ни были  не  из  его  кентурии.  Ауксиларии
субпрефекта Азиния. Добровольцы.
   Германцы Федорикса рассаживались вдоль бортов, разбирали весла.
   За ночь вода у берега покрылась тонкой хрустящей корочкой.
   Воины деловито сталкивали лодки на воду,  запрыгивали  в  них.  Дюжин
пять суденышек,  больших  и  поменьше,  постепенно  наполнялись  людьми,
скребли днищами по  песку.  Варвары  отталкивались  шестами,  выходя  на
глубокую воду. Несмотря на  холодное  утро,  многие  стаскивали  рубахи,
подставляя морозцу раскрасневшиеся спины.
   Черепанов наблюдал. С большим вниманием. В действиях варваров не было
безупречного автоматизма римских легионеров, но все же  управлялись  они
довольно четко и слаженно.  Отчалившие  лодки  держались  кучей,  слегка
отгребаясь  против  течения.  С  ближайших  поглядывали  на   застывшего
Федорикса. Ждали. Вождь тоже ждал. Пока ему не крикнули  с  берега,  что
последняя лодка - на воде.  Тогда  Федорикс  махнул  рукой  и  отрывисто
рявкнул:
   - Пошли!
   Десять пар весел одновременно упали в серую  воду,  и  тяжелое  судно
неторопливо поползло к молочной стене тумана.
   На остальных  тоже  зашевелились.  Варварская  армада  расползлась  в
стороны и потянулась вслед за лидером. Вскоре многие уже опередили  его.
Скоростные качества "флагмана" оставляли желать...
   Спустя несколько минут судно нырнуло в туман. Но продолжало двигаться
так же размеренно, хотя видимость упала метров до двадцати.
   На смазанных  маслом  черепановских  доспехах  поблескивали  капельки
влаги. Шлем он держал под мышкой. Шерстяную шапочку тоже стянул и  сунул
под ремень. Жарко.
   Звуки в  тумане  странно  преломлялись  и  множились.  Скрип,  плеск,
приглушенные голоса...
   Стена тумана оборвалась  внезапно.  Нос  судна  вынырнул  из  белесой
дымки, и Геннадий увидел противоположный берег: двадцатиметровый  обрыв,
прорезанный щелью оврага,  полосу  стылой  воды,  по  которой  скользили
обогнавшие "флагман" лодки. Не занятые на веслах напряженно вглядывались
в приближающийся, нависающий берег.  Многие  натягивали  шлемы,  снимали
щиты: врага не видно, но подготовиться стоит.
   Черепанов надел шлем, проверился. Нормально.  Как  всегда.  Его  люди
последовали примеру командира.
   Федорикс покосился на "Рутгера".
   - Боишься, легионер? - с усмешкой спросил он.
   - Опасаюсь, - спокойно ответил Черепанов. - Не пиво пить идем.
   - Это верно, - кивнул германец. - Это повеселей будет!
   "Ты у меня повеселишься, - подумал Геннадий. - От души, мать твою!"
   Но он и впрямь опасался. Почти  тысяча  варваров.  Против  нескольких
сотен ауксилариев Азиния, сотни "ополченцев" и черепановской кентурии.
   Если сборное "войско" Геннадия не сработает четко  по  плану  -  пиши
пропало.
   Первые  лодки  достигли  берега.  Варвары  на  ходу   спрыгивали   на
мелководье, расплескивая ледяную воду...
   На отвесном берегу возник всадник. Истошно завопил и метнулся  прочь.
Германцы  тоже  заорали.  Гребцы  заработали  энергичнее.  Те,  кто  уже
выбрался на  берег,  нестройной  толпой  бросились  к  откосу.  Те,  что
посообразительнее, устремились к оврагу...
   Днище "флагмана" ударилось о мель. Всех бросило  вперед,  кое-кто  не
сумел удержаться на ногах...
   - А-а-а!  -  заревел  Федорикс,  перемахнул  через  борт,  плюхнулся,
окунулся по пояс и ринулся к берегу.
   Следом посыпались остальные. Несколько секунд - и "флагман"  опустел.
Зато берег ожил. Варвары  лезли  вверх  по  откосу,  словно  огромные  и
свирепые бурые муравьи.
   Черепанов отвлекся и упустил  момент,  когда  на  краю  откоса  снова
появился всадник, за ним - другой... И закрутилось.
   От звериного рева сотен глоток  содрогнулся  сырой  утренний  воздух.
Варвары  лезли  вверх   по   осыпающемуся   откосу,   срывались,   снова
поднимались, подталкиваемые товарищами...  Вставали  не  все.  Некоторые
докатывались до самого низа да так и оставались лежать. А наверху, вдоль
края, ободом бесконечного колеса неслись  ауксиларии:  легкая  галльская
конница. Недавно - такие же варвары, а теперь -  верные  союзники  Рима,
обучившиеся смертоносной карусели у исконных врагов  империи  -  парфян.
Каждый всадник, пролетевший галопом по самому  краешку  обрыва,  успевал
выпустить две-три стрелы, прежде чем его "уносила" карусель.
   Германцы, которые тоже были не лыком шиты, отмахивали стрелы  щитами,
метали вверх дротики и копья - с ничтожным результатом. Те, у кого  были
луки, осознав, что нахрапом не получится, натягивали тетивы.  Но  сверху
падали и падали стрелы. Застревали в щитах, скользили по  доспехам.  Или
пробивали их, застревая  в  живом  мясе.  Но  доспехи  были  едва  ли  у
половины. Остальные, кто ради быстроты или дерзости  пренебрег  защитой,
теперь платились. И тем дороже, что на крутой осыпи  отбивать  маленькие
стальные жала было намного трудней, чем на ровном поле.
   Но далеко  не  все  германцы,  очертя  голову,  бросились  на  откос.
Примерно половина, сообразив, чем пахнет лобовая атака, бросились  туда,
где крутой берег прорезала поросшая кустарником щель оврага.
   В плане Федорикса этому  оврагу  уделялось  особое  внимание.  Хитрый
варвар,  прикинувшись  торговцем  (и  заплатив  изрядную   взятку),   не
поленился прошлым летом самолично изучить ландшафт.  Естественная  щель,
пронырнувшая под мостом  приграничной  дороги,  протянувшаяся  почти  на
десять километров, должна была скрыть германцев  от  римских  дозоров  и
наблюдателей на вышках, чтобы, иглой пройдя между  кольцами  пограничной
стражи, войско варваров внезапно возникло "из-под земли"  там,  где  его
никто не ждет.
   Черепанова, естественно, "дядя Федя" в свои  планы  не  посвящал,  но
опрометчиво поведал о них Варгариксу, которого рассчитывал раскрутить на
участие в набеге. А Варгарикс был настолько простодушен,  что  поделился
"военной тайной" с симпатичным Рутгером.
   Правильно говаривал отдаленный потомок древних германцев в  известном
сериале: "Знают трое - знает свинья".
   И вот сейчас  Геннадий  с  носа  застрявшего  на  отмели  германского
суденышка с удовольствием  наблюдал  за  развитием  событий.  А  события
развивались отменно.
   Изрядная часть германского войска  уже  "втянулась"  в  овраг,  когда
вопли и рев дополнил знакомый каждому римскому легионеру треск и грохот.
Это вступили в действие боевые машины.
   Надо отдать должное "Федору": боевая  ярость  не  вымыла  у  него  из
мозгов  способности  соображать.  И  как  только  до  него  дошло,   что
натолкнулся он не на случайный патруль, а на  продуманную  засаду,  рикс
моментально изменил вектор атаки: набившиеся в овраг варвары (по крайней
мере, большинство из них) круто развернулись и полезли обратно.
   Это  было  совсем  нехорошо,  с  точки   зрения   Черепанова.   Он-то
рассчитывал, что германцы будут, как это у  них  принято,  слепо  переть
вперед - и планомерно перемалываться римской боевой машиной. А если  они
отступят и перестроятся - еще неизвестно,  чем  закончится  дело.  И  уж
совсем не хотелось, чтобы эти крутые ребята сейчас расселись по лодкам и
отвалили домой. Целью Геннадия было не пресечь  этот  набег,  а  сделать
все, чтобы отбить у германцев вкус к набегам как таковым.  Его  исходный
план работал вовсе не на то, чтобы прикончить пару сотен варваров  и  не
позволить остальным на этот раз проникнуть в провинцию.  Ведь  никто  не
может поручиться, что через месяцок эти ребята не повторят попытку.
   - Не стоять! - заорал он страшным голосом. - Живо рубить лодки!
   И сам, спрыгнув вниз, принялся долбить днище "флагмана".
   Но его "команда" облажалась. Сначала тупо глазели  на  приближающуюся
толпу разъяренных варваров, а потом попрыгали в  воду  и  бросились  кто
куда. Черт! Черепанов  остро  пожалел,  что  вместо  этих  недоумков  "с
варварской внешностью" не взял своих легионеров. Уж те не струсили бы.
   Геннадий перемахнул через борт и по пояс погрузился в  ледяную  воду.
Ничего, сейчас у него будет возможность согреться. Черепанов выскочил на
берег, подхватил чей-то щит...
   Но на него никто не обратил внимания.
   Федорикс орал, сбивая людей в подобие  строя.  Но  его  союзники  уже
твердо решили, что битва проиграна, и устремились к лодкам.
   Черепанов стоял, мокрый и злой, с мечом в руке - и ничего  не  делал.
Только отшвыривал в сторону тех, кто сам на него натыкался.
   Остановить всю эту массу в одиночку было невозможно.
   Свистнула  стрела.  Геннадий  машинально  отбил  ее   щитом.   Другая
воткнулась в шею молодого, безбородого еще германца. Тот дико взвизгнул,
выдернул - кровь обрызгала плечо Черепанова. Германец споткнулся и упал.
Кто-то, в свою очередь, споткнулся о его тело и тоже  упал.  Моментально
образовалась  куча-мала  из  дюжины  тел...  По  которой  сверху  начали
прицельно бить из луков.
   Геннадий поспешно отскочил подальше. Еще не хватало схлопотать стрелу
от своих.
   Метрах в двадцати от обрыва кое-как организованные  воины  Федорикса,
построившись в подобие  каре,  пытались  отстреливаться.  Их  оставалось
около  двух  сотен.  Остальные  варвары   в   беспорядке   грузились   в
плавсредства. Несколько переполненных лодок уже успело перевернуться, но
с полдюжины уже отвалили  от  берега  и  выгребали  к  стене  тумана.  А
проклятый туман...
   Ах ты, мать его!
   Черепанов почувствовал, как в нем ожила надежда.
   Туман отступал от берега. Медленнее, чем хотелось бы. Но... Это  было
уже не важно. Потому  что  прямо  из  белой  стены  навстречу  удиравшим
варварам  степенно  выплыла  либурна  "Юнона"  и   двинулась   навстречу
переполненным германским суденышкам.
   Варвары,  как  и  следовало  ожидать,  этому   не   обрадовались.   И
"бросились" в разные стороны. Но шансов у них не было никаких. Два  ряда
весел  "Юноны"  неторопливо  опускались  и  поднимались  -  при  внешней
неторопливости либурна двигалась раза  в  три  быстрее,  чем  варварские
лодки. При этом маневрировала так  точно  и  экономно,  что  можно  было
залюбоваться. Плавный разворот, "легкое прикосновение" к носу или  корме
германской лодки - и та уже плавает кверху днищем  или  просто  идет  ко
дну. Новый разворот, недолгая погоня, изящный толчок невидимого тарана -
и еще одна лодка превращается в дрова. Очень красиво. Но германцам  было
не до того. Увидев, что либурна в первую очередь гоняется за  теми,  кто
плывет  от   берега,   большинство   лодок   тут   же   развернулось   в
противоположную сторону. Видимо, их экипажи решили: лучше умереть в бою,
чем побарахтаться немного в ледяной воде, а затем стать пищей для рыб  и
раков.
   Тем не менее либурна успела отправить на дно еще пару лодок. А  затем
остановилась метрах в пятидесяти от берега и принялась  садить  из  двух
палубных "скорпионов". И свела на  нет  попытку  германцев  использовать
лодки в качестве прикрытия от обстрела сверху.
   А  на  Черепанова  по-прежнему  никто   не   обращал   внимания.   Не
удивительно. По берегу металось не  меньше  сотни  таких  же  потерявших
соображение и ориентацию варваров. Многие  были  ранены,  и  обрызганный
чужой кровью Черепанов отличался от них лишь  тем,  что  не  бегал,  как
оглашенный, а просто стоял на месте, следя лишь, чтобы никто не снес ему
голову.
   Лучшие воины Федорикса упорно держали строй, но их  круглые  щиты  не
годились для "черепахи". Посему то один, то другой варвар  "выпадал"  из
строя, подстреленный лучниками. И "скорпионы" либурны били без  промаха.
Их длинные тяжелые стрелы, которым не помеха ни щит, ни доспех, иной раз
пронзали  по  два  тела  сразу.  Правда,  плотность  "огня"   с   берега
существенно снизилась: у конников опустели колчаны.
   Пожалуй, решись сейчас Федорикс на решительную атаку, ему бы  удалось
покинуть узкую полоску у воды, ставшую для германцев ловушкой.
   Но он не решился.
   - Мы сдаемся! - заорал кто-то на ломаной латыни. - Не стреляйте!
   Стрельба прекратилась, и  германцы  в  строю  разом  уронили  оружие.
Одиночки, естественно, последовали их примеру.
   Черепанов на всякий случай  тоже  отбросил  щит.  Вдруг  какой-нибудь
ретивый галл не признает кентуриона.
   Увидев, что происходит на берегу, на либурне тоже прекратили стрельбу
и спустили шлюпку.
   Спустя четверть часа мрачные  германцы,  освобожденные  от  оружия  и
всего, что представляет ценность, связанные, ждали решения своей участи;
ауксиларии  субпрефекта  Азиния  собирали  стрелы;  а   сам   субпрефект
препирался с кентурионом по поводу судьбы пленников.
   Субпрефект настаивал, что их следует доставить в  лагерь,  как  живые
трофеи. И пусть начальство решает, что с ними дальше делать.
   У Черепанова было другое мнение. А мнение "начальства",  в  частности
трибуна Гая Петрония Магна, наверняка не совпадет  с  тем,  что  задумал
подполковник.
   Когда же Черепанов ознакомил со своими намерениями  субпрефекта,  тот
не скрыл своего неодобрения.
   - Это прямое нарушение эдикта! -  заявил  он.  -  Мне  говорили,  что
Максимин способен на такое, но о тебе я был лучшего мнения,  Череп!  Это
жестоко и расточительно. Почему бы нам не продать их куда-нибудь на  юг?
У  меня  есть  знакомый  негоциатор  <Негоциатор  -  крупный   торговец,
специализирующийся  на  каком-то  определенном  товаре.>,   промышляющий
работорговлей. Хочешь...
   - Не хочу, - отрезал Черепанов. - Я  хочу,  чтобы  все  они  исчезли.
Бесследно.
   Наконец  до  Азиния  дошло,  что  спорить   с   кентурионом   Черепом
бесполезно.
   - Ты командуешь, кентурион, - заявил он мрачно. - Но мои люди  делать
этого не будут. Мне это не нравится.
   - Думаешь, мне нравится? - буркнул Черепанов. - У  тебя  есть  земли,
субпрефект?
   Азиний кивнул.
   - Двадцать югеров <Югер - около четверти гектара.> и  еще  два  югера
виноградников. И еще производство кирпичное. С него,  скажу  тебе,  моей
семьи главный доход и проистекает...
   - А тебе понравится, - перебил Черепанов, - когда такие  вот  громилы
сожгут твои виноградники, фабрику кирпичную и вырежут семью?
   - Этого не будет, - надменно заявил Азиний. - Моя земля в  Италии,  к
востоку от Капуи. Варвары до нее не доберутся. Никогда.
   - Они  и  до  Рима  доберутся,  если  с  ними  цацкаться!  -  рявкнул
Черепанов. - Ладно, субпрефект. Вели своим людям выкопать  наверху  ров:
сорок шагов в длину, десять - в ширину. Глубиной  в  пять  локтей.  Дерн
срезать аккуратно. Он потом понадобится. С остальным мы сами  справимся.
Опцион!
   - У меня есть для тебя  работа,  Гай,  -  сказал  Черепанов  старшему
Ингенсу. - Грязная работа...
   К полудню они закончили. На берегу не осталось  ни  одного  германца.
Никого и ничего. Никаких  следов.  Тысячное  войско  Федорикса  попросту
растворилось в воздухе.
   В этом и состоял замысел Черепанова, который  решил,  что  бесследное
исчезновение такого числа людей произведет на их  родичей  куда  больший
эффект, чем просто поражение.
   Впрочем,  кое-что  от  войска  Федорикса  все-таки  осталось.  Помимо
обычных трофеев. Это "кое-что" было сложено  в  большой  мешок,  который
позднее три дня провисел в коптильне одного колбасника, которому за  это
заплатили аж двадцать динариев.
 
*** 
 
   Естественно,  Черепанов  составил  доклад  по   всей   форме,   велел
переписать его начисто и отправить старшему кентуриону Феррату.
   Спустя три дня он получил "ответ". В лагерь  прибыла  неполная  турма
катафрактариев,  коим  было  приказано  "сопроводить  кентуриона-гастата
Геннадия Черепа" в Рим, куда тому следовало прибыть "не  позднее  пятого
дня Сатурналий" <Сатурналии - праздники, посвященные богу Сатурну.>,  то
есть не позднее двадцать второго декабря. А  чтобы  кентурион  успел  за
оставшееся время преодолеть почти пять сотен миль, ему и  сопровождающим
предписывалось воспользоваться сменными  лошадьми  почтовой  службы.  То
есть гонка предстояла еще та. И что ждало на финише - неизвестно.
   С  другой  стороны,  катафрактариям   предписывалось   "сопровождать"
Черепанова, а не "доставить". Это слегка  обнадеживало.  И  -  Рим!  Тот
самый Великий Рим. Что таить, Геннадию очень хотелось на него поглядеть.
   - Счастливчик! - с завистью сказал своему кентуриону Тевд  Трогус.  -
Ты едешь в Рим!
   - Подбери слюни, - ответил ему Черепанов. - Ты поедешь со мной!
   - Да? - Декурион аж подпрыгнул от радости. - Виват Сатурналии!
   И умчался собираться.
   - Volentem fata ducunt, nolentem  trahunt  <Желающего  судьба  ведет,
нежелающего - тащит (лат.).>, - пробормотал Черепанов.
   На следующее утро они выступили.
   Мешок из коптильни колбасника они захватили с собой.
 
Часть четвертая 
РИМСКИЙ ОРЕЛ 
 
   Sine dolore est vulnus quod ferendum est cum victoria
   
 
Глава первая 
РИМ 
 
   - Ты был прав, - с чувством произнес Черепанов. - Это великий город.
   - О да! - Трогус расплылся в улыбке. - Центр мира!
   Они прибыли в Рим через Фламиниевы ворота, а  до  этого  больше  двух
миль ехали по дороге тысяч надгробий, памятников, монументов, склепов...
Во всей империи обочины любой дороги, прилегающей к городу или  поселку,
служили кладбищем. Нет, не кладбищем - растянувшимся на мили  мемориалом
многовековой римской  славы.  Некоторые  памятники  были  восхитительной
красоты: башни, колонны, мраморные статуи; иные  -  попроще:  "скромная"
стела с барельефом под сенью пары  кипарисов;  встречались,  впрочем,  и
простые плиты с профилем умершего и  лаконичной  эпитафией.  Все  время,
пока они ехали  по  Италийскому  полуострову,  Черепанова  не  оставляло
ощущение, что он движется по некоему огромному музею. И дело было  не  в
том, что вокруг - третье столетие: к местному колориту  он  уже  привык.
Сходное ощущение у него возникало во многих европейских городах, живущих
туризмом. Да и не только европейских. В том  же  Питере  -  тоже,  если,
скажем,  пройтись  от  Конюшенной  проходными  дворами  мимо  Капеллы  к
Дворцовой площади. Но здесь это был не отрезок в полкилометра, и даже не
исторический центр Праги или Вены. Сотни миль.  При  том,  что  все  эти
великолепные дороги, обрамленные тысячами памятников и статуй, с храмами
на холмах и не менее великолепными виллами, - все это было не  приманкой
для туристов, а утилитарными транспортными артериями  для  практичных  и
прагматичных римлян. Что же  касается  могил,  то  по  их  количеству  и
роскоши надгробий можно было судить о величине и богатстве города еще до
того, как  впереди  покажутся  ворота.  И  хотя  большая  часть  умерших
находила успокоение не под щедрым южным солнцем, а в темных  колумбариях
римских катакомб, любой путник мог за десяток миль до  ворот  убедиться,
что Рим - величайший из городов. А ведь  вся  эта  роскошь  придорожного
некрополя создавалась, разумеется, вовсе не  для  того,  чтобы  поражать
воображение варваров.
   Только сейчас Черепанов начал по-настоящему понимать, что значит  для
римских граждан их прошлое. Все эти бесконечные склепы и памятники  были
символами не смерти, но  вечной  славы  тысячелетнего  Города.  Нынешние
граждане Рима никогда не  забывали  о  выдающихся  заслугах  предков.  И
говорили о временах  Ромула,  как  современники  Черепанова  -  о  Петре
Первом, о временах Юлия Цезаря - словно о временах своих дедов. А  войны
Траяна, случившиеся более века назад, для Тевда Трогуса, квирита <Квирит
- римский гражданин. До 212 г. римское гражданство давало  тем,  кто  им
обладал, изрядные привилегии, включая освобождение от  ряда  налогов.  В
212 г., незадолго до описываемых событий, император  Каракалла  с  целью
пополнить  казну   уничтожил   эти   привилегии,   предоставив   римское
гражданство  всем  жителям  империи.>  в  пятнадцатом  поколении,   были
примерно как война в Афгане - для самого Черепанова. Правда,  в  отличие
от Афгана те войны не привели к распаду империи, а расширили ее  пределы
и умножили