомнив,  что  скорость,
развиваемая "сушкой", на высоте составляет 2440  км/час,  а  у  земли  -
1400. Если сравнить со скоростью верховой лошади... Нет, даже сравнивать
не хочется. Да, матушка-Земля, конечно, осталась прежней: те же 40  тыс.
км - по экватору. Но вместе с тем стала намного-намного  больше,  потому
что две или даже четыре ноги никак не  тянут  ни  на  четырехступенчатый
ЗКРД "Союза", ни на ТРДДФ АЛ-35Ф истребителя Су-35, ни  даже  на  четыре
колеса отечественного внедорожника по кличке "козлик".
   Черепанов вздохнул третий раз и поглядел на село. На подворье Книвина
папаши  Фретилы  бродила  свинья.  Тихо   в   селе.   Но   пока   ничего
подозрительного не видно. Ну тут, как говорится: "Errare  humanum  est".
  А  тишина,  как  известно,
предвещает грозу. Впрочем, если местные и установили за ними наблюдение,
то маскируются наблюдатели грамотно.
   Пахнуло дымом от местной кузницы. Дымом и еще  чем-то  индустриальным
завоняло. Правильно, что подворье кузнеца - на отшибе. А  сам  кузнец  -
мужик занятный.
   "Надо бы с ним поближе познакомиться, - подумал Черепанов. -  Устроим
тут промышленную революцию. Хотя - что мы можем реально?  Я  -  военный,
Лешка,  правда,  физик,  но  узкий  специалист,   мать   его.   От   его
кристаллографии при здешнем уровне техники толку - ноль".
   Правда, математический аппарат может пригодиться.  Чтобы  оптимальный
изгиб сохи просчитать...
   "Ну это я и сам могу", - не  без  удовольствия  подумал  Черепанов  и
поглядел на своего товарища.
   Коршунов  подхватил  один  из  булыжников,  сваленных   под   стеной,
примерился, крякнул и метнул через  частокол  на  манер  ядра.  Булыжник
описал красивую дугу и шлепнулся в траву по ту сторону стены, прокатился
пару метров.
   - Камешки, камешки... - пропел Коршунов. - Слышь, Генка,  мне  как-то
один старый журнал попался, "Знание-сила", что ли... Так вот, в  журнале
статья была. Про мужика  одного,  австрийца,  который  после  аншлюса  в
лагерь угодил. То ли антифашистом был, то  ли  нет,  не  помню.  Короче,
попал он в лагерь смерти. Ну а там как. Вот валуны лежат, гора. Их  надо
перетаскать в другое место. И месяц все корячатся, эти валуны таскают. А
как перетаскают - снова на старое место таскать заставляют...
   - Ты к чему это? - удивился Черепанов.
   - Слушай дальше. А мужик этот психолог был и не дурак. Вот  он  мозги
подключил, попытался понять, что же вокруг происходит. И главное  -  для
чего? Так и эдак прикидывал - ничего не  выходит.  Совершенно  затратная
штука получается. Экономический целесообразности нет. Взад-вперед валуны
таскать,  какой  в  этом  смысл?  А  потом  до  него   доперло.   Смысл,
оказывается, в том, чтобы у заключенных особый рефлекс выработать. Чтобы
приказ в ноги шел, минуя голову. А мужик-то австриец,  он  и  раньше  до
аншлюса все немецкую пропаганду по радио сто  раз  слышал.  Ну  там  еще
много чего в статье было. Но смысл в том, что нашел этот психолог  ключ.
Это была система  по  выявлению  сверхчеловеков  среди  заключенных  или
что-то в этом роде. Ну  и  стал  психолог,  коль  скоро  систему  нашел,
пытаться в нее  встроиться...  -  Коршунов  поднял  еще  один  булыжник,
приложил к щеке и метнул с  раскруткой,  как  ядро  толкают.  Получилось
неплохо, лучше, чем в первый раз.
   - Прекрати, - негромко сказал  Черепанов.  -  Их  сюда  не  для  того
принесли, чтоб ты тяжелой атлетикой развлекался.
   - А для чего?
   - А я почем знаю. Так что там дальше, с тем австрийцем?
   - С австрийцем нормально. Преуспел. Встроился в систему.
   - Сверхчеловеком стал?
   -  Вроде  того.  Он  оказался  единственным  за  всю  историю   рейха
заключенным, которого на хрен выгнали  из  лагеря  смерти.  Система  его
отторгла. Усек?
   - Не вполне.
   - Ну ты и тормоз. А еще летчик. Если человек оказывается в  ситуации,
когда все вокруг иррационально, он, зная, что за этой  иррациональностью
стоит нечто рациональное, которое иррациональностью маскируется,  делает
вид, будто эту иррациональность приемлет. И тут же рациональное  начало,
которое за всем этим стоит, его выпинывает из ситуации.
   -  "Рациональное",  "иррациональное"!  Ты  что,  попроще  не   можешь
выразиться?
   -  Могу.  Смотри,  мы  сейчас   вроде   того   заключенного   мужика.
Возможностей у нас почти никаких,  изменить  ситуацию  под  себя  мы  не
можем. Воспринимаем ее как абсурдную, поскольку не знаем,  что  за  всем
этим стоит. Единственная зацепка -  то  самое  радиоизлучение.  По  всем
признакам - искусственного происхождения. Ты следишь за моей логикой?
   - Слежу. -  Геннадий  отколупнул  кусочек  засохшей  смолы  с  бревна
частокола. Смола была естественного происхождения. Сосновая.
   - В общем, идея такая, гражданин начальник. Мы с тобой в этом мире  -
как тот мужик в лагере смерти. И выход у нас один - ситуацию принять как
данность  и  с  ней  максимально  слиться.  Тогда,  возможно,  она   нас
отторгнет. Обратно домой. Что нам, собственно говоря, и нужно.
   -  Понятно,  -  кивнул  Черепанов.  -  Гипотеза  интересная.   И   не
противоречащая первоначальному плану. Но - только гипотеза.  -  Командир
нагнулся, сорвал травинку. Пожевал. - Значит, надо  сделать  так,  чтобы
нам тут стало хорошо. - Геннадий спрыгнул с наката.
   - Раз надо - значит, сделаем. Ладно, пошли отсюда.
   Протиснувшись  между  бревен,  они  выбрались  наружу.  После   дождя
глинистый склон холма сделался скользким.
   - Ну что, командир, начнем? - бодро спросил Коршунов.
   - Ты о чем?
   - В этот мир встраиваться. Не слабо отсюда, как с горки съехать?
   - Давай, - согласился Черепанов. - Заодно проверим,  как  координация
восстановилась.

Глава двадцать шестая
АЛЕКСЕЙ КОРШУНОВ. ТЕРНИСТАЯ ДОРОГА К ЗВЕЗДАМ

   Когда Алексей Коршунов был  мелким  сопляком,  принято  было  внушать
подрастающему поколению, что у каждого в жизни должна быть великая цель.
Ну просто у каждого.  Мол,  конечно,  у  нас  все  профессии  равны,  но
некоторые - значительно равнее других. Космонавты, например.  Космонавты
- это идеально. И сверху им все видно, и  их  видно  отовсюду.  Сплошная
геройская романтика. Ежели  бы  в  те  времена  пройдоха  -  официальный
биограф ваял историю Лехиной жизни, то написал бы, что  с  сопливых  лет
Алексей Коршунов так только и мечтал - космонавтом стать. В школу  ходил
- мечтал, после - тоже исключительно к этому стремился. Оттого и полетел
в конце концов - ив герои выбился.
   И было бы все это -  чистое  вранье.  Ни  в  какие  космонавты  Лешка
Коршунов не собирался. Да и планов на будущее никаких особенных не имел.
Жил себе, хулиганил помаленьку. Как все сверстники.
   После школы поступил в университет, на физфак. Физфак к тому  времени
уже за Петергоф перевели. Дорога в один конец два часа занимала. Так что
прогуливал  студент  Коршунов,  ну...  Как   большинство.   Хорошо,   на
факультете порядки были либеральные, а Леха - активный спортсмен, что  в
те, советские еще, времена кое-что значило. Так что терпели Коршунова  в
деканате, не выперли. Тем более,  сессии  прилично  сдавал.  Первые  два
курса Алексей в основном лоботрясничал. А на  третьем  вдруг  с  головой
ушел в учебу.  Сам  не  понимал,  как  это  получилось.  Просто  в  один
прекрасный день ему интересно стало. И сразу направление определилось  -
кристаллография.
   В общем, определился и распределился Коршунов - удачнее  некуда.  Был
направлен в очень серьезный закрытый НИИ. Тогда полным ходом шли  работы
по    "Бурану".     Туда-то он и попал. Хотя перестройка уже началась, и все
слегка пошатывалось.
   Вот Горби ругать принято. Мол, развалил страну.  Алексей  его  всегда
защищал. Потому, наверное, почему  отец  его,  "шестидесятник",  Хрущева
хаять запрещал. В свое время Алексей этого не  понимал.  Понял  позднее.
Когда уже прожил кусок собственной жизни.
   Просто на время правления Горбачева  пришлись  Лехины  лучшие,  самые
развеселые годы. Как лучшие годы его отца - на хрущевскую "оттепель".
   Дома Алексей в то время почти и не жил. Дневал и ночевал  на  работе.
Или же по стране мотался. Но спортивную форму держал: осенью-весной  два
раза в неделю в зале мордобойничал, зимой - горные лыжи, летом - в горы.
В 1987-м, когда они с Черепановым познакомились, Коршунов  считался  уже
очень неплохим скалолазом. С Генкой они первый раз встретились в августе
87-го.  В  Капустином  Яре.  Там  космодром  старейший.  Оттуда   первые
баллистические ракеты запускались в 50-х годах.
   27 августа был пуск "Модели-504".
   Так назывался предпоследний аппарат серии "Бор-5". Представлял  собой
уменьшенную копию "Бурана" в масштабе 1 : 8. Пускали его в сторону озера
Балхаш. Алексей принимал участие в создании "Мод ел и-504", потому и был
откомандирован конторой на стартовый комплекс. Не  один,  конечно,  а  в
числе рабочей команды. И Генка туда приехал. От своего ведомства.
   Познакомились. Но пообщаться в тот раз не удалось,  некогда  было.  У
Черепанова свои дела были, у Алексея - свои. И работы по горло.
   15 ноября 88-го запустили первый "Буран". В беспилотном варианте. Все
прошло "на  ура".  Начали  готовить  второй  пуск.  Кое-что  нужно  было
дорабатывать.
   Наступил 1989-й. Газетно-журнальный бум, съезды народных депутатов по
"ящику", академик Сахаров. А финансирование  начали  урезать.  Причем  -
пугающими  темпами.  Перспектива  второго   пуска   все   отдалялась   и
отдалялась, тая в неопределенности.
   К тому времени Алексей уже знал, что Генка включен в  состав  экипажа
этого второго "Бурана". А в мае им снова довелось встретиться. В Москве.
У обоих "окно" образовалось. Пошли на пару по  Москве  бродить.  Смешное
тогда было время, переменчивое. Матрешечники, певцы уличные...
   Побродили - да и расстались.
   В отличие от Лехи, Черепанов  в  Звездный  городок  не  волею  случая
попал, а своей собственной. С детства летать хотел. В смысле -  летчиком
стать - на космос не замахивался. Он был практичный юноша. Но так вышло,
что по окончании Качинского ВАУ,
был  отобран  в  отряд  космонавтов.  Прошел  подготовку  к  работе   на
"Салютах". Почти прошел. Потому что  потом  пошли  в  его  жизни  разные
сложности и начался тот период его биографии, о котором рассказывать  не
положено. А потом период этот кончился  и  Черепанову  вдруг  предложили
пройти перепрофилирование.  Тогда  как  раз  стали  формировать  будущие
экипажи для полетов  на  "Буранах".  Геннадий  и  согласился.  Он  потом
признавался, что это, наверное, самой большой ошибкой в его жизни  было.
Но  кто  же  мог  предвидеть?  Перспективы  с  кораблями   многоразового
использования  открывались  головокружительные.  "Буран"  ведь   намного
совершеннее американских "шаттлов", те когда  еще  проектировались  -  в
семидесятые  -  восьмидесятые.  С  тех  пор  технология  вперед  на  сто
километров ушла.
   Короче,  все  впустую  оказалось.  Работы   по   "Бурану"   свернули.
"Законсервировали", согласно официальной формулировке.
   НИИ, где Алексей работал, тоже потихоньку начали переориентировать на
программу работы со станцией  "Мир".  И  группу  Генки  постигла  та  же
участь. Несколько человек ушли, в авиацию вернулись.  А  Генка  при  его
упертости, как Алексей теперь ясно понимал,  остался.  Прошел  еще  одну
переподготовку  -  для  полетов  на  кораблях  "Союз-ТМ"  и   на   борту
орбитального комплекса.
   И полетел бы. Да тут очередная  хрень  вылезла.  Черепанов  по  росту
чуть-чуть не подходил. Тут все дело в ложементе. На Земле все нормально.
А на орбите, при долговременном нахождении в условиях невесомости,  рост
чуть-чуть  увеличивается.  Буквально  на  сантиметр-другой.  Даже  и  не
увеличивается, а позвоночник несколько деформируется. На Земле его  сила
тяжести прессует, а там-то - невесомость. Вот мышцы, поначалу, пока  еще
крепкие, и "выпрямляют" спинной хребет.
   По  идее,  что  требовалось?  Ложемент  индивидуальный   сделать.   И
оказалось, что сделать его  ну  никак  невозможно.  На  программу  "Мир"
деньги выделялись все в меньшем количестве, как и на космос в целом - не
до того было. А уж после павловской  реформы  и  вовсе  тоскливо  стало.
"Мир" - то когда запустили? В  86-м,  сроком  на  пять  лет.  А  в  91-м
планировали "Мир-2" запускать. Только в 91-м в стране бардак был,  потом
путч этот карнавальный...
   Короче говоря, ситуация так и оставалась в подвешенном состоянии.  До
92-го. В девяносто втором вдруг решили  ложемент  для  Лехи  сделать.  И
сделали. А в 94-м он лететь  должен  был.  И  все  было  бы  хорошо,  да
случайность помешала. Прямо  перед  стартом  Геннадий  как-то  умудрился
грипп подцепить. Полетел  другой  экипаж.  Черепанов  потом  признавался
Алексею, что тогда почти решил уйти. Тем более что и было куда  уходить.
Но - остался.  Амбиции  пересилили.  Упрямство  врожденное,  опять-таки.
Правда, сам Черепанов эту свою черту не упрямством, а упорством называл.
   Короче, остался. Прошел переподготовку  на  командира  корабля  -  до
этого бортинженером был. А полететь все  никак  не  удавалось.  С  одной
стороны, были в отряде и те, кто хорошо полетал уже  -  им,  разумеется,
предпочтение отдавали, с другой - те, кто помоложе.
   На МКС Черепанов уже и  не  надеялся  слетать.  Возраст  был  слишком
большой.
   И  вдруг   привалила   Генке   удача.   Где-то   в   недрищах   нашей
аэрокосмической бюрократической системы выродили решение - Черепанова  к
старту готовить. И вот в один прекрас